Глава 8
Дался ей этот темноволосый незнакомец. Далась ей чертова записка из найденной в библиотеке книги.
Забыть бы, перестать бы думать о них, вот только не выходило. И записку, и «Бога Смерти» объединяло нечто общее тайна; и Алькино любопытство не унималось. А еще казалось, что присутствовала между этими вещами невидимая связь. Какая? Пока нет ответа, но он, возможно, появится.
Куда подевалась машина?
И это в чистом-то поле?
Почему кто-то зашифровал на листке неведомые координаты и подписал: «Третий»? Не на тот ли самый «Третий» через несанкционированный для прохода коридор уехал длинноволосый брюнет? Не сойдутся ли точки на карте и на бумажке, не окажется ли, что местоположение их общее? Шанс маленький, но он есть.
Дура. Она, наверное, просто романтично настроенная после прочтения нескольких приключенческих романов дура. А, ну и ладно! Зато благодаря загадкам присутствовало в жизни что-то интересное, интригующее, а наличие интереса и вспыхнувшую в собственной груди искру Алька ценила.
Перед тем как вернуться домой, она заехала в библиотеку и попросила бесценный словарь на руки тетка-библиотекарша, к тому времени уже собравшаяся домой, неприязненно поджала губы.
— Такие книги с собой не даем.
— Пожалуйста, мне только на день.
Библиотекарша бы не дала, но она знала Алесту уже давно та посещала тихие залы почти ежедневно (не то, что некоторые
— лентяи и бездельники, необразованный народ!),
— и потому смилостивилась.
— Только на день. Под личную ответственность.
— Спасибо, спасибо, я все верну!
И теперь этот самый словарь ветхий, с надписью «Иуррейская письменность» — лежал в ее комнате поверх подушки. А с желтых хрупких страниц, помахивая мятым углом в такт вращению лопастей вентилятора, гоняющего по комнате теплый воздух, загадочно смотрела оставленная неведомым искателем приключений записка.
Осталось два символа две координаты. А еще ключ из восьми цифр наверное, код, который нужно ввести на входе, так ей думалось. Никакой уверенности, просто догадка.
Палочка, а рядом кружочек это номер шесть.
Семерка обозначалась странной загогулиной с точкой сверху, а вот следующего значка Алеста до сих пор не встречала пришлось опять листать книгу.
Кем были эти самые «иуррейцы», где жили и в каком году, она найти не смогла ни слова, ни полслова (да и не сильно старалась). Но письменность создали, и, значит, где-то когда-то существовали. Бог с ними.
Незнакомый знак оказался девяткой, дальше шел двойной апостроф во всех знакомых ей языках «долгота». Затем восемь, затем два.
К полуночи она расшифровала все послание пропустила ужин, пропустила, запершись в комнате, приход Хлои, и, лишь когда тихо пикнули, показав цифру «00:00», прикроватные часы, подняла голову и почти что слепо посмотрела в окно — черное небо, далекие облака, ночь.
Ей бы поесть. И ноутбук.
Поесть не срочно, а вот ноутбук срочно. Или наоборот. Но в битве желаний голодного желудка и логики, победил рациональный мозг сначала ноутбук.
— Хло, ты спишь?
Чужая спальня почему-то казалась неуютной. Темной, мятой и слишком душной.
«Поставила бы тоже вентилятор, ведь не продувается же» Из-под простыни не донеслось ни звука только ровное сопение; чужой ноутбук стоял на столе.
— Хло, я возьму твой ноутбук? Хло Мне ненадолго.
Возня на кровати, недовольный стон чего, мол, разбудила? «Надо было купить свой. Ведь давно хотела», — попрошайничать было обидно.
— Хло, компьютер твой возьму? Эй, проснись.
Простынь сдвинулась, показалась взлохмаченная голова неестественно черная на белом. Остатки красной помады светились даже в темноте как она умудряется ее не съесть за день? Или красит губы на ночь?
— Алька, ты?…
— Да. Ноутбук дай.
— Блин, свой надо иметь, — хрипло раздалось в ответ. Тебе чего, в чат? Познакомилась, что ли, с кем?
Алеста почти обиделась. Почти. Но перед глазами стояли расшифрованные и записанные в блокноте координаты, и полноценная обида, как ни старалась, улечься в груди не смогла.
— Ты к Тиму хочешь или не хочешь?
Соседка моментально проснулась, распахнула черные глаза, даже приподнялась.
— А, так ты для этого? Чего сразу не сказала? Бери. Цифры сошлись.
Все.
Не точно, но почти все координаты коридора и неведомая, не указанная на карте дорога находились примерно в одном и том же месте.
Сошлись.
Он уехал именно по ней по той самой гравийке, ширина и долгота которой совпадала с зашифрованными в записке данными. Не может быть.
На секунду подобное совпадение показалось Алесте недобрым знаком, почти зловещим и почему-то неправильным; екнуло от нехорошего предчувствия сердце.
Хотя Чего она напугалась? Ведь могла бы сегодня не ходить в кафе с Янушем, не увидеть черную машину и ее водителя, не начать преследование и никогда не узнать о наличии загадочной параллели между двумя не менее загадочными фактами. А, может, коридор только один? Тот самый, который ведет на Третий? Может, он вполне законный (просто граждане без права на переход его не видят), и именно поэтому незнакомец вместе с машиной исчез именно там?
Вот только когда он успел выйти наружу? Когда набрал код? И на какой двери, если никакой преграды она не заметила? Может, у него стоял дистанционный пульт в машине?
В новых технологиях этого мира Алеста разобралась еще не до конца, но уже научилась полагать невозможное возможным. Потому что, как она заметила, многие вещи были помечены галочкой «невозможно» лишь в ее голове, а наяву, между прочим, работали, и еще как.
Может, завтра ей сходить с Хлоей туда, к коридору? Не передавать подруге бесценный листок из блокнота, не учить, как проехать, а составить компанию? Ведь можно же просто посмотреть, просто понять, как все устроено?
Тайна. Манящая точка в пространстве. И, кажется, скоро Аля уже что-то поймет об этом загадочном мире, о том, как он устроен, о его скрытой от посторонних глаз части это ли не здорово?
Вот завтра обрадуется Хлоя! И ведь соберется быстро, даже не позавтракает, запросто отложит все дела и сорвется с места. Они обе, похоже, сорвутся «А как же работа?»
Так ведь они ненадолго это ее соседка пойдет туда «насовсем», а Алька только посмотрит, всего-то одним глазком. Потому что не успокоится, пока не узнает, что это за место такое «80'128'79.2», потому что не сможет спать, если не поймет, где вводится ключ, потому что Любопытство. Оно однажды ее погубит.
На душе скребли кошки, на душе неспокойно. А за окном ни ветерка, ни прохлады, ни шелеста застывшей в ночи листвы. Нужно как-то заснуть.
* * *
Раньше люди были сильнее, их нервы крепче, а принципы устойчивее. Раньше была тяга к жизни, несгибаемая воля, желание бороться, несмотря на препятствия. А сейчас?
С каких пор ему приходится мотаться на Второй (на Второй!), чтобы избавить бедолагу по имени Джек Лингли от жизненного бремени, которое из-за увольнения с работы стало тяготить того слишком сильно? Ему сказали: «вали отсюда»? Свободен? А он сразу же решил, что дальнейшая судьба никогда не засияет радужными красками?
Идиот. Слабак. И хорошо, что ушел, потому что сколько таких вот «нет» стоит на пути к любой цели? Десятки, сотни? А этот спекся от одного-единственного туда ему и дорога. Ладно бы из-за разбитого сердца, хоть как-то можно понять. Баал ругался всю дорогу до дома.
А еще это такси Какого ляда оно следовало за ним почти до самого служебного квадрата? Кто в нем сидел какая-то девчонка? Вероятно, спутала его со своим дружком, попросила водилу «догнать». Мда.
Нет, он не убегал, просто фыркал, глядя в зеркало знали бы, кого они пытаются догнать. Его, Баала, люди хотели видеть в последнюю очередь.
Дурацкий день, не проблемный, но тяжелый.
А дома ждал чемодан с оружием, которое нужно было почистить: пистолеты, ножи, два короткоствольных автомата. Хорошо бы еще протереть меч
Когда Регносцирос налил чашку крепкого кофе, разложил чемодан и чистящие средства на столе, воздух в комнате позади дивана зазвенел он знал этот звон. Так в его дом приходил только один гость телепортер отряда специального назначения — Бернарда Дамиен-Ферно, дама Великого и Ужасного Начальника. А заодно и его друг.
Да, вот так странно, но лишь к присутствию всего одной женщины Баал относился толерантно и даже с некоторой долей радости к ее, Бернарды.
— Заходи, — бросил он, не оборачиваясь, — садись. Кофе на кухне и горячий, если хочешь. Кто-то бы решил, что с ней он «душка» — как бы не так. Просто помнил и ценил ту помощь, которую эта девчонка однажды ему оказала, избавив от многодневной душевной боли (*подробности описаны в книге «Игра Реальностей. Дрейк» — прим. автора).
— Привет. Не занят?
— Для тебя нет. Для всех остальных да.
Она смешливо фыркнула из-за дивана и сразу направилась прочь из комнаты. Вернулась уже с чашкой кофе, подвинула чемодан в сторону, выставила на стол печенье.
Удивительно, но он был ей рад.
Динка. Девчонка из другого мира с ней он мог поговорить. Не потому что умная, не потому что питал какие-то чувства, помимо дружеских, просто она слушала и умела слышать. А это редкость.
— Как живется?
Он взглянул на нее коротко. Все, как обычно: русая челка набок, серо-синие веселые глаза, чуть задумчивый вид. Одета легко, по-летнему значит, из дома, не из других миров. А то бывало всякое придет, на плечах куртка не по погоде, и даже пахнет иначе.
— Нормально. Дрейк скоро собирается уезжать в какую-то командировку. Нагрузил нас с Тайрой заданиями, лекции читает, нудит.
— Значит, командировка серьезная. Дрейк не нудит понапрасну.
— Знаю.
Они помолчали. Он разбирал пистолет, она прихлебывала кофе, смотрела в сторону незажженного камина, думала о своем.
Затем встрепенулась: — А у тебя как все «провожаешь»?
— А то.
Как будто было еще кому. Динка была единственной, помимо Дрейка, кто, кажется, всерьез уважал его профессию. Наверное, потому что понимала сложность процессов, потому что сама занималась подобным работала с материей. А душа материя тонкая, тоньше некуда.
В комнате снова повисла тишина. Иногда Баал не знал, зачем она приходила, но никогда не задавал дурацких вопросов пришла, значит, захотела с ним посидеть. Принесла тему для разговоров, значит, вывалит, а нет — так просто помолчит он не против. Даром, что женщина, зато собеседник хороший. И Ди, наверное, единственная, кто по-настоящему умеет любить ему делалось в ее компании теплее.
Правда, в этом Баал не признался бы и под пытками.
Судя по затянувшейся тишине, особенных тем для разговоров гостья в этот раз не приберегла.
Баал внутренне расслабился. Иногда он напрягался, когда думал, что у него могут спросить умного совета, а он подведет, не найдется с ответом. Глупый страх, беспочвенный.
— Слушай, ты слышал про эти будки «Вторая половина»?
— А кто про них не слышал? По-моему, половина населения городов в них уже побывали.
— Не скажи, некоторые боятся.
— Может, не боятся, а уверены в собственном выборе?
— Может, и так.
Паста для чистки выдавилась на тряпочку ровным червячком; руки принялись привычно втирать ее в длинное, покрытое пятнами лезвие.
Динка улыбалась. Ей одной, как он понял, было комфортно в его компании и отделанном в темных тонах жилище хватало внутреннего света.
— А на днях туда сходила Клэр. Захотела убедиться, что Антонио ее судьба.
— Зачем? Сама себе не верила? Или ему?
— Нет. Наверное, просто захотела увидеть, что все так, как она считает, что все правильно.
— Значит, сомневалась.
— Нет, бывает, людям просто приятно увидеть подтверждение.
— Не знаю. Может быть. Убедилась?
— Да. Экран высветил шеф-повара Рена, после чего она, счастливая, пошла в магазин кухонных товаров и принадлежностей, купила самый дорогой белый колпак и расшила его изображениями пирожных.
— Идиотизм.
— Да не идиотизм, а романтика.
— Любовь делает людей дураками.
— И это ли не здорово? Что можно, наконец, скинуть эту серьезную маску с лица, расслабиться, дать волю чувствам и побыть раскрепощенным?
— Главное, не заигрываться.
— Главное, не бояться заигрываться.
Как обычно. Они стояли по разные стороны одной и той же темы, но не злились друг на друга просто спорили.
— Знаешь, — Дина дотянулась до пачки с печеньем, взяла один из кругалей, утыканный шоколадной крошкой, и откинулась в кресле, — мы слишком часто пребываем в серьезности. В ненужной серьезности. Ходим с этим лицом, думаем с ним, верим, что кажемся умнее и неуязвимей.
— А на деле?
— Да ну бы его нафиг это лицо. Правильно говорил Мюнхгаузен: «Все глупости на земле совершаются именно с этим выражением лица»
— Это кто философ?
— Почти.
Регносцирос промолчал, но мысленно согласился с неизвестным ему мыслителем люди часто слишком серьезны и принимают все близко к сердцу. Потому что строят долгосрочные планы, потому что не осознают собственную смертность только некоторые и в теории, — потому что копят богатство, которое не смогут забрать с собой. Ни монеты, ни слитка, ни куска стены от квартиры, в которой живут.
— Я знаешь, о чем подумала?
— М-м-м?
Тикали часы; меч стал почти как новый сталь под тряпочкой блестела, отливала в тусклом комнатном свете желтым и коричневым.
— Хочу взять отпечатки пальцев одного знакомого и отнести их в будку.
— В какую из?
— Ну, в ту самую по поиску второй половины.
— Хочешь взять их без его разрешения?
— Да. И посмотреть, есть ли кто-то на свете для него?
— И, даже если есть, дальше что? Займешься сводничеством?
— Думаешь, это плохо? Ведь Дрейк часто вмешивается в судьбы, и он не всегда не прав.
Баал хотел сказать, что Дрейк всегда прав, но на то он и Дрейк, чтобы знать, куда вмешиваться, а куда нет. Однако тактично промолчал вдруг Ди обидится?
— Ты, конечно, можешь, так сделать, — он отложил меч и принялся за пистолет притянул чемодан, достал из него Кольт, принялся разбирать, — вот только в случае вмешательства ты примешь ответственность за течение его судьбы на себя.
— Но ведь мы каждый день вмешиваемся в чью-то судьбу?
— Неосознанно.
— Большая разница?
— Ты и сама знаешь.
Дина отвернулась, вздохнула. Иногда она бывала «девчонкой-девчонкой», как он ее про себя называл. И не смотрите, что дама, не смотрите, что статус высокий, не смотрите на умения. Девчонка. С вечно добрыми желаниями, сияющими радугой идеями, верой в хорошее.
— Почему ты не хочешь попросить Дрейка? Или спросить его совета?
— Не в случае с этим человеком он откажет.
— Да что же это за человек такой? Я его знаю?
— Знаешь. И если назову имя, откажешься говорить со мной тоже.
— Заинтриговала. И что, собираешься втихаря ему найти вторую половину?
— Думаю об этом.
— Я тебя предупредил.
— Я тебя услышала, она помолчала. Какое-то время смотрела в свою кружку, потом на чемодан, на пистолет в его руках. Затем спросила как-то по-детски, беззащитно.
Скажи, а ответственность за чужую судьбу это сложно? Регносцирос временно отложил оружие, потер глаза. Все-таки она пришла за советом, за глубоким неоднозначным советом. Вздохнул. Долго думал, прежде чем открыть рот:
— Ты ведь сама сказала, что мы во что-то вмешиваемся каждый день, так?
— Да. А ты сказал «неосознанно».
— Вот так и тут. Даже если ты будешь думать, что делаешь это осознанно, не уверен, что ты действительно будешь осознавать, какие процессы запустишь.
— Значит, мне удастся избежать «кармы»?
По ее лицу растеклась хитрая улыбка.
— «Кармы» никому не удается избежать. Просто с глупого и спрашивают меньше, чем с умного, а ты, если возьмешься за это, будешь глупой.
— Значит, можно?
Она улыбалась так искренне, так широко, что Баал смутился и пожал плечами.
— Это твое решение.
Бернарда шумно втянула воздух, кивнула в ответ каким-то своим мыслям и принялась жевать печенье.
Тьфу. Лучше за нож, безопаснее, потому что, кажется, он только что подписал кому-то «любовный приговор».
* * *
Вообще- то обычно она говорила мало, все больше молчала, а тут, как прорвало шла и тараторила все, что шло на ум. Волновалась, нервничала лишь бы не молчать.
— Я ведь не знаю, что там А, может, и не найдем? Может, это шутка какая была в записке? Может, там заслон, стена, и должна быть дверь Куда-то ведь код вводить надо, а я не видела никакой двери. И стены не видела. И вообще
— Аль.
На этот раз молчала Хлоя. И только изредка, чтобы прервать никчемное словесное излияние, повторяла короткое, чуть укоризненное «Аль». И умолкала вновь.
До поля они добирались почти два часа. А все, потому что на перекладных, на странных незнакомых маршрутах, потому что на такси нельзя какой адрес назовешь водителю, если адреса не существует? Да и опасно, наверное. Вот и слонялись от остановки к остановке то на транспорте, то пешком, постоянно сверялись с мятой картой, на которой Алеста сделала пометки. К тому самому повороту, за которым начиналась прямая, «слизнувшая» накануне черный автомобиль, добрались, когда закат почти догорел еще минут пятнадцать, и на горизонте погаснет последний всполох, стемнеет.
Вокруг густо пахло листвой и почвой; кукуруза стояла себе, нетронутая, изредка шевелила листьями, шуршала стеблями; жаркий день превратился в такой же жаркий безветренный вечер. Душно.
Про встреченного вчера незнакомца и про свой интерес в этой истории Алеста упоминать не стала ни к чему. Пусть Хлоя думает, что соседка вызвалась помогать по доброте душевной. Или по глупости. Да ей, наверное, и не до того размышляет, как там Тим, что сказать при встрече, как себя повести, как объяснить скорое появление на Третьем. Мозги у подруги работали так натужно, что Але мерещился их скрип; хрустела под ногами щебенка.
— Долго еще?
Они продолжали шагать по той самой «прямой».
— Я не знаю.
Хлоя вырядилась, как на парад при прическе, при макияже, на высоких каблуках, с объемным рюкзаком, куда сложила свои лучшие вещи сразу видно, собралась не на день, не на два жить.
«А если она вообще его не найдет, Тима?»
Тратить время на мысли о том, через какие душевные терзания пройдет в этом случае почти уже бывшая «соседка», не хотелось хватало собственной нервозности.
Где же эта стена? Где дверь? Где-то здесь ведь должен находиться коридор как он может выглядеть? И как они найдут его, если совсем стемнеет? А впереди только дорога, по бокам поля, и все такое пасторальное, обычное, мирное, без необычностей.
Еще десять метров вперед, еще сто, еще двести; а сумерки все гуще.
А что, если они вообще его не найдут тайный ход? Наверное, Хлоя напьется с горя, наверное, будет ходить кругами и донимать Алесту упреками и видом смазанного от слез макияжа, мол, я тебе верила, а ты!
Плохо быть авантюристом, когда ни ума, ни точных данных, одни лишь предположения и совершенно ненаучный интерес. А ведь она так и не прояснила вопрос о том, что случается с теми, кто совершает Переход без разрешения хотела почитать об этом в местной Конституции, но сходу не нашла таковой и время на более глубокие поиски не выкроила зря.
Ладно. Она ведь только посмотрит, ведь не собирается же на Третий «переезжать»? Ну, может, сходит туда раз или два, погуляет по незнакомым улицам и вернется. Будет жить в квартирке одна и знать, что у нее за пазухой имеется тайна не какая-то примитивная, а самая что ни на есть настоящая. И эта мысль будет греть ее одинокими вечерами, когда вокруг тихо, когда стучит по кленовым кронам дождь. А всколыхнется любопытство, так и позволит себе сходить на запретную территорию еще разок-другой. Кто знает, вдруг встретит того черноволосого?
«А Януш, наверное, обиделся…».
Может, где-то нужно свернуть в листву? Может, мы давно пропустили нужный поворот? Но ведь вокруг ни примятых шинами стеблей, ни просеки.
Отрывочные мысли и ответы без вопросов так и слоились бы в голове, как коржи блинного торта, если бы в этот момент не случилось странного шагающая чуть впереди с опущенной головой Хлоя вдруг ойкнула, зашипела от боли, резко остановилась и принялась тереть лоб.
— Я обо что-то ударилась. Прямо башкой, блин!
Алеста мысленно возликовала; взволнованно заколотилось сердце это оно!
Вперед она двигалась медленно шаг, другой, третий. А, миновав подругу, наткнулась вытянутой рукой на то, что искала, на упругую и совершенно невидимую глазам преграду.
Они добрались до стены.
А она ведь знала знала. Каким-то образом чувствовала, что все правда. Что Комиссия те еще жуки, что их технологии такое позволяют создать невидимый барьер, а в нем дверь.
Дверь.
Где же она?
Алеста водила перед собой ладонями стена по всему периметру ощущалась одинаковой и вперед не пускала: глазами смотришь прозрачная поверхность, а попытаешься протолкнуться, так и мягко спружинит. Мда, задачка.
— Аль Аль!
— Что?
— Смотри!
— Куда? Я дверь ищу, темнеет уже. Если не найдем.
— Да вот же она! — оказывается, Хлоя, пока Алька тыкалась, как слепой котенок, в преграду, отошла на несколько шагов назад и теперь взирала на барьер чуть издали. — Когда ты касаешься, она светится.
— Где именно?
— Да вся светится. Это все и есть дверь.
— Думаешь?
Хлоя оказалась права. Они поменялись местами, и теперь Алеста своими глазами сумела различить в сумерках очевидное при касаниях свечение.
— Точно. Это все она. Но куда вводить код?
Приделанная к столбику сенсорная панель отыскалась несколько мгновений спустя в кукурузе, скрытая листьями: девять кнопок, решетка, линия и звездочка мелкий пульт управления. «И когда Бог Смерти успел выйти из машины и ввести данные? — мелькнула быстрая без вопросительного подтекста мысль. — Да он не вводил в машине пульт, не иначе».
Вот почему автомобиль сразу пропал, не сворачивая, вот почему
— Ты скоро? Давай уже, столько шли, не могу больше ждать! Теперь волновалась и ерзала на месте Хлоя, а вот Алька та самая Алька, которая торопилась, нервничала и все куда-то спешила, — вдруг замедлилась, засомневалась.
— Слушай, я введу, и что ты, правда, пойдешь?
— Ну, конечно, пойду! Я же столько ждала!
— Не боишься? — Это ты у нас вечно чего-то боишься. — Лучше бы поблагодарила, — вдруг накатила какая-то детская безосновательная обида мол, я ведь столько для тебя сделала! — Может, не увидимся больше? А ты ни разу «спасибо» не сказала. Упрекнула и устыдилась. Хлоя ее когда-то из воды вытянула, жизнь спасла, место на Уровнях обеспечила.
— Аля, спасибо!
И в этом спасибо не было никакого «спасибо». А только «ну, пожалуйста, быстрее!».
Алька вздохнула.
Последовательность цифр она помнила наизусть. Вот только бы решить она сама-то туда пойдет? Наверное, нет. Или только чуть-чуть, если недалеко, чтобы посмотреть, где кончается сам коридор. Ведь не длинный?
Нажимаемые кнопки под пальцами засветились. Она касалась они зажигались, а после гасли.
Интересно, не ошибся ли тот человек, который писал записку? И кому он ее писал, для чего? Может, был в той тайный смысл и конкретный адресат, а она…
Мысль оборвалась, потому что Хлоя, которая все это время держалась (уже в полной темноте) за стену, вдруг хрипло произнесла:
— Ее нет. Исчезла.
— Что?
Во рту моментально пересохло; записочный «доброжелатель» не наврал код сработал.
— Стена исчезла путь свободен!
И подруга, несмотря на высокие каблуки, с радостным криком подпрыгнула и издала длинное «У-у-у-ух!»
Пульт теперь светился равномерно, будто ждал.
Интересно, у прохода есть срок «открытости»? Должен быть, ведь не навсегда.
— Ты идешь?
Налетел откуда-то прохладный ветерок, прошелся по верхушкам растений, как по океанским волнам, заколыхал посевы; Алька поежилась.
— Идешь или нет?
В голосе теперь уже точно бывшей соседки слышалось откровенное нетерпение.
— Иду. Наверное.
— Боишься?
— Не боюсь.
Алька врала.
Она боялась, и сильно.
* * *
Гул невидимых сирен взвился спустя двадцать шагов она считала. И только затем уже возник, будто из ниоткуда, шорох шин, машины, ослепительный свет прожекторов и они люди в серебристом.
Сердце теперь колотилось испуганно и вяло, будто уже сдалось, таким же вялым сделалось вдруг сознание и тело. Через проход было нельзя.
Нельзя.
Она знала, но интуицию не послушала.
Какая теперь разница?
Появлению Комиссии жмурящаяся от слепящего света лучей Алька почему-то почти не удивилась.
