Но боли нет.
Холодно. Страшно. Где-то рядом протяжно завывает ветер, медленно открываю глаза. Тускло сверкает, пройдя между рукой и телом, лезвие. Рукав распорот, металл холодит обнаженную кожу. Поднимаю глаза.
Он смотрит спокойно, без злости. Несколько секунд пытаюсь разгадать выражение черных, как ночь, глаз. Ветер колышет волосы, жила на шее больше не пульсирует. Он медленно вытаскивает меч и опускает руку.
«Кто ты? — Спрашиваю одними глазами. — Почему?»
Темноволосый демон раскрывает рот, из его горла вырывается хриплый резкий звук, но значение ускользает. Смертельный круг рассыпается, язычники разворачивают, чтобы уйти.
Пошатываясь, смотрю вслед широкой, обтянутой черным плащом, спине.
Пробираясь сквозь разбитые камни, жалобно и одиноко завывает ветер.
— Что ж ты пошла в Холодные Равнины? Нельзя ведь туда, дура… — Кряхтит бабка и намазывает на грудь едко пахнущую мазь. — Это его земли…
Морщинистые руки ловко достают новую порцию зелья, пальцы втирают его прямо в рану. Выгибаюсь дугой на старой деревянной кровати. От боли хочется захлебнуться криком.
— Терпи, девка. Кто ж виноват, что ты без головы уродилась? Равнины давно уже пристанище не для живых.
— Изольда, я видела… — Шепчу потрескавшимися губами.
— Кого? — Качает головой бабка.
— Его… Демона…
— После Демона нет живых, никто не уходит. Мужики, вон, и те… — Снова укоризненно качает головой, вздыхает, щурится. Порция мази касается порванной ноги. Охаю и сжимаю зубы.
«Как же больно…»
— Не найди я тебя, — скрипучий голос Изольды вплетается в треск поленьев. На плите закипает черный от копоти чан, — померла бы уже. Долго лежала, все камни кровью полила, себе ничего не оставила.
Перед глазами встают камни. Их острые края слишком близко к лицу. Лежу на земле, дрожащие пальцы перебирают пыль, беспомощно скользят по осколкам. Силы нет, только холод, проклятый холод… Смотрю сквозь чахлые травинки на далекие облака. Сердце замедляет ход, кровь вытекает и стынет, жизнь не хочет держаться за изуродованное тело, уходит.
Как ушел Демон, оставив меня лежать на равнине…
Поворачиваюсь к Изольде, та закончила врачевать мое тело и теперь стоит у печи, помешивает булькающую в чане жижу.