Как очутилась я на кушетке, не помню. Очень хотелось плакать, но слезы куда-то пропали, и глаза мои были сухи. По-новому отчетливо стала я воспринимать окружающее. Часы на столе показались самым обыкновенным плохоньким будильником. Перспектива за окном выглядела уродливой. Голубые цилиндры искривились. Силуэты столов вдали приняли странные очертания. Сделалось страшно, как никогда в жизни. Хотелось оттолкнуть от себя этот кошмар. Протянула вперед руки, защищаясь. И вдруг то, что я видела, закачалось и запрыгало передо мною.

Я засмеялась, и раскатистые звуки смеха в этом изоляторе вернули меня к действительности.

Какая глупая!.. Сидела на кушетке и, оказывается, в упор смотрела на графин с водой. В нем все предметы, отражаясь, представлялись мне искаженными. А когда толкнула столик, то вода в графине закачалась и…

Показалось, что звонит телефон. Быстро подняла трубку и поднесла к уху:

– Алло!

В трубке щелкнуло, и снова наступило молчание – то характерное молчание, когда в аппарате нет тока.

Я опустила голову на стол и застыла. Сколько так просидела – не знаю. Помню, одна мысль сверлила меня:

«Наверху авария. Может быть, шаровые, вырвавшись на свободу, разрушили все… И Леонид с Симоном погибли…»

«Какая ты дура, Татьяна, – думала я о себе. -Почему сразу не рассказала все, что произошло с тобой?» Вероятно, вдали хлопнула дверь. Я еле приподняла усталую голову и увидела…

По ярко освещенному залу, прямо от лестницы, сюда, к диспетчерской, шел Леонид. Но я не поднялась со стула. Я была зла, как черт.

«Все расскажу, только не этому человеку, – подумала я почему-то. – Лишь бы мне выбраться из этого проклятого помещения…» Взяла ручку, начала выводить в тетради, предварительно посмотрев на часы.

«7 часов 38 минут. Телефон без тока. Освещение в зале стало работать. Вошел товарищ Леон…» Не успела записать. Сам Леонид стоял рядом теперь и заглядывал через мое плечо в тетрадку.

– Дописывайте: «Вошел и сказал, что дежурство закончено». Устали?

– Наоборот, готова просидеть здесь еще несколько суток, – смягчая сухость тона, ответила я и постаралась изобразить подобие любезной улыбки.

– В этом нет необходимости, – почти весело сказал Леонид. – Встряхнитесь – и скорей на воздух. Тут такая жара… Разве казалось холодно? Испортился вентилятор?

– Было испорчено освещение…

Леонид взглянул на выключатели.

– Вы, по-видимому, больше интересовались электроотоплением? Смотрите…

Мне оставалось только хлопать глазами. Действительно, я орудовала на столе не теми выключателями, какими нужно. Снова в уме я назвала себя дурой и выругала за невнимательность: «Какая ты никудышная девчонка!» Леонид что-то оживленно объяснял мне. Но я плохо понимала его. Мне было все равно, что вчерашние шаровые куда-то умчались из гольдеров и что теперь стеколевые цилиндры заряжаются снова. И никакой аварии наверху не произошло.

Самое главное – он жив!

Я стеснялась смотреть на него и задавать вопросы. Только бы он не заметил, что у меня пылают щеки. И совсем не от жары.

Но он не заметил.

Отпер дверцу, предложил:

– Прошу…

Лифт начал поднимать нас.