Мошенник Кеннеди
Человек, представший перед Полицейским судом Северо-Западного округа Лондона, держался с вызывающим и даже надменным достоинством. По его бородатому лицу блуждала презрительная улыбка, в которой сквозило изумление.
А если время от времени он и запускал свои длинные белые пальцы в гриву золотисто-каштановых волос, отбрасывая их с высокого и чистого лба, то жест этот отнюдь не свидетельствовал о том, что он нервничает или пребывает в смятении. Скорее, это была всего лишь дань давней привычке.
Хотя он не носил ни воротничка, ни галстука, а костюм и башмаки были перепачканы засохшей грязью, одежда его выглядела новой и добротной. Перстень же с бриллиантом у него на пальце, оскорбительно поблескивавший в лучах утреннего солнца, с головой выдавал наличие достатка и благополучия – правда, временного или постоянного, бог весть.
При себе во время ареста у него были обнаружены, как явствует из показаний констебля, свидетельствовавшего по этому делу: деньги в сумме восьмидесяти семи фунтов и десяти шиллингов купюрами, пятнадцати шиллингов серебром, золотой портсигар с платиновой монограммой, маленький флакончик дорогих духов, не откупоренный, и несколько ключей.
Звали его Владимир Литнофф, он был российским подданным и актером по профессии. Играл он в русских пьесах, а по-английски говорил с едва заметным акцентом.
Очевидно, пребывая в изрядном подпитии, как случилось давеча вечером, он изъяснялся почти исключительно по-русски, отчего двое полисменов, выступавших свидетелями обвинения по делу о том, что, находясь в состоянии алкогольного опьянения, он нарушал общественный порядок самым возмутительным образом, не смогли приобщить к делу ничего, кроме использованного им языка оскорбительных жестов.
Магистрат снял очки и устало откинулся на спинку кресла.
– Пока вы живете в этой стране, вы должны вести себя прилично, – назидательно сообщил он. – Вот уже второй раз вы обвиняетесь в неподобающем поведении, а потому заплатите два фунта.
Мистер Литнофф улыбнулся, отвесил изящный поклон и сошел с кафедры для подсудимых.
Старший инспектор Гейлор, ожидавший в коридоре, чтобы дать свидетельские показания по делу с куда более серьезными обвинениями, обратил на него внимание, когда тот проходил мимо, и добродушно ответил на его улыбку. Полицейский, «подобравший» русского, тоже направился к выходу из суда.
– Кто этот человек? – спросил Гейлор.
– Русский, сэр. Изрядно надрался… напился то есть, на Бромптон-роуд. Нет, вел он себя тихо, зато ни в какую не желал уходить оттуда. Да еще эти его брошки!
– Его что? – не понял инспектор.
– Именно так он сказал, когда я пришел забирать его, и, пожалуй, это были его единственные слова по-английски: «Я подарю вам свою замечательную брошь – она стоит десять тысяч!» Даже не представляю, что он имел в виду. А потом он добавил, что у него есть собственность в Монро. Он выкрикнул эти слова в толпу, когда мы с констеблем Леем его уводили.
– Монро, Монро… Кажется, это где-то в Шотландии?
Но в этот момент Гейлора вызвали в зал суда.
Тем же вечером, проглядывая газету, он прочел репортаж о ходе судебного заседания:
ПЬЯНИЦА ПРЕДЛОЖИЛ ВЗЯТКУ ОФИЦЕРУ ПОЛИЦИИ.
БРОШЬ СТОИМОСТЬЮ В ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ БЫЛА ОТВЕРГНУТА
…Констебль полиции Смит утверждает, будто подсудимый предлагал ему брошь стоимостью десять тысяч фунтов за то, чтобы он отпустил его.
Магистрат: У него была при себе означенная брошь?
Свидетель: Нет, Ваша честь. Разве что воображаемая.
(Смех в зале)
– А вот Ридеру это случай показался бы занятным, – сообщил Гейлор своей молодой супруге, и та улыбнулась.
Ей нравился мистер Дж. Г. Ридер, но она жалела его, в чем очень сильно ошибалась. Он представлялся ей жалким неудачником и совершенно беспомощным неумехой в сравнении с сильными и хваткими ребятами из Скотленд-Ярда. Многие жалели мистера Ридера – но были и те, кто придерживался противоположного мнения на его счет.
Джейк Элсби, например, не испытывал жалости ни к кому, кроме себя. Сидя долгими зимними вечерами в своей камере в Дартмуре, он думал о мистере Ридере как угодно, только не с сожалением. Камера была славная – просторная и уютная, со сводчатым потолком. В ней имелась кровать, застеленная яркими одеялами, и здесь было тепло даже в самые холодные дни. На полочке у него стояла фотография жены и детей, коих было двое – страшненький мальчик десяти лет от роду и шестимесячная малышка, орущая во все горло. Джек никогда не видел ее, что называется, во плоти. Откровенно говоря, ему было решительно все равно, увидит он когда-либо свою жену с детьми или нет, но фотография подпитывала его угасающую враждебность. Она напоминала Джейку о том, что подлое вероломство мистера Ридера оторвало его от семьи и забросило сюда, в сырое и холодное узилище. Поэтическая фантазия и не более того, но тем не менее льстящая самолюбию человека, который ни разу в жизни не смог заставить себя взглянуть правде в глаза без того, чтобы не приукрасить действительность яркими лентами выдумки.
Да, Джейк действительно подделывал казначейские билеты Банка Англии, был пойман на горячем, и лавочка закрылась; да, ранее он уже был осужден по той же самой статье, но его не было рядом с Марбл-Арч в понедельник перед самым арестом, как утверждал мистер Ридер, причем под присягой. Это было во вторник. Следовательно, мистер Ридер совершил клятвопреступление.
Джейк получил письмо от одного из тех, кто недавно был выпущен на свободу из-под гостеприимной тюремной опеки исправительного заведения Ее величества в Принстоне. В нем содержались кое-какие новости, одна из которых была следующего характера:
…видел вчера твоего старого дружбана ридера он расколол дело мэчфилда там пришили какого-то старикана в бурн-энде ридер ничуть не постарел он спросил у меня как твои дела а я ответил ему что отлично и тогда он сказал какая жалость что он получил только семь лет хотя должен был схлопотать десятку а я ему ответил…
Взбешенного узника не интересовало, что ответил детективу его любящий эпистолярное творчество подельник. Именно тогда он и стал обдумывать планы жестокой мести недостойному субъекту, который оклеветал невинного человека – учитывая, что то был вторник, а не понедельник! – и обрек его на пребывание в этом живописном местечке, которое недаром называют «ад на земле».
Через три месяца после получения письма Джек Элсби вышел на волю – ему скостили часть срока за примерное поведение: за время заключения он ни разу не нарушил правила содержания в тюрьме. В день своего освобождения Джейк прямиком направился в Лондон, где и обнаружил, что его семья взята под опеку местными властями, а бывшая супруга умотала в Канаду с более достойным претендентом на ее руку и сердце. Не будем ее винить – любой мужчина был лучше Джейка.
– Вот к чему привела невинная шуточка Ридера! – только и сказал он.
Подкрепившись горячительными напитками, он отправился на поиски своего смертельного врага.
Но прямой путь в контору мистера Ридера был ему заказан, поскольку он должен был еще сделать несколько звонков и возобновить старые знакомства. В одном из таких местечек, в небольшой, но уважаемой гостинице, он случайно столкнулся с бородатым мужчиной, попеременно изъяснявшемся то по-английски, то на каком-то варварском непонятном наречии. Тот не носил ни воротничка, ни галстука – после четвертого стаканчика виски Владимир неизменно срывал с себя и то и другое, – зато во всеуслышание разглагольствовал о бриллиантовом фермуаре невероятной ценности. Очарованный его словами, Джейк решил задержаться ненадолго. Он выпил с человеком, говорившим, как выяснилось, по-русски, но деньги которого, несомненно, оказались вполне английскими – как и язык, на который он временами переходил.
– Ты спрашиваешь меня, друг мой, кто я по профессии? Актер, да! Но это ремесло не приносит мне денег. Все импресарио, кого ни возьми, – вор на воре и вором погоняет! Лучшая моя роль? Но ведь я болен! Вот это хорошая работа, я понимаю! Белая горячка – как это будет по-вашему? Экстаз? Да, экстаз… хриплый голос, нет?
– Это мне знакомо, – заявил Джейк, с умудренным видом качая головой. – Не подмажешь – не поедешь.
– А-а… как это мерзко… ti durak!
Джейк не знал, что его обозвали дураком, да и не слишком расстроился бы, даже если бы догадался. Он был совершенно уверен в одном: что напал на щедрого транжиру, классного парня, особенно если смотреть на него сквозь золотистые пары алкогольного опьянения. Пока он еще не дошел до стадии, когда хочется затеять с кем-либо драку. Сейчас он пребывал в том блаженном состоянии, когда человека подмывает поделиться с собеседником самыми сокровенными тайнами.
– Ты никогда не слышал о типе по имени Ридер? – многозначительно спросил он. – Старая ищейка… И я намерен прищучить его!
– Ага! – сказал его новый друг.
– Вот тебе и ага! Я все равно его прищучу! – угрюмо пообещал Джейк.
Бородатый мужчина опрокинул в глотку содержимое стакана, осушив его до донышка. Затем, яростно пожав Джейку руку, он ухватил его под локоть и потащил прочь из бара. На свежем воздухе у мистера Элсби подогнулись колени.
– Ид-дем и пор-решим его, – заплетающимся языком с трудом выговорил он.
– К чему такие пошлости, друг мой?
Держась друг за друга, они, пошатываясь, брели неведомо куда. Джейка вдруг занесло, и он едва не очутился в сточной канаве.
– Живи и пей! Лучше взгляни на мою прекрасную брошь, мою ферму… мои виноградники… горы… Я все тебе расскажу, друг мой… кто-то же должен узнать об этом…
Улица, на которой они оказались, была очень темной, и по обеим ее сторонам тянулись мелкие магазинчики. Краешком сознания Джейк отметил, что они только что миновали лавку молочника, как вдруг обнаружил, что путь им преграждает какой-то человек.
– Эй, приятель! Хочешь… чтобы я… показал тебе брошь?
Это подал голос Владимир, он тоже был сильно пьян. Незнакомец молчал.
Внезапный грохот заставил Джейка Элсби отшатнуться. Ему еще никогда не приходилось слышать оглушающих раскатов выстрела в упор. Он увидел, как русский покачнулся и голова его склонилась к плечу. Он как будто прислушивался к чему-то, а потом принялся шарить руками по груди.
– Эй, что за шуточки?
Джейк моментально протрезвел. Незнакомец шагнул вперед и, проходя мимо, сильно толкнул его плечом. Джейк покачнулся и едва не упал. Оглядевшись, он заметил, как стрелок растаял в густой темноте – чуть поодаль виднелся узкий проход между домами.
– Ты не ранен, приятель?
А русский уже упал на колени, по-прежнему держась руками за грудь. Еще мгновение, и он с шумом рухнул лицом вниз на тротуар.
Джейк побелел как полотно. С безумным видом посмотрев по сторонам, он бросился бежать. Ему хотелось оказаться как можно дальше от места, где произошло убийство. Именно так, самое натуральное убийство!
Забежав за угол, он угодил прямо в распростертые объятия полисмена. Повсюду раздавались свистки. Стараясь вырваться, он уже понимал всю бесплодность своих попыток: со всех сторон к ним сбегались стражи порядка.
– Ладно, ладно, я ничего не сделал… там, за углом, лежит один парень – его убили… какой-то тип застрелил его.
Полицейские отвели его в участок и в качестве меры предосторожности обыскали.
В правом кармане его пальто они нашли автоматический пистолет, из ствола которого пронзительно пахло порохом.
Мистер Дж. Г. Ридер позвонил в колокольчик и вздохнул. Он вздыхал оттого, что звонил уже в четвертый раз, и все безрезультатно.
Случалось, он воображал, как входит в соседнюю комнату и обращается к мисс Жиллет отеческим, но твердым тоном. Он указывает ей на недопустимость ситуации, которая складывается, когда секретарь игнорирует повелительный вызов своего нанимателя; настаивает на том, что она не должна приносить в контору или, если уж принесла, не увлекаться в рабочее время чтением дамских или авантюрных романов; он говорит ей тем же самым отеческим, но решительным тоном, что, быть может, для блага всех заинтересованных лиц будет лучше, если она подыщет себе иное занятие или такое же, но у того, кто придерживается не столь строгих взглядов на вопрос служебных обязанностей. Но, поднявшись из кресла после того, как четырежды позвонил в колокольчик, исполненный решимости уладить вопрос раз и навсегда, он неизменно опускался обратно и звонил в пятый раз.
– Бог ты мой! – воскликнул мистер Ридер. – Как это все утомительно!
В это самое мгновение в комнату вошла мисс Жиллет. Она была красива, стройна и невысока ростом. У нее был курносый нос и безупречный цвет лица, а тускло-золотистые волосы пребывали в некотором беспорядке.
– Прошу прощения, – сказала она. – Вы звонили?
В пальцах у нее был зажат длинный нефритовый мундштук. Мистер Ридер однажды просил ее не входить к нему в кабинет с сигаретой в зубах – отныне она неизменно держала ее в руке, и ему пришлось смириться хотя бы с этим.
– Пожалуй, – мягко признал он.
– Так я и думала.
Мистер Ридер поморщился, когда она положила мундштук на каминную полку и, придвинув стул, уселась напротив него у стола. Под мышкой у нее была книга, и она раскрыла ее, положив на стол.
– Валяйте, – приказала она, и мистер Ридер поморщился вновь.
Дело в том, что мисс Жиллет была исключительно компетентной особой. Если бы она делала ошибки, вкладывала письма не в те конверты или забывала о назначенных встречах, мистер Ридер отправился бы в дальние края, например в Истбурн или Брайтон, и написал бы ей оттуда исполненное грусти прощальное письмо, приложив месячный заработок вместо предупреждения. Увы, она была сокрушительно компетентна: ей удалось стать совершенно незаменимой, и в самые кратчайшие сроки она превратилась в привычку, от которой весьма нелегко избавиться.
– Вы имеете в виду, что я должен начинать? – с самым серьезным видом вопросил он.
Любая другая женщина на ее месте заерзала бы от смущения, но мисс Жиллет оказалась исключительно толстокожей. Она лишь устало смежила веки.
– Давайте работать, – распорядилась она, и теперь смущение испытал уже мистер Ридер.
– Отчет по делу Уимбурга, – сказал он и неуверенно начал диктовать.
Увлекшись, он говорил все быстрее и быстрее. Но мисс Жиллет ни разу не перебила его каким-то вопросом, чтобы дать себе время на передышку и успеть записать за ним все до последнего словечка, лишь страницы ее блокнота шуршали с небрежной легкостью.
– Это все, – запыхавшись, сообщил он. – Надеюсь, я говорил не слишком быстро?
– Я даже не заметила, что вы спешите, – с великолепной надменностью отозвалась она и, послюнив пальцы, принялась перелистывать страницы в обратном порядке. – Вы трижды употребили слово «несущественный»: в одном случае вы имели в виду «неадекватный», а в другом – «нереальный». Предлагаю заменить их.
Мистер Ридер неловко поерзал в кресле.
– Вы уверены? – слабым голосом поинтересовался он.
Она всегда была уверена в себе, потому что неизменно оказывалась права.
Было бы неверно утверждать, что мистер Ридер нанял себе секретаря. Скорее уж мисс Жиллет сама нанялась к нему. В результате одного из странных совпадений, в которые не верят почитательницы женских романов, но которые регулярно случаются в обычной жизни, она появилась в конторе мистера Ридера именно в тот день и час, когда он ожидал машинистку из агентства для временной работы. По какой-то неизвестной причине дама из агентства так и не явилась, а если и явилась, то ее проинтервьюировала уже мисс Жиллет, которая, совершенно в духе юной первой леди, буквально уничтожила соперницу – в хорошем смысле. Мистер Ридер, покончив с работой, ради которой он, собственно, и нанимал мисс Жиллет, уже готов был расстаться с ней, присовокупив десятишиллинговую банкноту, смущенно предложенную и без стеснения принятую, когда вдруг узнал, что она остается у него навсегда. Следующей ночью – это была пятница – он лежал без сна добрый час, дискутируя с собой о том, не следует ли вычесть десять шиллингов из ее жалованья.
– У меня назначены какие-либо встречи? – спросил он.
Таковых не оказалось. Мистер Ридер знал об этом еще до того, как задал вопрос. Это был своеобразный конфузливый ритуал, совершать который полагалось ежедневно.
– Полагаю, в газетах нет ничего интересного?
– Ничего, за исключением убийства в Пимлико. Самое смешное, что человек, которого убили…
– В убийстве… э-э-э… нет ничего смешного, моя дорогая леди, – пробормотал мистер Ридер. – Смешное? Батюшки светы!
– Когда я сказала «смешное», я имела в виду не «забавное», а «странное», – сурово отчитала его мисс Жиллет. – А если вы намекаете на «несущественный», то можете радоваться – вы попали в яблочко. Его звали Владимир Литнофф – помните, тот самый мужчина, который напился и утверждал, что у него есть брошь.
Мистер Ридер кивнул. Очевидно, известие о смерти Литноффа не произвело на него особого впечатления.
– Все дело… э-э-э… в моем складе ума. Я вижу зло там, где другие видят лишь самые невинные вещи. Тем не менее в вопросах человеческих взаимоотношений я придерживаюсь самых сдержанных и снисходительных взглядов. Гм… Вот, к примеру, тот молодой человек, что был с вами в синематографе «Регал синема»…
– …тот самый, за которого я собираюсь выйти замуж, когда мы заработаем достаточно, чтобы содержать друг друга, – веско заявила она. – Но как, черт возьми, вы могли нас увидеть?
– Ш-ш… – Мистер Ридер был шокирован. – Бранные… э-э-э… выражения – самые… э-э-э…
Мисс Жиллет, нахмурившись, глядела на него.
– Сядьте! – властно сказала она, и мистер Ридер, который имел весьма туманное представление о правах секретаря, но при этом был совершенно уверен, что приказывать своему нанимателю сесть в его же собственной конторе решительно выходит за рамки позволительных привилегий, послушно опустился на место.
– Вы мне нравитесь, Джон, Джонас или что там еще означает это ваше «Дж», – с возмутительной холодностью обронила она. – Придя сюда, я не отдавала себе отчета в том, что вы детектив. Я работала на нескольких усталых бизнесменов, которые к вечеру воодушевлялись настолько, что приглашали меня на ужин, но детектив в моей практике встречается впервые. И вы совершенно не похожи на тех мужчин, которых я знала. Вы никогда не пытались взять меня за руку…
– Очень на это надеюсь! – зардевшись, как маков цвет, вскричал мистер Ридер. – Да я по возрасту в отцы вам гожусь!
– Так долго люди не живут, – заявила она в ответ и уже на полном серьезе осведомилась: – Вы поговорите с Томми Энтоном, если я приведу его сюда?
– Томми… вы имеете в виду своего… э-э-э…
– «Своего… э-э-э…» – вполне удачное определение, – кивнула мисс Жиллет. – Он замечательный человек. Ужасно неловкий и застенчивый, и на вас, скорее всего, произведет удручающее впечатление – как случается и с вами! – но на самом деле он славный малый.
Мистеру Ридеру приходилось выступать во многих ипостасях, но вот посаженным отцом он не был еще никогда, и подобная перспектива, как нетрудно догадаться, привела его в ужас.
– Вы желаете, чтобы я спросил у него… э-э-э… каковы его намерения?
При этих его словах мисс Жиллет улыбнулась, а улыбка у нее была ослепительная и очаровательная.
– Дорогой мой, мне прекрасно известно, каковы его намерения. Нельзя встречаться с мужчиной изо дня в день на протяжении года и ничего не узнать о его идеях и представлениях. Нет, дело совершенно в другом.
Мистер Ридер смиренно ждал продолжения.
– Будь вы обычным нанимателем, – продолжала мисс Жиллет, – вы бы взяли меня за шиворот и вышвырнули вон отсюда, а потом уволили.
Мистер Ридер попытался опровергнуть подобное возмутительное заявление, неубедительно покачав головой.
– Но вы не такой.
Она встала, подошла к окну и выглянула наружу. Интересно, что она хочет этим сказать? В голову мистеру Ридеру пришла ужасная мысль, кошмарная настолько, что по спине его пробежал холодок. Но, как выяснилось, до этого не дошло, потому что она внезапно обернулась.
– Томми ограбили на двадцать три тысячи фунтов, – заявила она.
Он непонимающе уставился на нее.
– Ограбили?
Она кивнула.
– Когда?
– Более года назад, еще до того, как мы встретились. Впрочем, он не поэтому торгует автомобилями на комиссионных началах. Точнее говоря, он пытается продавать их, но не слишком успешно. Его ограбил партнер. Томми и этот человек, Сифилд, вместе учились в Оксфорде, а после его окончания задумали начать торговое предприятие. Томми отправился в Германию, чтобы договориться об учреждении агентства. Вернувшись, он обнаружил, что Сифилд исчез. Он даже не оставил записки – просто забрал деньги из банка и растворился в нетях.
Заметив, как загорелись глаза мистера Ридера, мисс Жиллет не могла не подивиться про себя тому, что дело, которое никоим образом его не касалось, способно пробудить в этом человеке живейший интерес.
– И он не оставил записку жене? Ах, он не женат… Гм… Он жил…
– В гостинице, он холостяк. Нет, и там он ничего никому не сказал – просто уведомил их, что уезжает на денек-другой.
– Не взял с собой одежду и даже не заплатил по счету… – пробормотал мистер Ридер.
Мисс Жиллет явно была удивлена.
– Значит, вам известно об этом деле, так получается?
– Мой необычный склад ума… – просто ответил он.
В эту минуту в наружную дверь постучали.
– Вам лучше взглянуть, кто там, – заметил мистер Ридер.
Мисс Жиллет подошла к двери и отворила ее. На коврике снаружи стоял клирик в длинном черном пальто. Он с сомнением взглянул на нее.
– Это контора мистера Ридера, детектива? – осведомился он.
Она кивнула, с интересом разглядывая неожиданного визитера. На вид тому было около пятидесяти, и на висках у него уже серебрилась седина. Он обладал невыразительной, довольно-таки бледной наружностью и явно чувствовал себя не в своей тарелке, беспокойно теребя пальцами зонтик, который держал за середину, словно собираясь подозвать такси.
Он беспомощно взглянул на мистера Ридера. Тот, в свою очередь, сплел пальцы рук на животе и с торжественной мрачностью уставился на него. Складывалось впечатление, что внешний вид посетителя поразил его своей безусловной высокой нравственностью.
– Присаживайтесь, прошу вас.
В благожелательном жесте мистера Ридера вдруг проскользнули нотки поведения церковного старосты.
– Дело, которое привело меня сюда… Признаюсь вам, я даже не знаю, с чего начать, – заявил клирик.
Здесь мистер Ридер ничем не мог ему помочь. На языке у него уже вертелось банальное, в общем-то, предложение: лучший способ начать любой рассказ – это поведать всю правду без утайки. Но вдруг ему показалось, что говорить столь нелицеприятные вещи священнослужителю не принято, поэтому он предпочел промолчать.
– Речь идет о человеке по имени Ральф, с которым меня связывает шапочное знакомство… Нет, не так. Я вступил с ним в переписку по вопросам, имеющим отношение к высоким материям. Но сейчас я уже не припоминаю, какие вопросы он поднимал и какие ответы я на них давал. Я не имею привычки хранить корреспонденцию – не в силу собственной непрактичности, просто потому, что письма имеют свойство накапливаться, а система регистрации документов представляется мне тиранией, которой я никогда не поддамся.
Сердце мистера Ридера уже готово было преисполниться симпатии к этому откровенному человеку. Он ненавидел старые письма и полагал их хранение и учет занятием отвратительным и недостойным.
– Сегодня утром мне позвонила дочь мистера Ральфа. Она живет вместе с отцом в местечке Бишопс-Стортфорд в Эссексе. Очевидно, она наткнулась на мое имя на конверте, обнаруженном в корзине для бумаг в отцовском кабинете, – у него имеется небольшая контора на Лоуэр-риджент-стрит, где он занимался своими делами.
– А ваше имя…
– Ингам. Доктор Ингам.
– И чем же он занимался? – поинтересовался мистер Ридер.
– Собственно говоря, ничем особенным. Он был отставным маркитантом, торговавшим продовольственными товарами и составившим себе состояние в Сити. Пожалуй, у него были, да и теперь, скорее всего, остаются кое-какие интересы, занимающие свободное время. Он наведывался в Лондон в минувший четверг – весьма любопытно, что он звонил мне в гостиницу, но не застал. И с того дня его более никто не видел.
– Неужели? – сказал мистер Ридер. – Какое совпадение!
На лице доктора Ингама изобразилось вопросительное недоумение.
– Я имею в виду тот факт, что вы вспомнили именно обо мне, – пояснил мистер Ридер. – Странно, что люди, теряющие из виду других людей, неизменно обращаются ко мне. А молодая леди… Это она поведала вам о случившемся?
Доктор Ингам кивнул.
– Да. Естественно, она обеспокоена. Судя по всему, у нее есть друг, некий молодой человек, с которым случилось то же самое. Он просто вышел из своей гостиницы и исчез. Разумеется, тому могут быть самые разные объяснения, но чрезвычайно трудно убедить молодую леди…
– Чрезвычайно, – согласился мистер Ридер и деликатно кашлянул. – Чрезвычайно. Это она предложила вам обратиться ко мне?
Клирик кивнул. Похоже, возложенная на него миссия приводила его в изрядное смущение.
– Если быть точным, она хотела прийти к вам сама, но я решил, что мой долг в качестве друга требует, чтобы я встретился с вами вместо нее. Я вовсе не беден, мистер Ридер. В сущности, меня можно назвать состоятельным человеком, и, полагаю, я должен оказать этой несчастной юной леди всевозможное содействие. Моя дорогая жена, не сомневаюсь, всем сердцем поддержит меня в этом намерении – я женат вот уже много лет, но еще ни разу у меня не случалось разногласий с моей спутницей в горе и радости. Вы сами, будучи женатым мужчиной…
– Я холостяк, – не без некоторого удовлетворения поспешно вставил мистер Ридер. – Увы! Я… э-э-э… не женат.
И он печально воззрился на своего нового клиента.
– Эта юная леди остановилась…
– В Лондоне, да, – кивнул его собеседник. – В гостинице «Хеймаркет Сентрал». Так вы возьметесь за это дело?
Мистер Ридер потянул себя за кончик носа и потеребил жиденькие бакенбарды. Затем надел очки и вновь снял.
– Какое дело?
На лице доктора Ингама снова отобразилось болезненное недоумение.
– То самое, которое я вам обрисовал. – Сунув руку во внутренний карман пальто, он извлек оттуда визитную карточку и протянул ее мистеру Ридеру. – Я записал адрес конторы мистера Ланса Ральфа на обороте своей визитки…
Мистер Ридер принял у него карточку и прочел записанный от руки адрес, затем перевернул ее и пробежал взглядом печатный шрифт. Сидевший перед ним джентльмен оказался доктором богословия и проживал в Грейн-Холле, неподалеку от залива Сент-Маргаретс-Бей, в графстве Кент.
– Здесь нет никакого дела, – произнес мистер Ридер с мягкостью человека, принесшего дурные вести. – Люди имеют право на… э-э-э… исчезновение. К моему глубочайшему сожалению, очень многие, дорогой доктор Ингам, отказываются им воспользоваться. Они исчезают в Брайтоне или в Париже, но вновь появляются спустя некоторое время. В этом нет ничего необычного.
Клирик окинул его встревоженным взглядом и переложил зонтик из одной руки в другую.
– Пожалуй, я не сказал вам всего, что должен был, – заявил он. – У мисс Ральф имеется жених – молодой человек, совладелец процветающего предприятия, который, по ее словам, тоже исчез, оставив своего партнера…
– Вы имеете в виду мистера Сифилда?
Но, к его удивлению и даже некоторому раздражению, клирик ничем не выдал своего изумления.
– У Джоан есть близкая подруга, работающая в вашей конторе. Могу ли я предположить, что это та самая молодая леди, которая открыла мне дверь? Именно так я и узнал о вашем существовании. Мы говорили о том, стоит ли ей обращаться в полицию, когда она упомянула ваше имя. Я решил, что в вашем лице получил самый удовлетворительный выбор изо всех возможных, если вы не возражаете против такого определения.
Мистер Ридер отвесил изящный поклон. Он ничуть не возражал. Воцарилось неловкое молчание, нарушать которое, похоже, не стремился ни один из вынужденных собеседников. Мистер Ридер проводил своего гостя до двери и вернулся за стол, где добрых пять минут черкал бессмысленные каракули в блокноте с промокательной бумагой. Была у него такая слабость – рисовать карикатуры, и он как раз пририсовывал длинный нос к вытянутой голове какого-то воображаемого существа, когда в кабинет без стука вошла мисс Жиллет.
– Ну и что вы обо всем этом думаете? – осведомилась она.
Мистер Ридер с недоумением воззрился на нее.
– Что я думаю о чем, мисс Жиллет? – пожелал узнать он.
– Бедная Джоан, она такая душка. Даже это дело Сифилда не смогло нас рассорить…
– Но как вы об этом узнали?
Мистер Ридер редко бывал озадачен, но сейчас как раз наступил такой случай.
– Я подслушивала у дверей, – без малейшего смущения сообщила мисс Жиллет. – В общем, не то чтобы подслушивала, просто оставила свою дверь открытой, а у него оказался очень громкий голос. По-моему, этим отличаются все приходские священники, не так ли?
На лице у мистера Ридера было выражение, какое бывает, наверное, лишь у раненого молодого оленя.
– Это очень… э-э-э… дурно – подслушивать, – начал было он, но мисс Жиллет лишь небрежно отмахнулась от его морализаторства.
– Не имеет значения, дурно это или хорошо. Где остановилась Джоан?
Наступил тот самый момент, когда мистеру Ридеру следовало бы с достоинством встать из-за стола, распахнуть дверь, вложить ей в ладонь жалованье за две недели и отправить на все четыре стороны, но он бездарно упустил его.
– Я могу привести сюда Томми, чтобы вы поговорили с ним?
Она подалась вперед и оперлась ладонями о край стола. Ее энтузиазм был почти заразителен.
– Томми не выглядит умником, хотя он такой и есть, и у него всегда было свое мнение насчет исчезновения Сифилда. Томми говорит, что Франк Сифилд никогда не стал бы покупать аккредитив…
– А разве у него был аккредитив? Кажется, вы говорили, что он просто снял все деньги со счета в банке…
Мисс Жиллет согласно кивнула.
– У него был с собой еще и аккредитив, – многозначительно заявила она, – на шесть тысяч триста фунтов. Так мы и узнали, что он отправился за границу. Он был обналичен в Берлине и Вене.
Мистер Ридер надолго застыл у окна, погрузившись в размышления.
– Я бы хотел поговорить с Томми, – медленно произнес он наконец и, обернувшись, увидел, что мисс Жиллет уже исчезла.
Добрых четверть часа он сидел, сложив руки на животе и невидяще глядя на трубу дома напротив, а потом услышал, как во входную дверь постучали. Не спеша поднявшись, он вышел в приемную и открыл. Последним, кого он ожидал увидеть у себя на пороге, был инспектор Гейлор.
– Убийство Литноффа вас интересует?
Мистера Ридера интересовали все убийства, но вот именно Литноффа – не слишком.
– А вам известно, что сюда собирался заглянуть Джейк Элсби?
Джейк Элсби… Мистер Ридер нахмурился, имя было ему знакомо, и, порывшись в памяти, он вспомнил.
– Если хотите знать мое мнение, Джейк уже все равно что покойник, – сообщил ему Гейлор. – Он пил с тем русским, у которого при себе оказалась куча денег. Через несколько минут после того, как они вышли из бара, Литноффа застрелили, а Джейка, который кинулся наутек, задержали с заряженным пистолетом в кармане. Случалось, людей вешали и на основании куда менее убедительных улик.
– Позвольте… э-э-э… усомниться в этом. Не в том, что людей… э-э-э… вешали и на основании куда менее убедительных улик, а в том, что наш бедный друг виновен в том преступлении, в котором его обвиняют. Джейк – профессиональный мошенник, а мошенники не берут с собой на дело пистолеты. Во всяком случае, в этой стране.
Гейлор многозначительно улыбнулся.
– Он искал вас, – сообщил он. – Причем сам в этом признался, что делает его нынешнее отношение несколько странным. Потому что он хочет, чтобы вы вытащили его из этих неприятностей!
– Вот это да! – вырвалось у мистера Ридера, который изумился не на шутку.
– Он полагает, что если сможет поговорить с вами наедине и рассказать о том, что случилось, то стоит вам выйти из Брикстонской тюрьмы, как вы сразу же схватите того, кто на самом деле совершил это убийство. Каков комплимент, однако!
– Вы серьезно?
Мистер Ридер вновь нахмурился.
Гейлор кивнул.
– Смешно, вы не находите? Этот малый, несомненно, направлялся к вам, чтобы отомстить, но первое, что он делает, попав в беду, – зовет вас на помощь! Как бы там ни было, но окружной прокурор говорит, что хотел бы, чтобы вы повидались с ним. В Брикстоне уже получили соответствующее уведомление. Они знают, что вы здесь и, если вы не прочь выслушать очередную порцию более-менее увлекательных побасенок, вас ждет интересный вечер.
У него в блокноте оказались две вырезки из газетных статей, в которых подробно освещалось убийство Литноффа. Мистер Ридер принял их с выражениями благодарности, хотя в ящике его письменного стола уже лежало детальное описание этого дела.
Гейлор обладал одним свойством характера, которое приводило в восторг мистера Ридера: он не был склонен терять время зря. В мире полно интересных людей, которые, правда, не знают, где и на чем заканчиваются их интересы, людей, злоупотребляющих гостеприимством и бесцельно перескакивающих с одной темы на другую. Гейлора же Господь благословил чувством драматизма, и он вполне мог покинуть сцену на эффектной ноте. Что и проделал немедленно.
– Можете не просить его рассказать вам о бриллиантовом фермуаре, – сказал он. – Он сам вам все выложит! Только не забывайте, что, когда Литнофф был осужден в последний раз, эта нелепая выдумка перешла в разряд вещественных доказательств.
После его ухода мистер Ридер пристроил на носу очки и внимательно прочел вырезки, оставленные детективом, но не нашел там ничего, чего бы не знал ранее. Джейк Элсби, как он уже упоминал, был профессиональным мошенником, хорошо разбиравшимся в той части уголовного законодательства, которая непосредственно касалась его самого. Никто из старых рецидивистов не носил с собой огнестрельного оружия. Судьи крайне предвзято относятся к вооруженным преступникам, а Джейк и его подельники слишком хорошо разбирались в наказании за ношение незаконных стволов, чтобы подвергнуться риску быть схваченным с автоматическим пистолетом в кармане.
Мистер Ридер и сам обладал криминальным складом ума. Он совершенно точно знал, как бы поступил на месте Джейка Элсби, если бы перед этим застрелил своего собутыльника. Он бы постарался избавиться от пистолета перед тем, как скрыться с места преступления. То, что Джейк этого не сделал, доказывало, что он и не подозревал о пистолете в собственном кармане.
Он все еще размышлял над этим делом, когда услышал, как отворяется наружная дверь конторы, и до его слуха донеслись негромкие голоса. Мгновением позже в кабинет вошла запыхавшаяся мисс Жиллет и закрыла за собой дверь.
– Я привела обоих, – быстро проговорила она. – Я позвонила Джоан, она как раз собиралась выходить… Я могу пригласить их сюда?
Мистеру Ридеру показалось, будто она совершает акт публичного смирения, спрашивая его разрешения, поэтому он ограничился тем, что милостиво наклонил голову в знак согласия.
Томми Энтон оказался высоким молодым человеком того сорта, которого две женщины из тысячи могли бы счесть симпатичным с возрастом, а остальные попросту бы не заметили. Джоан Ральф, с другой стороны, была несомненной, причем очень необычной, красавицей. Темноволосая и светлокожая, она обладала фигуркой, все прелести которой настолько бросались в глаза, что у мистера Ридера сложилось впечатление, будто она презирает чрезмерное количество одежды.
– Это Томми, а это Джоан, – безо всякой на то необходимости представила друзей мисс Жиллет, потому что мистер Ридер вряд ли мог сам перепутать.
Стоило ему их увидеть, как он понял, что они не скажут ничего нового, но с большим терпением выслушал повторение всего, что уже знал и так.
Томми Энтон в мельчайших деталях описал ему свое изумление, ошеломление и прочие чувства, которые испытал, обнаружив, что его партнер исчез. При этом он весьма похвально отозвался о характере и деловых качествах пропавшего компаньона.
– Мистер Сифилд когда-либо упоминал в разговоре с вами бриллиантовую брошь? – прервал поток его воспоминаний мистер Ридер.
Томми в недоумении уставился на него.
– Нет, мы ведь занимались продажей автомобилей. Он редко обсуждал свои личные дела. Разумеется, мне было известно о Джоан…
– А ваш отец когда-либо заговаривал о бриллиантовом фермуаре? – обратился к девушке мистер Ридер, но она в ответ лишь покачала головой.
– Никогда. Он вообще не говорил со мной о драгоценностях, разве что… это было несколько лет тому, когда я только познакомилась с Франком… Отец вложил некоторую сумму в экспедицию Писарро, и Франк последовал его примеру; оба были полны самых радужных надежд и ожиданий на этот счет.
Мистер Ридер поднял глаза к потолку и принялся рыться в закромах памяти. Когда Джоан уже совсем было собралась пуститься в объяснения, он остановил ее легким взмахом руки.
– Экспедиция Писарро… Цель – найти захороненные сокровища инков. Она была организована Антонио Писарро, который утверждал, будто является потомком завоевателя Перу… Его настоящее имя было Бендини – итальянец из Нью-Йорка с тремя сроками за спиной, отбытыми за мошенничество в особо крупных размерах… Компания была зарегистрирована в Лондоне, и все, кто вложил в нее деньги, потеряли их. Верно?
Он сиял, торжествующе глядя на девушку, и она улыбнулась.
– Мне известно намного меньше вас. Отец вложил в нее пятьсот фунтов, а Франк – сотню. Он тогда еще учился в Оксфорде. Я знаю, что свои деньги оба потеряли. Франк особенно не расстроился, а вот папа очень переживал, поскольку был уверен, что в Перу лежат огромные сокровища, которые еще ждут, чтобы их отыскали.
– И тогда у вас зашел разговор о бриллиантовых брошках? – напомнил мистер Ридер.
Она заколебалась.
– О драгоценностях – да, а вот насчет брошек я что-то не припоминаю.
Мистер Ридер записал три слова, одно из которых она увидела – «Писарро». Второе показалось ей похожим на что-то вроде «Мэрфи». Девушка решила, что они плохо сочетаются друг с другом. Между тем мистер Ридер принялся расспрашивать о ее собственных делах. Выяснилось, что у Джоан имеется небольшой независимый доход, так что в деньгах она в ближайшее время стеснения испытывать не будет.
А потом она спросила, может ли поговорить с ним с глазу на глаз. У мистера Ридера сложилось стойкое приятное впечатление, что мисс Жиллет с крайним неодобрением отнеслась к подобной просьбе, но ей не оставалось ничего иного, кроме как уйти, прихватив с собой Томми. Мистер Ридер вдруг понял, что в глубине души жалеет этого недалекого молодого человека – причем такого недалекого, что сыщик впервые ощутил собственное умственное превосходство над своей секретаршей.
Он расхрабрился настолько, что набрался мужества открыть дверь и выглянуть наружу. Негромкие голоса, доносившиеся из комнатки мисс Жиллет, успокоили его относительно того, что им не грозит подслушивание со стороны этой деятельной и любознательной молодой леди.
– Мистер Ридер… – По тону Джоан Ральф он понял, что ей трудно облечь свои мысли в слова. – Полагаю, вам уже приходило в голову, что мой отец мог… сбежать… с кем-то. Я не настолько глупа, чтобы отрицать подобную возможность, и знаю, что мужчины в его возрасте часто заводят… в общем, интрижки на стороне. Но я совершенно уверена, что у папы никого не было! Доктор Ингам уже тактично намекал на это. Он был очень мил и любезен, но я уверена, что он ошибается. У отца не было друзей. Я вскрывала все его письма, и он ни разу не возразил против того, чтобы я их читала.
– В том числе и письма, которые приходили в его контору? – спросил мистер Ридер.
Этот вопрос заставил ее улыбнуться.
– Естественно, тех я не видела. Но их было очень мало, да и папа был начисто лишен скрытности. Я знаю, что он переписывался с доктором Ингамом, – мой отец был тем, кого называют сторонником Высокой церкви, и писал статьи в церковные издания. Доктор Ингам – практически единственный его друг за пределами нашего маленького круга в Бишопс-Стортфорд.
Мистер Ридер задумчиво взглянул на нее.
– Как вы полагаете, мог ли Франк Сифилд иметь… э-э-э… сердечную подругу? – спросил он.
И здесь она была совершенно категорична. Откровенно говоря, он бы удивился, будь это не так.
Мистер Ридер отвел ее в комнату мисс Жиллет и вскоре услышал, как вся троица ушла. В том, что секретарша покинула рабочее место, не спросив его позволения, не было ничего примечательного.
А он с большой тщательностью составил три каблограммы и, заглянув на почту, отправил их по назначению. Одна из них совершенно определенно была адресована Мэрфи.
Автобус высадил мистера Ридера на расстоянии пешей прогулки от Брикстонской тюрьмы, где в предварительном заключении содержались и те, чьи дела еще не были расследованы до конца.
Мистера Ридера хорошо знали в Брикстоне, хотя он и не был здесь частым гостем, и уже через несколько минут после прибытия провели в пустую комнату для допросов, где к нему присоединился Джейк Элсби.
А тот был сам на себя не похож. Нагловатый и дерзкий преступник, столь памятный мистеру Ридеру по прежним встречам, исчез, а его место занял перепуганный до смерти человек, со страхом ожидающий неминуемой участи.
– Вы меня знаете, мистер Ридер. – Джейк Элсби был явно не в себе, и рука, взмахами которой он подчеркивал едва ли не каждое слово, дрожала. – У меня никогда не было пистолета, а о том, чтобы застрелить кого-то, я думал не больше, чем перерезать собственное горло. Ну, случалось мне отдубасить пару-тройку бездельников…
– А есть еще и пара-тройка тех, кого вы намеревались отдубасить в самом недалеком будущем, – с приятной улыбкой напомнил ему мистер Ридер.
– Это все выпивка, мистер Ридер! – взмолился Джейк. – Полагаю, это Гейлор наговорил, якобы я направлялся к вам. Эта грязная собака готова сказать обо мне что угодно, лишь бы опорочить. Кроме того, мистер Ридер, я даже не был знаком с этим русским. Ну посудите сами, к чему мне было его убивать?
Мистер Ридер покачал головой.
– Случается, люди убивают и тех, с кем едва знакомы, – сообщил он. – Ладно, расскажите все по порядку, Элсби, и врите поменьше. Может быть, я помогу вам. Я не говорю, что обязательно сделаю это, но всякое может случиться.
Элсби постарался рассказать свою историю связно, как только мог. Время от времени мистеру Ридеру приходилось останавливать его, когда он уж слишком сбивался с курса, и возвращать обратно, но в целом картина получалась весьма и весьма правдоподобная. Однако об одной важной детали Джейк позабыл.
– Когда этот человек был осужден за пьянство несколько дней назад, – напомнил ему мистер Ридер, – в состоянии… э-э-э… алкогольного опьянения он говорил полиции о бриллиантовом фермуаре, брошке…
– Совершенно верно, сэр, – с готовностью подхватил его собеседник. – Он и при мне заикался на этот счет. Я совсем забыл… А еще он сказал, что я могу увидеть ее собственными глазами. Наверное, от выпивки у него развязался язык… По правде говоря, у меня это вылетело из головы. – Но тут же в голосе его вновь зазвучала тревога. – А она что, потерялась? Клянусь, я в жизни ее не видел!
Мистер Ридер вперил в него долгий испытующий взгляд. Он ощущал несомненное удовлетворение и имел все основания гордиться собой. С Джоан Ральф он заговорил о фермуаре только потому, что случайно вспомнил о забавном эпизоде во время судебного процесса над Литноффым. Упоминание бриллиантовой броши заинтриговало его, ведь Литнофф не был замечен в скупке и хранении краденого – сей факт был доказан в суде.
– Постарайтесь вспомнить, Элсби, что еще он говорил.
Тот даже наморщил лоб в яростной попытке вспомнить мельчайшие подробности.
– Больше ничего не помню, мистер Ридер. После того как мы вышли из забегаловки, то есть из паба, я пробыл с ним совсем недолго. Он собирался поехать домой. Жил он в Блумсбери, в Леммингтон-Билдингз. Смешно, но о Леммингтон-Билдингз я знал от одного своего кореша, который схлопотал пять лет за печатание фальшивых денег. У него был приятель, который жил там.
Мистер Ридер заинтересовался услышанным – главным образом потому, что единственный адрес, которым располагала полиция в связи с Литноффым, было его местожительство в Пимлико.
– Как вы узнали, что он живет в Леммингтон-Билдингз? – осведомился он.
– Он захотел взять такси. Я сказал ему, что живу в Холборне. А он говорит: «Ну, тогда высади меня у Леммингтон-Билдингз». После этого он типа поправился, но я-то понял, что он только что выболтал свой адрес. Вы ведь вытащите меня отсюда, мистер Ридер? Вы всегда были добры ко мне.
– Помнится, вы совсем недавно вслух выражали совсем другое мнение, – язвительно ответил мистер Ридер.
Возвращаясь обратно в город, он размышлял о возможности того, что и у Литноффа мог оказаться «приятель» в этом жилом комплексе.
Лило как из ведра, когда автобус высадил мистера Ридера на углу Саутгемптон-роу. Поскольку дождь с небольшими перерывами шел весь день, он надел потрепанный дождевик и теперь не счел необходимым раскрывать зонтик, который зимой и летом носил на сгибе локтя. Впрочем, никто и никогда не видел, чтобы он открывал его.
Жилой комплекс Леммингтон-Билдингз он нашел без особого труда, тот расположился в одном из переулков Гоувер-стрит.
Свои расспросы мистер Ридер начал со швейцара. Имя Литноффа ничего тому не говорило, но швейцар читал газеты и видел портрет убитого. Еще до того, как мистер Ридер задал очередной вопрос, швейцар посвятил его в свои подозрения.
– Готов биться об заклад, что это Шмидт. А если это не он, то его брат-близнец. Собственно, я как раз пишу письмо в «Дейли мегафон». Мне всегда казалось, что Шмидт – жилец со странностями. Он и ночевал-то здесь пару раз в месяц, не больше. Вот только сегодня я разговаривал о нем с миссис Оддерли. Да, кстати, она сейчас убирает в его квартире. Но она не очень-то разговорчивая, временами из нее слова не вытянешь. Вот, к примеру, я ей говорю: «Предположим, сюда явится полиция и начнет наводить справки. Что тогда?» А она отвечает: «Ну и пусть приходят». Что можно поделать с такой особой?
Мистер Ридер не смог ответить на этот весьма уместный вопрос, но тут, к его удивлению, швейцар вдруг заявил:
– А ведь я узнал вас, мистер Ридер, как только увидел. Вы еще занимались делом на Оддерли-стрит. Я тогда работал привратником в гостинице, если помните, и видел, как тот мужчина выбирался через окно…
И он с изумительной точностью углубился в подробности расследования, которым сыщик занимался много лет назад.
Мистер Ридер умел слушать. Еще в самом начале своей карьеры он твердо усвоил, что умение слушать сродни искусству дедукции, а потому позволил швейцару предаваться воспоминаниям. Наконец он рискнул задать вопрос:
– Так миссис Оддерли сейчас находится в той самой квартире?
Швейцар драматическим жестом указал на дверь, выходящую в вестибюль.
– Вы хотите повидать ее?
– Если вы не возражаете, – ответил мистер Ридер.
Швейцар позвонил и постучал. Спустя весьма продолжительное время дверь немного приоткрылась и в щелочку осторожно выглянула леди с голыми руками. На ней был заношенный грязный фартук, а лицо ее требовало в равной мере горячей воды и мыла.
– Это мистер Ридер, – сообщил ей швейцар. – Знаменитый сыщик, – добавил он с таким удовольствием, что моментально стало ясно: он не слишком-то жалует эту неряху-уборщицу.
При этих словах миссис Оддерли явно лишилась присутствия духа.
– Я сейчас вам все объясню, – бессвязно затараторила она и, когда мистер Ридер проследовал за ней в коридор, с грохотом захлопнула дверь перед самым носом у раздосадованного швейцара, который явно рассчитывал узнать кое-что конфиденциальное, что она до сих пор утаивала от него.
– Входите, сэр, прошу вас!
Она первой вошла в скудно обставленную небольшую комнатку, исполнявшую, очевидно, роль гостиной. Здесь наличествовали стол, буфет, маленький квадратный коврик на полу и пара стульев. На стене висела карта, отпечатанная, как немного погодя выяснил мистер Ридер, в Швейцарии. На ней была изображена часть кантона Во, а в одном месте красовалась неровная окружность, нарисованная красными чернилами, – судя по всему, это было где-то в горах над озером. Всю важность этого факта мистер Ридер осознал много позже.
– Я не знаю, что мне говорить или делать дальше, – начала миссис Оддерли. Говорила она очень быстро, пренебрегая точками, запятыми и прочими знаками пунктуации. – Деньги эти достались мне честным путем и я положила их в Почтовый банк за исключением той аренды которую уплатила и у меня есть квитанция со штампом и вообще я сделала все как велел мистер Шмидт и я могу доказать это предъявив его письмо. Я вдова и мне нужно кормить пять ртов…
И далее она пустилась в объяснения, что они принадлежат ее пяти законным отпрыскам, что она «ведет хозяйство» только в респектабельных семействах и что у нее еще никогда не было никаких неприятностей и она не принимала «помощь» даже в самые нелегкие времена.
– О каких деньгах идет речь? – прервал мистер Ридер, решив, что дал ей достаточно времени, чтобы выговориться.
О тех самых, что пришли к ней в понедельник. Она нашла их в столовой на столе вместе с письмом. С изнанки юбки у нее был пришит карманчик. Мистер Ридер тактично отвернулся, пока миссис Оддерли обследовала это потайное местечко. Наконец она предъявила ему конверт, из которого вынула единственный листок бумаги.
…прошу вас оплатить аренду из прилагаемой суммы. Я уезжаю во Францию и вернусь не раньше, чем через три месяца. Можете брать двойную плату за уборку, пока меня не будет. Я не хочу, чтобы вы с кем-либо обсуждали мои дела.
Письмо было написано аккуратным, разборчивым почерком.
– И вы говорите, что нашли его на столе?
– В среду утром деньги я положила в Почтовый сберегательный банк, – снова скороговоркой зачастила она. – Я заплатила за аренду и у меня есть квитанция с печатью и…
– Никто в этом не сомневается, – успокаивающе проговорил мистер Ридер.
– Если вы из полиции…
– Нет, – заявил мистер Ридер. – Я не из полиции, я… э-э-э… следователь.
О своем нанимателе миссис Оддерли было известно очень мало. Три раза в неделю она приходила, чтобы прибрать в его квартире. Для этих целей ей был доверен ключ. Она имела недвусмысленные распоряжения на тот счет, что если дверь не откроется, когда она повернет ключ, и станет ясно, что она заперта изнутри, то ей следует немедленно развернуться и уйти. В минувшем году подобное случалось трижды. Мистер Шмидт, хотя и выглядел совершенно здоровым, на самом деле страдал от какой-то тяжелой болезни. Иногда у него случались приступы, и тогда в его спальне повисал резкий и тошнотворный запах лекарств. О своих делах он ей никогда и ничего не рассказывал, а когда вообще открывал рот, в речи его чувствовался сильный иностранный акцент. Она догадывалась, что он актер, потому что однажды заметила коробку, в которой лежали парики, усы и прочий театральный грим, а также видела его фотографию, как он играет на сцене.
Хотя квартира располагалась на первом этаже, состояла она всего лишь из трех комнат и кухоньки, да и то одна комната была совершенно пустой.
В спальне обнаружилась деревянная кровать с матрасом, относительно новая, небольшой комод, зеркало, маленький столик и два стула. Кровать была не заправлена, но одеяла оказались аккуратно сложены в ногах, на голом матрасе, и прикрыты простыней. На стене висел литографический портрет какого-то мужчины в военной форме иностранного государства. Мистер Ридер решил, что России. Над кроватью была приколочена полочка, на которой стояли четыре или пять русских книг. Здесь его ждало открытие, потому как на форзаце одной из них он прочел надпись на французском: «…книга сия пожалована мне Великим князем Александром по случаю моей игры в “Ревизоре”».
Под нею красовалась единственная буква «Л».
Но более всего заинтересовало мистера Ридера то, что письмо было написано совершенно другим почерком.
В медицинском шкафчике он обнаружил два полупустых пузырька с какими-то снадобьями. Понюхав горлышко одного из них, он уловил безошибочно узнаваемый запах хлороформа. Впрочем, его впечатлило не столько содержимое, сколько этикетки на флаконах, из коих следовало, что изготовлены они неким аптекарем из Блумсбери. Покинув миссис Оддерли, он отправился на поиски рассерженного швейцара.
У мистера Шмидта бывали посетители, но, очевидно, приходили они после одиннадцати часов вечера, а в это время в холле уже не дежурят ни швейцар, ни привратники, а лифтом, поскольку он был автоматическим, управляли сами жильцы. Мистер Ридер даже не узнал бы об этом, если бы не один из жильцов, который видел, как в квартиру приходят и уходят гости. Всегда и неизменно это были исключительно мужчины.
Следующей целью мистера Ридера стала аптека на углу жилого массива. Фармацевт оказался весьма недоверчивой личностью и вовсе не горел желанием отвечать на расспросы. Но мистер Ридера, поскольку имел некоторое отношение к генеральной прокуратуре, носил при себе удостоверение личности офицера полиции, каковое и предъявил аптекарю.
И фармацевт, и его помощник видели мистера Шмидта. Он заказывал у них некоторые лекарства и приобретал хирургические материалы.
– Хирургические материалы? – Мистер Ридер ощутил изрядное волнение. – Отлично, моя теория получает очередное подтверждение! Прошу прощения, мой дорогой сэр, я… э-э-э… несколько увлекся. Не могли бы вы описать мне мистера Шмидта?
Они смогли описать его в мельчайших подробностях, и сыщик уверился, что мистером Шмидтом, безусловно, был покойный Литнофф.
Мистер Ридер отправился к себе домой на Брокли-роуд, испытывая несомненное удовлетворение от своих открытий. Он не питал иллюзий насчет собственной удачи. Через несколько дней полиция неизбежно обнаружит обиталище Литноффа в Леммингтон-Билдингз – собственно говоря, она обнаружила его уже на следующий день по отметке прачечной, – так что он лишь на пару дней опередил стражей правопорядка. Писем для него не было. За чтением вечерней газеты он преспокойно выпил чая с гренками и в девять вечера вносил очередные записи в свой дневник, когда услышал легкий перезвон дверного колокольчика.
Экономка оставила посетителей дожидаться в холле, а сама, задыхаясь от волнения, доложила о них мистеру Ридеру.
– Две молодые леди, – чопорно поджав губы, сообщила она. – Я сказала им, что вы не принимаете, но одна из них заявила, что увидится с вами, даже если ей придется прождать для этого всю ночь.
Если бы мистер Ридер устрашился явственного неодобрения, прозвучавшего в ее тоне, то непременно приказал бы вышвырнуть обеих на улицу.
– Попросите их подняться, пожалуйста, – негромко распорядился он.
Одной, по крайней мере, оказалась мисс Жиллет. Он предположил, кто будет второй, и угадал, потому что вслед за его назойливой и упрямой секретаршей в комнату вошла Джоан Ральф.
– Я бы позвонила вам, чтобы предупредить, но решила, что это будет небезопасно, – с порога заявила мисс Жиллет. – Помните, вы расспрашивали Джоан насчет бриллиантового фермуара, или брошки, или чего-то подобного?
Мистер Ридер предложил ей стул.
– Вы видели ее?
Едва успев задать вопрос, он понял, что сморозил несусветную глупость, потому как на лице мисс Жиллет отобразилось неприкрытое презрение.
– Разумеется, мы ее не видели. Мы с Джоан отправились поужинать сегодня вечером в «Корнер-Хаус». И там к нам подошел какой-то рыжий молодой человек и спросил у Джоан, не носит ли она брюки гольф.
Мистер Ридер откинулся на спинку стула.
– Не носит ли она брюки гольф? – повторил он, явно будучи шокированным.
Мисс Жиллет энергично кивнула.
– Он ужасно нервничал, – пояснила она. – Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы рыжие так нервничали; обычно они ведут себя… в общем, ну, вы понимаете, в обратном ключе… а дальше он понес вообще несусветную чушь о том, что отец его, дескать, ювелир и что он заболел, а потом взял да и упомянул бриллиантовую брошь. Он сказал, что недооценил ее. Поначалу я даже решила, что он пьян, но Джоан не согласилась со мной.
– Как его зовут?
Джоан Ральф лишь покачала головой в ответ.
– Не знаю, что и сказать. Однажды я действительно сфотографировалась в брюках гольф. Тогда я была у дяди, мы готовились к игре, я развлекалась от души и попросила сфотографировать меня, и он заявил, что это – лучший мой снимок, который он когда-либо видел.
Мистер Ридер пригладил ладонью изрядно поредевшие волосы.
– Что именно он сказал насчет броши?
Мисс Жиллет полагала, что он нес нечто невразумительное. И только когда она пригрозила позвать метрдотеля, рыжеволосый молодой человек пристыженно удалился.
– Только тогда, – сообщила мисс Жиллет, – мы сообразили, что вели себя как две дуры и даже не спросили, как его зовут и где он живет.
Мистер Ридер кивнул в знак согласия.
– Он ювелир, его отец заболел, он занизил стоимость броши, он видел портрет вашей подруги в брюках гольф. Все это замечательно. Очень жаль; скорее всего, больше вы никогда его не увидите…
– А вот и нет, – возразила мисс Жиллет. – Мы заметили его в автобусе. Он следил за нами вплоть до вашего дома. Собственно говоря, в эту минуту он торчит снаружи.
Мистер Ридер ошеломленно воззрился на нее.
– Вы с ним разговаривали?
– Разумеется, мы с ним не разговаривали, – с нескрываемым презрением ответила мисс Жиллет. – И он тоже не сделал больше попытки заговорить с нами, а просто забился в уголок автобуса и поглядывал на нас поверх газеты.
Мистер Ридер подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и выглянул. Под фонарным столбом, едва различимый в сумерках, стоял мужчина. Когда мистер Ридер увидел его, тот, словно почувствовав на себе чужой взгляд, развернулся и быстрым шагом направился в сторону Луишем-хай-роуд.
В мгновение ока мистер Ридер выбежал из комнаты и скатился вниз по лестнице, но, выскочив на улицу, убедился, что она пуста. Лишь в сторону Лондона катил какой-то автобус. Он увидел, как стройный молодой человек вскочил на подножку, но когда он достиг угла улицы, преследовать автобус было уже бесполезно. Оглядевшись в поисках такси, мистер Ридер, как назло, не заметил ни одного. Сообразив, что выскочил на улицу, под мелкий дождь, с непокрытой головой, отчего выглядит крайне нелепо, детектив с большой неохотой направился домой.
Тем не менее, несмотря на неудачу, мистера Ридера охватил душевный подъем, поскольку тайна нескольких загадочных исчезновений практически разрешилась.
А вот мисс Жиллет явно была разочарована, сочтя, что его более не интересуют ни рыжеволосые молодые люди, ни броши, ни даже юные леди в брюках гольф, а потому вернулась в Лондон, прихватив с собой подругу. Ее вера в работодателя опасно пошатнулась.
Мистер Ридер тщательно составил объявление в так называемый «раздел страждущих» или, говоря простым человеческим языком, раздел о розыске пропавших родных и домашних животных, которое и продиктовал по телефону в четыре газеты:
Рыжеволосый молодой человек, пожалуйста, срочно свяжитесь с девушкой в брюках гольф.
И дал адрес своей конторы.
Мисс Жиллет явилась на работу с опозданием на час, в чем, впрочем, не было ничего примечательного. Объявлений она не видела, посему мистеру Ридеру не пришлось ей ничего объяснять. Очевидно, она совершенно утратила интерес к его делам и заботам.
В двенадцать часов она вошла к нему в кабинет и заявила, что приглашена на обед и что, скорее всего, не вернется до трех пополудни. Было бы преувеличением сказать, что он огорчился. Пожалуй, мистер Ридер сокрушался лишь о том, что не может сказать ей, что и у него назначено свидание, поэтому ей вовсе необязательно возвращаться ранее трех часов дня.
Ответа на его объявление не было, и он пожалел, что не присовокупил к нему свой номер телефона.
Не успела мисс Жиллет уйти, как пожаловал первый из визитеров мистера Ридера. Инспектор Гейлор желал узнать, какого результата он добился, побывав в тюрьме Брикстон.
– Я склонен согласиться с вами, – заявил он, когда мистер Ридер вкратце пересказал ему содержание своей беседы с заключенным. – Во всяком случае, у нас нет никаких улик, на которых можно было бы построить обвинительное заключение. Пистолет оказался иностранного производства, и нам удалось отследить один важный факт – когда он был продан в Бельгии, Элсби все еще сидел в тюрьме. Разумеется, его могли перепродать ему, но это маловероятно.
– Вы никогда не слышали о Синдикате Писарро? – задал вдруг неожиданный вопрос мистер Ридер.
У Гейлора была великолепная память, особенно учитывая, что он сам занимался этим делом.
– Охотники за сокровищами, – улыбнулся инспектор. – Странно, что вы вспомнили о Писарро. Я как раз пытался отыскать хоть какие-нибудь следы человека по имени Гельпин, который был одним из самых крупных его акционеров и таким же невероятным простофилей. Он нужен мне, чтобы разузнать кое-какие подробности о его бывшем помощнике, но я не смог его найти, что довольно странно, поскольку он весьма состоятелен.
– Умер? – предположил мистер Ридер.
Но Гейлор лишь покачал головой.
– Нет, думаю, что он где-то за границей. Во всяком случае, из центральных графств Англии он уехал два года назад.
Мистер Ридер поджал губы и окинул инспектора печальным взглядом.
– Уехал из центральных графств два года назад… – повторил он. – Бог ты мой! Причем уехал с аккредитивом в кармане, вне всякого сомнения. А сколько вообще участников было в Синдикате Писарро?
Гейлор с подозрением уставился на него.
– С чего это вдруг такой интерес? Или кто-нибудь еще из членов Синдиката отправился на жительство за границу?
– Двое, насколько мне известно. – В кабинете воцарилась мертвая тишина, которую мистер Ридер наконец нарушил. – Одним из них был молодой человек по имени Сифилд.
Гейлор кивнул.
– Знакомое имя. А вторым?
– А второго звали Ральф, – ответил мистер Ридер.
Из ящика он вынул краткий отчет, подготовленный сегодня утром, и молча протянул его инспектору. Гейлор читал очень медленно, в чем, впрочем, не было ничего удивительного, поскольку почерк у мистера Ридера был отвратительный и неразборчивый.
Закончив, старший инспектор потянулся к телефону.
– Мне стало известно, что Гельпин держал свои деньги в Шотландско-Мидландском банке в Бирмингеме. Вы не возражаете, если я позвоню им?
Уже через пять минут он разговаривал с банком. Мистеру Ридеру были слышны лишь его вопросы и односложные ответы.
Наконец Гейлор положил трубку на рычаг.
– Аккредитив, – коротко бросил он, – обналиченный в Париже, Будапеште и Мадриде. С тех пор банк получил три чека на внушительные суммы. Они были обналичены в иностранных городах, и к ним прилагались письма от мистера Гельпина. Управляющий банком утверждает, что Гельпин любит путешествовать, посему происходящее его ничуть не встревожило; кроме того, сальдо банковского счета у него по-прежнему очень хорошее. Правда, он сказал одну вещь, которая может иметь – а может и не иметь – большое значение: уезжая, Гельпин сообщил, что намеревается побывать в Монтре.
Мистер Ридер сразу же вспомнил небольшую карту на стене комнаты Литноффа с неровным красным треугольником на ней.
Тут ему пришлось встать из-за стола, чтобы подойти к двери приемной и принять каблограмму от посыльного компании «Вестерн Юнион». Подойдя к окну, он открыл ее и прочел печатный текст. Она была подписана Мэрфи, главой Нью-Йоркского отделения сыскной полиции.
…банда Писарро разгромлена десять лет назад. Сам Писарро отбывает пожизненный срок в «Синг-Синге». Последний раз его правую руку, Кеннеди, видели в Калифорнии двенадцать лет назад. Считается, что он завязал с прошлым и встал на путь исправления. О новых предприятиях Писарро здесь ничего не известно.
Гейлор перечитал каблограмму и вернул ее Ридеру.
– Так вы полагаете, это проделки Писарро?
– Есть у меня такое неприятное подозрение, – ответил мистер Ридер.
Его преподобие доктор Ингам прибыл в два часа, в тот самый момент, когда мистер Ридер поедал одну из двух больших булочек, которые неизменно покупал по пути в свою контору и которые столь же неизменно заменяли ему обед.
Судя по быстрому и нервному стуку, клирик пребывал в крайне возбужденном состоянии.
– Дорогой мой, произошло нечто удивительное… Нашелся мистер Ральф!
Пожалуй, мистеру Ридеру следовало бы испытать прилив радости и облегчения, вместо этого он явно огорчился.
– Новости и в самом деле приятные, – сказал он, – даже очень приятные.
Священнослужитель порылся во внутреннем кармане пальто и выудил оттуда каблограмму.
– Сегодня утром я нанес визит мисс Ральф, и во время моего пребывания в гостинице пришла вот эта каблограмма. Естественно, молодая леди вне себя от радости. Должен признаться, и у меня на душе стало гораздо спокойнее.
Мистер Ридер взял у него из рук каблограмму. Она была отправлена с берлинского вокзала и адресована Джоан Ральф, гостиница «Хеймаркет».
…пробуду в Германии еще месяц. Пиши мне в гостиницу «Мариенбад Мюнхен» с пометкой «до востребования». С любовью, папа.
– Замечательно, – сказал мистер Ридер.
– Я тоже так думаю. Я попросил у молодой леди разрешения взять эту каблограмму, чтобы показать ее вам.
– Замечательно, – вновь повторил мистер Ридер.
– Действительно, – согласился доктор Ингам. – Но не все так гладко. Его могли срочным образом вызвать в Германию, так что у него не было времени связаться с дочерью…
– Я имею в виду совсем не это, – сказал мистер Ридер. – Когда я говорю, что это замечательно, то думаю о том, как странно и примечательно, что он телеграфировал ей в гостиницу, в которой она до того ни разу не останавливалась.
У доктора Ингама отвисла челюсть.
– Боже милостивый! – ахнул он, побледнев как смерть. Судя по всему, только сейчас он сообразил, что может означать каблограмма. – Мне и в голову не пришло… Она ни разу не останавливалась там до того… вы уверены?
Мистер Ридер кивнул.
– Она мимоходом упомянула об этом вчера вечером, уже собираясь уходить, – полагаю, она сообщила вам, что нанесла мне визит? Нет, обычно она останавливается в гостинице, которой покровительствует ее отец. А «Хеймаркет» она выбрала потому, что оттуда недалеко до конторы мистера Ральфа. Во всяком случае, было бы куда естественнее с его стороны послать каблограмму в Бишопс-Стортфорд.