Тузы красной масти
Когда молодой человек страстно влюблен в самую привлекательную девушку на свете, он склонен приписывать ей такие качества и добродетели, какими по определению не может обладать ни одно живое существо. Впрочем, в редкие и болезненные моменты просветления в душу ему закрадываются самые черные подозрения, и тогда он вполне готов рассматривать даже такую возможность, что она может быть повинна в самом черном предательстве, лицемерии и бесчестии.
О том, что Кеннет МакКей безумно влюблен, знали все. И в банке, где он целыми днями считал чужие деньги, а в обеденный перерыв писал страстные, но, к сожалению, не слишком грамотные письма Марго Линн. И его угрюмый и неразговорчивый отец, терзавшийся сожалениями об исчезнувшем состоянии в мрачном и запущенном особняке на берегу реки в Марлоу, вместо того чтобы предаваться бесплодным размышлениям о злоключениях и несчастьях других людей, мог бы, конечно, задуматься о новом увлечении сына. Но, скорее всего, мысль об этом даже не приходила ему в голову, потому что Джордж МакКей был законченным эгоистом и в силу этого не мог думать более ни о чем, кроме собственной неосмотрительности, лишившей его всех сбережений, каковые он приумножал столь старательно, и несообразных прожектах их скорого возвращения.
По утрам Кеннет отправлялся в Биконсфилд на трескучем мотоциклете, а по вечерам возвращался обратно, иногда очень поздно, потому что Марго жила в Лондоне: они вместе ужинали в дешевых ресторанчиках, временами посещая синематограф. Также Кеннет состоял в членах некоторого невзыскательного лондонского клуба, в коем имелась по крайней мере одна живая душа, относившаяся к нему с сочувствием и пониманием. Итого, за исключением Руфуса Мэчфилда, той самой доверенной особы, более друзей у него не было.
– И позволь дать тебе совет не заводить их здесь, – заявил Руфус.
Он был мужчиной лет этак сорока пяти, отличавшимся несомненной военной выправкой. Большинство знакомых полагали его невыносимым занудой. Дело в том, что он имел привычку яростно и безапелляционно излагать свои взгляды, почерпнутые тем же утром из передовицы в любимой ежедневной газете, причем касалось это любых вопросов, начиная с политики и заканчивая религией, кои, как известно, являются лишь разными полюсами одного и того же нравственного принципа.
Он владел роскошной квартирой на Парк-лейн, камердинером-французом, «бентли» и полным отсутствием каких-либо общественно-полезных занятий.
– Клуб «Леффингем» недорог, – сообщил он. – Кормят там неплохо, к тому же располагается он неподалеку от Пикадилли. Правда, с другой стороны, стать его членом может почти всякий, кто не сподобился побывать за решеткой…
– Тот факт, что я являюсь членом… – начал было Кен.
– Ты джентльмен и закончил частную среднюю школу, – высокопарно прервал его мистер Мэчфилд. – Хоть ты и не богат, что я вынужден признать…
– Это признаю´ даже я, – сообщил Кен, приглаживая непокорные вихры.
Кеннет был высок, крепко сложен и привлекателен ровно настолько, чтобы не терять из-за этого голову или терзаться сожалениями. Сегодня вечером он заглянул в «Леффингем» исключительно для того, чтобы повидать Руфуса и поведать тому о своих злоключениях. А они были многочисленными. Он выглядел больным и осунувшимся, и мистер Мэчфилд не счел преувеличением предположить, что его друг не выспался. В этом он оказался прав.
– Так вот, насчет Марго… – начал молодой человек.
Мистер Мэчфилд улыбнулся. Он уже познакомился с Марго, как-то пригласив молодую пару на ужин, и дважды побывал с ними в театре.
Кеннет достал из кармана письмо и протянул его другу. Мэчфилд взял его и развернул.
…дорогой Кеннет, я не могу более с тобой встречаться. Сердце мое разрывается от горя, когда я пишу эти строки. Прошу тебя, не пытайся увидеться со мной – умоляю, не надо! М.
– Когда оно пришло?
– Давеча вечером. Разумеется, я первым же делом отправился к Марго на квартиру, но ее там не оказалось. В банк я опоздал, отчего управляющий устроил мне выволочку. Вдобавок один тип докучает мне напоминанием о двухстах фунтах, которые ему потребовались немедленно. Словом, все одно к одному. Мне пришлось одолжить денег у отца. В общем, я просто в отчаянии.
Мистер Мэчфилд поднялся со стула.
– Пойдем поужинаем, – сказал он. – Что касается денег…
– Нет-нет-нет! – в панике вскричал Кеннет МакКей. – Я не желаю занимать у тебя. – Несколько мгновений он сидел в молчании, после чего осведомился: – Ты знаком с неким господином по имени Ридер? Дж. Г. Ридер?
Мэчфилд в ответ лишь покачал головой.
– Он сыщик, – пояснил Кеннет. – У него много клиентов среди банков. Сегодня он был у нас. Чертовски странный тип, доложу я тебе. Уж если он может быть детективом, то это дело любому по плечу!
Мистер Мэчфилд заявил, что теперь это имя кажется ему знакомым.
– Он занимался ограблением на железной дороге, не так ли? Дж. Г. Ридер – да. Он умен и сообразителен. И молод?
– Да ему уже стукнуло столько же, сколько… В общем, пожилой господин. И довольно старомодный.
Руфус щелчком подозвал официанта и расплатился по счету.
– Тебе придется довольствоваться тем, что есть у нас в кладовой, но Лямонтан замечательно готовит. Правда, он не догадывался об этом, пока я однажды не заставил его попробовать.
Итак, они отправились вдвоем в небольшую квартирку на Парк-лейн, и Лямонтан, неприметный камердинер с бледным лицом, говоривший по-английски без малейшего акцента, приготовил угощение, которое пришлось вполне по вкусу его взыскательному хозяину.
– Что же привело его в Биконсфилд? Или в твоем банке что-то нечисто?
Руфус заметил, как его молодой друг покраснел.
– В общем, у нас пропали деньги… Не очень крупная сумма. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, но я не считаю себя вправе… Словом, ты меня понимаешь.
Кеннет говорил сбивчиво, тема явно была ему неприятна, и мистер Мэчфилд не стал продолжать расспросы.
– Я ненавижу банк. Работу, я имею в виду… Но надо ведь чем-то заниматься, и, когда я уехал из Аппингема, отец устроил меня сюда – в банк, я хотел сказать. Бедняга, он потерял деньги в Монте-Карло или где-то в другом таком же месте. Глядя на него, ни за что не скажешь, что он – завзятый игрок. Я не жалуюсь, пойми меня правильно, но временами это бывает утомительно.
Вечером мистер Мэчфилд проводил его до дверей и поежился.
– Холодно. Не удивлюсь, если завтра пойдет снег, – заметил он на прощание.
В действительности снег пошел неделей позже. Начавшийся дождь ночью сменился снегом, и утром жители сельских районов, выглянув в окно, увидели, что мир укрыт белым покрывалом: деревья похорошели в снежном убранстве, а из сугробов торчат макушки живой изгороди.
Со стороны Биконсфилда показался автомобиль. Человек на мотоциклете, стоявший посреди дороги, смотрел, как свет его фар становится все ярче и ярче. Наконец и водитель автомобиля разглядел мотоциклиста в лучах света, сообразил, что это полицейский, увидел, как тот властным жестом поднял руку, и остановился. Затормозить, кстати, было нелегко – дорога промерзла до такой степени, что поверхность ее превратилась в шероховатый, грубый лед. В довершение ко всему шел сильный снег.
– Что-нибудь случи…
Водитель, так и не задав вопрос до конца, оборвал себя на полуслове, заметив на обочине свернувшуюся калачиком фигуру. Она лежала ничком, совершенно неподвижно, на первый взгляд ничем не напоминая силуэт человека или иного живого существа, и жизни в ней было не больше, чем в мешке картошки.
Водитель выпрыгнул из машины и побрел к ней, проваливаясь в наст.
– Я заметил его незадолго до того, как увидел вас, – пояснил полисмен. – Не могли бы вы сдать чуточку правее – так, чтобы на него падал свет фар?
Он слез с мотоциклета, поставил его на подножку и, тяжело ступая, зашагал к месту, где лежал человек.
Пассажир пересел за руль и с некоторым трудом развернул автомобиль так, чтобы осветить фарами жуткую находку. После вылез из машины, растерянно потоптался у мотоциклета и все-таки присоединился к двум другим мужчинам.
– Это старый Уэнтфорд, – сказал полисмен.
– Уэнтфорд? Господи помилуй!
Первый из двух автомобилистов опустился на колени рядом с телом и заглянул в оскалившееся в последней ухмылке лицо.
Это и впрямь оказался старина Бенни Уэнтфорд.
– Господи помилуй! – повторил он.
Он был стряпчим средних лет, непривычным к таким ужасам. Гладкое и ровное течение его жизни еще ни разу не нарушалось чем-либо страшнее случайной ссоры с секретарем гольф-клуба. А здесь и сейчас он впервые столкнулся со смертью, да еще насильственной и жестокой – с трупом мужчины на заснеженной дороге… причем того самого мужчины, который звонил ему два часа назад, умоляя покинуть вечеринку и приехать к нему, хотя за окном уже разыгралась настоящая метель.
– Вы знаете мистера Уэнтфорда, он рассказывал мне о вас.
– Да, я знаком с ним. Я часто бывал у него. Собственно, я заезжал к нему и нынче вечером, вот только дома его не оказалось. Он условился со старшим констеблем, что я позвоню или… Ох!
Полисмен стоял над трупом, расставив ноги и уперев руки в бока.
– Вы оставайтесь здесь, а я съезжу позвоню в участок, – распорядился он.
Сев на мотоциклет, он завел его, и тот затрещал, пробуждаясь к жизни.
– Э-э-э… а вам не кажется, что будет лучше, если поедем мы? – неуверенно предложил мистер Энвард, стряпчий. Он не испытывал ни малейшего желания оставаться в такую ночь наедине с изуродованным трупом и клерком, который лязгал зубами от страха столь отчетливо и громко, что его было слышно за целую милю.
– Вы не сможете развернуть автомобиль, – вполне резонно возразил полисмен, потому что проселочная дорога и впрямь была очень узкой.
Они услышали, как взревел двигатель мотоциклета, и вскоре этот звук растаял вдали.
– Он действительно мертв, мистер Энвард?
Голос молодого человека прозвучал глухо и безжизненно.
– Да… Очевидно… Во всяком случае, так сказал полисмен.
– Разве не должны мы убедиться в этом сами? Быть может, он… всего лишь ранен?
Но мистер Энвард прекрасно разглядел лицо, скрытое тенью от плеча. И смотреть на него второй раз ему не хотелось.
– Лучше оставить его в покое до приезда доктора… Не стоит без спросу соваться в такие дела. Уэнтфорд… Боже милостивый!
– Он всегда отличался некоторой эксцентричностью, не правда ли? – не унимался клерк. Он был совсем еще молод и, поскольку любопытство не зря называют тонизирующим средством молодости, уже успел вернуть себе некоторую толику храбрости. – Жить в полном одиночестве в этом крохотном коттедже, да еще с кучей денег в придачу. Я как раз проезжал в воскресенье мимо на велосипеде – бетонная коробка, а не дом, как назвала его моя подруга. Располагая такими деньжищами…
– Он мертв, Генри, – сурово оборвал своего словоохотливого помощника мистер Энвард, – а у трупа не может быть никакой собственности. Не думаю, что стоит вести столь… э-э-э… неподобающие разговоры в… э-э-э… его присутствии.
Он решил, что ситуация требует некоторой патетики. В общении со своими клиентами он всегда старательно избегал любого проявления эмоций, и этот капризный и вздорный старик меньше всего способен был пробудить в стряпчем какие-либо чувства. Пожалуй, краткая молитва будет вполне уместна. Но мистер Энвард был старостой одной очень уважаемой церкви, и вот уже сорок лет предпочитал, чтобы вместо него молились другие. Вот, скажем, будь он раскольником… Но он им не был. Стряпчий пожалел, что под рукой у него не оказалось молитвенника.
– Что-то долго его нет.
Полисмен наверняка не успел даже отъехать далеко, а им уже казалось, что они расстались с ним давным-давно.
– У него есть наследники? – с профессиональным любопытством осведомился клерк.
Мистер Энвард не ответил. Вместо этого он предложил погасить фары автомобиля. Уж слишком отчетливо и неприятно они высвечивали труп. Генри направился к машине, и вскоре фары погасли. Стало ужасно темно, и мистеру Энварду начала мерещиться всякая чертовщина: ему вдруг показалось, что куча тряпья, бывшая некогда человеком, шевельнулась. У него возникло стойкое ощущение, будто ухмыляющееся лицо поворачивается, дабы явить ему свой зловещий оскал.
– Пожалуй, включите-ка снова фары, Генри. – Голос у стряпчего явственно подрагивал. – В двух шагах ничего не видно.
Собственно, ему и не надо было ничего видеть, поскольку он стоял на месте; зато у него появилось неприятное ощущение, что труп ведет себя чрезвычайно странно. При этом он неподвижно лежал на том же месте, как ему и полагалось.
– Его наверняка убили. Хотел бы я знать, куда подевались те, кто это сделал? – безжизненным голосом нарушил вдруг молчание Генри, и по спине у мистера Энварда пробежал холодок.
Убит! Разумеется, он был убит. Ведь на снегу остались следы крови, а убийцы…
Оглянувшись, он едва не вскрикнул от ужаса. Рядом с автомобилем, в густой тени, стоял человек, и его силуэт был едва различим в отраженном свете фар.
– Кто… кто вы такой, ради всего святого? – прохрипел стряпчий.
Несмотря на испуг, он сохранял вежливость, потому что было бы безумием грубить человеку, который мог оказаться убийцей.
А тот шагнул из тени на свет. Он сутулился куда сильнее мистера Энварда и был заметно старше его. На нем была престранная черная шляпа, длинное непромокаемое пальто и бесформенные перчатки. Шея у него была обмотана гигантским желтым шарфом, и мистер Энвард машинально отметил краешком сознания, что и башмаки у него тоже огромные, с квадратными носками, а под мышкой он держит сложенный зонтик, несмотря на то что метель разыгралась не на шутку.
– Боюсь, моя машина сломалась в миле отсюда.
Голос у незнакомца оказался мягким и извиняющимся; совершенно очевидно, он еще не заметил бесформенной фигуры на земле. В волнении мистер Энвард шагнул вперед, прямо под лучи фар, и его черная тень накрыла покойника.
– Не будет ли нескромностью с моей стороны предположить, что и вы находитесь в столь же незавидном положении? – осведомился незнакомец. – Я оказался решительно не готов к… э-э-э… подобному состоянию дороги. Остается только сожалеть, что мы упустили из виду столь очевидную возможность.
– Вы встретили полисмена? – спросил мистер Энвард. Кем бы ни был этот незнакомец и какие бы замыслы он ни вынашивал, будет справедливо, если он узнает, что поблизости обретается полицейский.
– Полисмена? – с удивлением повторил мужчина. – Нет, я не встречал никакого полисмена. При той черепашьей скорости, с которой я продвигался, разминуться с кем-либо было бы весьма затруднительно…
– Он уехал в вашу сторону… на мотоциклете, – быстро пояснил мистер Энвард. – И пообещал, что скоро вернется. Меня зовут Энвард… стряпчий… «Энвард, Катерхем и Энвард».
Он решил, что наступил самый подходящий момент для некоторой откровенности.
– Превосходно! – пробормотал его собеседник. – Мы с вами уже встречались. Меня зовут… э-э-э… Ридер – Р. И. Д. Е. Р.
Мистер Энвард шагнул вперед.
– Вы, случайно, не детектив? То-то мне показалось, будто я уже видел вас где-то… Но взгляните!
Он вышел из лучей света от фар, и бесформенная груда на земле выступила из тени. Стряпчий драматическим жестом указал на нее. Мистер Ридер медленно приблизился.
Он склонился над трупом, достал из кармана фонарик, недрогнувшей рукой направил его луч прямо на лицо покойника и надолго застыл в таком положении, внимательно вглядываясь в него. На его меланхолическом лице не дрогнул ни один мускул – очевидно, подобное зрелище не вызывало у него ни малейшего отвращения.
– Гм… – обронил он и выпрямился, отряхивая с колена налипший снег. Порывшись в глубоких карманах своего пальто, он извлек оттуда очки, неловко нацепил их на нос и взглянул на стряпчего поверх стекол. – Очень… э-э-э… необычно. Я как раз направлялся на встречу с ним.
Энвард, не веря своим ушам, во все глаза уставился на него.
– Вы направлялись к нему? Я тоже! Вы знали его?
Мистер Ридер ненадолго задумался.
– Я… э-э-э… не знал… э-э-э… его. Нет, я никогда не встречался с ним.
Стряпчий решил, что его собственное появление на месте преступления заслуживает некоторого объяснения.
– Это мой помощник, мистер Генри Грин.
Мистер Ридер отвесил клерку легкий поклон.
– А случилось вот что…
И мистер Энвард дал подробное и яркое описание происшедшему, начав с воспоминаний о том, что именно он сказал, когда телефонный звонок застал его дома, в Биконсфилде, и во что он был одет в тот момент, и что заявила его супруга, увидев его в высоких резиновых сапогах, – ее первый муж скончался после неосмотрительной ночной прогулки, предпринятой по столь же нелепому поводу, – и с каким трудом ему удалось завести автомобиль, и как невыносимо долго ему пришлось дожидаться Генри.
Но, казалось, мистер Ридер слушал его вполуха или не слушал вовсе. Сначала он вышел из слепящих лучей света от фар и стал пристально вглядываться в ту сторону, куда уехал полицейский; затем подошел к телу и вновь осмотрел его; но, по большей части, он неспешно расхаживал взад и вперед, подсвечивая себе фонариком и осматривая дорогу, пока мистер Энвард не отставал от него ни на шаг, дабы ни слова из его пространного рассказа не пропало даром.
– Он действительно мертв… полагаю? – наконец осведомился стряпчий.
– В жизни… э-э-э… не видел… э-э-э… никого мертвее, – мягко отозвался мистер Ридер. – Я бы сказал, со всем моим уважением, что он… э-э-э… мертвее мертвого.
Мистер Ридер взглянул на часы.
– Вы сказали, что столкнулись с полицейским в девять пятнадцать? А он тогда только что обнаружил тело? Сейчас девять тридцать пять. Откуда вам известно, что было именно девять пятнадцать?
– Я слышал, как часы на колокольне церкви в Уобурн-Грин пробили четверть часа.
Мистер Энвард ухитрился создать такое впечатление, будто часы на башне церкви пробили исключительно для него. Но тут Генри лишил его половины славы: он тоже слышал бой часов.
– В Уобурн-Грин… и вы слышали бой часов? Гм… девять пятнадцать!
А метель тем временем все усиливалась. Снег уже накрыл бесформенное тело белым саваном и заполнил складки его одежды.
– Очевидно, он жил где-то неподалеку? – почтительно осведомился мистер Ридер.
– Судя по полученным мной указаниям, его дом стоит несколько в стороне от главной дороги, хотя ее едва ли можно назвать таковой… в пятидесяти ярдах позади рекламного щита, предлагающего землю на продажу – под выгодную застройку.
И мистер Энвард ткнул пальцем куда-то в темноту.
– Вон там он и стоит… рекламный щит, я имею в виду. Как ни странно, но я… выступаю в роли адвоката продавца.
Повинуясь вполне естественному устремлению, он уже готов был начать расписывать все прелести покупки земельного участка, но потом спохватился, сообразив, что момент для этого не самый подходящий, и предпочел вернуться к вопросу о доме мистера Уэнтфорда.
– Внутри мне довелось побывать всего лишь один раз… два года тому, не так ли, Генри?
– Год и девять месяцев, – с готовностью уточнил Генри. Ноги у него замерзли, и он продрог до костей. И вообще, помощник опасался, что простудился.
– Отсюда его не видно, – продолжал Энвард. – Домик довольно маленький, одноэтажный. Судя по всему, он распорядился выстроить его специально для себя. В общем… далеко не дворец, скажем так.
– Да неужели? – отозвался мистер Ридер с таким видом, будто только что услыхал самую поразительную новость за целый вечер. – Значит, говорите, дом он построил сам! Полагаю, у него есть – или, точнее, был – телефон?
– Мне он звонил, во всяком случае, – ответствовал мистер Энвард, – следовательно, телефон у него имеется.
Мистер Ридер нахмурился, словно пытаясь обнаружить логические прорехи в этом утверждении.
– Пожалуй, я пойду вперед и попробую связаться с полицией, – предложил он наконец.
– Полицию уже уведомили о случившемся, – поспешно сообщил ему стряпчий. – Полагаю, мы должны оставаться здесь вместе до тех пор, пока не прибудет кто-нибудь из них.
Но мужчина в черной шляпе, теперь смешно и нелепо обсыпанной снегом, лишь покачал головой и ткнул пальцем куда-то в сторону.
– Уобурн-Грин – вон там. Почему бы вам не отправиться туда и не предупредить… э-э-э… местные власти?
Подобная мысль отчего-то даже не приходила стряпчему в голову. Инстинкт настойчиво советовал ему вернуться туда, откуда он пришел, и восстановить контакт с повседневной реальностью в прозаической атмосфере собственной гостиной.
– То есть вы полагаете… – Растерянно моргая, он уставился на труп. – Я хочу сказать, разве это не бесчеловечно – оставлять его…
– Он уже ничего не чувствует и, скорее всего, пребывает на небесах, – возразил мистер Ридер и добавил: – может быть. Во всяком случае, полиция будет знать совершенно точно, где его можно найти.
И вдруг раздался истошный вопль. Это Генри отставил вытянутую руку так, чтобы она попала в лучи фар автомашины.
– Смотрите… кровь! – вновь взвизгнул он.
На его руке и впрямь виднелась кровь.
– Кровь… Но я не прикасался к нему! Вы же сами видели, мистер Энвард, я даже не подходил к нему!
Увы, налет классического образования оказался слишком тонок, и Генри заверещал так, словно никогда не ходил в школу и его не учили правилам английской грамматики.
– И близко к нему не подходил я… Кровь!
– Пожалуйста, не кричите. – Голос мистера Ридера прозвучал твердо и решительно. – К чему вы прикасались?
– Ни к чему – кроме себя самого.
– В таком случае действительно ни к чему, – с необычной язвительностью заметил мистер Ридер. – Позвольте взглянуть.
Луч его фонарика заскользил по дрожащему клерку.
– Она у вас на руке, гм…
Мистер Энвард, преодолевая страх, вгляделся в своего помощника. На рукаве у Генри действительно появилось красное влажное пятно.
– Вам лучше отправиться в полицейский участок, – сказал мистер Ридер. – А я разыщу вас утром.
Энвард с благодарностью опустился на сиденье водителя, старательно держась подальше от своего клерка, которого все еще сотрясала крупная дрожь. Дорога в этом месте шла под уклон, так что машина должна была завестись безо всяких проблем. Он выровнял руль и снял ее с тормоза. Автомобиль занесло, но он заскользил вперед, и вскоре мистер Ридер, пробирающийся по снегу вслед за ним, услышал рев мотора.
Уже совсем скоро луч его фонарика осветил рекламный щит, в пятидесяти ярдах за которым он наткнулся на тропинку, такую узкую, что двоим на ней было бы не разминуться. Она уводила куда-то вправо от дороги, на нее он и свернул. Идти было тяжело, поскольку подошвы на его башмаках были снабжены шипами. Наконец справа он разглядел маленькую садовую калитку, кое-как пристроенную меж двух неухоженных живых изгородей. Она стояла распахнутой настежь, и этот методичный господин остановился подле нее, дабы тщательно осмотреть в свете фонарика.
Он ожидал найти кровь и нашел ее, пусть только небольшое пятнышко. На земле ее следов не было, но сильный снег неизбежно скрыл бы их. А вот отпечатки чьих-то шагов по извилистой дорожке были видны отчетливо. Они были маленькими, и он решил, что оставлены они совсем недавно. Он пошел рядом, подсвечивая себе фонариком, пока эти следы не привели его к приземистому квадратному домику с узкими оконными и дверными проемами. И вдруг он заметил, как в щели между занавесками блеснул свет. У него появилось неприятное ощущение, что кто-то украдкой рассматривает его, но свет тут же погас. Теперь он был твердо уверен в том, что в доме кто-то есть.
Отпечатки чужих ног привели его к двери. Здесь он остановился и постучал. Ответа не последовало, и он постучал еще раз, на этот раз громче. Порыв холодного ветра закружил вокруг него вихрь снежинок. Мистер Ридер, который обладал потаенным, но весьма тонким чувством юмора, улыбнулся. В далекие уже дни беззаботного детства на его любимой рождественской открытке был изображен Санта-Клаус в роскошной шубе и с мешком подарков за плечами, стучащий в дверь одинокого домика, затерянного в снегу. Он на миг вообразил себя этаким Санта-Клаусом, и эта неуместная фантазия на мгновение позабавила его.
Мистер Ридер постучал в третий раз и прислушался; затем, не дождавшись ответа, сошел с крыльца и направился к окну комнаты, в которой он видел свет, и попытался разглядеть что-либо сквозь щель между занавесками. Ему показалось, что он услышал какой-то звук – глухой удар? – но он донесся явно не из дома. Впрочем, это мог быть и ветер. Мистер Ридер отступил на шаг и прислушался, но глухой стук не повторился, посему он возобновил свои бесплодные попытки заглянуть внутрь.
Свет так больше и не появился. Он вернулся к двери, постучал в нее в четвертый раз, а потом решил обойти дом кругом. И здесь его поджидало открытие. На ветру раскачивалась взад и вперед створка узенького окна, даже не окна, а бойницы, утопленной глубоко в бетонной стене, а внизу, под ним, красовались две пары следов – одни вели к дому, другие – от него, причем последние удалялись в сторону тропинки, по которой пришел он сам.
Мистер Ридер вернулся к двери, где и остановился, раздумывая, что же следует предпринять далее, как вдруг заметил в темноте два маленьких белых прямоугольника на самом верху двери и решил, что это – закаленное стекло, часто используемое во входных дверях. Но тут особенно сильный порыв ветра сорвал один из прямоугольников, и тот, кружась, упал к его ногам. Он наклонился и поднял его: это оказалась игральная карта – туз бубен. Мистер Ридер направил луч фонарика на второй прямоугольник: то был туз червей. Обе карты были пришпилены рядышком к двери кнопками – черными кнопками. Не исключено, это сделал сам владелец дома. Быть может, в них заключался какой-то известный ему одному смысл и они исполняли роль талисманов.
На его очередной стук вновь не последовало ответа, и мистер Ридер испустил тяжелый вздох. Он недолюбливал верхолазание, а протискиваться сквозь узкие окна в незнакомые помещения вообще терпеть не мог; особенно в тех случаях, когда внутри находился кто-то, кто мог обойтись с ним весьма невежливо. Хотя, не исключено, что этот «кто-то» мог уже уйти. Следы, которые он обнаружил, были совсем свежими, снегопад даже не успел припорошить их, хотя и разыгрался не на шутку. Похоже, в доме никого нет, а таинственный обитатель, свет в руках которого он видел, уже благополучно сбежал, пока он стучал в дверь. Он при всем желании не расслышал бы, как тот выпрыгивает из окна, – снег был еще слишком мягким и пушистым. Разве что тот глухой стук, который он принял за порыв ветра… Мистер Ридер ухватился за подоконник обеими руками и подтянулся, тяжело дыша, хотя и обладал недюжинной силой.
Внутрь дома можно было попасть двумя способами: вперед ногами или вперед головой. Произведя разведку с применением фонарика, он увидел, что под окном находится небольшой столик, да и сама комнатка оказалась просто крохотной и использовалась в качестве гардеробной, поскольку на крючках висели несколько пальто. Так что проникновение головой вперед представлялось вполне безопасным, посему мистер Ридер сполз на столик, испытывая при этом душевное неудобство и даже унижение.
В мгновение ока он оказался на ногах, осторожно взялся за ручку двери и, приоткрыв ее, вышел в коротенький коридор, из которого вела еще одна дверь. Он потрогал и ее – она была заперта, но в то же время не совсем. Такое впечатление, что кто-то навалился на нее с другой стороны, не давая открыться. Он коротко и сильно толкнул дверь плечом, и она распахнулась. Кто-то попытался проскользнуть мимо него, но мистер Ридер ожидал чего-то в этом роде и даже хуже. Он крепко схватил беглеца и остановил.
– Мне очень жаль, – мягко проговорил он. – Вы ведь леди, не правда ли?
До его слуха доносилось тяжелое дыхание, потом всхлип.
– Здесь есть свет?
Пошарив на стене рядом с дверью, он нащупал выключатель и повернул его. Поначалу ничего не случилось, но потом вдруг вспыхнул свет, показавшийся ему ослепительным. Очевидно, где-то в задней части дома располагался генератор, который начинал работать, стоило повернуть выключатель.
– Давайте войдем внутрь, если вы не возражаете.
И он мягко оттеснил девушку обратно в комнату. Она оказалась настоящей красавицей. Он даже не помнил, когда в последний раз встречал особу столь же прекрасную, как эта молодая леди, пусть даже ее лицо заливала смертельная бледность, волосы пребывали в беспорядке, а на ногах у нее красовались теплые ботики, следы которых он, несомненно, и видел на снегу.
– Быть может, вы присядете? – Он затворил за собой дверь. – Вам совершенно нечего бояться. Меня зовут Ридер.
До этого момента девушка явно пребывала в ужасе, теперь же она вскинула глаза на мистера Ридера и принялась внимательно вглядываться в него.
– Так вы – детектив? – дрожа всем телом, пробормотала она. – Мне страшно. Мне очень страшно!
Мистер Ридер огляделся по сторонам. Комната была меблирована очень мило – не роскошно, а именно мило. Очевидно, это была гостиная. Нигде не было и следа беспорядка, за исключением того, что каминная полка свалилась на пол – либо кто-то уронил ее, случайно или намеренно. Полка одним концом еще удерживалась на месте, сам же камин был засыпан осколками разбитых фарфоровых безделушек и ваз. Облицовку камина и голубой коврик перед ним усеивали любопытные пятна. Да и на большом ковре в комнате виднелись крошечные темные пятнышки, а подле двери валялся опрокинутый цветочный горшок.
Заметив корзину для бумаг, Ридер высыпал ее содержимое на пол. В ней обнаружились обложки книг – целых пять, вот только страниц внутри не было. Рядом с камином стоял миниатюрный книжный шкаф, больше похожий на книжную полку. Книги оказались бутафорской подделкой. Он потянул за угол шкафа, и тот отъехал в сторону на петлях.
– Гм… – удовлетворенно обронил мистер Ридер и толчком вернул шкаф в прежнее положение.
На полу рядом со столом валялось чье-то кепи, и он поднял его. Оно было насквозь мокрым. Тщательно осмотрев, мистер Ридер сунул его в карман и перенес все внимание на девушку.
– Вы уже давно здесь, мисс… Пожалуй, вам лучше назвать мне свое имя.
Она подняла на него глаза.
– Полчаса. Не знаю… может быть, дольше.
– Мисс… – Он вновь сделал многозначительную паузу.
– Линн… Марго Линн.
Мистер Ридер задумчиво поджал губы.
– Марго Линн. И вы пробыли здесь полчаса. А кто еще был здесь?
– Никого не было! – отрезала она и стремительно поднялась на ноги. – Что произошло? Он… Они подрались?
Сыщик положил руку ей на плечо и мягко заставил вновь опуститься в кресло.
– Кто и с кем подрался? – медленно и отчетливо выговаривая слова, поинтересовался мистер Ридер. В такие моменты его английский был безупречен.
– Здесь никого не было, – незамедлительно, хотя и несколько непоследовательно, ответила девушка.
Мистер Ридер не стал настаивать.
– Вы приехали из…
– Я приехала со станции Бурн-Энд. Сюда пришла пешком. Я часто так хожу. Я секретарь мистера Уэнтфорда.
– Вы пришли сюда в девять часов вечера, потому что являетесь секретарем мистера Уэнтфорда? Несколько странный поступок, вы не находите?
Девушка со страхом вглядывалась в его лицо.
– Что-нибудь случилось? Вы из полиции? Что-нибудь случилось с мистером Уэнтфордом? Скажите же мне, ответьте немедленно!
– Он ожидал меня. Вы знали об этом?
Марго Линн кивнула. Дыхание ее было частым и прерывистым. Мистер Ридер вдруг подумал, что ей наверняка трудно дышать.
– Он сказал мне об этом, да. Но я не знаю, о чем должен был быть разговор. Кроме того, он пригласил и своего стряпчего. Мне показалось, что у него неприятности.
– Когда вы видели его в последний раз?
Девушка заколебалась.
– Я разговаривала с ним по телефону – один раз, из Лондона. А его самого я не видела вот уже два дня.
– А тот человек, который был здесь… – после паузы начал мистер Ридер.
– Здесь никого не было! Клянусь вам, что здесь никого не было! – Девушка впала в отчаяние, видя, что ей не удается убедить его. – Я пробыла здесь полчаса, ожидая мистера Уэнтфорда. Я сама открыла дверь, у меня есть ключ. Вот он.
Порывшись в сумочке, она дрожащими пальчиками извлекла оттуда кольцо с двумя ключами, один из которых был больше второго.
– Когда я пришла, мистера Уэнтфорда здесь не было. Думаю… Думаю, он уехал в Лондон. У него… имеются свои странности.
Мистер Дж. Г. Ридер сунул руку в карман, достал две игральные карты и выложил их рядышком на стол.
– Почему он пришпилил их к двери?
Девушка взглянула на него расширенными от недоумения глазами.
– Пришпилил к двери?
– Входной двери, – пояснил мистер Ридер, – или, как выразился бы сам мистер Уэнтфорд, парадной двери.
Она непонимающе покачала головой.
– Я никогда не видела их раньше. Мистер Уэнтфорд не из тех, кто склонен проделывать подобные штуки. Он очень скромен и сдержан. И не любит привлекать к себе внимание.
– Он был скромным и сдержанным, – поправил девушку мистер Ридер, – и не любил привлекать к себе внимание.
В том, что он выделил прошедшее время, девушке послышалось нечто мрачное и пугающее. Она отпрянула.
– Был? – едва слышным шепотом переспросила она. – Неужели он мертв? Боже! Этого не может быть!
Мистер Ридер задумчиво погладил подбородок.
– Боюсь, может. Он… э-э-э… действительно мертв.
Марго Линн вцепилась в край стола, чтобы не упасть. Мистеру Ридеру еще не приходилось видеть выражения такого животного ужаса и отчаяния, которое появилось у нее на лице.
– Это был… несчастный случай… или… или…
– Вы хотите сказать «убийство»? – мягко проговорил мистер Ридер. – Да, боюсь, это было именно убийство.
Он едва успел подхватить ее, когда она покачнулась и упала, и, уложив девушку на диван, отправился на поиски воды. Краны замерзли, но он обнаружил чайник, налил немного воды в стакан и вернулся в комнату, чтобы брызнуть ей в лицо, смутно полагая, что именно это в данный момент от него и требуется, но застал ее сидящей на диване и закрывающей лицо руками.
– Прилягте, моя дорогая, и успокойтесь, – сказал мистер Ридер, и она покорно повиновалась.
Он огляделся по сторонам. И тут в глаза ему бросился револьвер на стене с правой стороны от камина, как раз над книжной полкой. Он висел так, чтобы оказаться под рукой у того, кто сидел бы спиной к окну. За креслом располагалась ширма и, постучав по ней согнутым пальцем, мистер Ридер обнаружил, что сделана она из листовой стали.
Он вышел наружу, чтобы осмотреть дверь, и включил свет в коридоре. Дверь оказалась очень толстой и представляла собой стальную плиту толщиной в четверть дюйма, обшитую снаружи деревом. Из кухни он попал в спальню, которая, очевидно, принадлежала самому мистеру Уэнтфорду. Свет проникал сюда только через прямоугольное окошко под самым потолком. Больше окон в помещении не было, а то единственное, что имелось, защищала крепкая стальная решетка. На стене у кровати был еще один револьвер. Третий пистолет он обнаружил в кухне, а четвертый притаился под пальто, висевшем в коридоре.
Весь дом, строго говоря, представлял собой приплюснутую квадратную коробку. Крыша, как мистер Ридер выяснил впоследствии, была покрыта листовой сталью и, если не считать окна, через которое протиснулся он сам, иного пути для тайного проникновения не было.
В этом и крылась загадка. Как мог человек, столь явно опасавшийся нападения, оставить открытым такой большой оконный проем? Немного погодя мистер Ридер обнаружил оборванный провод, который, судя по всему, принадлежал системе сигнализации, поднимавшей тревогу, если окно отворялось.
Следы крови виднелись и на коврике в коридоре, и в крошечной прихожей. Вернувшись в комнату, где лежала девушка, сыщик потянул носом воздух. Нет, кордитом здесь не пахло, чему, после внимательного осмотра трупа, он нисколько не удивился.
– Итак, моя дорогая…
Она вновь послушно села на диване.
– Я не служу в полиции. Но я тот самый… э-э-э… джентльмен, которого пригласил к себе ваш друг, мистер Уэнтфорд… Ваш покойный друг, – поправился он, – чтобы поручить дело, суть которого мне неизвестна! Он позвонил мне. Я назвал ему свои… э-э-э… условия, но он так и не намекнул, для чего я мог ему понадобиться. Быть может, в качестве его секретаря вы…
Она покачала головой.
– Я не знаю. До этого разговора по телефону он никогда раньше не упоминал вашего имени.
– Я не служу в полиции, – повторил мистер Ридер, и голос его звучал мягко и проникновенно, – поэтому, моя дорогая, можете смело и без утайки поведать мне правду, потому что эти джентльмены, когда они прибудут сюда… эти очень деятельные и настойчивые джентльмены… они все равно обнаружат то же самое, что видел здесь я, даже если я и не скажу им ничего. Кем был тот человек, что выпрыгнул из окна, пока я стучал в дверь?
Марго Линн смертельно побледнела, но на лице ее не дрогнул ни один мускул. Он даже спросил себя, останется ли она такой же красивой, когда утратит эту свою бледность. Мистеру Ридеру частенько приходили в голову подобные странные соображения – ум его никогда не прозябал в праздном бездействии.
– В этом доме… не было никого, кроме меня… с тех пор, как я пришла сюда…
И вновь мистер Ридер не стал настаивать. Он лишь вздохнул, закрыл глаза, покачал головой и пожал плечами.
– Какая жалость, – сказал он. – Вы можете сообщить мне что-либо о мистере Уэнтфорде?
– Нет, – еле слышно ответила она. – Он был моим дядей. Полагаю, вам следует знать об этом. Он не хотел, чтобы об этом стало известно, но теперь правда выплывет наружу. Он был очень добр к нам. Он даже отправил мою мать за границу, она тяжело больна. Я вела его дела. – Все это было сказано через силу, с запинкой.
– Вы часто бывали здесь?
Девушка покачала головой.
– Нет, нечасто, – ответила она. – Обычно мы встречались где-либо по предварительной договоренности, как правило, в каком-нибудь уединенном месте, чтобы случайно не столкнуться с кем-то из общих знакомых. Мистер Уэнтфорд вообще очень трудно сходился с людьми, и ему не нравилось, когда сюда приходил кто-то чужой.
– Он принимал здесь друзей?
– Нет, – решительно заявила она. – Уверена, что нет. Единственным человеком, с которым он виделся регулярно, был патрульный полицейский на обходе. Дядя каждый вечер готовил ему кофе. Думаю, он просто скучал от одиночества – он жаловался мне, что по ночам ему бывает тоскливо. Полицейский присматривал за ним. Их здесь двое – констебль Стил и констебль Верити. Дядя всегда посылал им индеек на Рождество. И тот, кто дежурил в этот вечер, заезжал к нему на мотоциклете.
Телефон находился в спальне, и мистер Ридер вдруг вспомнил, что обещал позвонить в полицию. Связавшись с участком, он задал несколько вопросов, а вернувшись, застал девушку стоящей у окна и что-то высматривающей в щелку между занавесками.
Кто-то приближался к ним по тропинке. Услышав голоса и выглянув в окно, мистер Ридер увидел несколько факелов и вышел на крыльцо, чтобы встретить местного сержанта и двух его людей. За их спинами вышагивал мистер Энвард. Ридер спросил себя, куда подевался Генри. Неужели он отстал и его замело снегом? Мысль эта показалась ему заслуживающей внимания.
– А вот и мистер Ридер! – вскричал Энвард резким, пронзительным голосом. – Вы звонили?
– Да, звонил. Здесь у нас молодая леди, племянница мистера Уэнтфорда.
– Его племянница? – удивленно переспросил мистер Энвард. – Надо же! А ведь я знал о ее существовании. Собственно говоря… – Он закашлялся. Сейчас был явно неподходящий момент, чтобы вести речь о наследстве и наследниках.
– Будем надеяться, она сумеет пролить свет на это дело, – заявил сержант, человек куда более практичный и далеко не столь деликатный.
– Она не сможет пролить свет ни на какое дело, – возразил мистер Ридер весьма твердо и решительно, что, вообще-то, было ему несвойственно. – В момент совершения преступления ее здесь не было – в сущности, она прибыла сюда много позже. У нее есть ключ, с помощью которого она и проникла в дом. Мисс Линн является секретарем своего дяди, и, на мой взгляд, вы должны знать об этом, джентльмены.
А вот сержант был далеко не так уверен, что должен принять к сведению заявление мистера Ридера. Для него тот был почти штафиркой, человеком, не облеченным властью, посему его присутствие здесь выглядело нежелательным. Тем не менее отголоски славы мистера Дж. Г. Ридера докатились и до Букингемшира. Полицейский вдруг вспомнил, что мистер Ридер то ли занимает, то ли вот-вот должен занять некую полуофициальную должность, имеющую некоторое отношение к полиции. Будь он в точности уверен в этом, то и повел бы себя соответственно. Но поскольку такой уверенности у него не было, он решил до выяснения всех обстоятельств относительно статуса мистера Ридера игнорировать его присутствие – хотя следовать этому благому намерению весьма и весьма затруднительно, когда официально отсутствующая персона стоит прямо перед вами, опровергая ваши умозаключения.
– Быть может, вы соблаговолите объяснить, сэр, как вы здесь оказались? – с некоторой – впрочем, вполне простительной, учитывая обстоятельства, – язвительностью осведомился сержант.
Мистер Ридер сунул руку в свой бездонный карман, порылся там и извлек на свет большой кожаный футляр, после чего бережно разложил его на столе, предварительно смахнув пыль ребром ладони. Он раскрыл футляр и с удручающей медлительностью достал из него толстую стопку каблограмм. Надев очки, он принялся внимательно просматривать их одну за другой. Наконец, расправив очередную, он протянул ее офицеру полиции. Текст ее гласил:
…Хочу проконсультироваться с вами сегодня же вечером по очень важному делу. Позвоните мне по номеру Уобурн-Грин 971. Чрезвычайно срочно. Уэнтфорд.
– Вы ведь частный детектив, мистер Ридер?
– Я бы сказал, интимный, а не частный, – пробормотал в ответ сей достойный джентльмен. – В наши дни повальной публичности мы обладаем неприкосновенностью золотой рыбки в хрустальном аквариуме.
Тут сержант разглядел кое-что в корзине для бумаг. Это была непереплетенная книга из разъемных листов. В корзине виднелось еще несколько таких же. Он стопкой сложил на столе целых пять штук; но они оказались всего лишь пустыми обложками, между которыми ничего не было.
– Дневники, – негромко обронил мистер Ридер. – Обратите внимание, что они выглядят один потрепаннее другого.
– Но откуда вам известно, что это дневники? – язвительно осведомился офицер полиции.
– Потому что на внутренней стороне обложек вытиснено слово «Дневник», – извиняющимся тоном заметил мистер Ридер.
Так оно и оказалось, хотя поначалу на надпись никто не обратил внимания. А вот мистер Ридер обратил, и от его взгляда не укрылись две кучки сгоревшей бумаги в камине – все, что осталось от дневников.
– Вон там, позади этого книжного шкафчика, в стену вделан сейф, – показал он. – Быть может – а может быть, и нет! – в нем обнаружится какая-нибудь зацепка, и даже не одна. Но я бы на это не рассчитывал. Кроме того, сержант, на вашем месте я бы не прикасался к нему, – сказал он и поспешно добавил: – без перчаток. Скоро сюда явятся эти надменные типы из Скотленд-Ярда, а они умеют быть очень грубыми, если сфотографируют отпечаток и обнаружат, что он принадлежит вам.
Инспектор Гейлор из Скотленд-Ярда прибыл в половине третьего ночи. Его подняли с постели и заставили тащиться в такую даль в сильнейшую метель по отвратительной дороге.
К тому времени девушка уже покинула дом. Мистер Ридер, погруженный в глубокую задумчивость, сидел перед камином, огонь в котором сам же и развел, и курил самые дешевые сигареты.
– Труп здесь?
Мистер Ридер покачал головой.
– Полицейского на мотоциклете, Верити, обнаружили?
И вновь мистер Ридер ответил отрицательно.
– Нашли его мотоциклет. На дороге в Биконсфилд, с пятнами крови на сиденье.
Он понуро смотрел в огонь, сигарета уныло свисала из уголка его рта, а на лице было выражение бесконечной меланхолии. Разговаривая с инспектором Гейлором, он даже не повернул головы.
– Молодая леди отправилась домой, как я уже говорил. В местном участке вам уже, разумеется, доложили, кто она такая. Она исполняла обязанности секретаря при покойном мистере Уэнтфорде, а он, похоже, был очень привязан к ней, поскольку две трети своего состояния оставил именно этой молодой леди, а одну треть – своей сестре. Насколько я могу судить после поверхностного обыска, денег в доме нет, но он держал счет в Большом Центральном банке, точнее, в его отделении в Биконсфилде. – Мистер Ридер порылся в карманах. – И вот вам два туза.
– Два чего? – не понял озадаченный инспектор.
– Два туза. – Мистер Ридер, не оборачиваясь и по-прежнему глядя на огонь, протянул ему две игральные карты. – Туз бубен и, кажется, туз червей – я не слишком хорошо разбираюсь в этом.
– Откуда они у вас?
Собеседник объяснил, и Гейлор принялся внимательно разглядывать тузы.
– Почему вы так уверены, что их прикрепили к двери уже после убийства, а не раньше – скажем, до него?
Подобный скептицизм вызвал досадливое ворчание и, протянув руку, мистер Ридер взял с маленького столика колоду карт.
– Можете убедиться, что в ней недостает двух тузов. Вы также можете убедиться в том, что обе карты склеились. Это сделала кровь. Отпечатков на обеих нет. Полагаю, что карты перетасовали после безвременной кончины мистера Уэнтфорда, вытащили два туза, имеющих несомненное значение для кого-то, и выставили на всеобщее обозрение.
Инспектор очень тщательно обыскал спальню и, вернувшись, застал мистера Ридера погрузившимся в полудрему.
– Что они сделали с девушкой – я имею в виду, местные парни? – поинтересовался Гейлор.
Мистер Ридер лениво повел правым плечом.
– Они препроводили ее в участок, где взяли письменные показания. Инспектор оказался настолько любезен, что снабдил меня вторым экземпляром – вот он, лежит на столике. Они также осмотрели ее руки и одежду, в чем на самом деле не было решительно никакой необходимости. Имеются надежные свидетельства того, что она, как и утверждает, прибыла на станцию Бурн-Энд в двенадцать минут девятого, а убийство было совершено без двадцати восемь, плюс-минус несколько минут.
– Откуда, черт возьми, вам это известно? Есть какие-то улики?
Мистер Ридер покачал головой.
– Всего лишь романтическое предположение. – Он тяжело вздохнул. – Поймите, дорогой Гейлор, у меня криминальный склад ума. И в людях вообще, и в каждом поступке в частности я склонен подозревать лишь самое плохое. Это настоящая трагедия. Бывают моменты, когда… – Мистер Ридер вновь тяжело вздохнул. – Словом, без двадцати восемь, – просто сказал он. – Такова моя романтическая догадка. И врач, скорее всего, подтвердит мои предположения. Тело лежало здесь, – он кивнул на коврик перед камином, – пока… в общем, довольно долго лежало.
Гейлор быстро пробежал глазами два мелко исписанных листа. Внезапно он резко вскинул голову.
– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Вот послушайте, что заявила в своих показаниях, сделанных в участке, мисс Линн: «…я позвонила своему дяде со станции и сообщила, что задерживаюсь из-за того, что дорога занесена снегом. Он говорил очень тихо; мне показалось, будто он чем-то взволнован!» Это же разбивает вашу теорию о времени убийства в пух и прах!
Мистер Ридер оглянулся на него и сонно заморгал.
– Да, не правда ли? Какая досада!
– При чем здесь досада? Что вы имеете в виду? – переспросил сбитый с толку полицейский.
– Все, – пробормотал мистер Ридер, уронив голову на грудь.
– Вся беда с этим Ридером, – докладывал Гейлор комиссару полиции в ходе последующего разговора по телефону, – в том, что у меня складывается впечатление, будто ему известно что-то такое, чего он знать не должен. Не было случая, чтобы при расследовании очередного дела я не счел его виновным, – уж слишком много ему бывало известно о совершенном преступлении.
– Потакайте ему во всем, – посоветовал комиссар. – На днях он должен занять должность в прокуратуре, в Управлении общественного обвинителя. Во всех делах, расследованием которых он занимался, его можно было обвинить в соучастии, потому что он утаивал улики.
В пять часов утра инспектор растолкал мистера Ридера.
– Вам лучше отправиться домой, старина, – сказал он. – Мы оставим здесь кого-нибудь, пусть подежурит на всякий случай.
Мистер Ридер со стоном поставил себя на ноги, плеснул в стакан содовой и выпил ее.
– Боюсь, мне придется задержаться, если только у вас нет возражений.
– За каким же это чертом, позвольте узнать? – с удивлением вопросил Гейлор.
Мистер Ридер смущенно отвел взгляд в сторону и принялся оглядываться по сторонам, словно в поисках ответа.
– У меня появилась одна теория – совершенно нелепая, разумеется! – но я уверен, что убийцы вернутся. А еще, честно говоря, я не думаю, что от вашего полицейского будет какой-то толк, разве что вы дадите бедному малому огнестрельное оружие, чтобы он мог хотя бы защищаться.
Гейлор с решительным видом уселся перед ним в кресло, сложив здоровенные лапищи в перчатках на коленях.
– Расскажите все папочке, – велел он.
Мистер Ридер с извиняющимся видом взглянул на него.
– Здесь совершенно нечего рассказывать, мой дорогой Гейлор. Это всего лишь подозрение, порожденное криминальным складом ума, подтвердить которое мне пока нечем. Возьмем, к примеру, эти две карты. Совершенно глупая и дурацкая бравада. Но ведь это уже случалось ранее. Помните дело Тейнмута? Или дело Лавендер-Хилл и мужчины с рассеченной грудью?
Гейлор достал из кармана карты и вновь внимательно осмотрел их.
– Чья-то глупая и неуместная шутка, – таков был его вердикт.
Мистер Ридер вздохнул и покачал головой, глядя в огонь.
– Как правило, убийцы лишены чувства юмора. Это могут быть возбужденные или напуганные люди, но уж никак не смешные.
Подойдя к двери, он распахнул ее. Метель стихла. Мистер Ридер вернулся в комнату.
– Где полицейский, которого вы намерены оставить здесь на дежурстве? – спросил он.
– Я его еще не назначил, – ответил Гейлор. – Но у меня богатый выбор: стоит только свистнуть, и сбежится не меньше полудюжины.
Мистер Ридер в задумчивости уставился на него.
– На вашем месте я бы с этим не спешил. Давайте подождем до рассвета. Хотя, может, вы торопитесь? Не думаю, что кто-то осмелится напасть на вас. Скорее, они будут только рады, что вы уходите.
– Напасть на меня? – с негодованием переспросил Гейлор, но мистер Ридер не обратил внимания на его возмущение.
– А теперь я намерен заварить свежий чай и даже, пожалуй, поджарить яичницу. Мне вдруг захотелось есть.
Гейлор подошел к двери и уставился в темноту. Ему уже доводилось работать с мистерои Ридером, и он был слишком умен для того, чтобы с ходу отвергнуть разумный совет. Кроме того, если мистер Ридер действительно должен был получить должность – или уже получил ее – в прокуратуре, то по рангу он сравняется с комиссаром.
– Голосую за яичницу обеими руками, – заявил Гейлор и запер входную дверь на засов.
Его собеседник вышел в кухню и вернулся с чайником, который и поставил на огонь, потом вновь исчез и появился уже со сковородой в руках.
– Скажите, вы когда-нибудь снимаете шляпу? – с интересом осведомился Гейлор.
Мистер Ридер даже не повернулся, вращая сковородку, чтобы жир равномерно растекся по поверхности.
– Очень редко, – наконец снизошел он до ответа. – Разве что на Рождество, да и то не всегда.
А потом Гейлор задал бессмысленный и даже дурацкий вопрос – по крайней мере, таковым он показался ему самому. Тем не менее подсознательно он был уверен, что сыщик вполне способен дать правильный ответ.
– Кто убил Уэнтфорда?
– Двое мужчин, может быть, трое, – немедленно отозвался мистер Ридер, – но я думаю, что все-таки их было двое. Ни один из них не является профессиональным взломщиком. По крайней мере, один из них больше думал об убийстве, нежели о том, чтобы извлечь из него какую-то выгоду. Оба не обнаружили здесь ничего сто́ящего, и даже если бы им удалось открыть сейф, то и там они не нашли бы никаких ценностей. Полагаю, молодая леди, мисс Марго Линн, могла бы избавить их от необходимости тратить время и силы на поиски сокровищ… Хотя здесь я могу ошибаться, но это случается довольно редко. Мисс Марго…
Он умолк и быстро обернулся.
– В чем дело? – спросил Гейлор, но мистер Ридер заговорщическим жестом прижал палец к губам.
Поднявшись, он пересек комнату и подошел к двери, выходящей в коридорчик, через который он сам попал в дом. На мгновение он застыл, накрыв ладонью ручку двери, и Гейлор вдруг заметил, что в другой руке у него появился браунинг. Мистер Ридер медленно повернул ручку. Дверь оказалась заперта изнутри.
Мгновенно мистер Ридер оказался у входной двери, повернул ключ и распахнул ее настежь. К своему изумлению, инспектор увидел, как его напарник сделал шаг вперед и повалился лицом в снег. Гейлор бросился ему на помощь, но что-то схватило его за лодыжку и тоже отправило в полет.
Мистер Ридер поднялся на ноги первым и помог встать детективу.
– Тонкая проволока, привязанная между дверными стойками, – пояснил он.
Яркий луч света вырвался из его фонаря, когда он обогнул угол дома. Здесь никого не было, но окно, которое он сам закрыл, теперь стояло распахнутым, а под ним на снегу виднелись следы ног, исчезающие в темноте.
– Будь я проклят! – в сердцах воскликнул Гейлор.
Мистер Ридер предпочел промолчать. Впрочем, на губах его играла улыбка, когда он вернулся в комнату, на мгновение задержавшись, чтобы пинком оборвать проволоку.
– Вы полагаете, в коридоре кто-то был? – спросил инспектор.
– Я знаю, что там кто-то был, – ответил сыщик. – Боже мой! Какими же глупцами мы оказались, не поставив полицейского снаружи! Вы заметили, что кусок стекла из панели вырезан? Должно быть, наш друг подслушивал.
– Он был один?
– Один, – мрачно подтвердил мистер Ридер. – Но был ли он тем, кто уже однажды проник внутрь, не знаю. Не думаю.
Он снял с очага сковороду и возобновил процесс приготовления яичницы. Разложив ее по тарелкам, он заварил чай. Вел он себя совершенно обыденно, словно всего лишь несколько минут назад их в коридорчике не поджидала смерть.
– Они не вернутся, нам более незачем оставаться здесь. Их было двое, но в дом проник только один. Им наверняка пришлось проделать долгий путь, чтобы добраться сюда, и они не могут рисковать и позволить обнаружить себя где-нибудь поблизости, когда наступит рассвет. В шесть часов утра на работу отправятся фермеры, о которых столь восторженно отзывался Грей, а они не желают встречаться и с ними.
Детективы приступили к скудному завтраку, за которым Гейлор засыпал напарника вопросами, на которые тот, впрочем, по преимуществу не отвечал.
– Вы полагаете, что мисс Линн замешана в этом – в убийстве, я имею в виду?
Ридер покачал головой.
– Нет-нет, – ответил он. – Думаю, что здесь не все так просто.
Занимался серый рассвет, когда они оставили в доме продрогшего полицейского и, проваливаясь в снег, побрели по тропинке. Ночью автомобиль мистера Ридера освободили из снежного плена, и теперь на дороге их поджидала куда более мощная полицейская машина с цепями на колесах, чтобы доставить в Биконсфилд. Но до места назначения они добрались лишь два часа спустя, поскольку по пути встретили группу полицейских и сельскохозяйственных рабочих, угрюмо толпившихся у тела констебля Верити. Он лежал под кустами в нескольких ярдах от дороги и был безнадежно мертв.
– Застрелен в упор, – пояснил один из офицеров. – Его только что осмотрел местный врач.
Окоченевший и недвижимый, разбросав ноги в стороны, с поднятым воротником пальто и козырьком запорошенного снегом кепи, надвинутым на глаза, перед ними лежал офицер полиции, который прошлой ночью выехал со двора участка и, ничего не подозревая, отправился в свой обычный обход. Его мотоциклет уже обнаружили, теперь стало ясным и происхождение пятен крови, которые так озадачили и встревожили полицию.
Сыщики возобновили свое путешествие в Биконсфилд, причем Гейлор был молчалив и мрачен. Мистер Ридер также хранил молчание, но мрачным назвать его было нельзя.
Когда они выехали на главную дорогу, он развернулся к своему спутнику и сказал:
– Хотел бы я знать, почему они не забрали с собой свои тузы…
Мистер Кингфитер, управляющий отделением Большого Центрального банка в Биконсфилде, явился на работу с утра пораньше, поскольку ему предстояло написать письмо, а кабинет управляющего обеспечивал именно то уединение, в котором он так нуждался. Он был серьезным мужчиной, и очки на его бледном пухленьком личике тоже выглядели серьезно. Он носил аккуратные черные усики, а его щеки и подбородок неизменно отливали синевой, поскольку бриться ему приходилось два раза в день. Как выражаются в таких случаях брадобреи, у него была «густая и сильная щетина».
Газеты доставили, пока он еще писал. Их подсунули под запертую дверь банка и, испытывая в эту минуту некоторые затруднения с подбором очередного синонима для ласкательного обращения, мистер Кингфитер встал, принес их в кабинет и принялся бегло просматривать. Газет было две: одна финансовая, а другая обычная.
Сначала он просмотрел последнюю, которая во всех деталях смаковала совершенное убийство, хотя оно произошло лишь накануне вечером. Об обнаружении тела констебля еще не упоминалось, поскольку об этом стало известно уже после того, как материал был отправлен в печать.
Он читал и перечитывал заметку, чувствуя, как голова идет кругом, а потом снял трубку телефона и позвонил мистеру Энварду.
– Доброе утро, Кингфитер! Да-да, это правда… Собственно, я сам стал практически свидетелем – они нашли бедного полисмена мертвым… Да, его убили… Да, выстрелом в сердце… Я был последним, кто разговаривал с ним. Ужасно, просто ужасно! Такой кошмар творится у нас под… Я говорю, такой кошмар творится… Говорю, такой… Что с вашим телефоном? Я вас не слышу. Он держит у вас счет? В самом деле? Нет, правда? Я заеду к вам немедленно. Нам нужно поговорить…
Мистер Кингфитер положил трубку и вытер лицо носовым платком: была у него такая особенность – оно покрывалось по́том при малейшем волнении. Он сложил газету и взглянул на неоконченное письмо. Он дошел до восьмой страницы, и последние слова гласили:
…не могу прожить и дня без того, чтобы не увидеть ваше милое лицо, моя единственная и…
Было совершенно очевидно, что пишет он отнюдь не старшему управляющему или клиенту, превысившему свой кредит.
Он машинально добавил «любимая», хотя уже использовал это слово раньше по меньшей мере дюжину раз. Затем он вновь раскрыл газету и перечитал заметку об убийстве.
В дверь черного хода постучали. Мистер Кингфитер встал и открыл ее, впуская мистера Энварда. Стряпчий выглядел еще более надутым и самодовольным, чем обычно. Участие в публичной политике произвело ожидаемый эффект. А тут еще позвонили из информационного агентства, чтобы узнать, не могут ли они прислать к нему фотографа, и мистер Энвард, дрожавший у телефона в одной пижаме, ответил согласием. Его сфотографировали за завтраком ровно в 7:30 утра, когда он подносил ко рту чашку чая и выглядел при этом чрезвычайно серьезным и насупленным. Вскоре его портрет должен был появиться в ста пятидесяти экземплярах газеты над заголовком «Стряпчий, обнаруживший своего клиента мертвым».
– Ужасное дело, – заявил Энвард, снимая пальто. – Так вы говорите, он держал у вас счет? Я веду его дела, Кингфитер, хотя Господь свидетель, что мне ровным счетом ничего о них не известно! Я даже не знаю его финансовых обстоятельств… Кстати, кредит в каком размере вы ему предоставили?
Мистер Кингфитер ненадолго задумался.
– Сейчас достану из сейфа бухгалтерскую книгу.
Он запер центральный ящик своего стола, поскольку именно там хранились его письма к Аве Бурслем и прочие документы, но Энвард не увидел ничего оскорбительного в этом акте предосторожности – пожалуй, он даже счел его похвальным и заслуживающим одобрения.
– Вот сведения по его счету. – Кингфитер выложил толстую бухгалтерскую книгу на стол и открыл ее на странице, прижатой пальцем. – Кредит составляет три тысячи четыреста фунтов стерлингов.
Энвард вооружился очками и стал внимательно всматриваться в страницу.
– А на депозите у него что-либо имеется? Ценные бумаги, еще что-нибудь в этом роде? Он часто бывал у вас в банке?
– Никогда, – ответил Кингфитер. – Он использовал депозит для того, чтобы оплачивать счета. А когда ему требовались наличные, он присылал чек на предъявителя, и я отправлял ему деньги. Разумеется, он присылал людей, чтобы обналичить свои чеки.
– Эти шестьсот фунтов были сняты пять дней назад. – Энвард ткнул пальцем в соответствующую строчку.
– Странно, что вы обратили на это внимание, они были выплачены через кассу четыре дня назад. Я не видел того, кто приходил за ними, меня в тот момент не было в банке. Чек обналичил мой служащий МакКей. А это еще кто?
В дверь негромко постучали. Мистер Кингфитер вышел из комнаты и вскоре вернулся с новым посетителем.
– Какая удача, что вы оба здесь! – воскликнул Дж. Г. Ридер.
Сыщик выглядел весьма элегантно – для него, разумеется! – и буквально лучился энергией. Цирюльник побрил его, а кто-то даже начистил ему ботинки.
– Счет покойного мистера Уэнтфорда? – Он кивнул на книгу.
Ни для кого не было секретом, что мистер Ридер представлял Большой Центральный банк, посему управляющему и в голову не пришло подвергать сомнению его право задавать вопросы. А вот мистер Энвард совсем не был в этом уверен.
– Дело довольно серьезное, мистер Ридер, – заявил он, напуская на себя мрачную озабоченность. – Я вовсе не уверен в том, что мы должны оказать вам доверие…
– В таком случае, почему бы вам не обратиться в полицию и не поинтересоваться у них, готовы ли они оказать вам доверие? – с неожиданной яростью парировал мистер Ридер, да так, что стряпчий даже отшатнулся.
Управляющему пришлось еще раз давать объяснения по поводу состояния финансовых дел своего клиента.
– Шестьсот фунтов… гм… – Мистер Ридер нахмурился. – Большая сумма. Кто же получил ее?
– Мой служащий МакКей уверяет, что это была женщина, причем под густой вуалью.
Мистер Ридер ошеломленно воззрился на него.
– Ваш служащий МакКей? Ну, разумеется… светловолосый молодой человек. Как это глупо с моей стороны! Кеннет? Или Карл? Все-таки Кеннет, не так ли? Значит, дама под вуалью… У вас есть номера выданных банкнот?
Этот простой вопрос привел Кингфитера в явное замешательство. Он принялся искать книгу, в которой бы содержались нужные сведения, и мистер Ридер переписал их к себе в блокнот, что было, в общем-то, нетрудно, поскольку десятки и пятерки шли последовательно одна за другой.
– Когда ваш служащий приходит на работу?
Кеннету полагалось быть на работе в девять, но он, как правило, опаздывал. Опоздал он и в это утро.
Мистер Ридер увидел молодого человека через окно в кабинете управляющего и сразу же подумал, что тот плохо выглядит. Глаза у него были больные и усталые, а брился он небрежно, потому как на подбородке у него красовалась полоска лейкопластыря. Пожалуй, именно этим объясняются и мокрые пятна на манжетах его рубашки, решил мистер Ридер.
– Я хочу поговорить с ним наедине, – заявил он.
– Это дерзкий и нахальный щенок, – предостерег его мистер Кингфитер.
– Мне случалось укрощать и львов, – сообщил мистер Ридер.
Когда Кеннет вошел, он обратился к нему со словами:
– Будьте любезны, закройте дверь и присаживайтесь. Вы знаете, кто я такой, мой мальчик?
– Да, сэр, – ответил Кеннет.
– Это ведь кровь у вас на манжетах, не так ли? Порезались при бритье, верно? Вас не было дома всю ночь?
Кеннет ответил не сразу.
– Да, сэр. Я не сменил рубашку, если вы это имеете в виду.
Мистер Ридер улыбнулся.
– Именно. – Он вперил в молодого человека долгий испытующий взгляд. – Для чего вы отправились в дом покойного мистера Уэнтфорда между восемью тридцатью и девятью тридцатью давеча вечером?
Лицо молодого человека залила смертельная бледность.
– Я не знал о том, что он мертв. До сегодняшнего утра я даже не знал, как его зовут. Я отправился туда потому… Словом, я пал так низко, что стал шпионить кое за кем… Я следил за этим человеком от самого Лондона, а потом тайком пробрался в дом…
– Молодая леди Марго Линн. Вы влюблены в нее? Быть может, обручены с ней?
– Я люблю ее, но мы не обручены. Более того, мы… даже перестали быть друзьями, – сдавленным голосом признался Кеннет. – Полагаю, это она сказала вам, что я там был? – Но потом на него снизошло озарение, и он воскликнул: – Или вы нашли мое кепи? А ведь на нем мое имя.
Мистер Ридер кивнул.
– Вы приехали тем же поездом, что и мисс Линн? Очень хорошо. В таком случае вы сможете доказать, что прибыли на станцию Бурн-Энд…
– Нет, не смогу, – возразил Кеннет. – Я спрыгнул на рельсы. Естественно, я не хотел, чтобы Марго меня увидела. А со станции я ушел через железнодорожный переезд. Там никого не было… Да и снег валил вовсю.
– Какая незадача! – Мистер Ридер поджал губы. – Очевидно, вы подумали, что мистера Уэнтфорда и молодую леди связывает нечто вроде дружбы?
Кеннет в отчаянии покачал головой.
– Не знаю, о чем я думал… Я оказался просто ревнивым болваном.
В комнате повисло долгое молчание.
– Несколько дней назад вы выплатили шестьсот фунтов по чеку мистера Уэнтфорда одной даме…
– Я не знал, что Уэнтфорд был… – начал было Кен, но мистер Ридер взмахом руки отмел этот аспект как несущественный. – Да, какой-то даме под вуалью. Она приехала на автомобиле. Сумма была крупная, но за день до этого мистер Кингфитер распорядился, чтобы я обналичивал любой чек мистера Уэнтфорда, невзирая на то, кто его предъявит.
Более мистер Ридер практически ни о чем не спрашивал. Казалось, удовлетворить его любопытство было легче легкого. Но перед уходом он снова заглянул к управляющему.
– Вы говорили мистеру МакКею, что он должен безотлагательно обналичить любой чек мистера Уэнтфорда вне зависимости от того, кто предъявит его к оплате?
Ответ он получил немедленно.
– Разумеется, нет! Более того, я полагал, что он удостоверится в том, что персона, предъявляющая чек, имеет на это право. И еще одна любопытная деталь, о которой я не упомянул. Обедаю я в гостинице напротив и обычно сажусь у окна, откуда виден банк, и я что-то не припоминаю, чтобы ко входу подъезжал автомобиль.
– Гм… – Вот и все, чем ограничился мистер Ридер.
Он навел кое-какие справки в Биконсфилде и окрестностях, после чего направился к дому Уэнтфорда, где его уже поджидал Гейлор. Инспектор расхаживал взад-вперед по засыпанной снегом террасе и явно пребывал в отличном расположении духа.
– Кажется, я его нашел, – не здороваясь, сообщил он. – Вы знаете типа по имени МакКей?
Мистер Ридер с усмешкой взглянул на него.
– Мне известна по крайней мере дюжина людей с такой фамилией.
– Идемте внутрь, я покажу вам кое-что.
Мистер Ридер последовал за ним в комнату. Ковер был скатан и убран, а мебель отодвинута к стенам. Очевидно, в доме шел тщательный обыск. Гейлор откатил в сторону поддельный книжный шкаф: дверца сейфа оказалась распахнутой настежь.
– Ключи мы получили у производителя. Чистая работа! Они были здесь уже к восьми тридцати.
Наклонившись, он вытащил из сейфа три связки бумаг. В первой оказались счета, во второй – погашенные чеки, а третья являла собой толстую стопку французских банкнот номиналом в тысячу франков каждая.
– Это сюрприз номер один, – начал детектив, пересчитывая купюры. – Французские деньги…
– Боюсь, меня это совсем не удивляет, – извиняющимся тоном заметил мистер Ридер. – Видите ли, я просматривал банковскую книгу покойного джентльмена. Кстати, вот номера банкнот, снятых со счета мистера Уэнтфорда. – И он протянул детективу клочок бумаги.
– Шестьсот фунтов – большие деньги, – заметил Гейлор. – Я передам номера кому следует. Итак, что еще вы обнаружили в его банковской книжке?