Глава 16

— Это платье Сабины, — зачем-то пояснила я, хотя меня ни о чем не спрашивали.

— Да мы и не сомневаемся, инорита, что оно вам принадлежать не может, — ответил напарник Рудольфа.

— Потому что у меня не хватит на него денег? — обиженно спросила я.

Ну да, где уж таким нищенкам носить столь дорогие платья! Я даже о ценности его догадалась, лишь когда меня ткнули носом. А раньше лишь смотрела и думала, что отчистить бы пятно, и был бы замечательный наряд на какой-нибудь торжественный выход. Но торжественных выходов не предвиделось, так что все желанием и ограничивалось.

— Потому что девушка, которой оно принадлежало, пропала до того, как ты покинула сиротский приют, — слегка смущенно пояснил Рудольф. — Я видел только описание, но очень уж вещь характерная, спутать сложно.

— Пропала? — Я вопросительно на него посмотрела.

— Тебе наверняка рассказывали про Марту, что до тебя была? Это ее платье. Она из очень обеспеченной семьи, но поругалась с родителями и решила сама зарабатывать на жизнь. С матерью она поддерживала переписку, хоть и не брала у нее денег, и та сильно обеспокоилась, когда известий от дочери долго не приходило.

— Мне сказали, что она уехала, — растерянно сказала я.

— Инора, у которой Марта снимала комнату, тоже так говорит. Что собрала вещи и уехала. Но к ней была применена ментальная магия. Когда ее допрашивали, остался лишь легкий след, почти неуловимый.

Ментальная магия? Богиня, во что же я ввязалась? Я испуганно на него посмотрела.

— Брайнер, лишнее болтаешь, — проворчал его напарник.

— Штефани не может быть замешана. Она все это время была в приюте.

— Может, не может, откуда тебе знать? Аккерман позвала ее, не какую-нибудь другую инориту, значит, были на то основания. Да даже если не замешана, может проболтаться тому, кто замешан.

Он уставился на меня с подозрением. Я даже растерялась. Как себя вести в ситуации, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала, меня не учили. Непонятно даже, в чем меня обвиняют. В том, что я могу рассказать неизвестно что неизвестно кому? Да я почти ни с кем не разговариваю!

— Да ладно тебе, видно же, что инорита ни при чем, — запротестовал Рудольф.

— Молод ты еще, — наставительно заявил в ответ этот неприятный тип, хотя сам был не так уж и стар. — Увидел хорошенькую девушку и сразу решил — она ни при чем. А потом из-за таких красоток получишь проблемы на свою голову. Серьезные проблемы. Или ты решил во всем пример со Шварца брать?

— Я не просила мне ничего рассказывать, — резко дернулась я. — Сама я никому ничего не расскажу.

Я хотела было вообще из комнаты выйти. Пусть дальше без меня продолжают. Помощи от меня никакой, а мне от них — одно расстройство. Даже успела пару шагов к двери сделать.

— Инорита Ройтер, куда это вы? — подозрительно прищурился напарник Рудольфа.

— Докладывать о ваших находках, — мрачно ответила я. — Правда, пока не знаю, кому, но по дороге непременно решу.

— Потом доложите, — странно, но он явно смягчился и даже улыбался. — А пока расскажите, что вы знаете про это платье.

— Да ничего я про него не знаю.

Напарник Рудольфа недовольно прищурился и зубом цыкнул даже как-то угрожающе. Неприятно. Запугивающе. Видно было, что это у него давно отработано. На тех красотках, проблем от которых он опасается получить на свою голову.

— Инорита Ройтер, мое замечание о лишней болтовне к вам не относится. Напротив, то, что вы знаете, может помочь найти убийцу вашей подруги. Итак?

Я недоуменно на него посмотрела. Да что я могу рассказать про это платье? Я его видела только мельком, когда в шкаф заглядывала. Платье было совсем не повседневное, для меня интереса не представляло, хотя я и подумывала над тем, чтобы его очистить. Только вот…

— Когда я впервые увидела это платье, пятно было намного меньше, — выпалила я.

— Что? — удивился сыскарь.

— Пятно было намного меньше — в пол-ладони величиной. Я тогда подумала, что легко вывести можно будет. А сейчас оно вон как расползлось.

Сыскарь лишь скептически хмыкнул, но Рудольф пристально начал рассматривать подол платья. Он даже лупу достал из кармана и изучал это несчастное пятно так, что мне интересно стало, что же он там найти собирается. Пятно и пятно, отвратительно выглядящее на такой красивой ткани.

— Гляди, — ткнул он напарника в бок, — вот видны следы старого пятна, как раз такого, о каком говорила Штефани.

— Инорита Ройтер, — скучным голосом поправил его этот зануда. Но тут же его взгляд оживился, теперь и он не менее пристально рассматривал этот несчастный подол, вертя его и так и этак. — Действительно следы есть. Но зачем нужно было заливать старое пятно?

— Скорее всего, чтобы Штефани, то есть инорита Ройтер, его случайно не надела, — гордо пояснил Рудольф. — Не знаю, откуда у Сабины появилось это платье, но к Гроссеру она забрать его не могла — тот сразу бы опознал в нем вещь Марты.

И тут я вспомнила, как в тот день, когда Эдди провожал меня домой, Сабина уже была в этой квартире. Я тогда очень удивилась, что она пришла, поговорила ни о чем и ушла. Никаких емкостей с маслом я тогда при ней не заметила, но бутылочка могла быть маленькой и полностью поместиться в кармане или сумочке. Но зачем ей вообще хранить это платье, если она не могла его носить? Не проще ли было от него сразу избавиться?

— Оно очень дорогое, — ответил мне Рудольф, и я поняла, что вопросы свои задала вслух. — Наверное, жадность победила осторожность. Возможно, собиралась перешить его, поменяв фасон. Но ткань при этом спрятать все равно не удалось бы. Что Аккерман думала — сейчас уже не спросишь.

— А не могла Марта незадолго до своего исчезновения ей это платье отдать? — предположила я. — Из-за этого самого пятна. Сабина мне не кажется способной на серьезное преступление, а вот скрыть вполне могла…

— Штефани, вот ты бы отдала кому-нибудь бриллиантовое колье из-за того, что один из зубчиков, удерживающий камень, отогнулся? А платье стоит не меньше.

Я слабо представляла стоимость бриллиантового колье, так что для меня сравнение было не очень удачным, единственное, что поняла, — платье не просто дорогое, а очень дорогое и уникальное. Такие платья не дарят случайным людям. Их не выбрасывают, потому что надоели, вышли из моды или испачкались. И место им — не в моем шкафу среди приютских платьев…

— Тогда, может, хотела, чтобы Сабина это пятно убрала? — предположила я. — Нас учили такому.

— Хозяйка платья была магичкой, не очень сильной, правда, но бытовые заклинания ей были доступны, — ответил напарник Рудольфа. — Обращаться по такому вопросу к девушке без Дара она бы не стала, сама справиться могла.

Других предположений, как к Сабине могло попасть это платье, у меня не было. Ситуация вырисовывалась нехорошая. Девушка, работавшая вместе с Сабиной, пропадает вместе со всеми вещами, одна из которых оказывается здесь.

— Интересно, а остальные не могут принадлежать пропавшей инорите? — задумчиво сказал напарник Рудольфа, имени которого я так и не услышала за все это время. Он уже который раз перебирал висевшие в шкафу платья. — На первый взгляд, все они не очень дорогие…

— Вот эти я надевала на работу, — вспомнила я. — Если бы они принадлежали пропавшей Марте, то инора Эберхардт непременно бы это отметила, правда?

— Правда. Если только…

Он выразительно посмотрел на Рудольфа, и я сразу додумала то, что он не договорил. Если только сама инора Эберхардт не замешана в исчезновении своей продавщицы. Сабина, когда очень долго отсутствовала, говорила Петеру, что ходила по делам нашей нанимательницы. Но какие там могли быть дела? Разве что отнести заказ покупательнице? Все необходимое либо доставляли с фабрики «Хайнрих и сын», клеймо которой было на упаковках, либо привозил инор Хофмайстер. Что он привозил и откуда, для меня оставалось загадкой. Но подозрения были. Скорее всего, там находилось что-то, недавно сделанное с помощью орочьего шаманства. В нашем приюте ходили слухи, что маги, впервые встретившиеся с его проявлением, реагируют как раз так, как я, — тошнотой и обмороками. Получается, дел у Сабины от иноры Эберхардт быть не могло, или были такие, о которых посторонним не рассказывают, а мне никогда не догадаться. Но если они были у одной продавщицы, то должны были быть и у другой?

— Скажите, иноры, а Марта, которая пропала, она тоже по вечерам исчезала, как Сабина?

— Ее квартирная хозяйка утверждает, что девушка вела очень размеренный образ жизни и по вечерам нигде не бывала.

— Брайнер, опять болтаешь!

Рудольф пожал плечами с видом «Да что такого я сказал, чего бы она сама не могла узнать от других», но больше к сказанному ничего не добавил. Но услышанного было достаточно. Пропавшая девушка ни по каким делам иноры Эберхардт по ночам не ходила. Это могло означать как то, что моя нанимательница ни в чем не замешана, так и то, что она в свои грязные делишки не посвятила вторую продавщицу. Но Марта работала дольше Сабины, а значит, тоже должна была быть замешана, а иначе не проработала бы так долго. Нельзя скрыть от человека, который постоянно рядом, странности, происходящие в магазине постоянно. Подслушанный мной разговор говорил не в пользу иноры Эберхардт. Но рассказывать ли о нем сыскарям? Про остальное я рассказать не могу. Я решила не говорить. Наверное, это было глупо, но я почему-то была совершенно уверена, что моя нанимательница невиновна в исчезновении одной и смерти другой своей продавщицы. Я могу ошибаться, тогда тоже оказываюсь под ударом, но жить, никому не доверяя, попросту страшно. Не может же быть, что все вокруг врут.

— Инорита Ройтер, у вас какие-то соображения были или вы просто так спросили? — удосужился поинтересоваться напарник Рудольфа.

— Сабина часто вечерами пропадала, Петеру она говорила, что ходила по делам иноры Эберхардт…

— А откуда вы знаете, что она говорила инору Гроссеру?

— Он ее здесь пару раз искал, — пояснила я.

Они переглянулись.

— Он тоже приходил в твое отсутствие? — спросил уже Рудольф.

— Нет, инор Брайнер, — подчеркнула я обращение, — он всегда стучал в дверь. — Подумала и добавила: — Были ли у него ключи, не знаю.

К чему ему было сюда приходить в мое отсутствие? Что ему могло быть здесь нужно? Личных вещей у меня почти нет, вещей Сабины довольно мало. Думаю, опись всего находящегося в квартире вошла бы на половину листочка, которые лежали сейчас на столе рассыпанной кучкой.

— И как назло, ни одного тайника! — неожиданно сказал напарник Рудольфа. — Уж могла бы эта Аккерман спрятать что-нибудь для нас полезное. А так…

— Но платье же…

— А что платье? Даже если окажется, что оно пропавшей девушке принадлежит, все равно теперь никого не спросишь, как и когда оно здесь появилось. Известно лишь, что когда сюда заселилась Ройтер, платье в шкафу уже висело.

Похоже, «не болтать» на напарника Рудольфа не распространяется. Он продолжал вполголоса ворчать, что попробуй такое дело, связанное с магией, распутать, если никаких зацепок нет. Никто не знает, куда и зачем ходила Сабина, а ее сожитель — настоящий придурок, отвалить такую сумму алчной, практически посторонней девице в обмен на расписку, а саму расписку хранить даже не в сейфе, а в книге по магии, как какую-то неважную бумажку.

— Он просто доверял Сабине, — попыталась я встать на защиту Петера.

— Вот и додоверялся, — хмуро ответил мне сыскарь, — ни жены, ни денег, ни зацепок у нас, кто и почему ее убил. Может, даже он сам.

— А ему-то зачем? — недоуменно спросила я.

— Мало ли, — веско ответил он мне.

Но дальше развивать эту тему не стал, слишком уж дико прозвучало его предположение даже для меня, а уж они точно фантазировать на такие темы не должны. Факты, и только факты.

— Штефани, мы платье это забираем, — сказал Рудольф. — Если вдруг окажется, что к пропавшей девушке оно отношения не имеет, его тебе вернут.

— Ага, не имеет, — скептически хмыкнул его напарник. — Брайнер, таких совпадений не бывает.

— А остальные платья? — я указала на шкаф.

— Я опись одежды пропавшей Марты наизусть знаю, — вздохнул Рудольф, подтвердив мои самые худшие подозрения. — Ни одно описание к этим платьям не подходит.

Мне выдали бумагу об изъятии у меня столь ценной вещи. Я расписалась на нескольких листах, даже особо не всматриваясь, что там подтверждаю, настолько от всего устала к концу этого бесконечного дня.

— Штефани, поужинаем сегодня вечером? — на удивление нерешительно спросил Рудольф.

— Мне кажется, инор Брайнер, на сегодня с меня допросов хватит, — резко ответила я. — Все равно вы от меня не узнаете больше, чем я сказала.

— И правильно. — Напарник Рудольфа неодобрительно на него посмотрел. — Хуже нет ничего, чем со свидетельницами по делу на свидания бегать.

— Не на свидание, а на допрос, — мрачно поправила его я.

— Штефани, ты же понимаешь, что это не так, — ответил Рудольф.

— Ничего я не понимаю и понимать не хочу. Обыск вы уже закончили, не так ли?

Я выразительно посмотрела на дверь. Рудольф покосился на своего напарника, но решил не продолжать при нем этот разговор. Ушли они вместе. Дверь за ними я закрыла с облегчением. А потом не выдержала и разревелась. Здесь было все — и жалость к Сабине с ее непонятно кому нужной смертью, и обида за то, как она хотела со мной поступить, и унижение от того, что посторонние мужчины рылись в вещах, которые были почти моими… Но больше всего меня почему-то расстраивало, что интерес ко мне Рудольфа — только профессиональный.