Глава 22

Следующим вечером раздался звонок в дверь и, открыв ее, Фэй обнаружила на пороге Джейн Ллойд, у которой был весьма встревоженный вид.

– Джейн… Миссис Ллойд, – поприветствовала ее Фэй.

– Добрый вечер, миссис О’Нил. Я пришла к вам с личной просьбой. Не ради себя, – добавила она таким тоном, что сразу стало ясно, что она скорее бы умерла, чем стала бы просить Фэй об одолжении. – Речь идет о моей матери. Видите ли, она… – Ее голос дрогнул, и она замолчала, пытаясь обрести самообладание. – Она умирает и хочет видеть вас.

– Умирает? – Фэй в ужасе прижала ладонь ко рту. – Не может этого быть. Ведь еще вчера она была в полном порядке.

– Врачи сказали, что у нее острая пневмония. Она всю ночь просидела у открытого окна. Понимаете, холодный воздух… В ее возрасте малейшее охлаждение… – Джейн так сильно сжала сумочку, что костяшки пальцев побелели, и она с трудом продолжила:

– Надеюсь, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы проявите милосердие и поедете со мной в больницу. Она очень волнуется и… – Голос ее стал совсем тихим, она с трудом говорила. – Пожалуйста, миссис О’Нил. Мать просит, чтобы вы пришли, ведь времени почти не осталось…

– Конечно, обязательно поеду. Просто дайте мне пару минут, чтобы предупредить полицию. Ведь за домом идет постоянное наблюдение.

– Хорошо.

Фэй шла по слабо освещенным тихим коридорам старой больницы, и ей казалось, что стены давят на нее. Когда двери лифта закрылись, к ней повернулась Джейн Ллойд.

– Мама сейчас не в психиатрическом отделении, – мрачно сообщила она. – Из-за того, что ее состояние ухудшилось.

– Понимаю, – ответила Фэй. На самом деле она мало что понимала в происходящем и молила Бога дать ей силы перенести эту встречу с состраданием и добротой и выпытать хоть немного информации, не прибегая к унизительным мольбам в попытке найти своих малышей. Уже два дня она терялась в догадках, где же они находятся, и находилась на грани отчаянии.

Двери лифта открылись, и женщины пошли по коридору мимо поста медицинской сестры, мимо палат, в которых через открытые двери видели изможденных пожилых женщин, видимо, страдавших болезнями разной степени тяжести. Пациентки лежали на спине, уставившись в светлый потолок, в окружении множества трубок и мигающих приборов. Иногда сквозь приглушенные разговоры и обрывки молитв и причитаний доносился едва слышный страдальческий стон. Общая атмосфера обреченности усиливалась горьким запахом лекарств и антисептиков.

Фэй прошла до конца коридора и оказалась в палате, такой же тесной и слабо освещенной, как и другие. Венди лежала, свернувшись клубочком на узкой больничной кровати спиной к двери, повернувшись к окну. Она всегда очень следила за своей внешностью, надевая кружевную накидку или красивую брошь. Но сейчас ее было сложно узнать в выцветшем сером больничном халате с закатанными рукавами, оставлявшими открытыми тонкие руки, из которых торчали прозрачные трубки. Ее еще недавно цветущее лицо было покрыто смертельной бледностью, а чудесные пышные седые волосы в беспорядке разметались по подушке. Фэй тут же подумала, что трудно отыскать место, менее подходящее для Венди. Если ей суждено умереть, то это должно произойти дома, в бывшей детской, которую она так любила и где провела всю свою долгую жизнь в окружении сказочных сцен, изображенных на стенах, любимых книг, забавных фарфоровых статуэток, которыми она так дорожила. Но только не в этом холодном, безликом месте.

Венди внезапно жалобно застонала, и Фэй бросилась к ее кровати.

– В какой-то момент ее сознание проясняется, а потом снова наступает затмение, – произнесла Джейн за ее спиной. – Мама, – продолжила она более громким голосом, склоняясь к Венди, – мама, миссис О’Нил пришла. Фэй… пришла тебя проведать…

Венди пошевелилась, ее веки задрожали. Она медленно повернулась – было видно, что это стоит ей немалых усилий – и произнесла тихим хриплым голосом:

– Фэй? О, моя дорогая девочка. Неужели это вы?

– Да, Венди, – ответила Фэй, беря ее за крошечную руку, которую старушка с трудом ей протянула ей. – Да, это я.

На тонких губах Венди появилась робкая улыбка. Фэй на мгновение показалась, что в ее глазах она прочла облегчение.

– Вы все-таки пришли… Я знала, что вы это сделаете.

В этот момент Фэй в светло-голубых глазах старой женщины заметила призрак былой Венди.

Теперь она испытывала по отношению к ней лишь жалость и любовь. В ее сердце не осталось места для ненависти к Венди.

Венди потянула ее за руку, вынуждая склониться ниже.

– Мне очень жаль, – выдохнула она, нежно сжимая ее руку. – Я не хотела вас огорчить. Это так безответственно с моей стороны, что я разрешила им уйти.

– Ничего страшного, – ответила Фэй, похлопывая ее по руке. – Вам нельзя переутомляться.

– Я просто подумала… Что они будут счастливы там… Боже, что я наделала…

Фэй чувствовала, что ее сердце разрывается – одна половинка принадлежала Венди, другая Мэдди и Тому, и ее глаза наполнились слезами. Она сильнее сжала руку Венди и склонилась ниже.

– Пожалуйста, Венди. Скажите мне, где они находятся. Куда они направились? Кто-то приходил за ними в дом? Прошу вас, Венди, вспомните хоть что-то…

Венди нахмурила тонкие брови.

– Питер сказал… – начала она прерывающимся голосом, а потом замолчала и облизала пересохшие губы. – Помню, что Питер пообещал вернуть их домой во вторник.

– Но вторник уже сегодня! – в нетерпении ответила Фэй.

Венди неожиданно пришла в крайнее возбуждение. Ее голова заметалась по подушке, а маленькие руки заколотили по кровати. Она крепко схватила Фэй за запястье.

– Вы должны открыть окно!

Фэй от неожиданности отпрянула.

– Пожалуйста, Венди! – воскликнула она. – Не надо больше этой чепухи по поводу открытых окон. Мне нужны только факты. Я хочу услышать правду. Пожалуйста, помогите мне, Венди!

– Нет-нет, – взволнованно выпалила Венди, пытаясь приподняться. – Я и говорю правду, дитя мое. Вы должны подняться в детскую и открыть окно. Питер вернется с вашими детьми. Сегодня же! Если он увидит, что окно закрыто, то рассердится. Я-то его хорошо знаю. Он улетит обратно в Нетландию с Мэдди и Томом просто из вредности. И вы их никогда больше не увидите.

Фэй остолбенела, не в состоянии что-либо ответить или двинуться с места.

Венди снова взяла ее за руку и заглянула ей в лицо. Ее собственные глаза снова горели лихорадочной решимостью.

– Я знаю, как вам трудно. Вы предпочитаете логику и здравый смысл. И вы испытываете страх перед неизвестным. Но на этот раз вам следует отбросить все сомнения и страхи и просто поверить в чудо. Непременно нужно верить. Вот почему я и позвала вас сюда. Мне надо было все сказать вам, пока не стало слишком поздно. – Она устало уронила руки на постель и снова бессильно откинулась на подушку.

Закрыв глаза, Венди взволнованно прошептала:

– Откройте… Окно.

Это была странная ночь, полная тишины, от которой мурашки бежали по коже. Небо было усеяно яркими звездами. Клочья серебристых облаков плыли по небу, словно кораблики под полными парусами, время от времени закрывая убывающую луну. Фэй нервно ходила взад-вперед по саду, где ее дети столь усердно трудились летом под золотыми лучами солнца. Маленький дворик, где они были так счастливы, казался сейчас таким пустым и напоминал тюремный двор, от чего у нее сжималось сердце. Странная тяжелая тишина лишь усугубляла ее напряженное ожидание. Она стояла в саду, и нервы ее были натянуты до предела. Неопределенность и бездействие просто убивали. Она все потеряла: детей, Венди, Джека. Фэй остро ощущала одиночество и была на пороге крайнего отчаяния.

Последние из прекрасных цветов, посаженных Мэдди, были сломаны грозовым ветром и лежали увядшие, как все надежды Фэй. Мощенная плиткой дорожка была усеяна листьями, безжалостно сорванными с деревьев. На улице стояла мрачная, гробовая тишина, словно вся магия сада исчезла вместе с Мэдди и Томом.

Облака снова закрыли луну, погружая сад в полную темноту. Фэй, словно слепая, спотыкаясь, брела по дорожке, неловко цепляясь руками за кирпичную стену и холодные спинки чугунных кресел. Ей не терпелось приблизиться к бронзовому изваянию Питера Пэна, сказочного героя, который стал для нее ангелом мщения. Она смотрела в его лицо, на котором застыло дерзкое выражение, словно пытаясь заставить его заговорить. Но бронзовый мальчик просто смотрел на нее в ответ со своей неизменной дразнящей улыбкой.

Фэй оперлась на фонтан, упрямо выпятив подбородок, и изо всех сил выкрикнула, вложив в эти слова идущую из глубины души боль:

– Ну хорошо, я это признаю! Я действительно в тебя верю!

И уже тихим голосом добавила:

– Когда-то давно я в тебя верила. Каждую ночь оставляла окно открытым, чтобы ты мог прилететь. Сидела в кровати, зевала, дрожала от холода у окна и ждала, ждала, ждала… Я даже звала тебя по имени. Мне было так одиноко, но я была уверена, что ты меня услышишь и прилетишь.

Ее глаза сверкали от волнения.

– Но ты так и не появился! А когда об этих глупых мечтах узнали другие дети, они жестоко высмеяли меня. – Фэй вздохнула и смахнула навернувшиеся на глаза слезы. – В конце концов я закрыла окно. А после всех несчастий с Робом я и вовсе заперла его. Поклялась, что больше никогда в жизни не буду такой глупой и наивной.

Но Питер Пэн лишь продолжал самодовольно улыбаться.

Фэй наконец сдалась. Чувствуя себя полной идиоткой, она подняла голову и принялась вглядываться в бесчисленные звезды, сияющие в небе. Лишь два дня назад Джек сжимал ее в объятиях так крепко, что она чувствовала биение его сердца, и показывал тот же самый туманный светящийся звездный шлейф на небе. Казалось, что прошла уже тысяча лет. Джек рассказывал, что эта видимая полоса света – Млечный Путь – лишь крошечная часть сотен миллиардов звезд нашей Галактики, которая носит то же название. Кто мы такие, чтобы сомневаться, что в глубинах Вселенной возможно все. Возможности так же бесконечны, как и число звезд. Надо просто верить.

Верить… Она обхватила себя руками, чувствуя беспомощность, как ребенок, которым она когда-то была, одинокий ребенок, мерзнущий перед открытым окном. Неспособный что-либо изменить в этом мире. Корабль без руля и ветрил, моряк без компаса…

Фэй в отчаянии прижала сжатый кулак ко лбу.

– Боже, как бы я хотела снова обрести веру.

И вдруг откуда-то донеслись звуки музыки. Она наклонила голову вбок, напрягая слух, чтобы получше расслышать раздававшуюся в воздухе знакомую мелодию, которую кто-то играл на тростниковой флейте. Она начала тихонько подпевать, сначала робко, а потом все громче и громче. Музыка словно звала ее в дом. Она прошла мимо своей квартиры, где двое полицейских развлекались тем, что играли в карты, дежуря у телефона, и пошла вверх по лестнице в детскую. Музыка в ее голове звучала все сильнее, и сердце наполнялось надеждой. Продолжая напевать неизвестную мелодию, она обошла детскую, трогая разбросанные вокруг диковинные вещицы и пытаясь найти ключ к разгадке. Во время этих поисков она вдруг вспомнила слова Венди: верить, просто потому, что так надо.

Что это означало? Во что нужно верить? В то, что ее дети к ней вернутся? Что Джек снова появится в ее жизни? В своем последнем письме он с ней попрощался. Если бы ее сердце могло еще чувствовать, оно было бы разбито…

Она напряженно размышляла, пытаясь понять, что же такое истинная вера. Признание того, что магия и чудеса существуют? Если это так, то значит, что звук детского смеха и мелодии, исполняемой на тростниковой флейте по ночам, душистый чай и крошечные бутерброды, вещество люциферин, заставляющее светиться светлячков, состояние влюбленности – это, несомненно, и есть магия. И вера – это тоже ее проявление. Ведь именно она изменяет реальность. Вера – это нечто нематериальное. Ведь нельзя увидеть Питера Пэна или маленькую фею на своем плече. Или микроскопические атомы, из которых состоят все вещества во Вселенной. Но она вполне могла их себе представить. Возможно, вера – это способность не сомневаться в безграничных возможностях своего воображения.

Сердце Фэй отчаянно заколотилось, когда понимание истинной веры наконец пришло к ней. Разумеется, это было не полное понимание, а скорее некий смутный намек, неясный образ, просвечивающий сквозь туманную дымку. Она провела пальцем по старому шелковому цилиндру, потрогала потрепанного плюшевого медвежонка с единственным блестящим черным глазом, крошечный кусочек мятого синего бархата, на который Венди, как она утверждала, положила наперсток Питера, который он забрал назад. Она внезапно вспомнила отчет детектива Фарнсуорси. Как много в этой истории совпадений. В мире не существует случайных совпадений, как однажды сказал Джек.

– Что же я ищу? – произнесла вслух Фэй, стоя посредине старой детской, со стен которой на нее смотрели мальчишечьи глаза, словно наблюдая за ней в ожидании верного шага.

А потом она увидела это.

Лунный свет упал на книгу сказок в темно-зеленом кожаном переплете с блестящим золотым тиснением, которую Венди оставила на диванчике у окна рядом с мохеровой шалью. Повинуясь импульсу, Фэй подошла к ней, провела пальцами по золотым буквам на обложке, где был изображен симпатичный парнишка в вызывающей позе рядом со строгого вида девчушкой в ночной рубашке и с лентой в пышных волосах. Питер и Венди. Она осторожно открыла книгу – это ведь было самое первое издание сказки – так осторожно, словно она была из хрупкого хрусталя, и ахнула от изумления при виде дарственной надписи, сделанной изящным почерком с завитушками.

Замирая от благоговения, Фэй перелистывала тончайшие страницы, останавливаясь на тех, которые Венди заложила яркими красными перышками. Книга открывалась на шестнадцатой главе, называвшейся «Возвращение домой». Просматривая страницу, она увидела подчеркнутую фразу – описание того, как миссис Дарлинг в детской терпеливо ждала возвращения своих детей, укоряя мужа: Окно должно быть всегда открыто для них, запомни – всегда.

И тут Фэй поняла, что должна сделать.

Она поднялась, протянула руку к окну, закрытому и запертому на засов, как и ее душа. Венди велела ей открыть окно. Если она это сделает, то признает, что верит в чудеса. Она содрогнулась от страха потерять контроль над действительностью, совершить действие, противоречащее здравому смыслу. Открыть окно сейчас означало рискнуть и снова окунуться в боль и разочарование. И в то же время это означало открыть свое сознание для новых возможностей, для радости и счастья. Разве не это пыталась донести до нее Венди?

Магия приходит в вашу жизнь, только если вы готовы ее принять.

Протянув руку, Фэй открыла ставни, сбросила крючок и резким сильным толчком распахнула окно. В комнату тотчас же со свистом ворвался свежий воздух, заполнил все уголки, зашевелил бумажки на полу, заиграл ее волосами и унес все сомнения и переживания, словно веничек из перьев, сметающий пыль. Фэй казалось, что она стоит на краю бездонного обрыва. Она подняла голову и посмотрела на необъятное темно-синее небо, усеянное бесчисленными звездами, которые, казалось, подмигивали с ней, тоже охваченные предвкушением чуда.

Фэй не осознавала, как долго она стояла там, глядя в небо, но где-то в глубине души она чувствовала, что связывающие ее оковы рвались и открывались неизведанные доселе уголки сознания. Она была уверена, что волшебство входит в ее душу, наполняя ее до краев. Фэй глубоко вздохнула. Казалось, небеса замерли, пока она собиралась с духом.

– Питер! – громко крикнула она звенящим голосом. – Я в тебя верю! Обращаюсь к вам, звезды! Не прячьтесь и сияйте как можно ярче сегодня ночью. Осветите путь моим детям, чтобы они смогли вернуться домой.

В полной уверенности, что ее мольба услышана, Фэй забралась с ногами на диванчик у окна, накинула на плечи теплую шаль и крепко прижала книгу Венди к груди. А потом открыла ее и принялась читать. Она представляла Мэдди танцующей в компании дочери вождя Тигровой Лилии вокруг костра и Тома, лихо размахивающего мечом. И конечно, Питера, вечно юного мальчишку, улыбающегося во весь рот, сверкая белоснежными зубами. Видимо, прошло несколько часов, а она все читала, пока глаза ее не слиплись и она не уснула, положив голову на руки.

Она погрузилась в сон, и ей казалось, что Питер наконец берет ее за руку и летит вместе с ней в звездную ночь. Но только в ее сне Питер превратился в Джека, он подлетел к ней, обнял за талию и подарил волшебный поцелуй.