Глава 7
— Умираю от голода! — Флора села в постели, завернувшись в простыню.
И как только Алекс может разгуливать по комнате абсолютно голым, не смущаясь? Это, должно быть, плоды обучения в интернате.
Впрочем, Флора не возражала. Она с удовольствием рассматривала красиво очерченные плечи, крепкую грудь, плоский живот Алекса, а когда он поворачивался, глазела на его ягодицы, достойные того, чтобы быть изваянными в мраморе самим Микеланджело.
— Ты голодна из-за того, что потратила много энергии, — сказал Алекс, выйдя из комнаты и вновь появившись с бутылкой охлажденного шампанского.
— Да уж, катание на лыжах — нелегкое занятие, — ответила Флора с притворной скромностью и рассмеялась, когда Алекс обиженно посмотрел на нее и пробормотал: — Ах ты, дерзкая девчонка! Надо бы оставить тебя голодной.
— Я сказала «катание на лыжах»? Само сорвалось с языка. О-о, спасибо тебе. — Она взяла протянутый стакан и сделала глоток: — Как вкусно!
В голове мелькнула мысль: «Не слишком-то радуйся. Ведь это все не по-настоящему». Но так хотелось чувствовать себя счастливой. Это казалось таким… правильным. Как ей не стыдно! Ведь это же Алекс — ее старый добрый друг. Они этой ночью сделали то, что противоречит кодексу дружбы, но все равно не чувствуют себя неловко. Наоборот: все кажется до ужаса идеальным.
Он прикасается к ней так, словно знает ее самые сокровенные желания, чувствует, что ей нужно. И Флоре тоже хочется прикасаться к нему везде, ласкать каждый дюйм его тела. Никаких запретов: можно все, чего хотят оба, — дарить и принимать любые ласки, вздыхать и стонать.
Флора сделала еще один глоток шампанского, ощущая, как ее тело трепещет при воспоминании об испытанном удовольствии.
Она сидела с взъерошенными распущенными волосами, распухшими от поцелуев губами, завернутая в простыню, и, хоть и не была еще готова, подобно Алексу, разгуливать в чем мать родила, чувствовала себя абсолютно комфортно. Раньше после занятий любовью Флора старалась поскорее одеться, но с Алексом она не чувствовала себя слишком высокой или чересчур полной. Он помог ей ощутить себя хрупкой и желанной.
— Какая у тебя тонкая талия. Она совершенна! — шептал он, лаская ее тело.
И именно такой Флора себе сейчас казалась — совершенной.
Алекс с гибкой грацией, которой она всегда завидовала, присел на край кровати и спросил:
— Тебе разогреть какое-нибудь блюдо или, если не хочешь ждать, сойдет завтрак из сыра, бисквитов и винограда?
— Сыр — самое то. Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь?
Глаза Алекса озорно блеснули.
— Уверен. Не хочу, чтобы ты вылезала из постели. Никогда.
— Я рада это слышать, — отозвалась Флора, втайне желая, чтобы это замечательное мгновение длилось вечно: в печи горит огонь, над головой мерцают звезды, она лежит в постели после восхитительного секса, потягивает шампанское и смотрит, как ее мужчина готовит ужин.
Впрочем, Алекс — не ее мужчина. Нельзя об этом забывать.
— Алекс, ты не спишь? — спросила Флора. После полуночи они несколько раз погружались в дрему, пресыщенные взаимными ласками, и сейчас трудно было сказать, который час. В коттедже было абсолютно темно — лишь от печи исходило слабое красно-золотое свечение.
Алекс перекатился на бок и обнял Флору. Она лежала, наслаждаясь приятной тяжестью его руки, его запахом, прикосновением его тела к своему.
— М-м-м? — сонно промычал Алекс.
— Нет-нет. Ничего. Засыпай.
— С тобой все в порядке?
— Еще бы! — Но это было не так. На Флору внезапно обрушилось осознание того, что они наделали. — А с нами?
— Что?
— С нами все в порядке?
Алекс приподнялся и подпер голову рукой, глядя на Флору сверху вниз:
— Мучаешься сожалениями?
— Нет. Поздновато для этого.
Он ласковым движением откинул волосы с ее лица, отчего в груди Флоры защемило от боли, а к глазам подступили слезы.
— Вот и славно. Я не знаю, что принесет нам завтрашний день, но в данный момент я не хочу ничего менять. Меня лишь удивляет, почему мы не сделали этого уже давным-давно. — Алекс медленно провел рукой по лицу Флоры, затем его пальцы пропутешествовали по ее шее, спустились ниже…
Как легко было бы продолжить наслаждаться этой сладкой пыткой. Но прозвучавшие слова напомнили Флоре о данной себе клятве попробовать помочь Алексу. Схватив за запястье, она остановила его руку, скользящую вниз, и спросила:
— Что произошло?
Он негромко рассмеялся:
— Хочешь, чтобы я объяснил это тебе?
Не удержавшись, Флора улыбнулась в ответ, но затем крепче сжала его запястье:
— Я имею в виду не сегодняшнюю ночь. Я про то, что случилось тогда.
Алекс замер:
— Не надо.
Но Флора понимала: если не спросить его сейчас, он никогда не раскроет ей своего секрета. Ведь Алекс не сделал этого и в годы студенчества, и во время их с Флорой долгих прогулок или вечеров у костра. Но сегодня все было иначе — в эту ночь не было никаких правил.
— В тот год ты вернулся из интерната домой, — напомнила Флора. — Мне тогда исполнилось пятнадцать. Ты как раз закончил школу. Я думала, что мы проведем вместе еще одно лето. Но ты изменился, стал сдержанным, замкнутым. Я была без ума в тебя влюблена и старалась, конечно, это скрыть. Но ты временами смотрел на меня так, словно… — Она осеклась.
— Словно испытывал к тебе те же чувства? — тихо подсказал Алекс.
— Мы постоянно были вместе: болтали на крыше или лежали на траве. Я смотрела на тебя, и мне казалось, что время остановилось… А потом — ничего. — Она вздохнула. — В тот раз я попыталась тебя поцеловать, когда мы смотрели какой-то глупый фильм ужасов про подростков, которые всех убивают. Я думала, что ты поцелуешь меня в ответ, а ты этого не сделал. У тебя на лице было написано такое отвращение. — Флора будто снова пережила испытанное унижение и жестокое разочарование.
Алекс высвободил руку из ее пальцев и откинул волосы с лица:
— Иногда я спрашивал себя: что случилось бы, переспи мы тогда? Думаешь, мы все еще были бы друзьями, как сейчас, и с ностальгией вспоминали наш прошлый роман? А может, рассорились бы и перестали друг с другом разговаривать? Или, считаешь, мы бы все еще были вместе? Думаешь, это было возможно? Много ли людей, начавших встречаться, будучи подростками, пронесли свою любовь через годы обучения в колледже и университете?
— Не много, — признала Флора и подумала, что у них с Алексом все могло бы получиться, если бы он того захотел.
— Ты сильно изменилась в тот год. Все мальчишки засматривались на тебя, а я ревниво за этим наблюдал. Но ты ничего не замечала. Я чуть не объяснился в своих чувствах к тебе на Новый год, но потом я вернулся в интернат, нам обоим нужно было готовиться к экзаменам, так что решил подождать до лета.
— Так что тебе помешало? — Флора не верила своим ушам: Алекс тоже был в нее влюблен!
— Отец обвинил меня в смерти матери. — Он произнес эту фразу так бесстрастно, что Флора уставилась на собеседника, удивленная резкой сменой его тона. — Разве я тебе об этом не говорил?
— Нет. — Она отстранилась, села, прижав колени к груди и пытаясь разглядеть выражение лица Алекса в отблесках огня в печи. — Ничего не понимаю. Почему он это сделал? Я думала, что твоя мать покончила с собой, разве нет? Конечно, большая трагедия, но в этом нет ничьей вины.
— Отец не хотел заводить детей. Ему нужна была лишь она. Ты его знаешь — он не из тех, кто любит заботиться о других. Но мать так сильно хотела ребенка, что отец сдался. Позже он заявил, что это было самой большой ошибкой в его жизни — я был его самой большой ошибкой. Он никогда не откровенничал со мной о причинах смерти моей матери, но думаю, она страдала от серьезной послеродовой депрессии.
Флору пронзила жалость к Алексу, когда она представила себе лишившегося матери одинокого мальчика, живущего с равнодушным отцом, внушающим сыну, что именно его рождение привело к трагедии.
Алекс тоже поднялся и сел рядом с Флорой, опершись на подушки.
— Мама скрывала свою депрессию от него, от врачей, от всех, пока мне не исполнилось два года. Тогда она сдалась. В предсмертной записке она призналась, что она ужасная мать, потому что не может любить меня как должно и что мне будет лучше без нее.
Флора коснулась его лица:
— Но это не делает тебя виноватым в ее смерти. Ты ведь это понимаешь?
— Но отец считал по-другому, — бесцветным голосом ответил Алекс. — И он начал посвящать все свое время работе, оставляя меня на попечение нянь, а затем, едва представилась возможность, отправил в интернат. Он сказал, что еле дождался, когда мне исполнится восемь, и, будь его воля, отослал бы меня прочь из дома еще в пять лет.
Отец Алекса оказался еще хуже, чем Флора о нем думала.
— Он отвратительный, злой человек! Неудивительно, что ты предпочитал жить у нас.
Словно не слыша собеседницу, Алекс продолжал свой рассказ:
— Отец женился во второй раз. Я редко виделся с ним и с моей первой мачехой. Она мечтала иметь детей, чаще общаться со мной, и, возможно, поэтому отец с ней развелся. Он винил меня в этом разводе. Ему так было легче, чем обвинять себя. А когда мне исполнилось семнадцать, отец опять женился.
— На Кристе, — вспомнила Флора вторую мачеху Алекса и ее привычку флиртовать со всеми мужчинами в радиусе пяти миль. Рядом с ней Флора чувствовала себя такой крупной и неуклюжей. — Мой братец Горри был безумно в нее влюблен. Помнишь ее привычку расхаживать перед нами в крошечном бикини, когда мы приходили поплавать в вашем бассейне? — Она рассмеялась, но Алекс не присоединился к ней, и Флора замолчала, ощутив неловкость.
— Сначала мне было так приятно почувствовать чью-то заботу. Криста обращала на меня внимание, хвалила. Мне и в голову тогда не приходило, что другие матери не загорают топлес перед своими сыновьями-подростками, не просят их намазать спину маслом для загара.
У Флоры все сжалось внутри. Она приложила ладонь ко рту:
— Алекс!
— Мачеха начала приходить в мою комнату поболтать перед сном, когда я уже лежал в постели. Она гладила меня по волосам и плечам. — Его голос дрогнул. — Во мне бушевали гормоны. Эта прекрасная, желанная женщина трогала меня, и я ее хотел. Я жаждал ее прикосновений. И в то же время она вызывала у меня отвращение — ведь это жена моего отца! А тут еще ты…
— Я? — Флора не замечала стекающих по ее щекам слез, пока ее голос не оборвался всхлипом. Она плакала по маленькому мальчику, отвергнутому отцом и преданному на пороге взросления теми, кому доверял.
— В то лето я в тебя влюбился. Но как я мог посметь прикоснуться к тебе, когда по ночам… я не отвергал свою мачеху… я лежал и ждал ее прихода и был не в силах сказать ей «нет».
— Ты был всего лишь ребенком!
— Мне было уже семнадцать. Я знал, что делал. Понимал, что это ужасно неправильно. Но не останавливал ее, позволял ей входить в свою комнату, пускал ее в свою постель и… мы не просто вместе лежали в одной кровати…
Флора сглотнула и прижала руки к животу, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Та женщина с мягким голосом и звонким смехом… Неужели Алекс спал с ней? И все же именно это все объясняло: и то, каким вдруг отстраненным он стал, каким взглядом смотрел на Флору — словно что-то мучило его, и то, с какой собственнической улыбкой Криста сжимала его плечи.
«Какой же я была слепой!» — мысленно упрекнула себя Флора и спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
— А что случилось потом?
— К концу лета мачеха совсем утратила осторожность, что тревожило меня. Одно дело — заниматься этим ночью, в темноте. Словно во сне, понарошку. Скоро я должен был вернуться в интернат, и все это наваждение осталось бы позади. Но Криста начала обнимать меня за плечи в присутствии других людей, приставать ко мне уже вне моей спальни. Она хотела заниматься со мной любовью и в бассейне, и на кухне. Чем больше я сопротивлялся, тем настойчивее она себя вела. Я был для нее лишь игрушкой. Она решала за нас обоих и вела себя все менее осмотрительно. Однажды отец вернулся домой раньше времени и застал нас. Думаю, рано или поздно это все равно бы случилось.
— И он обвинил во всем тебя, — произнесла Флора, вспомнив Алекса, стоящего перед ней с бледным лицом, с сумкой, в которую покидал свои пожитки, и твердо решившего найти свой путь в жизни.
— Отец сказал, что я пачкаю в грязи все, к чему прикасаюсь.
— Это неправда! — запротестовала Флора, но Алекс покачал головой.
— Моя мать умерла, потому что не могла меня любить. Отец ненавидит меня. Моя мачеха… Во мне есть что-то гнилое…
— Нет! — Флора встала на колени на постели и обняла Алекса. — Я люблю тебя, мои родители обожают тебя. Господи, даже Минерва по-своему тебя любит…
Но он не слышал ее: голос его звучал слабо, лицо было бледным, словно выточенным из мрамора.
— Ты тогда смотрела на меня с такой надеждой, словно чего-то ждала. Но мне нечего было дать тебе — все забрала Криста, словно какой-то демон-суккуб, отнимая у меня по кусочку от моей души каждый раз, когда мы с ней занимались сексом. Целуясь с теми девчонками на катке и встречаясь с женщинами сейчас, я не чувствую ничего. Я не могу испытывать любовь. Именно поэтому я предупредил, чтобы ты держалась от меня подальше. Во мне не осталось способности любить.
Флора начала покрывать поцелуями глаза, щеки, подбородок Алекса.
— Это не так. Я знаю, — шептала она, прижимаясь губами к его холодным губам.
Алекс сначала молчал, а затем вдруг из его груди вырвались рыдания, и он начал целовать Флору в ответ: жадно, так, словно тонул, а она была глотком свежего воздуха. Они крепко сжимали друг друга в объятиях, и Флора уже не могла точно сказать, кто кого спасает: она Алекса, или он ее. Да и какая разница!
Алекс сразу почувствовал, что Флора проснулась. Она не пошевелилась, не заговорила, но он понял: она уже не спит. Всю ночь он смотрел на нее, охраняя ее сон, словно верный рыцарь. А теперь ее медленное глубокое дыхание участилось, тело напряглось. Наверное, она сейчас думает о том, что случится с ними при свете дня, что принесет им реальность после ночи страстных ласк, откровений, излияний чувств.
Алексу тоже хотелось бы это знать. Он понимал, как должен поступить, но как же хотелось, чтобы все было по-другому!
— Будешь допивать теплое шампанское или сварить тебе кофе?
— М-м-м… — Флора села в постели, откинула с лица длинные кудри, потерла глаза, словно маленькая девочка и удивленно взглянула на Алекса. Тот уже встал, привел себя в порядок. На нем были его футболка и штаны от спортивного костюма. — Про шампанское — ты это всерьез?
— Жалко его выбрасывать, — поддразнил Алекс, стараясь говорить беззаботным тоном. — Да нет. Шучу, конечно. Вот если бы оно было холодным — тогда другое дело. В холодильнике есть яйца. Мы можем приготовить яичницу, или хочешь вернуться в отель? Время еще есть — я позвонил твоему инструктору и сказал, что ваше занятие сегодня будет чуть позже.
— Чуть позже? — Флора откинулась на подушки. — А я планировала провести весь день в спа-салоне. Ночью я почти не спала… — Она запнулась и залилась румянцем.
— Не забудь, что нам еще предстоит спуск к отелю.
— А мы не можем остаться в этом коттедже навсегда? — В голосе Флоры прозвучали печальные нотки.
Грудь Алекса сдавило от внезапного желания и в самом деле провести тут с Флорой всю жизнь — лишь он и она, да еще огромная кровать и запас шампанского, а реальный мир — где-то там, далеко от них.
Он вздохнул, отгоняя соблазнительные мысли, и возразил:
— А что же мы будем делать, когда закончится еда? Охотиться на белок и готовить их в печи?
— Белками не наешься.
— Тогда нам лучше вернуться в настоящую жизнь. Извини.
Флора протянула к нему руку. Алекс ощутил порыв сделать вид, что не заметил этого, но его влекло к Флоре — больше он был не в силах отвергать ее. Он медленно подошел к кровати и сел на край.
— Значит, мы теперь делаем вид, что ничего не было. — Флора произнесла это без вопросительной интонации, но было ясно: она ждет ответа Алекса. Неужели она надеется, что он изменит свои изначальные намерения?
— Так лучше всего, правда? Не нужно все усложнять.
Ему достаточно лишь протянуть руку и коснуться Флоры. Их разделяют считаные дюймы смятой белой простыни. Но с таким же успехом это могли бы быть метры, мили, океаны. Что, если простое прикосновение Флора расценит как поощрение, как объяснение в любви?
Он не станет этого делать. Не имеет права. Если он позволит тлеющему в сердце Флоры чувству разгореться в яркий костер — все пропало.
В голове снова зазвучали слова отца: «Ты пачкаешь в грязи все, к чему прикасаешься. Ты мне отвратителен!»
Алекс понимал, что если потеряет Флору, то не перенесет этого.
Она ласково дотронулась до его руки:
— О чем ты задумался?
— Я не хочу, чтобы ты меня возненавидела.
Глаза Флоры сверкнули.
— Я никогда бы не смогла возненавидеть тебя, — вскинулась она. — Да и с чего? Из-за того, что между нами произошло? Ты же ясно дал понять, что речь идет лишь об одной ночи. Не превращай все в мелодраму. Это был всего лишь секс. — Но она произнесла это, отведя взгляд, и уточнила: — Хороший секс. Но я не собираюсь уйти в монастырь из-за того, что мы больше не повторим этот опыт.
Хотя ее слова, казалось, должны были успокоить Алекса, этого почему-то не случилось. Разве не их он хотел услышать? Ему нужно лишь сварить кофе для Флоры и проводить ее до отеля — больше она ничего от него не ждет. Нужно отпустить ее к кому-то более достойному. А он? Что будет с ним? Ну, может, станет чуть мудрее выбирать себе подруг и не так часто, как прежде.
От этих мыслей что-то сжалось в груди.
Флора села в постели, придерживая у груди простыню.
— Нам ведь нужно как-то изображать пару до конца этой недели. Что ты собираешься делать? Заявишь Камилле, что мы поссорились, и вернешься в свою комнату? Я хочу сказать… Ты же не собираешься провести оставшиеся три ночи на том диване? А если…
— Что? — Пульс Алекса застучал чаще.
— В конце концов, мы ведь как бы влюбленная пара…
— Флора!
Она торопливо добавила:
— Те же правила: никаких ожиданий, никаких обязательств. Что случилось в Инсбруке, тут и останется. Ну серьезно, ты не можешь спать на диване. Мы ведь не хотим, чтобы Камилла что-то заподозрила. А если ты и я будем соблюдать наши правила, ничего плохого не случится.
— Ведь мы в канун Рождества отправимся в дом твоих родителей. Разве они не догадаются?
— Как? Мы же пообещали друг другу: ничто не разрушит нашу дружбу. Да и к тому моменту, когда мы покинем Инсбрук, наши новые отношения окончатся. Может, ты и прав: если бы между нами возник роман, когда мы были подростками, он бы навсегда нас рассорил. Но теперь мы стали старше и мудрее. Я считаю, что мы задолжали себе самим несколько дней сумасшедшей страсти.
Это звучало убедительно, если, конечно, не вдумываться.
— Да, наверное. Мы можем окунуться в нее с головой либо сейчас, либо когда окажемся в доме престарелых.
— К тому времени, когда станем стариками, мы уже будем в браке с другими людьми. Кроме того, я пока еще в рассвете сил и зубы у меня не искусственные. Да и ты к пенсии уже не будешь таким пылким любовником.
У Алекса пересохло во рту. Понимает ли Флора, что предлагает? Короткую бурную связь без обязательств? Он недостоин такого. Он недостоин этой женщины. Но отказаться нет сил.
— Семь бед — один ответ.
Флора ослепительно улыбнулась:
— Ты говоришь такие романтические вещи. Теперь я понимаю, почему женщины тебя так любят. Что мы должны успеть до того, как покинем коттедж?
— У нас есть примерно час на то, чтобы ты поела, приняла душ и переоделась перед свиданием со своим удалым лыжным инструктором. А почему ты спросила?
— Ну… — Флора немного приспустила простыню с груди. — Я подумала: может, нам скрепить наш новый договор поцелуем?
