Глава 4
Теплый летний ветер разогнал тучи. Небо за ними оказалось ослепительно-голубым, по нему плыли белые легкие облака. Солнце сияло, и от травы поднимался едва заметный туман. Арина давно ушла, а Звоницкий все еще стоял возле старинной могилы и изучал узор на крыльях каменного ангела.
Он не стал провожать девушку — Арина в этом не нуждалась. Ему хотелось побыть одному — собраться с мыслями, наконец просто перевести дух после общения с непредсказуемой мадемуазель Стариковой. То, что девушка избалована, взбалмошна и подвержена перепадам настроения, Глеб заметил еще в первую встречу. Но этот поцелуй — пожалуй, уже перебор по части эксцентричности…
В глубине аллеи неожиданно показалась женская фигура в черном. Она брела медленно, устало, как будто возвращалась домой после тяжелой работы. Когда она поравнялась с каменным ангелом, Звоницкий узнал Татьяну.
Первая жена Ильи развязала узел платка и сдернула его с шеи, как будто черная ткань душила ее. Звоницкий не был уверен, что Татьяна узнала его, но первые же слова бывшей однокашницы развеяли сомнения:
— Здравствуй, Глебушка. Ничего, что я тебя по-старому называю? Я рада тебя видеть. Кругом все чужие…
— И я рад тебя увидеть, Таня, — ничуть не кривя душой, отозвался Глеб. Он вспомнил веселую студенческую свадьбу Стариковых, на которой гулял, кажется, весь их курс. В свадебное путешествие молодые отправились на Домбай, поэтому свадебным подарком была брезентовая палатка…
Сегодняшняя Татьяна ничуть не походила на ту юную альпинистку, вдохновенно исполнявшую под гитару «Милая моя, солнышко лесное» и «Ты у меня одна, словно в ночи луна». Всех своих старых знакомых Глеб делил на две категории. Одни достигли успеха, их было видно, слышно, о них писали газеты, они мелькали на телеэкране… А другие словно потерялись, и Глеб понятия не имел, где они, чем заняты и живы ли. Причем оказалось, что успех, как и неуспех, ничуть не зависел от ума и оценок в дипломе. К примеру, отличника, обладателя красного диплома Пашу Головина Звоницкий однажды встретил у помойки собирающим сплющенные металлические банки. Глеб прошел мимо, опустив глаза, и позволил Паше себя не узнать. А вот прогульщик Костылев, едва не вылетевший с третьего курса за пьянку в общежитии, занимал пост замминистра.
Очевидно, Татьяна Старикова относилась к категории непреуспевших, раз за все эти годы Глеб ни разу не получал о ней известий.
— Как красиво! — неожиданно сказала Татьяна. — «Покойся, милый прах, до радостного утра»… Вот жили люди, любили, верность друг другу сохраняли. А мы… — Она всхлипнула, поднесла к лицу свой черный платок и попросила: — Проводи меня до машины, Глеб.
— Да, конечно! — Звоницкий взял женщину под руку, и они медленно двинулись по аллее к стоянке.
Глеб чувствовал себя чрезвычайно скверно. Десять минут назад он дал Арине обещание разобраться в обстоятельствах гибели ее отца. Это значило, что прямо сейчас ему придется задать Татьяне несколько неприятных вопросов. Не то чтобы Глеб считал Таню причастной к смерти бывшего мужа… Но она может владеть важной информацией, значит, побеседовать с ней необходимо. «Допросить», — жестко уточнил Глеб. Другого повода встретиться с бывшей супругой Ильи может и не представиться.
— Таня, скажи, а вы общались с Ильей в последнее время? — Первый вопрос был безобидным, вроде бы дружеским, но уже на грани допроса.
Старикова убрала платок в потертую черную сумку и только потом ответила:
— Общались. Если общением можно назвать конверт с деньгами раз в месяц.
— Извини? — не понял Глеб.
— Он меня содержал, — вздохнула Татьяна. — Зарплата у меня маленькая. Так что раз в месяц Илюша мне привозил, как он сам это называл, «гуманитарную помощь». А я его борщом кормила, очень он мою стряпню любил. Его-то фифа сковородки в руках не держала…
Глеб кивнул. И, не давая себе времени на сомнения, чтобы не передумать, задал следующий вопрос:
— Это из-за нее вы развелись?
Татьяна с минуту смотрела на Звоницкого, а потом неожиданно расхохоталась:
— Ой, Глеб, ты все такой же! Старомодный и порядочный! Просто рыцарь Галахад!
Звоницкий слегка обиделся. Пусть сравнение с сэром Галахадом можно счесть комплиментом, но почему это он, Глеб, старомодный?
Отсмеявшись, Татьяна продолжала:
— Илюша был страшный бабник, вот уж это ни для кого не секрет. Ни одной юбки не пропускал. Если бы я ревновала, нам бы следовало развестись сразу после свадьбы. Нет, Глебушка, мы разошлись потому, что чувства остыли, вот и вся причина. Да и случилось это давно — десять лет назад. За это время Илья сменил с десяток спутниц, правда, женился только на одной…
— А ваша дочь? Как она отнеслась к вашему расставанию? — спросил Глеб.
Татьяна вдруг резко остановилась и схватила его за рукав:
— Ты что, Звоницкий? Расследование затеял? Только не говори мне, что решил сам докопаться до правды! Оставь это, слышишь? Илью не вернешь, а вот в его делах копаться не надо. Неизвестно, до чего можешь докопаться… Кстати, я слышала, ты при теракте пострадал? Мало тебе неприятностей?
На мгновение перед Глебом мелькнула прежняя Татьяна — отличница, проницательная умница. Он всегда был убежден: если кому из однокурсников и суждено добиться успеха, так именно ей.
Но длилось это всего минуту — маска замученной жизнью домохозяйки вернулась на место, и Татьяна злобно проговорила:
— Да если кого подозревать, так именно эту новую его фифу. Это же надо — взять и жениться на ровеснице дочери! Модель она, видите ли! На месте следователя я бы посмотрела на эту вешалку для тряпок повнимательнее!
— Почему ты думаешь, что Ирина имеет отношение к смерти Ильи? — удивился Глеб. — Она так плакала у могилы…
— Плакала она! — вскинулась Татьяна. — Крокодиловыми слезами плакала, вот что я тебе скажу! Убила, а потом совесть проснулась.
— А мотив?
— Моти-и-ив? Ревность, вот тебе и мотив! Илюша как был с юности кобелем, так и остался… Не тем будь помянут. На днях я его встретила с такой знойной красоткой — его жена по сравнению с ней моль бледная! Кудри кольцами, как у цыганки, зубы белые, а уж фигура… Честно сказать, я даже позлорадствовала немного. Ну и посочувствовала этой Ирине. Вот, мол, ты — модель, и ноги от ушей, а нашлась и лучше тебя, и моложе красотка…
За разговором они незаметно дошли до стоянки. Татьяна остановилась у дверцы «Рено» и достала ключи:
— Ну, прощай, Глебушка. Не знаю, увидимся ли…
Татьяна давно уехала, а Звоницкий все стоял, глядя на белоснежные облака, проплывающие над кладбищем. Смерть Ильи выбила его из колеи гораздо сильнее, чем можно было предположить. Почему? Потому что Стариков был его другом? Но ведь они не виделись много лет. Потому что Илья — ровесник и поневоле закрадываются в голову мысли о собственной смертности? Но для Глеба в них нет ничего нового, а уж после взрыва и подавно.
Вероятно, все дело в том, что совершено преступление. Если бы Илья действительно покончил с собой, это было бы трагично, но Глеб признавал за каждым право распорядиться собственной жизнью. А жизнь адвоката Старикова безжалостно оборвали. И единственное, что Глеб может, — попытаться найти того, кто это сделал.
Глеб Аркадьевич решил не медлить и приступить к расследованию прямо сегодня. Для начала следовало изучить материалы, которые Саша Пестряков любезно обещал переслать своему бывшему наставнику. Звоницкий бросил взгляд на часы. Половина первого, а он не на работе! За последний год такое случилось впервые. Ощутив укол стыда, он немедленно схватился за телефон.
Яна Казимирова ответила не сразу.
— Да? — коротко бросила она в трубку, но, услышав голос шефа, смягчила тон: — Здрасьте, Глеб Аркадьевич. Нет, ничего не случилось. Я перевязку делала, не могла отвлекаться. Да, все в полном порядке. Да, справляюсь. Нет, можете не торопиться. Если у вас еще какие-то дела в городе, заканчивайте спокойно. Я справлюсь, честное скаутское!
Успокоив свою совесть, Звоницкий поехал домой. Домработница еще не пришла, и квартира встретила Глеба непривычной тишиной. Он включил компьютер и радостно хмыкнул, обнаружив там обещанный Пестряковым «дайджест». Молодец, Саша…
Глеб Аркадьевич сварил себе кофе, основательно устроился перед монитором и погрузился в изучение документов. «Дайджест» содержал все, что нужно: протокол осмотра места преступления, заключение патологоанатома, выкладки токсиколога и еще много чего полезного. Для начала Звоницкий изучил протокол — место преступления Глеб Аркадьевич видел собственными глазами, но прекрасно отдавал себе отчет, как избирательна человеческая память, как несовершенно восприятие: какая-нибудь мелочь запоминается навсегда, а важное теряется. Ну, здесь ничего нового для себя он не нашел и со спокойной совестью перешел к следующему документу.
Заключение патологоанатома гласило, что Стариков скончался от острой сердечной недостаточности, вызванной приемом лекарственного препарата, а вовсе не от асфиксии. Значит, Глеб угадал верно — Илья был уже мертв к тому моменту, когда его тело вздернули на крюк от люстры из муранского стекла.
Токсиколог определил вещество, убившее Старикова, — дигитоксин. Старый добрый препарат наперстянки, дигиталис, используемый при лечении сердечных заболеваний. Используется в медицине с глубокой древности и когда-то был чрезвычайно любим отравителями всех мастей. Но в наше время, когда вокруг полным-полно разнообразных лекарств, использовать для убийства сердечные гликозиды — это довольно странно, экспертиза в момент определит наличие препарата в организме. Оставалось предположить, что убийца воспользовался первым, что попалось под руку. Причем лекарство подмешали Старикову в алкоголь — непосредственно перед смертью адвокат выпил немного виски.
Смертельная доза немного превышает два грамма, а Стариков получил приблизительно столько. Если бы не виски, Илью еще можно было бы спасти — сердце у него было на редкость здоровое для пятидесятилетнего мужчины.
Если бы Глеб не улегся спать, если бы спустился в столовую, он бы вовремя обнаружил Илью, вызвал бы «Скорую», а до ее приезда оказал бы другу необходимую помощь… Уж отравление дигиталисом, дешевым препаратом для сердечников, Глеб распознал бы немедленно, это же классика…
Если, если… Какой смысл в том, чтобы перебирать упущенные возможности? Звоницкий заставил себя переключиться на документы. Странгуляционная полоса соответствует ситуации, когда ремень вначале закрепили на шее тела, а уже потом вздернули труп на люстру…
Глеб крутанулся в кресле и отвернулся от монитора, потирая усталые глаза. В этом деле много странного. Ну, это не считая того, что кому-то вообще понадобилось убивать добродушного Илью Старикова.
Во-первых, способ убийства. Дигиталис — это вам не мышьяк. Достать его легко, и лекарство может оказаться в аптечке любого пенсионера или просто сердечника. Напрашивается вывод: убийца схватил первое, что попалось под руку. Первое, до чего мог дотянуться. А это значит, что убийство Старикова не планировалось заранее — оно произошло спонтанно.
Второе. Алкоголь. Дигиталис подмешали именно в алкоголь — во-первых, чтобы замаскировать неприятный вкус лекарства, а во-вторых, чтобы заставить Илью выпить отраву. Из чьих рук Стариков принял бы бокал с напитком? Разумеется, из рук того, кому доверял. Зачем он вообще пил спиртное — и это после долгого застолья с шумными тостами за здоровье юбиляра?.. Стариков сам признавался, что выпил более чем достаточно. Что, среди ночи ему вдруг понадобилось «догнаться»?! Напрашивается вывод: Стариков пил не один. После того как адвокат расстался с Глебом, у него состоялось свидание с тем, кто подлил в виски отраву. Вероятнее всего, это была женщина. Нет, утверждение, что яд — оружие прекрасного пола, давно устарело. Современные дамы лихо управляются со снайперской винтовкой и холодным оружием и в обморок при этом не падают. Но во всей этой ситуации — ночь, спящий дом, тайное свидание — было что-то такое, что наводило на мысли о женщине. Шерше ля фам…
Между тем, для того чтобы подвесить на люстру тело восьмидесятикилограммового мужчины, требуется мужская рука. Значит, убийц было двое — злодей и злодейка?
Третье. Для чего вообще понадобилось подвешивать труп адвоката? Ведь Стариков был уже мертв! Ради чего устроили эту отвратительную инсценировку самоубийства, которая не обманула даже Глеба? Что уж говорить о криминалистах…
И четвертое. Глеб Аркадьевич расстался с Ильей незадолго до его смерти. Стариков собирался ложиться и не упоминал о том, что его ждет важный разговор или вообще какое-нибудь дело. Следовательно, в ночь после приема произошло нечто, что заставило убийцу действовать — причем действовать грубо, поспешно. Просто удивительно, что его никто не заметил, — этот тип здорово рисковал…
Что же произошло после того, как Глеб расстался с другом? Он предполагал телефонный звонок. Маловероятно, что кто-то пришел в дом, полный слуг, чтобы побеседовать со Стариковым, когда одно нажатие клавиши решало эту проблему. Итак, телефон.
Звоницкий вернулся к изучению документов, и тут его ждал сюрприз. Мобильный Старикова — дорогая навороченная модель — бесследно исчез. Сигнал с него не проходил, что исключало случайную потерю. Значит, телефон похищен, и, скорее всего, именно убийцей или убийцами.
Ну, это просто подарок для следствия! Возможно, именно эта ниточка поможет распутать клубок тайн вокруг смерти адвоката.
А пока предварительные выводы неутешительны. Вроде бы то, что Илья пил с кем-то в ночь убийства, указывает на близких адвоката. Значит, слуг, что были в доме в ночь смерти Старикова, можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Во-первых, Илья не стал бы пить ни с кем из них, а во-вторых, их всех опросила полиция — вот протоколы допросов. Если бы там было за что зацепиться, это не осталось бы незамеченным. Убийца-дворецкий хорош только в детективном романе.
Но и с близкими все не так просто. В дом мог вернуться кто-то из уехавших гостей. Мог заявиться совершенно посторонний человек, который не присутствовал на приеме по случаю юбилея, но был каким-то образом связан с адвокатом Стариковым…
Глеб еще раз внимательно просмотрел присланные документы, потом закрыл файлы и выключил компьютер.
Пора было действовать. По-хорошему, следовало поговорить с близкими Ильи… но сегодня, в день похорон, Звоницкий не рискнул бы их тревожить. Надо дать им время справиться с потерей.
Зато ничто не мешало Глебу навестить племянников баронессы Баух — обиженных судьбой наследников. Вряд ли они горюют о смерти адвоката, так что самое время посетить эту компанию…
Глеб переоделся в свой лучший летний костюм и придирчиво осмотрел себя в зеркале. Зеркало отразило высокого мужчину с бритой головой и физиономией в шрамах. Вид у него был совершенно разбойничий. Глаза горели охотничьим азартом. Ну, голубчики наследнички, если кто-то из вас причастен к гибели Ильи Старикова, вы об этом очень скоро пожалеете…
Звоницкий остановил машину неподалеку от особняка, где проживало семейство Ковалевых. Вылезая из салона, Глеб краем глаза уловил какое-то движение позади. Сделав вид, что совершенно не интересуется происходящим, он принялся копаться в замке машины. Поэтому, когда неожиданно резко обернулся, мадемуазель Старикова оказалась застигнута врасплох.
Поняв, что Глеб ее заметил, Арина медленно приблизилась к нему. Девушка успела переодеться после похорон — сейчас на ней были джинсы и белая майка. Волосы спрятаны под бандану, на ногах кроссовки, на плече рюкзачок. Она выглядела так, словно собиралась выслеживать кого-то. Наверняка в рюкзаке у нее бутылка воды и фотоаппарат или диктофон.
— Арина, что вы здесь делаете? — довольно холодно спросил Глеб.
— Вы обманщик, Глеб Аркадьевич! — сморщила хорошенький носик девушка. — Такой же, как все мужчины.
— Не могу отвечать за весь сильный пол, но не припомню, чтобы я в чем-то обманул лично вас, — без тени улыбки произнес он.
— Ну как же! — сверкнула зубами журналистка. — Ведь вы обещали, что будете держать меня в курсе расследования! Обещали, что мы с вами будем работать вместе, расследуя смерть папы! И вдруг я вижу, что вы уже начали действовать без моего ведома!
Глеб попросту онемел от подобной наглости.
— Во-первых, не помню, чтобы я вам обещал докладывать о каждом моем движении… а во-вторых… Арина, вы что, следили за мной?!
Она потупилась, легкий румянец залил ее бледные щеки, и девушка едва слышно прошептала:
— Вы меня плохо знаете, Глеб Аркадьевич! Я очень упряма и всегда добиваюсь своего. Если поставила себе задачу найти убийцу отца, я своего добьюсь, так и знайте! А с вами или без вас, неважно! Вы что, собрались в гости к этим негодяям?
— Почему же негодяям? — удивился Глеб.
— Да ведь они — подозреваемые номер один в списке! — воскликнула журналистка. — Я вообще убеждена — это они убили папу! У-у, ненавижу эту семейку! — Она погрозила кулачком в сторону особняка.
— Позвольте, Арина, почему вы так уверены в виновности Ковалевых? Да еще обвиняете всех скопом? По-вашему, они совершили преступление всей семьей?
— Не делайте из меня дуру! — вдруг напустилась на него девушка. — Разумеется, я так не считаю. Но кто-то из этой семейки точно виновен!
— В таком случае следствие разберется, — примирительно произнес Глеб.
— Ага, как же! — Арина шмыгнула носом, на мгновение из-под маски светской львицы выглянула обиженная девочка. — К нам уже приходил следователь, противный такой. На крысу похож. Я ему не доверяю!
Глеб хотел было сказать, что следователь — не модель и его внешность не имеет значения для раскрытия дела, но решил не тратить время попусту. Мадемуазель Старикова пристрастна, и переубедить ее все равно невозможно. Вместо этого он повторил вопрос:
— Арина, почему вы убеждены в виновности Ковалевых?
— Как вы не понимаете! Это же дело о наследстве! О миллионах баронессы! Именно они — обиженные наследники. Потерять такие деньги, и из-за кого! Из-за кота! Ладно бы, если бы миллионы достались человеку! Обидно, но закон есть закон. А тут — кот! Издевательство какое-то… Конечно, они недовольны завещанием и попытаются сделать все, лишь бы вернуть себе денежки. Как вы, юристы, говорите — «ищи, кому выгодно»?
Глеб уже начал уставать от излишне эмоциональной журналистки. Поэтому, когда Арина заявила, что одного Глеба ни за что не отпустит, а пойдет в логово врага с ним, он, не выдержав, взял девушку за плечи и, глядя ей в глаза, медленно и раздельно проговорил:
— Вот что, девочка. В таком состоянии вам там делать нечего — только глупостей натворите, о которых мы все потом будем жалеть. Вы останетесь здесь, а я пойду один. Ваша задача — следить за обстановкой. Если увидите что-то подозрительное, звоните мне на мобильный. Запишите мой номер.
Арина скривилась, как обиженный ребенок, на глазах даже выступили слезы. Глеб вздохнул. Да, такой союзник мог превратиться в проблему куда большую, чем казалось поначалу…
— Зачем вы так со мной, Глеб Аркадьевич? Так бы и сказали — мол, убирайся, не путайся под ногами… А вы мне даете какие-то дурацкие, никому не нужные задания… Как будто мне одиннадцать лет.
Глеб едва не брякнул, что Арина действительно ведет себя как ребенок, но вовремя прикусил язык. Девушка забила в телефон номер Глеба и, возвращаясь к роли светской львицы, высокомерно произнесла:
— Сейчас я поеду домой и буду ждать вас там. Надеюсь, вы не откажетесь посвятить меня в подробности вашего разговора с этой семейкой. А я напою вас совершенно волшебным кофе — такой только я умею варить. С кардамоном и имбирем. До встречи, Глеб Аркадьевич!
И девушка исчезла за углом. Чувствуя себя чрезвычайно неловко при мысли о предстоящем свидании с взбалмошной девицей, Глеб зашагал к особняку. Он нажал на кнопку звонка, утопленную в белом камне ограждающей дом стены, и после короткого колокольного перезвона калитка распахнулась — очевидно, ворота управлялись из дома.
Глеб Аркадьевич прошел к дубовым двустворчатым дверям, которые распахнулись ему навстречу.
На пороге стояла маленького роста женщина в тренировочном костюме и в упор разглядывала Звоницкого. Смуглое лицо восточного типа было непроницаемо.
— Добрый день, — приветливо поздоровался Глеб. — Могу я видеть кого-нибудь из Ковалевых?
Она посторонилась, пропуская гостя, и хрипло ответила:
— Заходите, хозяева дома.
Глеб протиснулся мимо прислуги, ощутив удушливый аромат сандала, и оказался в темном холле, просторном и обшитом панелями из темного дуба. Женщина в тренировочном костюме проводила Звоницкого в гостиную, где за старинным столом собралось семейство Ковалевых — кажется, в полном составе.
Глеб поздравил себя с тем, что ему удалось отбиться от Арины Стариковой. Атмосфера в комнате была и без того накаленной, и присутствие импульсивной журналистки ничуть не поспособствовало бы диалогу. Впрочем, и без Арины здесь никто не горел желанием беседовать с чужаком.
Перед поездкой Глеб ознакомился с документами и теперь примерно представлял, с кем ему предстоит иметь дело.
Сидящие за столом люди были племянниками баронессы Баух. Точнее, племянниками ее сестры, Лидии Фелициановны Ковалевой, недавно умершей. У покойной не было собственных детей, зато всю свою жизнь Лидия Ковалева, в девичестве Срезневская, посвятила воспитанию детей младшей сестры своего без вести пропавшего мужа. Ульяна Ковалева была, что называется, без царя в голове. Девушка выучилась на крановщицу и принялась мотаться по всем стройкам СССР, какие могла сыскать. Из каждой поездки она привозила по младенцу, благополучно укладывала чадо на колени тетке и радостно отбывала поднимать целину, строить БАМ или газопровод «Уренгой — Помары — Ужгород». Ну, или что-то в этом роде. Наконец Ульяна затерялась на просторах необъятной родины, и дальнейших сведений о ней не поступало, а приток младенцев прекратился.
Лидия Ковалева смиренно растила племянников (и одну племянницу) и не жаловалась на судьбу. Судя по всему, те люди, что сидели сейчас за громадным столом, и представляли собой результат ее титанических усилий.
Двоих мужчин постарше Глеб узнал — именно они были сегодня на похоронах. На старшем была нейлоновая рубашка и старомодный костюм, что как-то плохо сочеталось с двухэтажным особняком семейства Ковалевых. Шея у мужчины была красная, а глаза голубые. Волосы, когда-то рыжие, почти совсем поседели и напоминали шерсть хорька.
Средний из братьев походил на музыканта — из тех, что играют исключительно на похоронах. Он был уменьшенной копией брата, только более изящного сложения, да и костюм на нем был поприличнее. Глубокие залысины в темных волосах придавали ему сходство с постаревшим, но все еще элегантным Дракулой. Перед ним стояла бутылка с черной этикеткой и стакан. Аристократическая дрожь длинных пальцев не позволяла усомниться в привычках этого господина.
Младший из братьев, худой нескладный юноша богемного вида, сидел в стороне от прочих родственников и старательно делал вид, что все происходящее в этой комнате его не касается.
Возглавляла клан высокая черноволосая дама с хищным носом и властным взглядом. Именно она взяла на себя инициативу в разговоре. Указав на стул с высокой спинкой, дама в упор уставилась на Глеба и резко спросила:
— Кто вы такой? И что вам нужно?
Азиатка в тренировочном костюме неслышно обошла стол и встала за стулом госпожи.
— А я его знаю! — неожиданно вступил в разговор артистичный юноша. — Видел сегодня на кладбище. Он какой-то там древний друг покойного адвоката.
— Филипп, замолчи! — еле слышно произнес средний из братьев, стараясь не смотреть на Глеба. Ему явно было неудобно.
— Совершенно верно, — кивнул Глеб. — Я Глеб Аркадьевич Звоницкий, друг покойного адвоката Старикова. Поскольку вы сегодня побывали на его похоронах, я решил зайти к вам.
— Зачем? — вскинула подбородок старшая дама.
— Чтобы поговорить. Мой друг был юристом, и в некотором роде представляя противоположную сторону в имущественном споре…
— Какую-какую? Противоположную? — откровенно загоготал Филипп. — Это вы кота имеете в виду? Ну дает!
— Филипп, прекрати! — одернула младшего брата черноволосая дама.
Она внимательно разглядывала Глеба, и под рентгеновскими лучами ее выпуклых глаз ветеринар почувствовал себя неуютно. Однако следовало продолжать. Неожиданно дама сама пришла на помощь Глебу.
— Хорошо, — решительно сказала она. — Я вижу, у вас сложилось превратное мнение о нашей семье. Я не желаю, чтобы по городу пошли какие-то разговоры — дескать, Ковалевы что-то скрывают…
— Нам нечего скрывать, — буркнул старший из братьев.
— Само собой, мы огорчены, что наследство уплыло от нас, — хмыкнул средний, поглаживая горлышко бутылки. — А вы бы на нашем месте расстроились?
— Да и не нужны нам никакие подачки этой баронессы! — неожиданно взвился младший. — Она нам даже не родня, если по закону!
— Не нужны? — искренне изумился Звоницкий. — Многомиллионное состояние вы называете подачками? Вы настолько состоятельный человек?
— Филипп, не мешай! — снова одернула младшего брата дама.
Она вздохнула, закурила длинную коричневую сигарету — молчаливая азиатка немедленно подсунула госпоже пепельницу из нефрита — и печально проговорила:
— Я давно ждала чего-то в этом роде. Что придут, начнут задавать вопросы… Едва я узнала о смерти адвоката, так сразу поняла: ну вот и началось. К нам в дом даже явился следователь… хотя никто из нас и близко не подходил к дому этого вашего адвоката в ту ночь, когда его убили. Еще бы — мы ведь теперь главные подозреваемые! — В голосе дамы прозвучала искренняя горечь.
— Это вам следователь так сказал? — поинтересовался Глеб.
— Разумеется, он не сказал это прямо… Зато намекал достаточно ясно, — вздохнула она. — Но Ковалевых не запугаешь! Я готова ответить на ваши вопросы, Глеб… Аркадьевич, кажется? Но только один раз. Больше я не стану с вами встречаться, так что задавайте вопросы сейчас! — Дама смерила Звоницкого проницательным взглядом черных глаз. — Я так понимаю, ваша цель — найти виновного в гибели вашего друга. Ну а наша цель — снять подозрение с нашей семьи, чтобы не осталось никаких недоговоренностей и слухов. Разговор будет долгим… Чай или кофе — что вы предпочитаете?
Звоницкий выбрал чай, и она крикнула:
— Аля, чаю нам!
Смуглолицая служанка испарилась, как джинн из восточной сказки. А дама между тем продолжала:
— Думаю, нам пора познакомиться.
Глеб сообразил, что черноволосая женщина является, очевидно, главой клана и потому говорит за всех. Мужчины как-то терялись в ее присутствии, и трое братьев то и дело поглядывали на нее. Привычка властвовать ясно читалась в ее лице и манерах, звучала в высоком сильном голосе.
— Начну по старшинству, — обвела она взглядом притихшее семейство. — Меня зовут Гертруда Александровна. Кстати, не удивляйтесь — у всех нас несколько необычные имена.
— За это надо благодарить нашу чокнутую мамашу, — лениво бросил Филипп, разглядывая свои ногти.
Гертруда Александровна на мгновение стиснула челюсти — Глеб видел, как явственно выступили желваки, — но ничего не сказала. Похоже, выходки младшего братца частенько выводили из себя членов семьи Ковалевых, но вступать с Филиппом в перепалку при посторонних глава клана не рискнула.
— А это мои братья — Электрон Васильевич и Эдуард Валентинович, — кивнула Гертруда в сторону старших мужчин. Алкоголик Эдуард слегка привстал и даже протянул через стол холодную вялую руку. Глеб пожал кончики пальцев и почувствовал, как они дрожат. А Электрон — обладатель нейлоновой рубашки, — слегка поморщившись, произнес:
— Зовите меня Сашей. Я свое имя терпеть не могу.
— И наш младший брат Филипп, — закончила процедуру представления Гертруда.
— Как вы видите, мамочка родила нас от разных отцов, — лениво потянулся Филипп. — Кстати, мое отчество — Альгидасович. Так что братья и сестры мы только по матери. Наша кукушка-мать давала нам имя, после чего привозила к тетке и спихивала ей на руки. А потом теряла к нам всякий интерес. Я лично ее вообще не помню, поскольку после моего рождения она уехала строить какой-то космодром и затерялась в казахстанских степях… Алевтина, ты ведь родом из тех мест, скажи-ка, какой там космодром?
Служанка как раз вкатила в комнату столик, на котором был сервирован чай. Каждый из присутствующих получил фарфоровую чашечку с невероятно крепким и терпким напитком. Глеб отпил из своей с некоторой опаской. В конце концов, он явился в этот дом в поисках отравителя… Эх, надо было хоть кому-нибудь сообщить, куда он отправился! Чтобы в случае чего знали, где искать Глеба Аркадьевича Звоницкого, которому на пятом десятке лет вздумалось поиграть в сыщика-любителя… Впрочем, Арина Старикова в курсе того, куда он поехал. Если с ним что-то случится, журналистка не успокоится, пока не отомстит за него…
— Байконур, — не поднимая глаз, ответила служанка и покинула комнату.
— Точно, и с тех пор мы не имели о ней известий. Наверное, это к лучшему, потому что еще одного младенца тетка бы не потянула — стара стала! — хохотнул Филипп.
— Что ты себе позволяешь? — сквозь зубы прошипела Гертруда, косясь на Глеба. — При посторонних…
— А что такого? — продолжал веселиться Филипп. Глеб уже сообразил, что у младшенького была роль «ужасного ребенка», которая чрезвычайно ему нравилась. — Мы все — одна большая дружная семья, разве нет?
— Скажите, вы все проживаете в этом доме? — поинтересовался Звоницкий, уводя разговор в сторону. Наблюдать семейные разборки ему вовсе не хотелось. Известно ведь, что каждый свежий зритель придает застарелым конфликтам высокий градус. А он явился в этом дом вовсе не для того, чтобы служить благодарной аудиторией для этого клоуна…
— О, дом — это вообще отдельная история! — оживился Филипп.
Но старшая сестра резко оборвала очередной приступ его веселья:
— Замолчи! С нашим гостем беседовать буду я! А ты вообще можешь уйти к себе.
— Не-ет, я останусь! — усмехнулся Филипп. — Разве можно упустить такой случай — послушать, как ты будешь распинаться перед нашим гостем! — Последнее слово юный негодяй выделил особо. — Кстати, а почему ты, сестренка, не спросила у нашего гостя удостоверение? Возможно, он из органов, а ты поверила ему на слово. Байка о старом друге нашего милейшего Ильи Петровича, на мой взгляд, не выдерживает никакой критики…
На этот раз не выдержал старший из братьев. Электрон Васильевич побагровел и приподнялся с места, как будто ему не терпелось отвесить младшему братцу подзатыльник или что похуже.
— Заткнешься ты, сопляк, или мне самому тебя заткнуть?! — прохрипел он.
Эдуард плеснул себе коричневой жидкости из бутылки в стакан и, не обращая внимания на происходящее, отхлебнул.
— Саша, успокойся! — Гертруда положила руку на плечо брату и заставила Электрона сесть. — А ты, Филипп, веди себя прилично. Так вот, насчет дома. Этот особняк баронесса Баух купила нам в середине девяностых. Именно в это время стало окончательно ясно, что тетя Лида ни в какую Америку не поедет.
— Почему? — удивился Глеб — Неужели вашей тете не хотелось увидеться с сестрой? Да и медицина там не в пример лучше…
— Тетке было за восемьдесят, — подал голос остывший после вспышки Электрон. — Она говорила, что всю жизнь прожила на родине и помереть желает здесь же.
— К тому же они с сестрой регулярно общались по телефону, подолгу беседовали — в основном вспоминали детство, — вздохнула Гертруда. — Ну, и письма писали, конечно.
— И вот тут и возник этот проклятый кот, — неожиданно подал голос Эдуард.
— Возник? Как это? — заинтересовался Глеб.
— Давай, расскажи ему, Эд, — поддержал брата Филипп.
— Подумать только, я своими руками притащил эту скотину в дом! — продолжал средний из братьев. — Иду как-то вечером домой, смотрю — котенок. Лапа у него была сломана, убежать не мог. Вокруг него собаки, еще немного — и они бы его сожрали. — Эдуард ненадолго задумался и добавил: — Наверное, надо было просто пройти мимо, и сейчас мы все были бы очень богаты.
— Вы подобрали котенка и принесли его Лидии Фелициановне? — догадался Глеб.
— Да, точно. Тетка любила всякую живность, и я подумал, что ей будет не так одиноко.
— И вот тут случилось то, чего мы никак не ожидали, — вздохнула Гертруда. — Баронесса прямо-таки влюбилась в этого кота, и тетка тоже. Оказывается, этот Феликс как две капли воды похож на того кота, что был у сестер в детстве. Тетка и ее сестра часто это обсуждали, вспоминали, какой самовар стоял у них в кухне, какой коврик висел на стене в детской… Ну и кот пришелся туда же. — Она помолчала, поболтала в чашке остывший чай и продолжила: — Но мы и подумать не могли, что дойдет до такого. Баронесса всегда отличалась здравым смыслом и до последнего находилась в ясном уме. Наверное, под конец жизни она все-таки немного спятила, раз завещала свое состояние коту…
— А вы не пытались оспорить завещание?
— Нет, что вы! — Гертруда поджала тонкие губы. — В этой ситуации мы чувствовали себя на редкость неудобно. Посудите сами: ведь Александра Фелициановна нам даже не кровная родня. Как мы могли оспаривать ее последнюю волю…
— Само собой, нам было это… обидно, в общем, — высказался Электрон. — У баронессы была одна наследница — наша тетка. А за ней — мы следующие в очереди. Так что мы давно знали, что денежки нам достанутся. И под это дело я мастерскую открыл, ну и вообще… А теперь пришлось все свернуть.
— Да, Эл открыл мастерскую, Гера расширила свой автосалон, Эд просто денег назанимал… Да, братишка? — неожиданно развеселился Филипп. — И только Филя поступил по-умному. С самого начала я не верил, что нам что-нибудь обломится. Никогда не рассчитывал на это пресловутое наследство. Я всегда стоял на собственных ногах и сам зарабатывал на хлеб с маслом! — Филипп обвел торжествующим взглядом семью. Почему-то все опустили глаза. — А вы все погорели! Конец прекрасным мечтам! — продолжал он веселиться. — И не стыдно вам? Взрослые люди, а надеялись на старушкино наследство…
Электрон вдруг резко встал, с грохотом отодвинув стул, и быстрыми шагами вышел из комнаты.
— Нервишки шалят, — с довольным видом констатировал Филипп. — Вы на Эла внимания не обращайте. Он у нас пролетарий, простая душа. Никакого понятия о хороших манерах…
— А чем вы занимаетесь, Филипп? — поинтересовался Глеб.
— В данный момент ничем, — оскалил белые зубы младший. — Я свободный художник. Вообще-то я профессиональный фотограф. Так что, если у вас намечается свадьба или юбилей, я буду рад подзаработать немного денежек. Эл у нас электрик — правда смешной каламбур? Он вообще на все руки мастер. Эдик — музыкант. То есть бывший музыкант, конечно. А вот Гера — бизнес-вумен. Автосалон «Малина-драйв», слыхали? Кормилица наша, в данный момент содержит всю нашу ораву. Как видите, нам скрывать нечего.
— Ты слишком много болтаешь, — ровным голосом проговорил Эдуард и тоже поднялся. Он покинул комнату вслед за старшим братом, но далеко не так эффектно — на пороге споткнулся и едва не упал. Когда дверь за его спиной захлопнулась, Филипп хрюкнул:
— Назюзюкался, артист!
— Филипп, по-моему, тебе тоже пора, — тихо произнесла Гертруда. — Я сама закончу разговор с гостем.
Младший вскочил, ничуть не обидевшись:
— Ну и пожалуйста! Я и сам собирался уходить. У меня дела в городе. Вернусь поздно, к ужину не ждите. Чао, сестренка! До встречи, Глеб Аркадьевич! Что-то мне подсказывает, что так просто мы от вас не отделаемся и наша встреча не последняя…
И весельчак покинул комнату. Гера тяжело вздохнула:
— Простите его, Глеб Аркадьевич! Он совершенно невозможный ребенок…
— Мне показалось, что ваш брат давно уже не дитя, — хмыкнул Звоницкий, не удержавшись. Поведение Филиппа было откровенно провокационным.
— У нас большая разница в возрасте, — пояснила Гертруда. — Мне было под тридцать, когда наша непутевая мамаша появилась на пороге с младенцем. Я помню этот день. Совершенно чужая, незнакомая женщина… Ребенок был слабенький, он все время кричал. А она почему-то решила, что я займусь его воспитанием! Я только что защитила кандидатскую диссертацию — я микробиолог — и совершенно не собиралась посвящать свою жизнь плоду ее случайной любви с каким-то прибалтом.
Звоницкий внимательно слушал. Семейные тайны Ковалевых не слишком его интересовали, но в рассказе Геры могло мелькнуть что-нибудь важное.
— Разразился ужасный скандал, — продолжала Гертруда, глядя в свою пустую чашку. — Мать страшно обиделась, сказала, что ноги ее больше не будет в этом доме. В ту же ночь она исчезла. Правда, младенца нам все-таки оставила… Кстати, свое обещание она сдержала — с тех пор мы ее больше не видели. А Филиппа вырастила тетя — как и всех остальных.
— Какой она была, Лидия Фелициановна?
— Она была святая! — Гера подняла глаза к потолку. — Всю жизнь трудилась. Вырастила всех нас, выучила, на ноги поставила. И дала свою фамилию — взамен тех, которыми наградили нас наши папаши, которых мы никогда не видели… — Гертруда поднялась: — Извините, я вас совсем заговорила. Вам, наверное, все это не интересно…
Звоницкий заверил, что готов и дальше слушать историю семьи Срезневских-Ковалевых, но она негромко позвала:
— Алевтина! Убери здесь.
Появилась молчаливая казашка и принялась собирать со стола чашки. Глебу ничего не оставалось, как откланяться.
— Надеюсь, я ответила на все интересующие вас вопросы, — сказала Гертруда, провожая гостя. — Правда, вы почему-то больше интересовались историей моей семьи, чем завещанием тетки… Надеюсь, главное вы уяснили, Глеб Аркадьевич?
— Что именно? То, что вы не пытались опротестовать завещание?
— Совершенно верно, — царственно кивнула Гертруда Александровна. — Теперь наследством распоряжается фонд, названный кличкой нашего кота. А мы не желаем иметь ко всей этой истории никакого отношения. Вам ясно?
Покинув дом семейства Ковалевых, Глеб Аркадьевич вернулся в свою машину, завел мотор и только спустя четверть часа обнаружил, что едет за город. Ну конечно, он же обещал Арине Стариковой рассказать о своем визите в дом Ковалевых…
Голова гудела от обилия информации. Оставалось надеяться, что среди фактов, которые он узнал сегодня, затерялось что-то действительно стоящее. Ну и семейка!
«А может, не ездить?» — мелькнула трусливая мыслишка. Звоницкому совершенно не хотелось возвращаться в опустевший дом Ильи. Пообщаться с Ариной можно и по телефону… Поймав себя на этой мысли, Глеб нажал на газ. Он, Глеб Звоницкий, в долгу перед Ильей. И какие бы фортеля ни выкидывала его дочка, на ход расследования это никак не повлияет.
Дом казался опустевшим. Видимо, обслуживающему персоналу сегодня дали выходной. Арина сама открыла дверь. Девушка была в том же платье, в котором Глеб видел ее на юбилее Старикова. Не совсем подходящий наряд для дня похорон…
— Входите, Глеб Аркадьевич! — пригласила девушка. — Я вас заждалась.
— Неужели? — буркнул Звоницкий, проходя в дом.
— Ну, вы же обещали рассказать мне, чем закончился ваш поход к этим наследничкам! — усмехнулась Арина. — А мы, журналисты, такие любопытные — это у нас профессиональное заболевание. Так что я не успокоюсь, пока не услышу ваш рассказ. Располагайтесь со всеми удобствами, а я сварю вам кофе, как обещала.
Девушка проводила гостя в кабинет отца и усадила в удобное кожаное кресло для посетителей. Пока она занималась приготовлением кофе, Звоницкий разглядывал корешки книг. В основном это была юридическая литература. Компьютер на столе был включен — Глеб вздрогнул, заметив это. Значит, дочка Ильи уже расположилась за его столом и просматривает его файлы? Видимо, мадемуазель Старикова в большей степени журналистка, чем можно было предположить…
Кабинет казался осиротевшим — пустовало кресло за массивным столом, подарочный письменный прибор уже начал покрываться тонким, едва заметным слоем пыли. Никогда больше громогласный, жизнерадостный Илья не войдет в свой кабинет, не откроет эту тяжелую дверь…
Дверь скрипнула и приоткрылась. Звоницкий едва не подскочил в кресле. В кабинет заглянула заплаканная Ирина. В отличие от дочери Старикова его вдова выглядела так, что сразу было ясно: похороны состоялись только сегодня. Блондинка даже не успела переодеться после похорон, только сняла темные очки. Ее заплаканное личико было кукольным и маленьким, точно у обиженного ребенка.
Глеб тяжело выбрался из кресла и поприветствовал хозяйку дома.
— А-а, это вы? — не пытаясь скрыть разочарование, протянула Ирина.
— Вы кого-то ждете? Я пришел не вовремя? — забеспокоился Звоницкий.
Вдова равнодушно смотрела сквозь него. Казалось, она уже забыла о присутствии постороннего. Наконец ответила:
— Кого я могу ждать в такой день? К тому же вы пришли не ко мне, а к моей падчерице. — Не прощаясь, она резко повернулась и вышла из комнаты.
Едва за Ириной захлопнулась дверь, вернулась Арина. Она вошла в кабинет с кофейником и двумя чашками на подносе. Запах от кофейника поднимался прямо-таки восхитительный. Девушка разлила кофе по крошечным металлическим чашечкам и предложила:
— Попробуйте, Глеб Аркадьевич!
Звоницкий сделал маленький глоток.
— Благодарю вас, Арина. Кофе у вас выше всяческих похвал!
Она присела на ручку его кресла и усмехнулась:
— Зачем же так официально… Может быть, перейдем на «ты»? Тем более нам предстоит вместе вести расследование.
Звоницкий откашлялся, чтобы скрыть замешательство, и ответил:
— Думаю, не стоит, Арина. Пусть все останется как есть. Так что вы хотели узнать?
Девушка расхохоталась и пересела в кресло напротив.
— Хорошо, Глеб Аркадьевич. Пусть все останется по-старому, раз уж вы не хотите сократить дистанцию… Ну, расскажите мне скорее, что вы разузнали? Я прямо сгораю от любопытства!
Звоницкий допил кофе и изложил девушке свой разговор с семейством Ковалевых. Он старался придерживаться фактов, но порой кое-какие описания закрадывались в его речь, и Арина искренне хохотала, слушая о неприязненном отношении Ковалевых к коту, из-за которого они лишились миллионов баронессы.
Отсмеявшись, девушка поймала на себе взгляд Глеба, откинула локоны с лица и без улыбки произнесла:
— Глеб Аркадьевич, не надо на меня так смотреть. Я же понимаю, как выгляжу в ваших глазах. Только сегодня моего любимого папочку похоронили, а я уже смеюсь как ни в чем не бывало и даже затеяла какое-то расследование… Кстати, и компьютер включила. Я видела, что вы это заметили… — Она обняла себя за плечи, как будто ее знобило, и, не глядя на Глеба, продолжила: — Вообще-то обычно мне плевать, что обо мне думают… Но вашим мнением я дорожу. Так вот, не хочу, чтобы вы считали меня бессердечной дрянью, поэтому объясню. Я любила папу и потрясена его смертью. Но я прежде всего журналист, и выяснение правды представляется мне очень важным. Я вам не Ирочка, которая только и способна сидеть и лить слезы. И этот ее овечий взгляд… Брр! Не пойму, что папа нашел в этой… модели! Вокруг него всегда вились женщины, не чета этой овечке, а он выбрал именно ее! Я открыла папины файлы потому, что вы сами попросили меня найти для вас документы фонда. Забыли? — добавила она, подскочив к компьютеру.
Глеб выбрался из кресла и подошел к девушке, уже щелкнувшей мышкой:
— Смотрите, вот то, что вы искали, да? Я приготовила для вас оригиналы, Глеб Аркадьевич, — насмешливо проговорила Арина. — С печатями и всем, что полагается. Нашла их в бумагах отца. А электронные файлы я перешлю вам, как только вы сообщите мне свой адрес. Ну что, я реабилитирована в ваших глазах?
Глеб чувствовал себя не в своей тарелке. Арина стояла совсем близко, золотые искры плясали в темных глазах девушки, и в ее намерениях невозможно было ошибиться. Она закрыла глаза и потянулась к нему, привстав на цыпочки. Глеб попытался отступить, запутался в крае ковра и едва не упал. Арина распахнула глаза и прыснула в кулачок:
— Ой, Глеб Аркадьевич, да ну вас! Вы такой смешной, такой старомодный! Я себя чувствую так, будто соблазняю пионера… Езжайте спокойно домой. А я еще поработаю с папиными бумагами.
— До свидания, Арина, — ледяным тоном произнес Глеб и, зажав драгоценную папку с документами под мышкой, покинул кабинет.
Оказавшись в машине, он дал волю ярости и выругался, хлопнул ладонью по приборной панели. Да что она себе позволяет, эта девчонка!
Поведение мадемуазель Стариковой иначе как странным не назовешь. И попытка соблазнить его была недвусмысленной… Но зачем ей это?
Только отъехав на порядочное расстояние от дома Стариковых, Глеб сообразил, в чем тут дело. Арина порядком избалована, своевольна и не привыкла встречать преград своим желаниям. Девочка шокирована смертью отца куда больше, чем показывает. Звоницкий — единственный человек, который может действительно ей помочь, он ввязался в расследование обстоятельств гибели Ильи по доброй воле. И теперь Арина никак не определится со своей ролью. Кто она для Глеба — то ли дочка погибшего друга, которую он знал еще ребенком, то ли роковая красавица, то ли пронырливая журналистка…
Глеб дал себе слово без крайней необходимости не встречаться со взбалмошной красавицей, дабы не осложнять и без того запутанную ситуацию, и с чистой совестью поехал в сторону клиники. Но, бросив взгляд на часы, обнаружил, что время приближается к восьми.
Ох, до чего же неудобно! Как там Яна? Бросил девочку на произвол судьбы на целый день, хотя намеревался отсутствовать только до обеда…
Странно, за весь долгий и наполненный событиями день он всего дважды вспомнил о своей обожаемой клинике. Еще недавно такое и представить было невозможно — работа составляла смысл его существования, и ничто, помимо нее, Звоницкого не интересовало…
Глеб поспешно набрал знакомый номер и услышал далекий смех Яны Казимировой:
— А, это вы, Глеб Аркадьевич? Добрый вечер!
— Яна, мне так неловко, я сейчас приеду! — воскликнул Глеб, перекрикивая шум дороги.
— Да ладно вам, Глеб Аркадьевич! — отозвалась ассистентка. — Рабочий день закончен, я уже закрываю. Все в полном порядке, не беспокойтесь! Только оперировать я без вас не рискнула, так что завтра к десяти одна стерилизация. Приедете? Ну, тогда до завтра!
Глеб улыбнулся и поехал домой. Нет, ну до чего же ему повезло! Какое все-таки сокровище эта девушка!
