Глава 15
— Не была? — удивилась я. — Но когда она говорила: «У меня такое положение», я была уверена, что речь шла об этом.
— Скорее всего, она имела в виду свой сомнительный статус сожительницы, — пояснил следователь.
Этими словами он вверг меня в настоящий шок. Я еще могла понять, если бы Сабина вышла замуж за человека, у которого нет денег, но в которого она влюбилась. Но жить с ним безо всяких гарантий и не имея от этого никакой материальной выгоды, а лишь одни проблемы, — это было совсем не в ее характере.
— Вы уверены? — все же уточнила я, хотя и понимала, что он сказал мне правду.
— Инор Гроссер утверждает, что неоднократно пытался узаконить их отношения, но инорита Аккерман отказывалась, мотивируя тем, что ее не устраивает его уровень дохода. Более того, она неоднократно угрожала уйти от него навсегда, если он не начнет зарабатывать приличные деньги.
Очень похоже, что Сабина при всей своей любви голову не потеряла. Деньги у нее всегда стояли на первом месте, и если бы Петер так и не смог обеспечить ей ту жизнь, о которой моя сменщица мечтала, рано или поздно она бы его оставила. Но все равно непонятно, почему Сабина вообще решила к нему переехать. Ведь все считали их семейной парой.
— Как по-вашему, это похоже на правду? — не дождавшись от меня никаких слов, спросил инор Шварц.
— Я слишком плохо знаю инора Гроссера, — честно ответила я. — Он всегда говорил о Сабине как о своей жене. А для нее деньги всегда были очень важны.
— А для вас? — заинтересовался он.
— Инор Шварц, я лишь недавно покинула приют. Денег у меня сейчас совсем нет.
Тут я вспомнила про счет, так некстати опустевший, и загрустила. На эти деньги я не рассчитывала, но все равно было очень неприятно. Как будто мать от меня отказалась еще раз, сочтя недостойной даже такой поддержки.
— Насколько мне известно, в приюте вам должны были дать выходное пособие.
— Оно почти все ушло, чтобы купить необходимое для работы у иноры Эберхардт. Если бы она мне аванс не выдала, мне бы даже еду было купить не на что.
— Добрая, значит, — сказал инор Шварц с непонятной интонацией. Непонятной, но очень неприятной.
— Да, добрая, — твердо ответила я и с вызовом на него посмотрела. — Ее никто не обязывал это делать, но она узнала о моем бедственном положении и не смогла не помочь.
— Не такая это уж великая помощь, — заметил он, разглядывая меня с каким-то странным интересом.
— Возможно, — ответила я. — Но от других я и этого не видела. Разве что Сабина мне помогала — согласилась подождать с оплатой жилья, помогла с одеждой и посудой.
— А сколько она запросила за аренду? — вкрадчиво поинтересовался следователь.
Я озвучила сумму. Все равно теперь Сабине без разницы, знает ли кто о нашей договоренности. Хотя мне казалось, что у инора Шварца это лишь праздное любопытство, ничего полезного для расследования в рассказанном мной не было. Разве что Сабина представала немного с лучшей стороны.
— Эта квартира — личная собственность инориты Аккерман. Если бы она хотела помочь, дала бы возможность пожить в ней просто так, а не назначала грабительскую плату, раза в два превышающую среднюю для таких квартир.
— Собственность? Этого просто не может быть, — запротестовала я. — Откуда у Сабины такие деньги?
— Инор Гроссер утверждает, что от него, — мило улыбаясь, пояснил следователь. — Его слова подтверждаются документом, в котором Сабина обязывалась вернуть в течение года сумму, близкую к стоимости квартиры в таком районе.
Петер одолжил? Маг в состоянии заработать такие деньги за несколько лет, ничего невозможного в этом нет. Скорее всего, одолжил он еще до того, как они стали близки с Сабиной, иначе расписка бы не понадобилась, да и отдельная квартира для Сабины — тоже. Вполне возможно, что она и не планировала деньги возвращать, недаром же отказывалась выходить за него замуж, хоть и уверяла в своей большой и чистой любви. Ее не красило и то, что она хотела содрать с меня много больше, чем положено брать за такие квартиры. Договоренность у нас была на год, Сабина рассчитывала получить кругленькую сумму. А Петеру, поди, сказала, что пустила меня пожить бесплатно. Обманывала она всех знатно. Сможет ли Петер теперь вернуть свои деньги? Неизвестно. Да и мое положение квартиросъемщицы становилось довольно шатким.
— Наверное, я должна немедленно квартиру эту освободить?
— Почему вдруг? Живите пока, никто вас не выгонит, — ответил инор Шварц. — Квартиру опечатывать мы не будем, только обыск в ней проведем.
— Обыск? — испуганно переспросила я. — А что вы думаете там у меня найти?
— Не у вас, у хозяйки квартиры. Она могла хранить там вещи или документы, которые прольют свет на случившееся. В доме инора Гроссера мы ничего не нашли. Сейчас у нас, увы, даже малейшей зацепки нет, а найти того, кто это сделал, нужно непременно как можно быстрее — уж больно нехорошую магию там использовали.
Но Петер говорил совсем о другой причине смерти.
— Но инор Гроссер сказал, что ее зарезали, — вспомнила я.
— Зарезали, да. Но магией там не просто пахнет — смердит. Кстати, а почему вы, с таким, прямо скажем, приличным Даром, пошли работать простой продавщицей? — небрежно спросил он.
Глаза его были столь внимательны, что сразу было понятно, вопрос этот — не праздное любопытство, а вся предыдущая беседа подводилась к нему. Главное — усыпить бдительность и огорошить неожиданностью. Но для меня такие вопросы неожиданными уже не были.
— О том, что он у меня приличный, я узнала, уже работая продавщицей, — ответила я. — В приюте меня не сочли нужным отправить в Академию, хотя и способствовали росту Дара. — В ответ на его вопросительный взгляд я пояснила: — Я там накопители заполняла и приютские, и монастырские.
— Постойте, а что, никаких занятий с вами не проводили?
— Нет.
Он недоверчиво на меня посмотрел, но решил не переспрашивать. Наверняка собирается лично узнать у руководства приюта. Вот пусть ему и отвечают, почему мой вклад в жизнь приюта оказался намного более весомым, чем его — в мою. Мне такие вопросы задавать там бессмысленно. В лучшем случае не ответят, в худшем — попеняют на черную неблагодарность. Но жаловаться на них мне тоже не с руки — кормили, поили, учили, да и из приюта выпустили не просто так, а с направлением на фабрику и с необходимыми вещами. А в Академию, если все будет хорошо, я и сама поступить могу в следующий набор, не так уж долго его ждать.
Инор Шварц опять начал задавать странные вопросы, на мой неискушенный взгляд, никак не связанные с убийством Сабины. Но следователь все же что-то находил, так как на листах бумаги, по которым бегал самопишущий артефакт, постоянно появлялись новые заметки. Иногда я даже заглядывалась на него, на артефакт разумеется, не на следователя. Такие красивые ровные строчки у него выходили, а буквы — просто загляденье. У меня хороший почерк, грех жаловаться, но до такого совершенства ему было далеко.
— А чернила в нем тоже сами вырабатываются? — не удержалась я.
— Нет, — инор Шварц проследил за моим взглядом. — Это самый простой вариант, туда их надо доливать по мере расходования.
Неожиданно мы разговорились об артефактах, облегчающих обычную жизнь. Самое забавное, что самопишущий представитель этой братии продолжал свою работу, тщательно записывая лекцию, которую мне сейчас читали. Инор Шварц опомнился, выругался сквозь зубы, вытащил испорченные листы, посмотрел и протянул мне.
— Возьмите. Мне это точно не нужно, а вам и пригодиться может.
— Спасибо.
Я осторожно взяла лист, удивленно поглядывая на следователя. С чего вдруг такая доброта? Но он ничего объяснять не стал. Поспрашивал меня еще с полчаса и отпустил. По его усталому и разочарованному виду очень было похоже, что от меня ничего нового узнать не удалось.
— Штеффи, детка, тебя куда-то направляют? — обеспокоенно спросил Эдди, когда я вышла из кабинета с бумагами в руках.
Надо же, все же решил меня дождаться, хотя я и была против.
— С чего вы это взяли, инор Хофмайстер?
Он кивнул на стопку листов в моих руках. Я тоже не стала ничего говорить вслух, просто протянула ему то, что дал мне инор Шварц. По мере того как Эдди изучал все это, на лице его проступало все больше и больше удивления.
— С чего это он вдруг к тебе проникся? — подозрительно спросил он. — Между нами, детка, редкая сволочь этот Шварц.
— Инор Хофмайстер, было бы неплохо, если бы вы перестали обсуждать меня перед дверями моего кабинета, — раздалось из переговорного артефакта.
Эдди выругался и, видно, хотел по привычке сплюнуть на пол, но не стал. Действительно, может, здесь кроме подслушивательных артефактов еще и подглядывательные есть? Он ухватил меня за руку и потянул на выход. Сопротивляться я не стала — мне и самой не очень хотелось здесь находиться. Я даже вздохнула с облегчением, очутившись на улице, так на меня давила унылая серость этого отделения Сыска, которая там и осталась. А снаружи было солнце и яркие клумбы. И неприятный тип по соседству…
— Чем вам так не нравится инор Шварц? — спросила я у Эдди.
— Да была там одна историйка. — Он покрутил свободной от меня рукой в воздухе. — Мне отец рассказывал. Давно было, правда.
— Да что было-то?
— Даже не знаю, могу ли я тебе это рассказать, — он с явным сомнением на меня посмотрел, а мне неожиданно стало так интересно, что я даже к нему немного подалась. — Вот разве что пригласишь меня вечером на чай…
Интерес у меня пропал сразу. Ничего такого он не знал, а просто опять пытался подкатить. Но сейчас я себя чувствую совсем не так, как в тот вечер, и в случае чего постоять за себя смогу.
— Сабина уже доприглашалась, — мрачно ответила я.
— А что Сабина? — Эдди сделал удивленный вид. — Не думаю, что ее смерть как-то с чаем связана. Шварц не говорил ни о каких чайных чашках на месте преступления.
— Инор Хофмайстер, ее убили, а вам все шуточки! — взорвалась я. — Имейте уважение к чужой смерти!
— Да какие уж шуточки, — проворчал он. — Только знаешь что, жадная она была, твоя Сабина. Жадность ее наверняка и погубила.
С этим я не могла не согласиться, особенно после того, как узнала, что она собиралась на мне заработать. А с другой стороны, Сабина мне столько собственных вещей отдала, за которые даже медной монетки не попросила. И за квартиру я ей не успела ни разу заплатить, а теперь уже и платить некому. На глаза навернулись слезы.
— Детка, ты чего разнюнилась? Уж она-то по тебе реветь бы не стала.
— Да откуда вы знаете, инор Хофмайстер? — резко сказала я.
— Потому что я очень хорошо знаю таких, как она, — серьезно ответил он, пристально глядя прямо мне в глаза. — Для таких чужая жизнь ничего не стоит. Для них существуют только они и их желания, для которых нужны деньги. Много денег.
— Она любила Петера, — запальчиво сказала я. — Вы же не будете утверждать, инор Хофмайстер, что в ее отношении к мужу был только голый расчет?
— Скорее всего, был, — задумчиво ответил Эдди. — Мы просто о нем не знаем. Не верю я в чистую любовь со стороны Сабины, и все тут. Ни разу она в таком замечена не была.
Расчет был, и я о нем знала, но рассказывать про заем на квартиру не стала. Это только подтверждало его слова, а мне ужасно хотелось, чтобы он оказался не прав. Хотя бы в этом вопросе. Эдди дорогой молчал, наверное, пытался для себя выяснить подоплеку Сабининого отношения к Петеру. Задумчивость его так и не прошла за то время, пока мы добирались до магазина иноры Эберхардт. И радости озарения от понимания на его лице так и не появилось. Да, для тех, кто не знал о данных Сабине деньгах на квартиру, ее отношение к мужу выглядело чуть ли не жертвой. Но Эдди в такое ни за что бы не поверил.
На двери магазина висело объявление, что он закрыт. Никаких дополнительных объявлений о причине не было. Но такое событие не утаишь — центр города, сплетни разнесутся очень быстро. Эдди подергал ручку, но парадный ход признавать его не желал, а сигнальный артефакт при входе был отключен, поэтому мы пошли к черному ходу, дверь которого признавала нас обоих.
Инора Эберхардт сидела в торговом зале в кресле для покупательниц и мрачно смотрела на чашку, стоявшую перед ней. Но она ее не видела, взгляд скользил сквозь предмет, не фокусируясь на нем. Рядом с таким же безучастным видом сидел Петер. Наш приход остался ими не замеченным.
— Маргарета, ты себя уморить хочешь?
Инора Эберхардт вздрогнула, взгляд ее обрел осмысленность, она даже попыталась нам улыбнуться.
— Мы с инором Гроссером чай пьем, — сказала она тихо.
— Вижу я, как вы чай пьете, — проворчал Эдди. — Он уже давно остыл.
— Я заварю новый, инора Эберхардт, — предложила я.
— Да, спасибо, Штефани, — ей все же удалось мне улыбнуться. — Завари. А потом можешь идти домой. Ни к чему тебе здесь сидеть.
Петер и она сама выглядели такими убитыми горем, что я непременно задержалась бы, если бы не обыск, который должны провести сегодня у меня дома. Не знаю, что они там собирались найти. Лишних вещей в квартире не было. Да и не только лишних — зачастую там не хватало самого необходимого. Возможно, они думали найти какие-то записи? Но бумага была только в книгах, а больше там даже самого маленького ее клочка не сыскать. Уж я-то точно знаю — ни одного невычищенного уголка у меня не осталось, а значит, все, что можно было найти, я уже нашла. Но находить особо, кроме мусора, было нечего…
И в самом деле, не успела я прийти, как раздался стук в дверь. Я ее открыла и застыла в удивлении. Кого-кого, а Рудольфа я совсем не ожидала увидеть. Но потом я заметила с ним рядом незнакомого инора и вспомнила, где работает этот мой «поклонник». Все сразу стало на свои места.
— Инор Брайнер, как я понимаю, вы пришли обыскивать квартиру Сабины?
— Штефани, я должен тебе объяснить…
— Мне ваши объяснения не нужны. Я и без них поняла, что наша первая встреча была вызвана служебной необходимостью.
— Штефани, да ты все неправильно поняла.
— Руди, может, приступим к делу, а поболтать ты и потом сможешь, — потерял терпение его напарник.
Я посторонилась и пропустила их внутрь Сабининой квартиры. Мне скрывать нечего. Рудольф виновато на меня посмотрел, но больше ничего говорить не стал, прошел мимо и приступил к тому, ради чего пришел. Я думала, что они сразу начнут перебирать вещи, но сыскари повытаскивали кучу артефактов, расставили в разных концах квартиры и начали перебрасываться непонятными фразами. Рудольф был полностью сосредоточен на деле и на меня не обращал ни малейшего внимания, словно я стала еще одним платьевым шкафом или тумбочкой. Мне это показалось настолько обидным, что я от них отвернулась и начала смотреть во двор.
— Инорита Ройтер, вы не покажете, где ваши вещи? — тронул меня за плечо напарник Рудольфа. — Чтобы нам сразу их отложить и не осматривать.
— Да у меня вещей-то, — я кивнула на стул, на котором только что успела сложить все, что было взято из приюта, — как чувствовала, что это понадобится. — А остальное здесь Сабины. Даже платье, которое на мне. Вы его тоже осматривать будете? Мне его снять?
— Штефани, — поморщился Рудольф, — не надо так.
— Для вас я — инорита Ройтер.
Я опять отвернулась к окну. Мне совсем не хотелось смотреть, как они роются в вещах, которые уже начинала считать своими. И Рудольфа с его обиженным лицом тоже не хотела видеть. Наверное, актерскому мастерству его с пеленок обучали.
— Оба-на! — раздался довольный голос за моей спиной. — Оно?
— Похоже, оно, — неохотно подтвердил Рудольф.
Я повернулась. Их пристальное внимание привлекло одно из платьев Сабины, то, у которого на юбке было большое жирное пятно. Я все подумывала им заняться, уж очень платье хорошо было — чуть переливающаяся ткань, нежные золотистые кружева… Внезапно мне пришло в голову, что ткань похожа на ту, что была на клиентке иноры Эберхардт. Той, которая оказалась моей матерью. Да нет, не может же быть у Сабины платье эльфийского шелка?
