Глава 3
Итак, юбилей Ильи Петровича Старикова закончился полным кошмаром. Дом после праздника затих далеко за полночь — пока убрали посуду и помещение, пока хозяин с гостем закончили беседу… В четыре утра Ирина Старикова спустилась вниз, чтобы, как она утверждала, взять в холодильнике бутылку воды — запить таблетку от головной боли. И обнаружила мужа висящим на люстре.
Вопли молодой вдовы мгновенно разбудили всех в доме. Домочадцы и слуги столпились вокруг страшной находки в полной растерянности. Даже Звоницкий растерялся — а уж он-то во время работы в прокуратуре сталкивался с преступлениями чаще, чем остальные зубы чистили.
То, что это именно преступление, убийство, Глеб понял сразу. Мысль о самоубийстве Ильи Старикова он даже не допускал. Не такой был человек Илья… К тому же Звоницкий расстался с ним всего за несколько часов до смерти. Адвокат вовсе не выглядел подавленным, не испытывал проблем ни с деньгами, ни со здоровьем, с родными и близкими был в ладу… Так что самые распространенные причины для суицида Глеб отбросил сразу же.
Не бывает так, чтобы здоровый, довольный жизнью и собой, крепкий мужик, только что справивший юбилей в кругу не последних в этом городе людей, муж молодой красотки и отец другой, еще краше, преуспевающий адвокат, только что получивший достойно оплачиваемую непыльную работенку, вдруг ни с того ни с сего взял и покончил с собой… Да еще таким способом — всем напоказ. И это при том, что в доме находился сейф с коллекцией огнестрельного оружия — еще вчера Стариков хвастался перед однокашником…
Глеб просто не мог поверить, что Ильи больше нет. С первого взгляда Звоницкий понял, что помочь уже ничем нельзя — тело даже успело остыть. Ирина Старикова рыдала, разбила стакан и даже порезалась осколками стекла. Толстая домработница по-матерински обняла хозяйку за плечи и куда-то увела — подальше от тяжелого зрелища. Звоницкий остался в окружении растерянных теток. Он достал мобильный телефон и вызвал полицию. Подумал — и сделал еще один звонок.
— Саша? Это Звоницкий. Извини, что беспокою, но дело не терпит отлагательств. Я в доме Старикова. Ну, помнишь, Илья Стариков, адвокат? Он убит. Да, точно.
Поговорив еще минут десять, Глеб прервал связь. Александр Пестряков был замначальника УВД. Когда-то он проходил стажировку у Звоницкого и до сих пор чрезвычайно уважал Глеба Аркадьевича. Обычно Звоницкий старался не задействовать связи «из прошлой жизни», но тут был такой случай…
— Папа? Папа?!
Как ни странно, Арина Старикова явилась к месту трагедии последней. Даже Глеб с его больной ногой опередил ее минут на пятнадцать. Странно, крики Ирины разбудили бы кого угодно, а дочь убитого их не слышала? Девушка была полностью одета — в отличие от остальных обитателей дома, которые прибежали кто в пижаме, кто в халате. На Стариковой были джинсы, свитерок и мокрые от росы кроссовки.
— Нет, нет! Он не мог так со мной поступить! — кричала Арина. Девушка повернулась к Глебу и яростно напустилась на него: — Что же вы стоите?! Нужно его снять! Сделать искусственное дыхание, массаж сердца…
Глеб перехватил ее кулачок — кажется, Арина всерьез собралась его ударить — и мягко произнес:
— Арина, слишком поздно. Он умер. Ему нельзя помочь.
— Тогда снимите его! Я не могу видеть… — всхлипнула девушка.
— И этого делать не надо, — вздохнул Звоницкий. — Сейчас приедет полиция. Им нужно осмотреть место преступления. И до их приезда ничего нельзя трогать…
— Полиция?! — вскинула голову Арина Старикова. — Кто же их вызвал?
— Я сделал это по праву старого друга вашего отца, — стараясь говорить спокойно, произнес Звоницкий. — Постарайтесь взять себя в руки, Арина. Вам понадобится все ваше самообладание. Сейчас приедут представители закона, начнут задавать вопросы. Вам придется на них отвечать.
— Да не хочу я ни с кем разговаривать! — вскинулась Старикова. — Оставьте меня в покое!
Девушка всхлипнула и бросилась вверх по лестнице — очевидно, в свою комнату.
— Мы… того… это… пойдем, а? — робко спросила Глеба толстая тетка во флисовом костюме. Обслуживающий персонал как-то сразу признал Звоницкого главным.
— Хорошо, идите, — кивнул Глеб. — Только пусть никто не разъезжается по домам, ясно? До приезда полиции все остаются в доме.
Вот так Глеб Аркадьевич остался наедине с телом старого друга. Он подтащил стул и устроился неподалеку от тела — нести стражу, охранять покой умершего… Точнее, убитого.
Судебную медицину Звоницкий, конечно, слегка подзабыл, но не настолько, чтобы не понять: Стариков умер другой смертью. На люстру муранского стекла подвесили уже мертвое тело.
Конечно, причину смерти адвоката установит патологоанатом, но уже сейчас Звоницкий мог сказать точно: это не асфиксия. Отсутствовали характерные признаки — синюшно-багровое лицо, застой крови, высунутый за линию зубов язык. Зато Глеб заметил посиневшие ногти и губы адвоката, а еще полосу засохшей на губах пены. Острая сердечная недостаточность? Или все-таки отравление?
Ах, Илья, Илья! Кому ты мог помешать? Кому перешел дорогу? Кто мог так ненавидеть тебя, чтобы не просто убить, но и устроить эту отвратительную инсценировку? Зачем, ради чего?
Полиция прибыла похвально быстро — минут через двадцать после звонка Глеба. И завертелись привычно жернова закона. Естественно, Звоницкий одним из первых попал под подозрение.
Молоденький следователь снимал показания, и Глеб прямо-таки видел, как в его черепушке копошатся мысли следующего содержания: «Ах, значит, однокашник? Двадцать лет не виделись, да? А теперь вдруг ни с того ни с сего покойник пригласил тебя на юбилей? Странно, странно, непонятно… Списочек гостей мы уже составили. И граждане там все непростые, важные, можно сказать, шишки… а ты кто такой? Ах, ветеринар, кошачий доктор?! Ну, вот ты у нас и будешь крайним… Для начала… надо же с кого-нибудь начинать? Ну не с хозяина же «Русь-Банка», в самом-то деле?.. А пока будьте любезны, подписочку о невыезде…»
Звоницкий нервничал, но не сильно. Он знал, что сейчас будет, а парнишка еще об этом не догадывался. И точно — через час приехал Пестряков с помощником, и с этого момента жернова правоохранительной машины завертелись в полную силу.
Звоницкий знал, что для его друга будет сделано все, что только возможно. И если убийцу вообще можно поймать, его поймают, кем бы ни оказался. Но сам Глеб Аркадьевич ничем помочь не мог — он слишком мало знал о жизни Ильи в последние годы, слишком долго с ним не виделся. От этого Звоницкий чувствовал свою беспомощность и бессильную злость.
Наконец ему разрешили уехать. Звоницкий хотел попрощаться с Ариной и предложить помощь, но дочка Ильи беседовала с полицейским и только обожгла Звоницкого сердитым взглядом. Попытался поговорить с вдовой, но та рыдала в спальне, и Глеб не рискнул ее беспокоить.
К двенадцати дня Глеб Аркадьевич был уже дома. Он чувствовал себя отвратительно — разбитым, старым, совершенно больным.
Единственное, что могло вывести его из этого состояния, — это работа. Поэтому Звоницкий принял душ, переоделся в чистое и к двум поехал в клинику. На два часа была назначена плановая операция, и Звоницкий не хотел подводить людей.
У престарелой кошки было онкологическое заболевание, и это как раз тот случай, когда гуманнее — не говоря уж про «дешевле» — усыпить животное. Но хозяева души не чаяли в своей Матильде и слезно просили Глеба Аркадьевича попытаться спасти кошку.
Пока Звоницкий оперировал, хозяева держались за руки в приемной, а когда сообщил им, что операция, кажется, прошла успешно и у Матильды появился шанс, принялись со слезами благодарить Глеба и совать деньги в карман его хирургической робы. Звоницкий едва отбился, провел платеж через кассу. Будучи юристом, он не любил нарушать закон даже в мелочах. Вот с мелочей-то все и начинается…
До самого вечера Глеб Аркадьевич принимал пациентов и к концу дня окончательно вымотался и взмок. Нет, так дальше нельзя. Клиника чрезвычайно востребована, поэтому нужно срочно искать ассистента. Работать одному — это не дело…
И тут зазвонил телефон.
— Господин Звоницкий? — деловито осведомился девичий голос в трубке. — Вы меня помните? Вы мне вчера дали свою визитную карточку. У меня еще машина такая приметная, красная. Я вам помогала делать трахеотомию собаке. Меня зовут Яна Казимирова. Вы все еще ищете ассистента? Я готова выйти на работу хоть завтра. Кстати, я сейчас неподалеку от вашей клиники. Хотите, заеду?
И заехала. Что ж, не зря Звоницкий вручил Яне Казимировой свою визитку…
Он попросил девушку рассказать о себе: где работала раньше, почему уволилась. Казимирова принялась излагать историю своей короткой, но бурной жизни.
Оказалось, отец Яны был военным. Девочка моталась вместе с папой по городам и весям, нигде не задерживаясь надолго. Яна любила животных и уже лет с пяти твердо знала, что будет ветеринаром.
В восемнадцать девочка заявила отцу, что хватит с нее переездов. Она уже взрослая и готова сама строить свою жизнь так, как нравится. Папа знал, что характер у дочки — кремень и спорить с ней совершенно бесполезно. Яна выбрала питерскую ветеринарную академию и отправилась в северную столицу. И поступила, проявив завидное упорство. Все годы обучения Яна могла надеяться только на себя, поскольку ни родных, ни знакомых в Питере у девушки не было. О студенческих временах Яна рассказывала с юмором, но у Звоницкого создалось впечатление, что ей пришлось несладко.
Закончив учебу, Яна осуществила свою давнюю мечту — устроилась работать в цирк. Разумеется, не в питерский — туда бы вчерашнюю студентку просто не взяли, а в провинциальный. Вместе с цирком Яна Казимирова объездила всю страну и даже побывала за границей — в Белоруссии, кажется. Но потом для цирка настали тяжелые времена. И его закрыли, а животных распродали. Обливаясь слезами, Яна расцеловала на прощание всех слонов и питонов.
Девушка решила сменить место жительства и отправилась искать счастья. Судьба, принявшая облик болвана на джипе — того самого, что сбил бедного Джерри, — свела девушку с Глебом Аркадьевичем, и теперь Яна была ей — то есть судьбе — благодарна.
Пока девушка рассказывала, она как-то незаметно навела порядок в смотровой, где они беседовали. Звоницкий все собирался устранить хаос, оставшийся после Игорька, да все руки не доходили. А Яна справилась с этой непростой задачей за пятнадцать минут.
— Ну что? Возьмете меня на стажировку? — вздернула подбородок девушка. — Я, конечно, без работы не останусь… но ведь я никого здесь не знаю. А вы мне показались симпатичным…
Звоницкий расхохотался и велел новой ассистентке приходить завтра к восьми. Яна взвизгнула и, кажется, собралась поцеловать Глеба Аркадьевича в щеку, но вовремя одумалась.
Вот так Звоницкий обзавелся новой помощницей.
На следующее утро Казимирова приступила к работе. Цирковой опыт оказался бесценным: Яна привыкла молниеносно ставить диагнозы, как военно-полевой хирург, и выполнять процедуры и операции любой сложности. Конечно, самые серьезные случаи Глеб Аркадьевич ассистентке пока не доверял — присматривался. Но опыт говорил ему, что он приобрел истинное сокровище…
Девушка отлично ладила с животными — даже самые злобные собаки и избалованные коты становились шелковыми и кроткими в ее умелых маленьких руках. Куда хуже дело обстояло с людьми. Дело в том, что Яна Казимирова была поразительно, просто вызывающе некрасива.
Худая, как подросток, начисто лишенная всяких привлекательных женских выпуклостей, Яна Валерьевна обладала острым и длинным, прямо-таки «буратиньим» носом, большим смешливым ртом и круглыми любопытными глазами. При этом девушка не прилагала ни малейших усилий, чтобы как-то приукрасить свою удивительную внешность. Напротив, Яна делала все возможное, чтобы выделиться из толпы. Мало того, что Казимирова ездила на помидорно-красной машинке, девушка еще и одевалась… экстравагантно. Одежда Яны была достаточно дорогой, стильной, но, на взгляд Глеба, чересчур вызывающей. Яркие цвета, джинсики в облипочку, смешная обувь, забавные сумки и аксессуары — вроде свисающего на манер серьги паука из янтаря. В общем, Звоницкий предпочел бы, чтобы его новая ассистентка выглядела немного… поскромнее.
А то получалось, что весь облик Яны прямо-таки кричал окружающему миру: «Да, я такая, какая есть. И меняться совершенно не собираюсь. Вам не нравится? Ну, это ваши проблемы, квадратные вы люди!»
Но профессия ветеринара вовсе не требует модельной внешности, так что Яна Казимирова была единственным светлым пятном в нынешней жизни Глеба Звоницкого. Подумать только, как все изменилось! Еще пару дней назад собственная жизнь казалась ему успешной, налаженной и полной смысла. Но внезапная гибель Ильи Старикова отбросила Глеба далеко назад — в те времена, когда он еще только вышел из больницы и пытался склеить что-нибудь стоящее из осколков собственной жизни.
Вернулась бессонница, и до рассвета Глеб ворочался на своем ортопедическом матрасе. Только под утро забывался сном, но тут звонил будильник, и начинался новый день. Ныл позвоночник. Звоницкий знал, что это психосоматика, что позвоночник ему вылечили как следует и болеть там нечему… но болело все равно. Но самым ужасным было то, что мысли снова и снова возвращались к случившемуся. Кому помешал адвокат Стариков? Кому перешел дорогу? Кто мог так сильно ненавидеть Илью? У кого хватило наглости убить адвоката в его собственном доме, вдобавок полном народу? И никто ничего не видел и не слышал — ни жена, ни дочь, ни слуги… да и сам он, Глеб Звоницкий, тоже был там в ночь убийства — и тоже ни о чем не подозревал…
Мысли ходили по кругу, как слепые лошади в шахте. Звоницкий чувствовал, что его все глубже затягивает в знакомый омут депрессии. Жил человек, успешный, небедный, любимый всеми — и вот как не было его. Все бессмысленно… Тщета, если говорить старинным слогом…
Последней каплей, окончательно испортившей самочувствие Звоницкому, стало явление его уволенного ассистента. Игорек явился за расчетом перед самым закрытием клиники и даже не предупредил, стервец, что придет. Глеб уже выпроводил последнего пациента, и они с Яной готовили клинику к завтрашнему утреннему приему, как вдруг в дверях возник Игорек.
— Здрасьте, Глеб Аркадьич! — довольно бесцеремонно воскликнул уволенный помощник. — А я вот за расчетом, как обещал!
— Ну, проходи, раз пришел! — буркнул Звоницкий. К концу дня голова нещадно болела, он мечтал только о том, как приедет домой и примет наконец таблетку… Игорек был последним, кого Звоницкий хотел бы сегодня видеть.
— Ух ты! — весело скалясь, воскликнул бывший ассистент. — Я смотрю, вы, Глеб Аркадьич, уже новой сотрудницей обзавелись…
Звоницкий дернул уголком рта. Чтобы не затягивать прощание с неприятным юношей, Глеб вытащил из собственного бумажника несколько купюр и сунул в руки парню:
— На, держи. Мы в расчете. Не смею задерживать.
Но Игорек не спешил уходить. Он с каким-то детским восторгом смотрел на Яну.
— Да, Глеб Аркадьич, поздравляю вас… Быстро вы нашли мне замену…
Звоницкий прямо-таки видел, как в глазах Игорька прыгают чертики. Парень гордился собственной внешностью, к чему у него были все основания… если бы смазливая мордашка еще прибавляла ума или профессиональных навыков, тогда претензий к Игорьку не было бы совсем.
— Ладно, Игорь, до свидания. Нам пора закрываться, час поздний, — довольно жестко произнес Звоницкий.
Игорек так таращился на Яну, что девушке явно было неловко под его пристальным взглядом. Да, девочка — далеко не модель… Ну и что? Бедное дитя не виновато, что уродилось таким некрасивым. К тому же девочка ничем не заслужила насмешек со стороны блондинчика…
Игорек намек понял: он успел хорошо изучить шефа и понимал, что еще одно неверное движение или нахальный взгляд — и ему не поздоровится.
— Все-все! Ухожу! Желаю процветания вашей клинике, Глеб Аркадьич! Здоровья вам и счастья в личной жизни!
И гаденыш покинул помещение с усмешкой на устах.
Звоницкий запер за бывшим помощником дверь и задвинул рольставни.
— Глеб Аркадьевич, а кто это… приходил? — поинтересовалась Яна, глядя в пол.
— А, забудь! Твой предшественник. Он больше не появится, — отмахнулся Звоницкий.
О-о, как он ошибался! Игорьку еще предстояло сыграть роковую роль в истории, которая началась в день юбилея Старикова…
— А-а! — протянула Яна, задумчиво глядя вслед красавчику.
Они вышли через служебный выход.
— Глеб Аркадьевич, я на машине! Вас подбросить до дома? — спросила Яна.
— Нет, спасибо. Я лучше пешком, мне тут близко, — отозвался Глеб, мысленно он был уже дома.
— Ладно, тогда… до завтра?
Девушка казалась непривычно притихшей. Но Звоницкому было не до перепадов настроения ассистентки.
— Да, Яна, не забудьте: завтра вы открываете клинику. Мне придется поехать на похороны старого друга… Так что я подъеду не раньше часа. Если будет что-то сложное, переносите на вечер, договорились?
Казимирова кивнула, тряхнув мышиного цвета кудряшками, и побрела к своей смешной машинке. А Глеб Аркадьевич отправился домой.
О похоронах Ильи ему сообщил Пестряков. Ни жена — то есть теперь вдова Ильи, — ни его дочка не соизволили позвать Звоницкого на похороны. От этого настроение у Глеба, и без того мрачное и подавленное, сделалось вовсе уж невыносимым. Звоницкий поймал себя на мысли, а не зайти ли в ближайший супермаркет и не прикупить ли какого-нибудь качественного пойла типа виски или бренди…
Звоницкий нарочно прошел к дому длинной дорогой, чтобы не поддаться внезапному порыву. «Обойдёсся, — сказал он самому себе. — Тоже мне, тонкая и ранимая натура. Ты свое уже выпил…»
Дом встретил его привычными вкусными запахами. Варвара Михайловна хлопотала у плиты. Когда Звоницкий вошел, домработница воскликнула:
— Ах! Глеб Аркадьевич, как вы меня напугали!
Правда, в нарушение ритуала она не стала дожидаться, пока Звоницкий отдаст должное ее кулинарным талантам. Варвара Михайловна сняла фартук и прошествовала в прихожую, где принялась поправлять перед зеркалом седые, выкрашенные в голубоватый цвет кудри.
Звоницкий прислонился к косяку двери, провожая домработницу.
Варвара Михайловна внимательно осмотрела своего работодателя и заявила:
— Вы плохо выглядите, Глеб Аркадьевич!
— Зато вы прекрасно, Варвара Михайловна! — парировал Звоницкий. Домработница зарделась, как девочка. Комплименты она обожала. Кажется, Звоницкий был единственным мужчиной в ее жизни, от которого Варвара Михайловна их получала.
Голова продолжала болеть, ее как будто обручем стянуло, и Глеб ждал, пока пожилая женщина уйдет и можно будет наконец принять сильное обезболивающее.
Домработница покачала головой:
— Это началось тогда, когда вы, вместо того чтобы отдыхать после трудового дня и кушать мои блинчики, отправились в гости!
Разумеется, Глеб не стал посвящать домработницу в события той ночи.
— Все нормально, я просто устал, — вяло отозвался Звоницкий. — До завтра, Варвара Михайловна! Мои поздравления Алеше!
Домработница выронила сумку и прижала руки в необъятной груди:
— Ах! Как вы догадались?!
Звоницкий фыркнул, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Как вы узнали, что у моего внука день рождения?! — не отставала Варвара Михайловна.
— Ну, это совсем просто! — развеселился Глеб. — Сегодня вы торопитесь, что бывает крайне редко. Кроме сумки, у вас в руках еще и пакет с логотипом «Детский мир». В нем коробка, на которой изображен… если не ошибаюсь, это Биотроникс. Вряд ли вы после работы играете в трансформеров, верно? Значит, подарок предназначен мальчику. Вы даже не спросили, как прошел мой день, — а вы проделываете этот ритуал на протяжении двух лет… Есть только один мужчина на земле, способный заставить вас нарушить ритуалы. Это ваш внук Алексей четырех лет от роду. Ну как?
— Блестяще! — воскликнула Варвара Михайловна. — Вы ошиблись только в одном…
— В чем же? — забеспокоился Звоницкий.
Домработница вскинула голову и, загадочно сверкая глазами, сообщила:
— Алешеньке пять. А в остальном вы правы.
Варвара Михайловна царственно выплыла из квартиры. Уже стоя у лифта, пожилая дама обернулась и произнесла:
— Вам бы преступления расследовать, дорогой Глеб Аркадьевич! Вы просто… просто Шерлок Холмс! Разумеется, не такой, как этот неврастеник из английского сериала, а тот, настоящий, — в исполнении блистательного Василия Ливанова!
Двери лифта с лязгом захлопнулись за спиной Варвары Михайловны, а Звоницкий все еще стоял на площадке и таращился в стену. Сама того не желая, домработница натолкнула его на довольно дельную мысль.
Добрейшая Варвара Михайловна понятия не имела, чем занимался ее хозяин до того, как поселился в этом доме и стал владельцем ветеринарной клиники. Вопреки распространенному стереотипу, что домработница должна совать нос в дела хозяев, Варвара Михайловна была нелюбопытна.
Ну, проживает Глеб Аркадьевич в одиночестве после развода с супругой — ну и что? Сейчас это дело обычное. Ну, прихрамывает, и со здоровьем у него проблемы. Так ведь не мальчик, пять десятков скоро… Кажется, домработница считала, что Звоницкий всю жизнь трудился ветеринаром. А о его работе в прокуратуре не имела ни малейшего понятия.
Но сейчас она высказала вслух то, что давно вертелось на языке у самого Глеба. А почему бы и нет?.. Пусть полиция делает свою работу. Но ничто не препятствует ему провести параллельное расследование. Мешать он точно никому не собирается… По крайней мере, будет уверен, что для друга сделал все возможное. И ради памяти Ильи, ради их прошлой дружбы… А также — чего уж кривить душой — ради того, чтобы не свихнуться от депрессии, внезапно вернувшейся после двух лет ремиссии, он готов к тому, чтобы провести собственное расследование и найти убийцу…
Похороны Ильи Петровича Старикова проходили на старинном кладбище в черте города, где были похоронены еще родители Ильи, бабушка, а также прочие предки. Звоницкий, несмотря на пробки, приехал вовремя — к началу печальной церемонии.
Звоницкий устроился в последнем ряду пришедших проводить адвоката в последний путь. Он заметил, что на похороны Ильи Старикова собрались те же самые люди, что еще два дня назад присутствовали на его юбилее. Глеб внимательно вглядывался в знакомые и незнакомые лица вовсе не потому, что надеялся вычислить убийцу, который непременно явится на кладбище и выдаст себя дергающимся глазом. Нет, сотрудник прокуратуры Звоницкий в такие глупости не верил. Просто он пытался понять, с кого лучше следовало начать…
Разумеется, все были в черном, но все были одеты элегантно, многие женщины в платках и темных очках, хотя день был пасмурным, серым. Некоторые из них прижимали к глазам носовые платочки и всхлипывали — но сдержанно.
Жена и дочь стояли по разные стороны от могилы.
Вдова была бледна, из-под черных очков непрерывно катились слезы. Должно быть, Ирина выглядела ужасно и потому не хотела снимать громадные, в пол-лица, итальянские очки.
Арина не плакала. Напротив, ее глаза сканировали толпу, словно девушка кого-то искала взглядом.
Звоницкий обратил внимание на женщину в мешковатом платье и глухом черном платке, стоящую рядом с ней. Лицо ее показалось Глебу смутно знакомым. А-а, так это же Татьяна, первая жена Старикова, мать Арины! Глеб не видел ее лет двадцать. Первая красавица курса, заводила всех проказ, кавээнщица и альпинистка… Надо же, как постарела! Татьяна, как и дочь, не плакала, глаза ее не отрывались от крышки гроба.
Среди пришедших проводить Илью Старикова в последний путь выделялись трое мужчин. Они стояли поодаль и казались столь же уместными, как муха в молоке. На родственников Ильи не похожи, на друзей — тем более… Может быть, старые клиенты, из тех, кого Илья защищал еще в лихие девяностые? Сейчас их осталось мало, но те, кто выжил, могут оказаться где угодно: в депутатском кресле, в совете директоров какого-нибудь ОАО, да мало ли где еще…
Нет, двое из загадочных граждан имели чересчур простоватый вид. Дешевые костюмы, казалось, пахли нафталином и были куплены лет двадцать назад. У одного была желтоватая от старости нейлоновая рубашка — когда-то Глеб Аркадьевич носил такую же, но это было о-очень давно. Мужчины чувствовали себя неловко и старались держаться ближе друг к другу. Третьим в их компании был тощий юноша «артистического» вида — из тех, что работают в газетках с маленьким тиражом, тайно пишут романы в тысячу страниц и считают себя непризнанными гениями. К этому персонажу Звоницкий решил присмотреться повнимательнее. Очень уж подозрительным он казался — ну просто готовый подозреваемый «номер один»…
Глеб фиксировал все происходящее вокруг, какая-то часть его существа не давала полностью погрузиться в печальное действо. Слишком больно было думать, что Старика — веселого, щедрого, любящего прихвастнуть — больше нет на свете…
Кто-то слегка толкнул Глеба и извинился. Он обернулся и увидел Пестрякова.
Пока гроб опускали в могилу, они отошли в сторону.
— Саша, как идет расследование? — тихо спросил Звоницкий.
— Нормально, Глеб Аркадьевич, — ответил Александр. — Только медленно. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Врагов у покойного не было, и все его любили… В общем, как всегда.
Да, с этим приходилось сталкиваться и Глебу. Круговая порука, вежливое молчание… слишком многие люди были связаны с преуспевающим адвокатом. Никому не хотелось, чтобы их собственные тайны выплыли на свет. Старикова не вернешь, так зачем тревожить солидных людей, нарушать их покой? Помогать следствию?! Да бросьте вы, зачем? Это неразумно, неосторожно и недальновидно…
— Что, неужели совсем глухо? — спросил он у Пестрякова.
— Копаем помаленьку, — дернул щекой Александр. — Работаем. Вы не переживайте, Глеб Аркадьевич. Мы все сделаем, что полагается…
— Можешь меня просветить, что случилось с Ильей на самом деле? — тихо произнес Глеб, не отрывая взгляда от могильщиков, которые принялись бодро засыпать яму желтоватой глинистой землей. — То, что это повешение — инсценировка, я сообразил еще тогда…
Пестряков на мгновение замялся.
— Я что, тоже прохожу по этому делу подозреваемым? — усмехнулся Глеб.
— Да вы что, Глеб Аркадьевич! — горячо заговорил Пестряков. — Если кому и положено знать, так это вам. И вообще — вы же свой… Так вот, Старикова отравили. Повесили уже труп. Кто мог такое сделать — пока не выяснили. Следствие только началось. Думаю, мы его найдем.
— Или ее, — задумчиво проговорил Глеб, обводя взглядом толпу в трауре.
— Или ее. Круг подозреваемых не сказать чтобы очень велик… Да и работал дилетант. Я вам скину дайджест, чего там эксперты накопали…
— Спасибо, Саша, — кивнул Глеб и отошел от могилы.
Когда земляной холм скрылся под грудами цветов, собравшиеся поспешили к ожидавшим на стоянке автомобилям. Кладбище было старое, и идти до стоянки предстояло минут десять. Пока процессия двигалась по аллее, Звоницкий поглядывал на вдову. Ирину вели под руки две незнакомые молодые женщины — очевидно, ее подруги. Вдова ступала как сомнамбула, слезы уже перестали течь из-под темных очков, но вид у нее все равно был неадекватный. Нет, разговаривать с ней сейчас — дело совершенно бесполезное. Бедная девочка, как плакала… Надо же, как подействовала на нее смерть Ильи! Видимо, Ирина и вправду любила супруга — несмотря на двадцатипятилетнюю разницу в возрасте…
Он внимательно оглядел толпу. Нет, здесь нет никого, кто мог бы ему помочь, пролить свет на тайну смерти адвоката… Затем поискал взглядом Арину. Ее нигде не было. Неужели дочь покойного так быстро уехала с похорон отца?!
Глеб замедлил шаг. Вскоре толпа в черном обогнала его, и позади всех он увидел стройную фигуру Арины Стариковой. Девушка шла нарочито медленно — видимо, хотела побыть одна. Глеб прислонился к старинной ограде, постоял, разглядывая выбитую на мраморе полустершуюся надпись: «Покойся, милый прах, до радостного утра». Имени и дат было уже не разобрать, ясно различалась только фигура коленопреклоненного ангела.
Наконец Арина поравнялась с ним, остановилась, положила руку на ржавую ограду и подняла на Глеба сухие глаза:
— Меня ждете, да? Что вам от меня нужно?
— Арина, я хотел бы с вами поговорить. Если вы сейчас не можете, давайте назначим встречу, — мягко произнес Звоницкий.
— О чем нам с вами разговаривать? — удивилась девушка. — Я вас вижу второй раз за последние двадцать лет!
— О смерти вашего отца, разумеется, — чуть жестче сказал Глеб.
Над кладбищем пронесся порыв ветра, пригнул верхушки деревьев.
— Гроза будет, — проговорила Арина и вдруг жестко добавила: — Какая-то тварь убила папу. И спокойно ходит по земле… Я не успокоюсь, пока не отомщу за него! — Она была бледна, ноздри ее раздувались.
— Послушайте, Арина, вы не верите, что убийцу найдут? — осторожно спросил Глеб.
— А вы что, верите?! — сузила глаза девушка. — Я — журналист! Я отлично знаю, что представляют собой наши правоохранительные органы!
Журналист… Насколько помнил Глеб, девушка вела колонку, посвященную культурным событиям.
Пренебрежительное замечание о работе правоохранительных органов слегка задело его. Конечно, иллюзий у него не было, но то, что эта пигалица, папина дочка, журналисточка так свысока отзывается обо всех скопом… О людях, многих из которых Глеб знал, с кем работал…
— Давайте предоставим следствию делать свою работу. Уверяю вас, Арина, там очень неглупые люди сидят.
Ответом ему был издевательский смех:
— Ну конечно! Тогда тем более не остается шансов найти убийцу отца!
— Что вы имеете в виду?
Арина достала из сумочки пачку сигарет, зажигалку и нервно закурила. Руки у нее тряслись, но Звоницкому показалось, что от злости.
— Вряд ли это сделала какая-то шваль, — выпуская дым, пояснила она. — Папины враги были люди влиятельные — у любого юриста они есть. Кому-то дорогу перешел, чьему-то конкуренту помог… А с влиятельными людьми полиция связываться не будет. Себе дороже. Так что я сама.
Глеб встревожился. Эта журналисточка, кажется, всерьез собиралась начать поиски убийцы своими силами. Дилетантское расследование — что может быть хуже!
— Арина, прошу вас, не надо! Вы даже не подозреваете, в неприятности какого масштаба можете влипнуть. И за отца не отомстите, и вообще рискуете стать следующей жертвой. Вы же совершенно не разбираетесь в законах!
Арина слушала его сбивчивые слова, глядя на носки своих черных туфель.
— Зато вы разбираетесь! — наконец заговорила она. — По словам папы, вы лучший законник из всех, кого он знает… знал. Хорошо, мне это дело не по силам. Я по вашему лицу вижу, что вы обо мне думаете — мол, избалованная фифа, папина дочка, журналисточка…
Звоницкий слегка смутился — девушка была права.
— А давайте вы найдете того, кто его убил! — вдруг выпалила она. — Точнее, мы с вами вместе найдем!
— Арина, — мягко произнес Глеб Аркадьевич, — Я постараюсь выяснить все, что смогу… У меня есть кое-какие мысли… Только прошу вас, обещайте, что не станете вмешиваться.
Дочь Ильи смотрела на него с непонятным выражением. Недоверие? Надежда? Глаза ее медленно наполнялись слезами.
— Но мне понадобится ваша помощь, — поспешно проговорил Звоницкий.
— Я на все готова! — горячо ответила Арина. — Ой, Глеб Аркадьевич, как хорошо, что папа пригласил вас на юбилей…
— Что вы имеете в виду, Арина? — осторожно поинтересовался Звоницкий.
— Вы единственный из всех папиных знакомых, к кому я могу обратиться с такой просьбой. Представляете, сотня друзей, знакомых и просто полезных приятелей, а помощи попросить не у кого… Кроме вас, конечно.
Глеб едва заметно усмехнулся. Давненько ему не приходилось иметь дела с юными красотками, которые пытаются им манипулировать…
— Мы с вами вдвоем проведем это расследование! — деловито продолжала Арина. — А к Ирине вы не ходите, я сама ее допрошу. Она дура редкостная, да еще и расклеилась… Вот уж не знала, что она так сильно любила папу!
— Не надо никого допрашивать, — тяжело вздохнул Глеб. — Мне нужно, чтобы вы нашли в бумагах отца документ, касающийся фонда «Феликс».
— А, это про кота? — встрепенулась Арина. — Папа мне рассказывал, мы еще посмеялись…
— Там должен быть документ, упоминающий, что я являюсь сотрудником фонда, — терпеливо продолжал Звоницкий. — Принесите мне эту бумагу, и я попробую разобраться в обстоятельствах гибели вашего отца.
Арина Старикова была высокой, поэтому ей даже не пришлось вставать на цыпочки, чтобы поцеловать Глеба. Звоницкий счел бы естественным поцелуй в щеку от дочери погибшего друга, от девушки, которую знал еще ребенком… Но она поцеловала его прямо в губы.
Никто бы не назвал этот поцелуй чересчур страстным, но ошибиться в его значении было невозможно. Арина только что пообещала себя в награду за выяснение обстоятельств смерти ее отца. Вот только губы девушки были холодны как лед.
