ЧАСТЬ II

ПОКОПАЕМСЯ В РУКОПИСЯХ

2.1. Подделки, фальшивки…

Говорят: что написано пером, не вырубишь топором. Однако история знает случаи, когда всё-таки пытались «вырубить», а точнее использовать письменные документы в преступных целях. Подлоги документов осуществляются с тех пор, как люди научились писать. О них известно ещё со времен Древнего Рима. Судебные споры, возникавшие там, особенно часто были связаны с подложными завещаниями. Как и везде, с появлением письменности и на Руси начались подлоги документов.

Еще в Древнем Риме во времена императора Юстиниана (V–VI вв.) исследование почерка для судебных целей было прописано в законодательстве. Уже тогда фальшивые документы были столь распространены, что великий оратор Марк Туллий Цицерон сетовал: «Даже честные граждане, не смущаясь, прибегают к подлогу». Существовала особая корпорация специалистов по распознаванию фальшивок, чаще всего поддельных завещаний.

Не брезговали фабрикацией документов даже римские папы. Седьмым веком датируется «Константинов дар» – грамота, которой император Константин якобы предоставил папе Сильвестру и его преемникам верховную власть над Италией и западными провинциями Римской империи. Только через 800 лет было доказано, что это – фальшивка, по всей вероятности, сработанная при папском дворе. Около шести веков действовал сборник посланий, обосновывающих непогрешимость папы, его независимость от светских властей. На самом деле его изготовил в середине IX в. епископ Исидор Севильский.

Уже в то время законодательство устанавливало ответственность за подделку документов, предусматривало меры для ее предупреждения. Есть подобные статьи и в русских правовых актах. В Псковской судной грамоте 1467 г. говорится о так называемых лживых грамотах. В ней предусмотрена такая важная формальность: за составлением грамот, скреплявших важные сделки, предписывалось обращаться к княжескому писцу, который и засвидетельствует сделку. В Судебнике царя Ивана IV (1550 г.), ставящем подделку документов в один ряд с разбоем и убийством, судейским дьякам было предписано снимать копии с судебных решений и хранить их отдельно на тот случай, если стороны впоследствии станут их оспаривать. Там же указано, что губные старосты обязаны приложением печати удостоверять все грамоты, проходящие через их руки. Подлог карался очень сурово – смертной казнью.

Уложение 1649 г., устанавливая столь же суровое наказание, запрещало вписывать что-либо между строками и вносить любые изменения в протокольные записи. Протокол суда подписывали стороны и дьяк. Все грамоты площадные подьячие составляли в присутствии свидетелей. Специальный правительственный указ, принятый в 1748 г., запрещал во избежание злоупотреблений повторно пользоваться сургучными печатями.

В Своде законов Российской империи 1857 г. записано: «Рассмотрение и сличение почерков производится назначенными судом, сведущими в том языке, на коем написаны и подписаны сличаемые документы, достойными веры людьми, не отведёнными ни которым из тяжущихся, когда можно секретарями присутственных мест, учителями чистописания или другими преподавателями и вообще лицами, которые по заключению надлежащих присутственных мест могут в сем случае быть признаны сведущим».

Еще тогда, когда отсутствовали предпосылки для формирования криминалистики как науки, в судебных протоколах упоминались лица, сведущие в сличении почерков. В этом качестве на Руси обычно выступали дьяки и подьячие – великие искусники записывать судные дела в Приказах. Этих прародителей современных экспертов-почерковедов затем сменили секретари присутственных мест, писари, учителя чистописания – каллиграфы. Личный опыт и собственные субъективные представления – вот то, на чем они основывали свои глубокомысленные выводы. Отсюда и нередкие для таких «экспертиз» ошибки, а то и злоупотребления, ибо проводимые исследования не могли оперировать строго научными методами.

Те, кто специализировался на распознавании разного рода подделок в документах, излагали свои познания в научных трудах. В 1604 г. в Париже вышла первая в своем роде книга Франсуа Демеля «Советы по распознаванию поддельных рукописей и сравнению почерков и подписей для того, чтобы уметь видеть и обнаружить всякие подделки; с подробным и полным объяснением искусства письма; о том, как распознать и расшифровать тайные письмена».

Криминалистическое исследование документов тогда вели, просто сличая почерки, никаких технических средств и специальных приемов, облегчающих труд исследователя и обеспечивающих достоверность выводов, еще не существовало.

Шли годы, менялся характер фальсификаций, ловкие люди совершенствовали способы подделки. В XVIII в. обнищавшее и разорившееся крепостное крестьянство искало выход из бедственного положения. Для этого нужны были паспорта, их стали фабриковать, чтобы получить возможность уйти на заработки в города. Царское правительство не замедлило принять меры: паспорта печатали типографским способом, несколько раз меняли цвет бумаги.

Настоящим бедствием в России была подделка государственных бумажных денег. Созданная в 1818 г. для разработки новых образцов ассигнаций и способов их печатания Экспедиция заготовления государственных бумаг, изучив более 139 тыс. фальшивых кредитных билетов, описала в специальном обзоре 471 способ подделки денежных знаков. Немало!

Фальшивомонетчиков пытали. Иногда для подтверждения полученного под пыткой признания производили своеобразные судебные эксперименты: обвиняемый должен был при судьях изготовить такую же ассигнацию. В 1799 г. Петербургская палата суда и расправы рассматривала уголовное дело по обвинению землемера Оренбургской конторы Э. Лешке в изготовлении фальшивых денег. Он сделал две ассигнации, при размене второй сторублевки купец заподозрил неладное, и землемера задержали. На допросе с пристрастием Лешке сознался, и ему предложили показать, как он нарисовал сторублевые купюры. В присутствии членов суда злоумышленник вполне удачно скопировал рисунок ассигнации.

А через 30 лет царское правительство было вынуждено заменить все ассигнации двадцатипяти- и пятидесятирублевого достоинства на новые, так как в обороте оказалось на 70 млн рублей больше, чем выпустила казна. Тут уж поработал не кустарь-одиночка типа землемера Лешке, а сам французский император Наполеон Бонапарт.

В 1811 г., замышляя поход против России, Наполеон решил нанести сильному противнику ещё и экономический удар. Для этой цели парижская тайная типография освоила выпуск фальшивых русских ассигнаций и следовала в обозе за войсками Бонапарта, почти бесперебойно наводняя русский денежный рынок фальшивками. Последним её пристанищем стало полуразвалившееся здание у Преображенского кладбища в Москве. И хотя её продукция – двадцатипяти- и пятидесятирублевки имели ряд грубых опечаток, они были сфабрикованы настолько тщательно и на такой отличной бумаге, что дошли до наших дней в большем количестве, чем подлинные.

Кстати сказать, Наполеон не был первым государственным деятелем, опустившимся до фальшивомонетничества. В 1517 г. по указанию чешского короля выпустили фальшивый полугрош, которым был наводнен польский рынок. Затем прусский король приказал изготовить огромное количество «золотых» польских монет. В свою очередь польские и шведские короли чеканили фальшивые русские деньги. В России же организовали печатание голландских червонцев, причем это длилось около 150 лет. Во время русско-японской войны на Дальнем Востоке появились в обращении рубли, сфабрикованные в Токио…

С развитием науки и техники совершенствовались и фальшивки, хотя это было непросто: рисунок на банкнотах, химический состав денежной бумаги и красок постоянно усложняли. Особенно возросло изготовление фальшивых денег перед Первой мировой войной. Денежные каналы царской России буквально закупорили отлично изготовленные поддельные ассигнации достоинством в 10, 25, 50, 100 и даже 500 рублей. Их печатали, как потом выяснилось, в типографии Венского военно-географического института.

Но давайте вернёмся к рассказу о подделках обычных документов, средствах и способах их разоблачения, поскольку поддельные деньги – тема для отдельного обстоятельного разговора. Долгое время основными специалистами по установлению подделок в документах оставались учителя черчения, секретари присутственных мест и другие относительно сведущие лица. Российское министерство юстиции специальным циркуляром предписывало: «В случае необходимости экспертизы по сличению подписей и почерков… обращаться к делопроизводителям, секретарям, столоначальникам, содержателям типографий и литографий и чинам полицейского управления…»

Выполняя обязанности экспертов-почерковедов, перечисленные в циркуляре люди причиняли подчас немалый ущерб установлению истины, так как их заключения нередко были произвольными. Настоятельно требовался иной подход к распознаванию искусных подделок, и он был наконец найден талантливым русским исследователем-самоучкой Евгением Фёдоровичем Буринским.

А всё началось с того, что в 1843 г. во время работ в подвале Московского Кремля откопали большой медный сосуд. В нем нашли свернутые в трубку лоскуты кожи, два куска железной руды и глиняную фляжку с небольшим количеством ртути. От длительного пребывания под землей кожа сильно истлела, но на некоторых лоскутах всё же сохранились фрагменты букв и слов. На других ничего разглядеть не удалось, хотя в прошлом, несомненно, надписи существовали, поскольку на лоскутах висели свинцовые и восковые княжеские печати.

Эти древние грамоты передали в Академию наук, которая поручила их изучение известному археографу академику Я. И. Бередникову. После длительных и кропотливых усилий удалось прочесть пять из них, наиболее хорошо сохранившихся, остальные сочли безнадёжно испорченными. О грамотах вспомнили только в 1894 г., когда академик Н. П. Лихачев обратился с ходатайством о восстановлении этих «ценных по своему научному значению памятников».

Теперь за прочтение кожаных грамот взялась химическая лаборатория, где в те годы работал известный ученый Н. Н. Бекетов. Но химическими методами справиться с ними он не смог. Сделать это сумел мало кому тогда известный фотограф Петербургского окружного суда Е. Ф. Буринский.

Превосходство фотообъектива перед человеческим глазом в способности различать цветовые оттенки было уже известно, однако никто не задавался целью использовать его в исследовательских целях. И вот судебный фотограф-самоучка решил найти способ, который давал бы возможность увидеть невидимое. Достижению этой цели он посвятил пятнадцать лет упорного труда. Об открытом им методе цветоделения Е. Ф. Буринский доложил на собрании Русского технического общества 15 января 1892 г.

Возродить тексты кремлёвских пергаментов оказалось нелегко. Е. Ф. Буринский рассказывал, что на первую кожаную грамоту XIV в. он потратил более трёх недель непрерывной работы, причём около двух недель ушло только на приведение документа в состояние, пригодное для фотографирования, настолько сильно была покороблена кожа. Чтобы придать грамоте плоскую форму, её размягчали в глицерине. Процесс фотографирования тоже длился долго: перемещения аппарата и документа исключались, ибо в противном случае вся работа шла насмарку.

В записке, представленной физико-математическому отделению Академии наук, академик А. С. Фамицын так описал полученный эффект: «Сравнение кожаного документа XIV в., лишённого, по-видимому, всяких следов письма, и рядом фотографического снимка, сделанного Буринским, с ясным, отчётливым текстом, производило впечатление чуда и могло быть сочтено за мистификацию, если бы вся работа восстановления не происходила на глазах многих свидетелей».

Открытие Е. Ф. Буринского императорская Академия наук приравняла к изобретению микроскопа и в 1898 г. присудила ему премию имени М. В. Ломоносова. Талантливый эксперт-криминалист вскоре стал широко известен, к нему обращались за советом и помощью даже из других стран. Так, по просьбе Бухарестского университета он в 1900 г. участвовал в исследовании завещания Анастасиу, оставившего своё многомиллионное состояние Румынской академии наук. Труды исследователя-самоучки высоко оценил великий русский химик Д. И. Менделеев, подарив ему свою книгу с надписью: «Создателю второго зрения у человека».

Среди кожаных грамот кремлёвского клада одна представляет для криминалистов особый профессиональный интерес, так как содержит составленное в те далёкие времена описание внешности некоего Никиты. Это, как мы сейчас говорим, его словесный портрет, необходимый для розыска скрывшегося преступника.

Открытие Е. Ф. Буринского с тех пор служит криминалистике. В 1915 г. турецкая полиция по подозрению в краже задержала и доставила в Российское генеральное консульство кишинёвского мещанина Каролата. Он выдавал себя за другого человека и представил заграничный паспорт сомнительной подлинности. При исследовании документа в Одесском кабинете научно-судебной экспертизы паспорт обработали парами роданисто-водородной кислоты, отчего наряду с видимым текстом проявилась первоначальная надпись. В таком виде листы сфотографировали на цветную пластинку, что позволило запечатлеть в натуральных тонах текст, вытравленный преступником. Заграничный паспорт, как выяснилось, был выдан в июне 1902 г. совсем другому человеку.

Ныне цветоделительный метод Буринского имеет в основном историческое значение. За прошедшие десятилетия разработаны более совершенные средства и методы исследования документов. В 1947 г. криминалист А. А. Эйсман вместо суммирования негативов, операции очень тонкой и трудоемкой, предложил совмещать изображения при помощи специального проектора – оптического мультипликатора. В последние годы к этому непростому делу криминалисты активно подключили возможности компьютерных технологий.

Наряду с фотографией в практику криминалистических учреждений прочно вошли точные физические и химические методы исследования документов. И то, на что в конце XIX в. требовались недели кропотливого, самоотверженного труда, в наши дни делается за считанные минуты. Сейчас для судебно-технической экспертизы документов широко применяют ультрафиолетовые и инфракрасные лучи, позволяющие прочесть вытравленные, смытые, залитые и зачеркнутые тексты, выявить подчистки, дописки, допечатки, переклейку фотографий. Эффективны диффузионно-копировальный метод, облучение документов радиоактивными изотопами, эмиссионный спектральный анализ, съемка в токах высокой частоты, анализ под электронным микроскопом и многие, многие другие.

Криминалисты умеют читать разорванные на мелкие кусочки, выцветшие от действия света или старости, испепелённые и даже изжёванные документы, могут определить обстоятельства изготовления документа, его первоначальные вид и содержание, способ, каким они были изменены, условия хранения и использования документа. Эксперт в состоянии идентифицировать не только технические средства заполнения и тиражирования документа (принтеры, ксероксы, кассовые аппараты, дататоры), но и материалы, использованные для изготовления документа или его отдельных частей. Можно точно установить, кто составил и написал документ, кто неправомерно внес в него исправления, изменения: эти задачи криминалисты решают уверенно и практически безошибочно.

Криминалисты-документоведы используют свои знания и возможности не только для борьбы с преступностью. Они помогают органам социального обеспечения и нотариата, когда необходимо восстановить запись в трудовой книжке либо удостоверить подлинность завещания. К специалистам по исследованию документов обращаются литературоведы, историки, музыковеды. Был случай, когда криминалисты, исследовав рукопись поэмы, назвали ее истинных авторов. Почерковеды же доказали, что покаянное письмо Пушкина к царю писал… не Пушкин. Но не будем забегать вперед. Об этом – в следующей главе.