Филистимляне, они же пеласги. Читателю Библии мало что говорит нередко встречающийся на её страницах термин – «филистимляне». Известно только, что народ этот некогда владел Палестиной и при вторжении еврейских переселенцев оказал им ожесточенное сопротивление. Поселившись в Палестине, израильтяне почти сразу попали в политическую и культурную зависимость от филистимлян. Сбросить ее им удалось лишь при царе Давиде, прежде служившем телохранителем царя филистимлян.
Сказанное выше – почти всё, что сообщает о филистимлянах Библия. Но сейчас, в свете археологических, лингвистических и палеоэтнографических изысканий последнего времени, есть много чего добавить к былым скудным сведениям об этом таинственном, давным-давно исчезнувшем народе. Во-первых, «филистимляне» – греко-русская транскрипция названия племени, которое евреи называли «пелиштим». В свою очередь «пелиштим» – близкий к оригиналу, но тоже неточный, а характерно переосмысленный первоначальный этноним, означавший «странники», «переселенцы». Характерным такое переосмысление можно назвать потому, что древние греки, знавшие филистимлян не хуже евреев, в том же духе переделали его – «пеларги» (аисты), очевидно, по природной склонности филистимлян к странствиям. На самом же деле они звались пеласгами. Их, замечу, отождествляли с этрусками, о которых речь впереди.
Пеласги – забытый народ. А жаль. Пеласги – это: Палестина – до евреев, Греция – до греков, Магриб – до финикийцев, Италия – до этрусков, Англия – до кельтов и т. д. Трудно назвать в древности народ, обладавший столь обширной, как пеласги, властью: они контролировали все восточное Средиземноморье, от Босфора до дельты Нила, а затем все западное Средиземноморье, западное побережье Европы и Африки вместе с островами. Родиной их была Греция, и до греческого нашествия, по свидетельству Геродота, последняя называлась Пеласгией. Вытесненные со своей прародины, некоторые пеласгийские роды переселились в Ханаан и дали этой стране ее сегодняшнее название – Палестина.
Сведения, которыми учёные располагают о пеласгах, иначе как мизерными не назовёшь. По сохранившимся крохам их языка лингвисты пришли к заключению об индоевропейском происхождении этого народа. Известно также, что были они «златовласы», из богов превыше всех чтили бога моря Посейдона, за что иногда назывались его сынами. Образ жизни пеласги вели оседлый, жили в городах, окружая их стенами из гигантских, тщательно пригнанных друг к другу камней. Эти стены греки позднее назовут «циклопическими», или «стенами пеласгов». Большинство городов, ныне почитаемых греческими, были основаны пеласгами, включая крупнейшие: Афины, Аргос, Коринф, Иолк. Пеласги были первыми мореходами, в собственном смысле этого слова, учителями по части мореходства греков, финикийцев, этрусков, египтян, берберов.
XIII–XII в. до н. э. – особая и, может быть, самая значительная строка мировой исторической хроники. В этот период процесс миграции этносов постепенно приобретал всемирный, хаотичный, лавинообразный характер: целые народы снимались с насиженных мест, освобождая их для инородцев, а сами уходили за тысячи километров, чтобы там или погибнуть, или уничтожить, изгнать, поработить другой народ. В одночасье обнищала и обезлюдела Греция, погибли величайшие державы Средиземноморья: Хеттская и Минойская. Египет устоял, но перенес такой удар, что навсегда выбыл из разряда великих держав и стал лёгкой добычей череды иноземных владык. Палестина, Индия, Китай, Корея обрели новых властителей. В Италии, Магрибе, Англии, Мексике поверх старого культурного слоя, прямо на пустом месте, одновременно возникли развитые цивилизации явно привозного свойства. Всё это произошло в очень короткий по историческим меркам промежуток времени, а потому не может не удивлять.
Виновников вселенского переполоха египтяне называли «народами моря». Однако, по египетским же источникам, можно из этого пестрого конгломерата племен вычленить собственно пеласгов. В одних памятниках они называются прямо пеласгами («пуласати»), в других фигурируют под именами троянских пеласгов-дарданцев и пеласгов-тевкров, аргосских пеласгов-данайцев. Просвещенный читатель будет удивлен, что «данайцы», со времен Гомера отождествляемые с греками, на самом деле были пеласгами. У Еврипида можно прочитать:
Отец пятидесяти дочерей Данай,
Прибывши в Аргос, основал Инаха-град
И всем, пеласгов имя кто носил,
Данаев прозвище велел в Элладе взять.
Успешными пеласгийские атаки на Египет назвать трудно. Они захватили только дельту Нила, за которую египтяне не очень держались, назвали устье великой реки в свою честь Пелузийским, а саму дельту стали звать по-своему – Египтом. Позднее это название распространилось на всю Тамери – «Земля возлюбленная» (историческое самоназвание Египта). Небезынтересно, что в зоне боевых действий оказалась земля Гесем, из пределов которой, согласно Библии, состоялся исход евреев. Фараон Мернептах (1251–1231 гг. до н. э.), отождествляемый историками с современником Моисея, «фараоном» из книги «Исход», в своем победном гимне в честь отражения пеласгийской агрессии мимоходом роняет фразу о попутном уничтожении им какого-то «Израиля». То есть исход евреев из Египта, очевидно, был обусловлен военными акциями пеласгов, а уходили они на территорию, пеласгами же контролируемую, – в Палестину.
Даже если отступление евреев и пеласгов из Египта было совместным, израильтяне поспешили отделиться от своих недавних союзников и не пошли прямо в Палестину, видимо, трезво сознавая, что сила не на их стороне: «Когда же фараон отпустил народ, Бог не повёл его по дороге земли Филистимлянской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет».
Хотя к временам Иисуса Навина планы полного захвата Палестины у израильтян имелись, их путь по «земле обетованной» не был устлан розами, даже Иерусалим не удалось взять. «Иевусеев, жителей Иерусалима, не могли изгнать сыны Иудины, и поэтому Иевусеи живут с сынами Иуды в Иерусалиме даже до сего дня». Получается, что израильская «конкиста» закончилась тем, что евреи на долгие годы попали под власть местных насельников, пеласгов.
Сбросить владычество филистимлян израильтяне, как уже говорилось, смогли лишь при царе Давиде. Однако, если учесть, что большую и важнейшую часть своей жизни Давид провел, окруженный пеласгами, т. е. все основания полагать, что давно сложившаяся пеласгийская цивилизация оказала на него культурное влияние. Отчасти данную мысль подтверждает самый яркий эпизод из жизни Давида – его поединок с Голиафом.
Кому не известна эта древняя история, вдохновившая на создание шедевров многих художников Возрождения? В преддверии одной из битв между филистимлянами и иудеями вышел из филистимлянских рядов гигант по имени Голиаф и стал выкликать себе поединщика, насмехаясь над израильтянами. Не нашлось в их стане никого, кто осмелился бы принять вызов. По счастью, тогда в ряды израильтян затесался случайно оказавшийся на поле брани подросток Давид. Он принял вызов и, метнув в голову Голиафа камень из пращи, убил гиганта.
Пересказывать эту всем известную историю не было бы нужды, если бы не два важных обстоятельства. Во-первых, Голиаф, согласно преданиям, гибнет неоднократно. В первый раз – от рук Давида, а потом ещё раз, много позднее, от других рук, в другой битве, в которой сам постаревший Давид едва не заканчивает жизнь под мечом филистимлянина.
Знаменательно, что точно такая же история случилась под Троей. Когда никто из данайцев не посмел выйти на единоборство с троянским героем Гектором, старец Нестор, стыдя их и возбуждая, рассказал данайцам одну из историй своей молодости. Будто некогда сошлись на плодородных полях Пелопонесса два войска, впереди одного из них стоял богатырь Эревфалион, «богу подобный», выкрикивая всех храбрейших. Но «все трепетали, страшились, никто не отважился выйти». Вызов принял Нестор – тогда совсем еще юный:
Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповая отвагу,
С гордым сразиться, хотя между сверстниками был я и младший.
Я с ним сразился, – и мне торжество даровала Афина!
Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!
В прахе лежал он, огромный, сюда и туда распростёртый.
Не правда ли, знакомый сюжет? Юный принимает вызов поединщика, перед которым все трепещут, и побеждает. Дополнительную весомость параллели «юный Нестор – юный Давид» придает то обстоятельство, что сожжение дворца Нестора в Пилосе и гибель Трои археологи датируют одним и тем же XII в. до н. э., и то, что история эта рассказывалась под Троей, откуда на завоевание Египта и Палестины уходили пеласги. Примечательно, что поединок Нестора с Эревфалионом происходил около реки с очень «палестинским» названием – Иардан. Можно даже довольно точно сказать, от кого услышал Давид эту историю: от филистимлянского царя Анхуза.
Если бы древние римляне взяли на себя труд вчитаться в Библию, думаю, они очень удивились бы, обнаружив имя Анхуза на страницах еврейского священного писания. Ведь соответствующее Анхузу имя – Анхиз – носил их собственный легендарный предок. Так звался троянский герой, которого на плечах вынес из горящей Трои его сын Эней, считающийся родоначальником римской аристократии.
В библеистике проблема египетского влияния на иудейскую традицию проработана до мельчайших деталей. Честь ей за это и хвала. Но вопрос о пеласгийском влиянии даже не поднимался, хотя бок о бок с филистимлянами израильтяне прожили несколько веков. Можно с уверенностью утверждать, что пеласгийский субстрат прослеживается на всём протяжении Библии от первых глав Книги Бытия до Евангелия включительно.
Что говорить, если даже знаменитые еврейские пейсы позаимствованы не у египтян, а у пеласгов. Эти пейсы легко узнать на критских фресках с изображением пеласгийских модников. Израильтяне вообще считали пеласгов критскими выходцами, а пророк Иеремия называл филистимлян «остатком острова Кафтора». Кафтор – египетское название Крита и одной из палестинских областей. Так что в критском происхождении моды на пейсы сомневаться не приходится.
Прошло какое-то время, и симбиоз пеласгов и семитского населения Ближнего Востока достиг таких степеней, что античный мир просто перестал отличать одних от других. Например, дельфийская пифия называла финикийцев «троянским народом», а римский историк Тацит уверял, что иудеи – выходцы с Крита…
Как складывалась судьба праславян в дальнейшем, проследить трудно. Но несомненно одно, что в конце концов их потомки возвратились на свои исконные Поднепровские земли. Произошло это едва ли раньше IV–III вв. до н. э. Принявшись за обустройство вновь обретённой родины и стремясь обезопасить себя от набегов, славяне возвели огромные крепости и насыпали грандиозные «змиевые валы», которые пролегли «аж до Киева».
Прослеживая пути переселения славянских племен из Подунавья в долины между Тигром и Евфратом, из Триполья на Индостан, нельзя не назвать и побудительные к тому причины. Возможно, одной из них было многолюдство славянских племен. Быстрый прирост населения побуждал к поискам новых земель. Но, учитывая более близкие к нам этапы истории восточных славян, с этих позиций нельзя объяснить их движение в XVI–XVIII вв. н. э. на Урал, в Западную и Восточную Сибирь аж до Аляски и Калифорнии. Вероятнее, что во все времена тут играл роль иной фактор, связанный с душевным складом славян, с их неиссякающим любопытством – «а что там, за горизонтом?», с их легкостью на подъём и охотой к перемене мест. Странники, что тут скажешь…
Эту особенность славянского характера, мало свойственную иным народам, в своё время подметил известный русский историк В. О. Ключевский. Говоря о заселении восточными славянами Русской равнины, он подчеркнул, что они распространялись по ней «не постепенно путем нарождения, не расселяясь, а переселяясь, переносились птичьими перелетами из края в край, покидая насиженные места и садясь на новые». Не потому ли древние греки и прозвали праславян пеласгами – аистами?
На новые места славяне несли свою культуру, в частности, искусство письма и тот особый склад народного характера, который много позже получил наименование «загадочная русская душа»…
Изложенное позволяет заключить, что все мы, славяне, имеем священное право любить все родное, исконно славянское, имеющее глубочайшие исторические корни. Это право так же естественно, как любовь к своим родителям. Те же, кто многие годы тщился представить нас «Иванами, не помнящими родства», вырвать наши исторические корни, подмять нашу культуру под идеологические шаблоны, снивелировав её под «общеевропейский» или «американский» стандарт, надеюсь, просчитались и цели своей не достигли. Русь жива!
О чем писал архимандрит Орбини. О, Русь многострадальная! Много всякого повидала ты на своём долгом веку. Знала великие взлеты и великие падения. Но кто посмел испохабить и опошлить твою историю?! Кто рискнул переврать её, поставить всё с ног на голову?! Кто измывался над древними письменами, выхолащивая из них свободолюбивый дух русский?! Кто посмел замахнуться на святая святых – историческую память великого народа?!
Это не цитата из произведения. Это те слова, которые сами собой приходят в голову, когда человек вдруг всерьёз займется изучением истинной истории Руси, покопается в хранилищах библиотек и архивах, попытается разобраться во всех тех несуразностях, неточностях и оговорках, которые предлагает нам официальная историческая наука. Много интересного узнает он. Разве можно будет, к примеру, спокойно отнестись к тому, что практически вся наша история написана… иностранцами?
1601 г. В Европе, оправившейся от монголо-татарского нашествия, – расцвет. В далекой дремучей варварской России – кровавая дикая Смута. А некий католический священник архимандрит Рагузский Мавро Орбини заканчивает написанный на итальянском языке труд «Книга Историография початия имене, славы и разширения народа славянского и их Царей и Владетелей под многими именами и со многими Царствами, Королевствами и Провинциами».
Странно всё это. Что может знать итальянец об отсталых славянах? Зачем они ему нужны? Какая такая особая слава есть у народа, перенесшего трехвековое иго? Полная чепуха – какие у славян могут быть «многие Царства и Королевства»? И уж совсем непонятно – почему Пётр I, говоря о преимуществах иностранцев над русскими, заявил: «С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русскими не так… Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей», столь восторженно принял эту книгу, что специальным указом в 1722 г. повелел перевести её на русский и издать. Издали. И забыли почти на 200 с лишним лет. Потому как в тексте итальянца есть и вовсе удивительные сведения.
Оказывается, по Орбини, славянский «народ озлоблял оружием своим чуть ли не все народы во Вселенной; разорил Персиду: владел Азиею и Африкою, бился с египтянами и с великим Александром; покорил себе Грецию, Македонию, Иллерическую землю, завладел Моравией, Шленскою землею, Чешскою, Польскою и берегами моря Балтийского прошел в Италию, где многое время воевал против римлян. Иногда побежден бывал, иногда биючи сам в сражении, великим смертопобитием римлянам отмщевал; иногда же биючися в сражении, равен был. Наконец, покорив под себя державство Римское, завладел многими их провинциями, разорил Рим, учиняя данниками Цесарей Римских, чего во всём свете иной народ не чинивал. Владел Франциею, Англиею и установил державство во Ишпании; овладел лучшими провинциями во Европе…»
Та-а-к. Что же это получается? Славяне, оказывается, владели Азией, Африкой, многими странами Европы – Францией, Англией, Испанией, Италией, Балканами, побережьем Балтийского моря. Но по курсу «школьной» истории мы знаем, что славяне в то время были отсталым и забитым народом; сильного государства, регулярного войска не имели, занимались себе земледелием и сбором плодов, не знали письменности, искусств и прочей учености. Как же эти племена могли поставить на колени Великую Римскую империю, заставить гордых цесарей платить себе дань? Что-то тут не вяжется.
Но Орбини и не думает успокаиваться. Он пишет: «Никако же удивительно есть, что слава народа Славянского ныне не так ясна, как оной довлело разславитися во Вселенной. Ежели бы сей народ так достаточен был людьми учёными и книжными, как был доволен военными и превосходительным оружием; тоб не един другой народ во Вселенной был в пример имени Славянскому. А что протчие народы, которые зело были нижше его, ныне велми себя прославляют, то не ради чего иного, токмо через бывших в их народе людей учёных».
Что он все заладил: во Вселенной, во Вселенной… Мы же учили в школе, что каждый европеец был в России на вес золота. Ни мы о них, ни они о нас ничего не знали долгое время. Как сходил Афанасий Никитин «за три моря», так потом об этом книги писали. Неужто других народов нет «во Вселенной», кто мог бы сравниться со славянами? Но с народами тоже всё обстоит не так просто.
Орбини, например, утверждает, что от славян произошли бургундцы (т. е. жители Бургундии – страны, присоединенной к Франции в XV в.), шведы, финны, готы, готы-аланы, даки (жители современной Молдавии и части Румынии), норманны, фраки или траки (скорее всего, видоизмененное слово «турки»), венеды, померанцы (жители Померании – т. е. современных Германии и Польши), брицаны (видоизмененное название или британцев, или бретонцев), авары. Плюс еще более десятка народов, названия которых современному читателю уже ничего не говорят.
Так и хочется воскликнуть: «А не придумал ли все это итальянец?» Хорошо еще, что архимандрит, а то наверняка бы объявили сумасшедшим. Но Орбини не прост. Перед своим сочинением он приводит полный список источников, которыми пользовался. Больше 200 имен! И за каждым – книга, а то и несколько. Значит, не один Орбини утверждал столь поразительные вещи. И действительно, в списке мы находим практически все известные сочинения средневековых авторов по древней истории. Но они составляют лишь малую толику того, чем пользовался Орбини. Где же остальные? Утрачены, уничтожены. Кстати, архимандрит уже тогда это предвидел. Он прямо говорит, что многих этих историков «церковь римская не приемлет». А в списке против многих фамилий стоит специальная пометка, которая дословно переводится как «проклятый автор». Вот яркое свидетельство того, как быстро утрачивается даже письменная историческая информация, если она кому-то очень невыгодна.
Почему, с точки зрения современной историографии, Орбини пишет полную чушь. Например, заявляет, что легендарный полководец античности Атилла, предводитель гуннов – славянин, впрочем, как и его подчиненные. И объясняет: одной из русских провинций является Югария, или Югра, родина гуннов. Отсюда они вышли в поход и «покорили себе прекраснейшие страны Европейские». Посмотрите на карту Российской Федерации! Югра на ней есть и сейчас – на Тюменском Севере.
Вот ведь как бывает. Еще 200 лет назад, оказывается, наши предки гордились великим славянским полководцем Аттиллой. А сегодня мы что-то смутно слышали о каких-то гуннах, о каком-то Аттилле… Что будут знать наши дети?
А Орбини продолжает удивлять: «В то время, когда Помпей Великий воевал против Митридата, царя Понтийского, россияне под предводительством своего государя Тасоваза, или Тазия, нанесли сильное поражение Понтийскому царю, будучи союзниками Римского государства… Во время Веспасиана Цесаря, переехавши Дунай и порубивши два полка солдат Римских, вошли внутрь в Мизию и там убили Агриппа, бургомистра и президента; и от того времени обжились в Мизии Иллирической, назвав ее Ращией».
«Не может быть! – воскликнет читатель. – Помпей Великий – это I в. до н. э., а римский император Веспасиан – I в. н. э. Какие в это время могут быть россияне? Они только через 1000 лет должны появиться. А тут – союзники, победители, основатели…»
Мало того, ссылаясь на русские летописи, Орбини утверждает, что славян крестили не тогда, когда мы привыкли считать, т. е. в X в., а за 1000 лет до этого, притом живые ученики Xриста – например, св. Андрей Первозванный. В современном переводе это место в книге звучит так: «Руссы в своих летописях с гордостью пишут о том, что Русь получила крещение и благословение от св. Андрея, ученика Xриста. По их словам, он прибыл из Греции к устью Борисфена, поднялся вверх по реке до тех пор, где ныне находится Киев, и там благословил имя и крестил народ всей страны, водрузил крест и предсказал, что на том месте умножатся Божии церкви и Божия благодать. Св. Андрей отправился далее к истоку Борисфена к большому озеру Волох и реке Лорват, спустился до озера Илмерь. Оттуда по вытекающей из озера реке Волхов прибыл в Новгород. Потом по той же реке достиг он Ладожского озера и реки Невы. Дойдя до моря, которое русские называют Варяжским, а другие, на протяжении между Виляндией и Ливонией – Германским, прибыл в Рим».
Попробуйте проследить путь по карте. Где «Германское» море и где итальянский Рим? Так что у Орбини и с географией не все в порядке было. Одним словом, невежа, фальсификатор и двоечник. Вот только как он архимандритом стал? Ведь на такой высокий пост назначали только людей учёных, уважаемых. Да и, судя по всему, в XVII в. публикация сего исторического труда была событием довольно рядовым: никого не удивила, споров не вызвала. Или сообщал Орбини факты, для тогдашнего читателя общеизвестные?
Объясняет Орбини и причины, почему этот народ так назвали: «Смею утверждать, что оно (имя славян) произошло ни от чего иного, как от славы, поскольку славянин или словон значит не что иное, как "славный". После столь частых триумфов над врагами, чему свидетельством является огромное число завоёванных царств и стран, этот доблестнейший народ присвоил себе само имя славы… Это признают многие авторитетные авторы, среди которых и Рейнер Рейнеций. В своем трактате о генетах он отмечает, что славяне получили свое имя от "славы", в которой хотели превзойти все другие народы. Мнение Рейнеция разделяет Еремей Русский, написавший в 1227 г. анналы (летописный свод) Руссии».
В этой связи не грех упомянуть и о книге Егора Ивановича Классена «История руссов до рождества Христова», изданной в 1854 г. Говоря об авторах «романовской» версии истории Руси, он пишет: «К этим недобросовестным лицам принадлежат: Байер, Миллер, Шлецер, Гебгарди, Паррот, Галлинг, Георги и целая фаланга их последователей. Они все русское характеристическое присвоили своему племени и даже покушались отнять у Славяно-Руссов не только их славу, величие, могущество, богатство, промышленность, торговлю и все добрые качества сердца, но даже и племенное имя их – имя Руссов, известное исстари как Славянское, не только всем племенам Азийским, но и Израильтянам, со времени пришествия их в обетованную землю. И у них Руссы стоят во главе не только римлян, но древних Греков – как их прародители… Мы знаем, что история не должна быть панегириком, но не дозволим же им обращать русскую историю в сатиру».
«Славяноруссы, как народ, ранее Римлян и Греков образованный, оставили по себе во всех частях старого света множество памятников, свидетельствующих о их там пребывании и о древнейшей письменности, искусствах и просвещении. Памятники пребудут навсегда неоспоримыми доказательствами; они говорят о действиях наших предков на языке, нам родном, составляющем прототип всех славянских наречий».
А вот мнение автора книги «Описание памятников, объясняющих славяно-русскую историю» Ф. Воланского: «Ученые претыкались на эти памятники и напрасно трудились до нашего времени разбором их надписей по алфавитам греческому и латинскому, и видя непреложность таковых, напрасно искали ключи в еврейском языке, потому что таинственный этот ключ по всем неразгаданным надписям находится только в славянском первобытном языке… Как далеко простиралось в древние времена жительство славян в Африке, пусть докажут славянские надписи на камнях Нумидии, Карфагена и Египта»…
Римлян принято называть учителями Западной Европы. Однако и у них были свои учителя – этруски. Вергилий, Тит Ливий и другие древние авторы были убеждены, что этруски – истинные творцы италийского мира, связывали с ними возникновение городов и фамильных родов, религиозных культов, форм искусства. Ф. Демпстер, написавший в 1619 г. обширный труд «Царская Этрурия», считал, что этруски «ввели в Италии законы, были первыми философами, геометрами, жрецами, строителями городов, храмов, изобретателями военных машин, врачами, художниками, скульпторами, агрономами».
Орбини писал: «Оттокар – король Рутянов-славян овладычествовал Царством Италийским… Сей град (Рим) яко обладатель мира ни от единаго инаго народа воспринял величайшее поражение, яко от народа славянского… Оттокар же от иных наречён Одоакр, был рутянин-славянин… который держал царство Италийское пятьнадесят (15) лет…»
Теперь скажем о том, что касается другой величайшей «загадки» этрусков – их языке, который поражал еще древних. Он кажется необычным в историческом индоевропейском мире и ставит перед современными западными исследователями ряд проблем. Главная трудность, с которой они сталкиваются при изучении этрусского языка, заключается не в алфавите, не в грамматике или синтаксисе, основные правила которых известны, а в недоступности лексического словаря. Западные авторы подтверждают, что знание этрусского языка прояснило бы некоторые темные места, связанные с религией, юридическими институтами, общественной и семейной жизнью.
Все непонятные надписи в Италии тогда (т. е. в поздние Средние века) считались этрусскими, и сложилась поговорка: «Этрусское не читается». А. Кондратов пишет: «Главная проблема в изучении этрусских тексов – это сами тексты, их специфика, что является камнем преткновения в расшифровке, их скудость, их краткость. И это несмотря на то, что в наши дни известно около 10 000 (десяти тысяч!) надписей, выполненных этрусским алфавитом и даже на этрусском языке».
К 80-м гг. XX в. число этрусских надписей приблизилось к 11 тыс. При этом ученые полагают, что более чем за столетие «неимоверных усилий» по расшифровке этрусской письменности, они установили значение лишь 100 слов…
Возможно, и у читателей сейчас возникнет удивленная и недоверчивая полуулыбка: оказывается, еще в XIX в. учеными А. Чертковым и Ф. Воланским было предложено решение этой «загадки» – они нашли метод расшифровки и чтения этрусских надписей и, по их мнению, эти надписи оказались славянскими! А этруски, следовательно, – славянами.
А. Чертков продолжает: «Ученый Чьямпи предлагал вместо греческого и латинского языков обратиться для объяснения этрусских надписей к древнесловенскому. Он убеждал итальянских ученых: зная по опыту, что ни греческий, ни римский языки не могут объяснить пеласгийских надписей Италии, должно обратиться к другим древним языкам… именно к словенскому. Это было в 1825 г.: тогда Чьямпи только возвратился в Италию из Варшавы, где он был несколько лет профессором и знал отчасти польский язык».
Все ясно. Итальянский этрусколог попал в Польшу, немного выучил польский и с удивлением обнаружил, что стал читать и даже кое-что понимать в этрусских надписях. Обрадовался и, вернувшись в Италию, поспешил поделиться с коллегами своим открытием. Но ему сурово указали, что немцы (как самые авторитетные ученые в Европе) уже давно доказали, что славяне появились на сцене истории не ранее VI в. н. э. А этруски были еще до Рима, т. е. ранее VIII в. до н. э. О каких славянских корнях тут можно рассуждать?! Чьямпи сник.
Чертков пишет далее: «Первый договор между Римом и Габиею был писан пеласгийскими буквами… Поливий (сегодня обычно пишут Полибий) свидетельствует, что в его время учёнейшие из римлян уже не разумели мирного договора, заключенного между Карфагеном и Римом в первые годы после изгнания Тарквиния. Этот договор был написан языком, столь отличным от латинского, что даже сам Поливий едва мог его перевести. Следовательно, римляне… совершенно забыли первоначальный свой пеласгийский язык и уже превратились в позднейших латин».
Не потому ли современный итальянский автор Гвидо Манеуэлли считает, что «следует полностью отказаться от предвзятого мнения, отбросить предубеждения, чтобы проникнуть в сущность этрусского языка… только так исследование может стать плодотворным», обоснованно подчёркивает, что этруски коренным образом отличались как от греков, так и от римлян. Однако тут же, без всяких к тому оснований, утверждает, что этруски «заимствовали свой халдейский алфавит в Кумах, что указывает… на исключительную роль Греции в формировании этрусской цивилизации…». И это при всем при том, что «Северная Италия использовала алфавит, основанный на этрусском алфавите, перенесенном из Фальзины, и подвергшемся влиянию греческих алфавитов».
Кстати, о влиянии славянского языка на латинский. Вот лишь несколько примеров. Русское слово «исход» превращается в греко-латинское «exodus», означающее «исход». Русское слово «кистень» от слова «кисть», означающее традиционное русское оружие, превращается в латинскую «цесту» – похожее оружие. Это отмечал в XVI в. и путешественник Сигизмунд Герберштейн: «Обыкновенное их (московитов) оружие – лук, стрелы, топор и палка наподобие римского цеста, которое по-русски называется кистень». Старое русское слово «инде», т. е. «где-то», «вдали», превращается в латинское «inde» с тем же значением «оттуда», «с того места». Этрусское «ez» отождествляется с латинским глаголом «est» и русским «есть». Наше «вино» с латинским и этрусским словом «vinum» и т. д.