Глава 11
Следующее монастырское утро для нас началось не с молитвы, что само по себе не могло не радовать, а с процесса ритуального омовения, вполне сносного, состоящего из крупяного омлета завтрака и… с выметания двора.
Да- да. Именно так, как это принято в армейском негласном кодексе, нам как самым «новеньким и младшеньким» выдали по метле, совку для уборки мусора и по кривобокому старому жестяному ведру, в котором сор полагалось доставлять к вырытому у высокой стены рву. Не самая плохая задача для тех, кто под лучами утреннего солнца любит побаловаться физической активностью, а так же для тех, кто в перерывах от основной деятельности, силится выведать важные и чрезвычайно полезные для себя сведения.
Последнее нам удалось почти случайно.
Дворцовый двор, помимо нас, находясь на удалении друг от друга, мели еще четыре девушки — не то подобные нам «новенькие», не то наказанные за что-то «старенькие». А, может, здесь просто существовал стабильный уборочный график. В любом случае, невозможность пообщаться во время махания метлами и совками с лихвой компенсировалась возможностью посплетничать в те моменты, когда послушницы как бы случайно, улучив минутку для отдыха, встречались у рва.
Там- то, в очередной раз вынося в ведре пыль, мелкие глиняные камешки и кем-то рассыпанные по плитам обрывки цветных лент (в замке был праздник?), я и наткнулась на общающуюся со старшей коллегой «по метле» Тайру.
— Нет, что ты! — незнакомая мне тощая девчонка-послушница оказалась живой, звонкоголосой и даже, как ни странно, веселой. При ответе на ранее заданный вопрос, который я упустила, ее озорные черные глаза блестели под не менее черными и очень густыми бровями. — В зале Уахху вам не будут делать ничего страшного, только нанесут на руки защитные письмена Духа, попросят поклониться его изображению и поблагодарить за благостное к вам расположение. И все. А вот уже завтра состоится произнесение Великой клятвы, и тогда вам зададут вопрос, готовы ли вы отречься от мирских благ.
— Каких таких благ? От всех? — с любопытством спросила Тайра.
— А вас разве не предупреждали?
— Ну, нам сказали, что многие подробности мы узнаем уже на месте. В общем, основное держали в тайне.
— А-а-а, нет, не от всех, — тут же успокоилась наша новая знакомая, имени которой я не знала, и принялась цитировать заученную, видимо не единожды звучавшую в ее присутствии фразу, — вам предложат отказаться «от смягчающего дух тела излишнего комфорта, отказаться от затмевающих чистоту разума неверных и нечистых иллюзий, как то: бренные мечтания о материальном и желание посвятить себе дому и семье вместо служения Духу и Правителю». Вам прикажут изгнать из головы прежние воспоминания и заставят поклясться, что вы никогда не вернетесь к нечистой жизни, которую вели до входа на территорию Дома Молитвы. И в качестве доказательства верности вас попросят…
То, о чем нас попросят после пресловутой клятвы, которую нам предстояло бы принести настоятелям, изволь мы возжелать остаться на территории Дома Молитвы, я слушать не стала. Мне хватило нахлынувшего ужаса при мысли о том, что кто-то вот так просто, как стоящая перед нами послушница, уже отрекся от семьи, от мечтаний, от желания комфорта.
Нет, поверьте, не в комфорте дело — можно быть счастливым и в палатке на поролоновом коврике, но вот так просто отказаться от того, кого любишь? От Дрейка, например? От желания быть свободным в угоду некому плешивому Правителю? Да пусть даже волосатому…
Нет уж, увольте. Письмена на руках мы еще как-нибудь перетерпим — благо, Тайра уже поделилась со мной соображениями о том, как предотвратить их действие, не обидев при этом Духа, — а вот все остальное пусть падет на долю настоящих Лейи и Гири, если последние сами того захотят.
И ведь захотят. Наверное. Как и вот эта черноглазая и чернобровая особа, которая, вероятно, круглее ведра ничего не видела.
Грустно. И обидно.
Не стоит говорить, что остаток времени, в течение которого мы с Тайрой продолжали мести двор, прошел в гробовом молчании. Я с остервенением поглядывала на высокие башни дворца и с нежностью вспоминала своего ненаглядного Дрейка, а Тайра, судя по застывшей на лице полуулыбке, холила и лелеяла в голове мысли о Стивене.
Ну, и, может, еще Пирате.
*****
Люди хотят верить.
В силу, власть, банковские купюры или самоуправство. В собственную правоту, в логичность сделанных выводов, в важность той миссии, которую исполняют. Люди хотят верить в Бога, ангелов, демонов, в Библию или хотя бы в медитацию. Верить в то, что счастье существует, в то, что однажды случится чудо, или же в собственные силы — люди хотят во что-то верить, и порой не столь важно, во что именно.
Ведь одно уже наличие этой самой веры определяет стабильность жизненного уклада и отсутствие в нем необъяснимого. Случилась неприятность? Сие есть последствия зоркого глаза Кармы. Случилось хорошее? Наградил Бог, или же повернулась лицом госпожа Удача. Ведь главное, что при наличии веры все каким-то удобоваримым способом можно оправдать: вмешательством или невмешательством сверхъестественных сил, очередным подписанным насчет твоей судьбы указом Небесной Канцелярии, удачно пришедшей в собственную голову идеей.
И да, люди не просто хотят верить — люди так же не хотят сомневаться.
Ни в чем.
Потому что сомнения несут с собой терзания, потерю сил, рождение страха; увеличивают риск управляемости и чужого на тебя влияния, потому что сомнения рвут душу на части и заставляют терять гармонию.
И чтобы эту самую гармонию не потерять, чтобы не поддаваться больше разрушительному воздействия тревог, чтобы обрести хоть какое-то подобие веры, а вместе с ней и стабильности, люди отказываются от поиска знания в том виде, в котором оно дается свыше, ведь обретение его есть тяжкий труд.
Меня всегда удивляло то, с какой легкостью люди сдавали индивидуальные позиции в угоду бездумному, но уверенному существованию. Система есть благо, система есть знание, система есть все. Из года в год человечество было готово шествовать за иллюзорно правильным лидером, лишь бы обрести то самое крайне нужное состояние «за меня все ответы найдет кто-то другой», например, местный Дух Драккари — умоет, обогреет, защитит.
Почему он? Почему не сам?
Над всем этим я размышляла, пока мои руки тонкой кистью, измазанной в красно-коричневой краске, разрисовывала немолодая и неулыбчивая монашка.
Тайра сидела рядом. Ее глаза были закрыты, а губы неслышно проговаривали какие-то слова; над кистями подруги работала другая монашка.
В этом заведении не числились мужчины, только женщины.
Не оттого ли, что мужчины Архана и впрямь были немного умней? Или же умнее были все-таки женщины, спасаясь в Доме Молитвы от еще менее счастливой судьбы, нежели ждала бы их в семейном гнезде?
Неуважение, оскорбления, унижения, побои…
Что лучше — терпеть рядом чужого человека или предателя-себя?
Нет, не предателя. Те, кто сюда попал, не считают себя предателями — они верят в правую идею, в верный выбор, в указавшее им путь Провидение. Иногда вера есть не что иное, как банальная и, что еще хуже, добровольная промывка мозгов, после которой окончательно исчезают сомнения, и в душе, наконец, воцаряется вожделенный мир и покой.
Черные глаза, пожелтевшие вокруг радужки белки, морщинистые веки, забывшие улыбку губы. Это и есть он — правильный выбор? Или же я вижу лишь бренное тело, натянутое на нечто ценное и чистое, зовущееся человеческим духом?
«Брось, Дина, брось. Попытки понять чужую душу всегда заканчивались одним и тем же — в лучшем случае непониманием, в худшем — войной. Так было во всех мирах. Так будет и здесь».
Я попробовала отвлечься.
Действительно, все не важно. Через час мы выйдем через центральные ворота на площадь и до поры до времени оставим территорию замка позади. А после вернемся, но уже не сюда, а в библиотеку.
Только бы все удалось нашему пушистому и желтоглазому приятелю Иву. Только бы он поскорее вернулся.
*****
Мы снова были свободны.
Шумел вокруг многоликий Оасус, плескала в фонтане прогретая солнцем вода, топтали цветастую площадь сотни больших и маленьких подошв.
На нас красовались новые тулу — бордовая и нежно-фиолетовая — одежды дорогие, но не принадлежащие сословию; благо, в большом городе на принадлежность обращали мало внимания — не Руур. Голубые балахоны послушниц вот уже полчаса как пылились в ближайшей урне.
Жарко, но терпимо пекло макушки солнце, болтался на поясе тяжелый кошель, приближался обещающий надолго растянуться в праздной прогулке теплый розоватый вечер.
Мы с Тайрой ели, пили, грызли орешки, лениво надкусывали бесплатные пробники-сладости — их ввиду нашего дорогого одеяния смуглые и прыткие мальчишки предлагали во всем изобилии и ассортименте, — глазели на искусно вышитые картины, щупали полированные, состоящие из полудрагоценных камней бусы, унизывали собственные пальцы бесполезными, но красивыми на вид серебряными кольцами.
Можно сказать, мы бесполезно тратили время и деньги, и так оно в какой-то мере и было — на текущий момент у нас с избытком хватало и того, и другого. Мы ленились, мы болтались по улицам, улочкам и лавкам, мы ждали смешарика.
Наверное, то были самые бесполезно проведенные часы нашего путешествия, и этот день по большей части запомнился нам лишь одним — концертом, который вечером дал на дворцовой площади Правитель. Пока солнце закатывалось за башни, рабочие ладно мастерили у великой стены сцену — носили из подворотен плоские камни-кирпичи, выкладывали на них полированные и доступные здесь доски, крыли балки заранее подготовленными драпировками и украшали все искусственными белыми цветами.
А после, до самого заката являли миру свои таланты певцы, танцовщицы, театральные труппы и даже местные комики.
Пестрела праздничными одеждами толпа, океан из множества голов смотрел в направлении сцены, повсюду можно было увидеть распахнутые рты и восхищенные глаза — дань благодарности Правителю за зрелище для простого народа.
Сновали средь множества тел и воры — разошлись, расшалились, забурлили алчностью и возбуждением, — и потому за кошель, который попеременно носили мы с Тайрой, я держалась крепко. Со смешариком-то спокойнее, но пока сами.
Утомились мы часам к десяти вечера и площадь покинули в тот момент, когда невысокий безусый мужчина в белом тюрбане как раз дочитывал с помоста заключительный стих.
Неторопливо вернулись на постоялый двор, от ужина ввиду сытости отказались, свечи в комнате жечь не стали, а сразу же нырнули по кроватям.
День был длинным и хлопотным. Хотелось спать.
Ив вернулся ночью.
Дверь при его появлении не скрипнула, пыль на полу не зашуршала, занавески не колыхнулись, но я почувствовала его присутствие. Все еще сонная, продрала глаза, уселась на кровати, потрясла головой, бросила взгляд в окно. Фонарь Ирсы светил ярко и стоял высоко — значит, на дворе около четырех утра.
— Ив, все хорошо?
— Дя.
Напряжение последних суток схлынуло — он вернулся, не попался, остался цел — это главное.
— Все прошло хорошо?
— Дя. Ди…
— Да?
От нашего шепота проснулась Тайра. Так же, как и я, тут же сбросила с себя одеяло и сон — она это умела куда лучше, — потерла пальцами переносицу и тоже посмотрела в окно — убедилась, что Ирса высоко.
— Ив? Ты вернулся?
— Улся.
— Говорит, что все прошло хорошо.
— Ди… — вновь послышалось в темноте, и я перевела взгляд на фурию, которая за последнюю минуту дважды произнесла мое имя; поблескивали в темноте золотистые глаза. Оасус, в отличие от Руура, не засыпал даже ночью — изредка переговаривался пьяными и веселыми голосами, кряхтел, покашливал, першил шорохом подошв одиноких прохожих. Вот и теперь за окнами прошлепали чьи-то непостоянные шаги. — Что?
— Ачу. По-азать.
— Хочешь показать что? Библиотеку? Давай уже утром, ладно? Там и над планом подумаем…
— Неть.
— Почему нет?
— Ни литеку.
Не библиотеку? А что тогда? Что бы там ни было, но стоило напряжению спасть, как снова захотелось спать.
— Малыш, давай до утра…
— Неть.
Я впервые видела Ива таким настойчивым. Пришлось временно забыть о продолжении сна, еще раз протереть глаза и сосредоточиться.
— Показывай.
— Мотли.
И мы стали смотреть. На то, как над головой смешарика возникает светящаяся сфера, на то, как в ней медленно проявляется картинка, как уплотняются и обретают четкость объекты. И не книги, как нами ожидалось увидеть, а огромный полутемный зал (ведь это не библиотека?), невысокий полукруглый постамент в центре него, а на постаменте светящийся шар. Обретшее максимальную четкость изображение сфокусировалось именно на нем — на шаре. Белом, относительно обычном на вид, слабо светящимся на фоне темных стен.
— Что это?
— Талл.
Кристалл?
— И что?
— Бери.
Секунду или две я молчала, пытаясь интерпретировать сказанное смешариком слово. Он только что сказал «забери»? Или нет. Не мог он сказать «забери», наверное, он имел в виду что-то другое…
— Что?
Я казалась себе непроснувшейся и глупой, а потому молчала — ждала ответа. Его ждала и притихшая Тайра.
— Бери кри-талл.
— Забери кристалл?! Я тебя правильно поняла?
— Дя.
— Но… Зачем нам кристалл, Ив? Для чего? Он чужой вообще-то… как так просто «забери»?
— Бери. Ля на. С.
— Для вас? — сонливость тут же отступила. — Для вас — это для кого?
— Фу-рий.
Для фурий? Невероятно. Я сидела на кровати в темной комнате далекого мира, и происходящее казалось мне невероятным. Почему? Нет, вовсе не потому, что я вечная лягушка-путешественница, и «невероятно» — это часть моей натуры, а потому, что фурии отродясь ничего для себя не просили. Кроме корзины для сна и ягод на обед. Нет, честно, вообще никогда. Жили, приспосабливались, как умели, дружили с людьми, играли сами себе, ни на что не жаловались и никогда ни о чем не просили. А теперь фуриям что-то понадобилось. Впервые в жизни. И к этому нельзя было не прислушаться.
Но шар? Чужая вещь? Почти бесполезная, на мой взгляд, хотя откуда мне знать?
— Тай, ты знаешь, что это такое?
— Не уверена. У меня есть несколько догадок.
— Бери, — вновь повторил Ив, и по моей спине прошел холодок. Он трижды повторил эту просьбу с того момента, как появился в комнате, и, значит, не отступит. — Жалста.
Пожалуйста?
Я смотрела на него долго и тяжело, и не менее тяжело стало в этот момент в моем желудке. Кишечник сделался каменным, матрас под ягодицами неудобным, а комната вдруг стала тесной, чужой и душной.
— Зачем он тебе, Ив?
— Адо.
— И ты хочешь, чтобы я просто так взяла чужую вещь?
— Дя.
— Думаю, это кристалл Уду, — прошептала Тайра хрипло.
— И на кой ляд он фуриям? — мой взгляд переполз обратно на похожего на круглую тень в центре половика смешарика. — Зачем он вам, пояснишь?
— Аси. Ейка.
— Что он говорит? — удивилась Тайра. — Соси, пей-ка?
И умолкла, устыдившись прозвучавшего.
— Нет, — ответила я похоронным голосом, — он говорит «спроси Дрейка».
Спустя три минуты я все еще стояла у окна, сложив руки на груди. Думала.
Мда, без поллитра здесь не обойтись. Если фурия говорит «жалста», а потом «спроси Дрейка», придется действовать — возвращаться в Нордейл, выводить Начальника на разговор, посвящать в детали. А что делать?
Значит, будет еще один прыжок, будет наутро каша.
Я принялась натягивать тулу.
— Дин…
Когда я закончила и повернулась, позади меня стояла Тайра. Ее лицо при свете светильника Ирсы казалось бледным и встревоженным.
— Что?
— Когда будешь возвращаться, попроси, чтобы Правитель наполнил тебя энергией. Он может. А тебе пригодится.
— Хорошо.
Я закинула на плечо финальный лоскут ткани и застегнула брошку. Последним, что я запомнила до того, как закрыть глаза, была не менее встревоженная, нежели у Тайры, физиономия маленького Ива.
*****
Не знаю, на что он смотрел с большим удивлением. На тулу? На мою покрытую платком голову? На серебряные кольца, на испещренную коричневатыми защитными рунами кожу ладоней?
Я едва удержалась от того, чтобы, подобно пятикласснице, застуканной за чтением шпаргалок с собственных конечностей, не сунуть руки под подол. Но выдержала. И многозначительную тишину, и любопытный, устремленный сначала на письмена, затем на собственное лицо, взгляд.
Дрейка я застала в ресторане. Ужинающим в одиночестве стейком, овощами и белым хлебом.
— Я так понимаю, ты здесь не для того, чтобы ко мне присоединиться?
— Нет, — и зачем-то невпопад добавила. — Привет.
— Привет.
Мягкие диваны, негромкая музыка, дальний столик. Хорошо, что в этот момент он оказался не в Реакторе — плакала бы по мне вновь озоновая сеть (*
события, связанные с сетью описаны в первом томе книги «Игра Реальностей»
)
Мне бы сразу перейти к делу, но я смотрела на сидящего рядом Дрейка и чувствовала, как сильно соскучилась по нему. Здесь пахло домом, пахло чем-то родным. Здесь было хорошо. Дрейк же, в свою очередь, смотрел на меня с застывшей в серо-голубых глазах улыбкой.
— Я так понимаю, у вас все хорошо? Развлекаетесь?
— Ну, в общем, да. Хорошо, — но не очень. — Скоро все закончится. Мы скоро уже вернемся…
— Я так и понял. А здесь ты, видимо, с каким-то важным вопросом? Раз… в такой одежде.
Он всегда улавливал важное без слов и, кажется, еще немножко издевался. Ну да, тулу в Нордейле могла смутить любого, даже самого раскрепощенного в своих взглядах на моду жителя. Не говоря уже про официантку, которая, так и не приблизившись к нашему столику, тут же удалилась.
— Да. Я здесь из-за Ива.
— Из-за кого?
— Смешарика.
— Угу, — это прозвучало обыденно. Мол, ко мне часто приходят со всякими странностями, в том числе и со смешариками. — Что не так?
— Все так. Просто у него есть вопрос. Важный.
— Говори.
Дрейк принялся резать стейк, и от того, как спокойно и умело двигались мужские руки, я на мгновение потеряла связующие звенья в голове, залюбовалась. Впрочем, как и всегда. Жаль, что я ненадолго, жаль, что не смогу поехать этим вечером к нам домой вместе.
— Он увидел во дворце на Архане какой-то шар.
— Так.
— И хочет, чтобы мы с Тайрой его забрали.
— Хм.
— Но шар чужой и принадлежит он, похоже, местному колдуну. Я пришла сюда для того, чтобы спросить твоего разрешения — можно мне это сделать или нет? Ив настаивает. Говорит, что эта вещь очень нужна фуриям.
— Даже так? — Дрейк прожевал мясо, пригубил из бокала красное вино, аккуратно промокнул края губ бордовой, в тон интерьеру ресторана салфеткой и поставил локти на стол — принял позу основательную и «слушательную». — Тогда давай с этого момента поподробнее, я — само внимание.
Молчание после моего рассказа длилось долго. Во время него я успела сжевать с чужой тарелки все оливки, стащить из корзинки теплый и на этот раз знакомый по вкусу хлеб и уплести его с маленьким ломтиком масла — снова восполняла потерянную во время прыжка энергию.
— Любопытно обстоят дела, — тем временем, намеренно не замечая продовольственного грабежа прямо у себя под носом, проговорил Дрейк. — Очень любопытно.
— Почему?
— Потому что шар, про который ты рассказываешь, и если я все верно понял по твоему описанию, очень необычная вещь. Это действительно кристалл, и кристалл очень редкий, несинтетический, природный. Я несколько раз пытался создать его в лаборатории, но так и не смог, а все потому, что формируется он самостоятельно в глубоких почвенных пластах и только при определенных условия. Отсюда и приобретает свои свойства.
— Какие свойства?
— Накопительные. Это, грубо говоря, коллектор. И накапливать он может что угодно, в том числе людскую энергию.
Мой жевательный процесс замедлился; теперь я удивленно смотрела на подтаявшее масло и думала об услышанном.
— Ну. Подумаешь, кристалл? Пусть даже редкий. Зачем такой фуриям?
— Зачем он фуриям, это вопрос второй. А первый вопрос заключается в том, для чего его использует местный колдун, и на эту тему у меня есть вполне даже четкое предположение.
Для последовавших дополнительных пояснений хватило вопросительного выражения моего лица.
— При достаточном умении в подобный шар можно закачать очень много энергии — причем, заметь, не только своей, но и чужой. А после распределять ее для совершения нужных тебе процессов. К кристаллу, чтобы питать его беспрерывно, можно подключить источники питания — например, людские тела.
— Тела? Чужие?
— Конечно. И это самый легкий способ. Думаю, колдун в вашем замке именно этим и занимается. Если ты попросишь Ива показать тебе полный скан помещений, то увидишь, где именно ваш Уду держит этих бедолаг.
Мой аппетит отчего-то пропал. Официантка после паузы в несколько минут все-таки приблизилась, поинтересовалась, не нужно ли чего, и удалилась, через плечо поглядывая на мою одежду. Согласна, посетительницей я была довольно необычной.
— И если мы заберем шар, то эти люди станут свободными?
— Едва ли. Все подключенные к шару, скорее всего, погибнут. Просто так кристалл им энергию не вернет.
Теперь эта ночь, переросшая в поздний вечер, казалась мне бесконечной. Ив, шар, Уду, чужие тела и мы, каким-то образом во все это завязанные.
— И шар этот я бы действительно рекомендовал забрать. Я знал, что однажды он найдется, вот только не знал, где…
— Ты поэтому так легко отпустил меня на Архан?
— Нет, не поэтому. Просто я видел, что настоящей опасности в этом путешествии для тебя не будет, а так же у меня свербело чувство, что это будет очень полезный в каком-то смысле поход.
— Для тебя?
— Как оказалось, для фурий. Этот шар им действительно очень нужен. Забери его — я даю на это свое согласие.
Ну, вот и все. Наверное, после этих слов на сердце должно было полегчать, но не полегчало.
— А как же все эти люди? И что, если я вдруг своим поступком изменю ход истории Архана?
— Все всегда что-то меняют, — резонно заметил Дрейк. — Одни ресурсы уходят сюда, другие туда. Если историю Архана не изменишь ты, ее изменит кто-то другой — история, видишь ли, никогда не стоит на месте. А насчет этих людей… Попроси Тайру присмотреться к этому шару. Я думаю, она поймет, в чем дело.
Тайру? Значит, шанс есть?
Временно забылась библиотека и книги, за которыми мы первоначально отправились в далекие земли, забылась основная цель. Но появилась новая.
— А зачем фуриям кристалл?
— Думаю, они сами тебе расскажут. И, между прочим, за помощь будут очень признательны. Даже я не смог бы сделать им такого подарка.
Какое- то время я обескуражено наблюдала за отсветами на стенках бокала, автоматически вдыхала запах вкусной, но уже не такой желанной, как поначалу, еды и думала о том, что иногда путешествия приобретают дополнительную сложность. Иногда во время них приходится делать выбор, а выбор, как известно, вещь непростая. Даже если тебе, казалось бы, дали разрешение.
— Значит, забрать шар?
— Да.
— И я не наврежу местным жителям?
— Думаю, ты им очень поможешь, на самом деле.
— Правда?
Я сама не заметила, как переползла со своего места и оказалась обнятой теплыми руками.
Как же все-таки хорошо, когда рядом есть кто-то большой и сильный, умный и надежный, любящий и заботливый. Как хорошо, когда можно не думать, а просто сидеть, греться и млеть, по-младенчески причмокивая губами. Как хорошо, когда не нужно ничего решать, а можно просто довериться. А я ведь сама недавно об этом думала — люди хотят верить… Чему-то. Кому-то.
— Ты наполнишь меня перед обратным прыжком энергией?
— Конечно.
И моего виска сквозь платок коснулись теплые губы.
