Глава 14
В конце следующей недели Джек возвращался домой рано, воодушевленный успешным завершением последней серии экспериментов. Осталось лишь написать статью о результатах исследований и отправить ее всем заинтересованным лицам. Ирвинг и вся команда остались праздновать достигнутый успех в институте, а у него не было никакого желания к ним присоединиться. Отчего-то ему невероятно захотелось поделиться хорошими новостями с Фэй и детьми. Он взглянул на наручные часы. Скорее всего, они сейчас все собрались на его кухне, и Фэй наверняка что-то готовит на его плите. Он улыбнулся своим мыслям, а его желудок тут же отреагировал урчанием на воспоминания обо всех тех вкусностях, которые Фэй готовила каждый вечер в последнее время. Видимо, успокоил он себя, именно предвкушение вкусной домашней еды и вызывало в нем такое отчаянное стремление поскорее очутиться дома.
Итак, он сбежал от дружеских похлопываний по спине, призывных, соблазняющих взглядов Ребекки Фоулер и бокалов с шампанским и вместо всего этого направился домой, раздумывая, не пригласить ли их всех поесть после обеда мороженое. Возможно, стоит зайти в тот магазинчик со сладостями, который Том в прошлый раз приметил за несколько кварталов от их дома. Был теплый, спокойный, летний вечер, так почему бы не прогуляться по городу? Джек, улыбаясь своим мыслям, подошел к двери своей квартиры, подумывая о том, чтобы взять с собой Нану на ее первую в жизни прогулку на поводке.
Вытаскивая и потряхивая ключами, он размышлял о том, что, может быть, ему сегодня повезет и удастся хотя бы подержать Фэй за руку. Но, когда он вошел в темный холл и направился на кухню, его охватило беспокойство. В квартире стояла подозрительная тишина. Чего-то явно не хватало. Добравшись до погруженной в сумрак кухни, он обнаружил, что здесь никого нет. Он дошел до плиты, растерянно окинул взглядом пустое помещение и разочарованно вздохнул.
Он был здесь, в своей квартире, совсем один. Ни Фэй, ни Мэдди, ни Тома, даже Наны, – никого из тех, к кому он так стремился, здесь не было.
Джек ослабил виндзорский узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на своей оксфордской рубашке, ощущая полную растерянность. Что могло случиться? Ему нравилось, приходя домой, видеть, как вокруг его выскобленного кухонного стола толпятся милые соседи, чувствовать дурманящие запахи розмарина, чеснока, или тимьяна от готовящейся на плите пищи, слышать веселые голоса детей, называющих его по имени, и чувствовать, что его ждали дома, что ему рады.
Дома… Он стянул с себя галстук и бросил на свободное кресло, уставившись на него невидящим взглядом.
Что за черт, подумал он, поднимаясь по лестнице к квартире семейства О’Нил и перепрыгивая через несколько ступенек. Он слишком устал, чтобы о чем-нибудь думать сегодня вечером. Джек сознавал лишь одно – он хочет видеть Фэй за своим столом. А еще – Мэдди, Тома и даже этого непоседливого щенка.
Наверху лестницы он внезапно остановился, обнаружив в холле вместо тех, кого он так жаждал там найти, миссис Ллойд и миссис Джеркинс со склоненными друг к другу головами и очевидно погруженными в оживленный разговор. Эта пара так же предсказуема, как закон тяготения, с раздражением подумал он. И столь же невыразимо скучна!
Джейн Ллойд выглядела безупречно, как, впрочем, и всегда. На ней было дорогое шелковое платье и блестящие туфли-лодочки, причем ни один волосок из ее старательно уложенной прически не шевельнулся бы, даже если бы она трясла головой, что, собственно, она сейчас и делала. И все же, как и обожаемая ею английская королева, миссис Ллойд выглядела старомодно и безвкусно. А что касается внешности Лошадиной Морды… ну, тут уж и слов было не подобрать.
Джеку сейчас очень бы хотелось оказаться как можно дальше отсюда, он хотел было тихонько спуститься обратно по лестнице, но было поздно! Дамы уже заметили его и насторожились, словно длинноухие и длинноносые гончие, почуявшие запах дичи. Джек обреченно вздохнул, смирившись со своей горькой участью. Обе дамы, приподняв брови, обменялись многозначительными взглядами. Миссис Джеркинс сделала несколько шагов назад, чтобы обозначить свое намерение соблюдать приличия, но недостаточно далеко, чтобы пропустить хоть одно слово из предстоящего разговора.
– Здравствуйте, мистер Грэхем, – произнесла миссис Ллойд своим обычным пронзительным высоким голосом. При этом она, очевидно, постаралась вложить в свое приветствие осуждающие нотки.
Джек вежливо улыбнулся, с вожделением поглядывая на выход.
– Как я понимаю, здесь, в доме, произошли некоторые изменения с тех пор, как я была тут в последний раз. Вы открыли все запертые двери, не так ли?
– Так точно, открыл, миссис Ллойд, – ответил Джек, чувствуя, как в нем просыпается демон. – Никаких проблем с замками у меня при этом не возникло.
Явно уязвленная, она смахнула невидимую глазом пылинку с шелковой кружевной салфетки на столе.
– Я бы предпочла, чтобы вы в таких случаях советовались со мной. И разве я прошу слишком много, когда полагаю, что вы должны были бы спросить разрешение на то, чтобы завести домашнее животное?
– Я спросил. Нет, в самом деле, спросил. Венди разрешила.
Видимо, пылинка опять появилась на салфетке, и у дамы, которая опять принялась стряхивать ее, краска раздражения залила шею. Она сидела с выпрямленной как палка спиной.
– Понятно. – Она сжала руки, и ее грудь приподнялась при этом на добрые два дюйма. – Доктор Грэхем, это просто недопустимо, что вы и другие жильцы этого дома позволили себе общаться с моей матерью через мою голову. Этим домом управляю я. У нас с вами был заключен договор. И я вынуждена настаивать, чтобы вы надлежащим образом заперли двери. А что касается собаки, ну что ж, вы можете ее оставить, ведь все равно вы в любом случае съезжаете отсюда в сентябре, а мне бы не хотелось лишний раз огорчать мать. Вы ведь знаете, что она искренне поверила в то, что ваша собака – это та самая Нана, которая была у нее когда-то в детстве! Ее состояние становится все хуже. Я всегда боялась, что может произойти что-то подобное. К сожалению, мои худшие опасения подтвердились.
Джек не видел смысла объяснять историю обретения щенка, а тем более – его родословную. Особенно после ее слов.
– Ее состояние? – переспросил он.
– Именно. Она теряет связь с реальностью, она неадекватна. Можно подумать, вы этого не видите!
Лицо Джека потемнело от гнева.
– На самом деле все просто замечательно. Мы все очень довольны сложившейся ситуацией. И ваша мама – даже больше всех нас.
– Я могу понять, почему вы и миссис О’Нил так довольны, – сказала она, многозначительно фыркнув. – И не одобряю подобные шашни в этом доме, особенно в присутствии детей.
– Шашни? – Джек угрожающе посмотрел на миссис Джеркинс, которая поспешно отвела взгляд.
– Если вы не можете держаться подальше от миссис О’Нил, – продолжала Джейн Ллойд, – то по крайней мере оставьте в покое миссис Форрестер. Я не желаю, чтобы вы поддерживали в ней ее безумные фантазии. Вы и эти дети проводите с ней слишком много времени.
– Кто-то же должен проводить с ней время, – не выдержав, взорвался Джек. – Вы-то уж точно этого не делаете. Всего хорошего, миссис Ллойд, миссис Джеркинс, – процедил он сквозь зубы и, круто развернувшись, быстро спустился в свою квартиру, поскольку не был уверен в том, что не скажет сейчас какую-нибудь дерзость, о которой будет позже сожалеть.
Джейн Ллойд была явно шокирована обвинениями Джека. Миссис Джеркинс бочком подошла к ней поближе, следя через плечо за тем, как Джек поспешно спускается по черной лестнице.
– Так-так-так. Без сомнения, у нас назревают проблемы, – поджав губы, пробормотала миссис Ллойд. – Я просто не могу этого допустить. Ситуация требует моего немедленного вмешательства. Пришло время матери взглянуть действительности в лицо. Должна же она хоть раз в своей жизни поступить разумно. Миссис Джеркинс, я как всегда полагаюсь на вас. Вы не должны спускать глаз с миссис Форрестер. Мы должны быть бдительны! Вы знаете, что она не хочет переезжать в дом престарелых добровольно, поэтому мне необходимо действовать более жестко и взять дело в свои руки. Она просто не может больше оставаться здесь и жить самостоятельно. Я продам этот дом и положу конец ее детским фантазиям о странных светящихся огоньках, звездах и… – она потрясла головой, не желая произносить имя того самого мальчика, готовое сорваться с ее языка.
Миссис Джеркинс и миссис Ллойд заговорщически покивали друг другу и разошлись. Миссис Джеркинс вернулась в квартиру О’Нилов, а миссис Ллойд поднялась по лестнице к своей матери.
И никто из них не заметил маленького, худенького мальчика, тихонько, как мышка, сидевшего в темноте под лестницей.
В последние недели лета Фэй сосредоточила все свои усилия на разработке рекламной кампании по продвижению чая «Хэмптон», разумеется, не без помощи Венди и Джека. Если бы не их живейшее участие, у нее ничего бы не получилось. Она работала не покладая рук, находясь в офисе с самого раннего утра до поздней ночи, снова и снова проверяя каждую деталь презентации, скрупулезно уточняя статистические данные и при этом поддерживая связь между представителями чайной компании «Хэмптон» и командой «Лео Бернетт». Будучи ответственной за этот контракт, она прорабатывала каждый аспект – от рассылки рекламных сообщений до телевизионной рекламы, – чтобы на следующей неделе представить столь важному клиенту четкое и предельно логичное видение того, как они собираются продвигать их продукцию на американский рынок.
Бернард всегда восхищался людьми, которые умеют держать удар, и как-то Фэй случайно услышала, как босс говорит Сьюзан Перкинс, что «девочка обрела былой драйв». Даже члены ее команды, хотя и нехотя, но следовали ее указаниям, трудясь долгие часы без перерыва и делая все, что в их силах, чтобы к следующей неделе создать превосходную концепцию рекламной кампании. Конечно, они были не в восторге от идеи Фэй, но тем не менее уважали ее опыт и мастерство и в итоге были вынуждены смириться. Сьюзан Перкинс тоже воздерживалась от комментариев, лежа в засаде и явно выжидая. Тем не менее за неделю до презентации она выбрала момент для нападения.
Фэй только что закончила окончательный обзор статистики и была преисполнена пусть сдержанного, но все же оптимизма. Сьюзан Перкинс вошла в ее кабинет, как всегда, излучая олимпийское спокойствие и профессионализм, с темным волосами, гладко зачесанными назад и парой увесистых жемчужных серег в ушах, в безупречном костюме цвета спелой сливы и ослепительно-белой блузке. Она не стала садиться, а стояла у двери, слушая Фэй с легкой гримасой, выражающей крайний скептицизм. Фэй не надо было оглядывать свой довольно поношенный брючный костюм кофейного цвета, чтобы понять, что после долгого рабочего дня вид у него еще тот.
Сьюзан даже не пришлось что-либо говорить. Ее осанка, поза выражали открытую враждебность, которая мгновенно заполнила комнату, сводя на нет атмосферу оптимизма, которую Фэй так старательно поддерживала последние два часа. Закончив свою речь, она поняла, что Сьюзан преуспела в своих подрывных действиях. Джайшри нахмурилась и сидела, скрестив ноги и руки. Патрик тут же опустил плечи и закатил глаза, глядя на Сьюзан, которая, поймав его взгляд, вздернула верхнюю губу в презрительной ухмылке. После того как члены креативной команды покинули комнату, Фэй бессильно опустила плечи и начала складывать свои материалы в кожаный портфель.
– Не стоит падать духом, – сказал задержавшийся в дверях Паскаль.
– Мне вовсе не нужен скептицизм Сьюзан или кого-либо еще прямо перед презентацией. Неужели она этого не понимает?
– Разумеется, понимает, – ответил он со своим чудесным французским акцентом. – Патрик и Джайшри типичные подхалимы, которые считают, что раболепие перед начальством – это единственный путь сделать карьеру. А Сьюзан вообще тиран по натуре. Она получает удовольствие от того, что измывается над теми, кто от нее зависит, как мы с вами. На самом деле она безумно вам завидует и хочет поставить вас на место.
– Но почему? Мы же сейчас в одной команде. Я так старалась сработаться с ней.
– Забудьте об этом, chеrie. На вашем фоне она бледно выглядит. Вы просто великолепны. У нее уже давно не появлялось ни одной более или менее приличной идеи. Ведь таким людям, как она, плевать на продукцию, которую они рекламируют. Их не волнует, что они могут причинить другим боль. На самом деле их ничего не интересует, кроме собственной власти. Ей глубоко безразлично, как будет продаваться чай «Хэмптон» в Америке. Все, что ей нужно, – это ее собственная карьера, и ничего больше. – Он пожал плечами и скрестил руки на груди, откровенно любуясь фигурой Фэй. – И вы намного красивее ее. А этого она вам никогда не простит. – Он поднял бровь и передернул плечами. – Нет, вы только видели эти ужасные серьги? – Он наклонился и прошептал ей на ухо: – Это откровенная подделка.
Не удержавшись, Фэй рассмеялась и обняла француза.
– Милый Паскаль, что бы я без вас делала?
– Мне интереснее то, что вы могли бы делать со мной, chеrie.
– Как что? С вами я надеюсь создать чудесную, поистине волшебную рекламную кампанию, – ответила она, похлопав его ладонью по груди.
– Я разочарован, – игриво произнес Паскаль с веселым блеском в темных глазах, явно флиртуя.
– Я, возможно, тоже.
Внезапно перед глазами Фэй возник образ Джека Грэхема. Это ее почему-то испугало, и она попыталась тотчас же отбросить мысли о нем. Фэй повернулась, чтобы уложить документы в портфель. – У меня ни на что не хватает времени, только работа и еще раз работа. Мне надо спешить, чтобы успеть на встречу с представителями художественного отдела в «Хэмптон». Между прочим, будем обсуждать ваши графические работы. Уверена, они будут в восторге.
– А я и не сомневаюсь, ведь вы меня вдохновляете. – Паскаль снова многозначительно поднял брови, и Фэй не удержалась от смеха, сотый раз твердя ему, что он совершенно неисправим. Она была уверена, что именно это и хотел услышать француз.
Встреча в «Хэмптон Ти» завершилась раньше, чем она ожидала, и Фэй обнаружила, что у нее есть еще целый час в запасе. Снова подумав о Джеке, она вспомнила, что он должен был читать публичную лекцию недалеко отсюда. Повинуясь внезапному импульсу, она взяла такси и направилась к лекционному залу, где из небольшого объявления узнала, что доктор Джек Грэхем читает сегодня лекцию в главной аудитории в 16.00. Цокая каблучками по длинному коридору, она постаралась привести себя в порядок – разгладила морщинки на помявшемся костюме, заправила выбившиеся из прически локоны за уши – и попыталась представить удивление Джека, когда он увидит ее на своей лекции.
Тяжелая дверь аудитории громко скрипнула. Фэй испуганно замерла. Надежды на то, что Джек ее заметит, практически не оставалось. Фэй ожидала, что в зале будет много пустых мест, как бывало в студенческих аудиториях, когда она училась в колледже. В конце-то концов, думала она с высокомерием творческого работника, это всего лишь научная лекция.
Зал был полон! Студенты, профессора и другие слушатели старательно что-то писали в своих блокнотах и, наклоняясь вперед, вытягивали шеи, чтобы лучше слышать лектора. Все зачарованно внимали единственному голосу, раздававшемуся в зале, – голосу Джека. Прижав к груди портфель и пригнувшись, она на цыпочках прокралась к ближайшему свободному месту и скользнула за стол. Устроившись, она так же, как и другие слушатели, уже не отводила взгляда от высокого, поджарого и очень привлекательного профессора, который неторопливо расхаживал перед кафедрой, засунув одну руку в карман пиджака и энергично жестикулируя другой.
Кто этот серьезный ученый? Сейчас он был подобен звезде, пятнышку света, сверкающему, как бриллиант, там, у кафедры. Она знала его совсем другим – похожего на мальчишку, привлекательного мужчину, небрежно одетого, босоногого, который однажды постучал в дверь и завладел ее мечтами и сновидениями. Стоящий сейчас перед аудиторией человек, согласно прикрепленной на двери бумажке, был одним из самых выдающихся физиков-теоретиков мира. Удостоенный наград, приглашенный профессор из Беркли, автор нескольких книг. Она и представить себе не могла, что он не просто одинокий ученый-затворник, работающий в какой-то там лаборатории с высокотехничным оборудованием, компьютерами и приборами. Здесь, в наполненном слушателями зале, он рассуждал о происхождении Вселенной с той же легкостью, с которой рассказывал Тому и Мэдди о том, что такое гром и молнии.
Фэй внезапно ощутила, как рушится старательно выстроенный ею мир. Она сидела, откинувшись на спинку стула, полная благоговения, уважения и еще каких-то чувств, неясных для нее самой.
Теперь она смотрела на Джека совсем иными глазами. Широко открытыми глазами. Его интеллект внушал ей робость, почти страх, но его обаяние просто ошеломляло. Он весь светился уверенностью, как в своих знаниях, так и в себе самом. Сравнивая себя с ним, Фэй внезапно болезненно ощутила свою заурядность.
Последние месяцы она была полностью сконцентрирована на заботах своего крошечного мирка – чайной кампании, Мэдди и Томе, проблемах с няней, с миссис Ллойд, даже щенок и тот занимал ее мысли. Джек всегда был рядом, чтобы предложить помощь, совет, как-то облегчить ей жизнь. И ни разу она не спросила его о его работе или о его проблемах. Он никогда не обременял ее ими. А сейчас полный зал свидетельствовал о том, насколько интересной и важной была его лекция, и если бы она не зашла сюда случайно, то так никогда бы об этом и не узнала.
Когда лекция закончилась, вокруг Джека тут же собралась небольшая толпа, словно планеты вокруг солнца. Люди пожимали ему руку, протягивали книги за автографом, наперебой задавали вопросы. Фэй сгребла свои вещи в охапку и выскользнула из аудитории, стараясь не привлекать к себе внимания. На улице клубился тяжелый густой туман, переходящий в мелкий моросящий дождь. Найти такси оказалось довольно трудно. К тому времени, когда ей все-таки удалось поймать машину, она вся насквозь промокла. Фэй ехала мимо спешащих прохожих под зонтиками, крошечных парков и разбросанных тут и там магазинчиков, чьи огни отчаянно боролись с туманом. Она сидела, уставившись в залитое дождем окно, но ничего не замечала: перед ее глазами стоял Джек, расхаживающий возле кафедры. Другой, незнакомый ей Джек. Блестящий, умный, уверенный в себе. Недосягаемый. Она вновь почувствовала, как на нее накатывает прежнее ощущение неуверенности и уязвимости. И внутренний голос принялся нашептывать ей, что она недостойна такого мужчины.
Да, подумала Фэй, откидываясь на спинку сиденья при резком толчке автомобиля, она никогда прежде так сильно не ощущала его привлекательность. Словно с ее глаз упала пелена и она смогла полностью разглядеть этого необыкновенного человека, будто бы в первый раз.
И влюбилась в него с первого взгляда.
Лишь один раз в своей жизни она была вот так же сильно влюблена. В своего бывшего мужа Роба. Несмотря на все свои недостатки, Роб О’Нил был ярчайшей звездой в своей собственной галактике.
Фэй застонала, откинув голову на подушку подголовника. Ну почему ее так влекут к себе сверкающие звезды?
Быть может, сейчас сработал защитный механизм? Почему она начала сравнивать Роба и Джека? Возможно, это своего рода уловка сознания, желающего уберечь ее от еще одного разочарования в жизни? Ей были интересны всего двое мужчин за всю ее жизнь. Но Джек Грэхем и Роб О’Нил были сущими антиподами, настолько отличаясь друг от друга, насколько вообще могут отличаться два человека.
Или, задавала она себе вопрос, они все же похожи? Они оба старались избегать обязательств. Оба жили одним днем и любили все необычное. Два таких вот Питера Пэна. Она потерла рукой лоб, словно желая стереть образ Джека из своей памяти.
– Если тебя обманули один раз – позор обманщику. Два раза обманули – позор тебе, – пробормотала она еле слышно.
Что же ей делать? Что же делать? Ей не нужно все это снова. Она не хочет влюбляться в Джека. Не хочет нуждаться ни в нем, ни в ком-нибудь еще. Черт возьми, она больше не выдержит подобного безумия! Она прижалась лбом к стеклу машины, всматриваясь в дождливый вечер остановившимся, отчаянным взглядом. Могла ли она использовать этот последний шанс и позволить вовлечь себя в новые отношения?
Ее сердце кричало: «Да! О да!» Но рассудок нашептывал ответ, такой же четкий и ясный, как периодическая таблица элементов, висящая в лекционной аудитории. И даже такая ничего не понимающая в науке дурочка, как она, прекрасно знала, что если смешать простую пищевую соду и уксус, то получится большой пшик!
