Глава 10
Оасус
Если бы кто-то сказал, что на завтрак я с таким наслаждением буду уплетать обычную с виду кашу, я бы не поверила.
Но я уплетала. Да еще так быстро, как это может делать только подросток-пионер, который знает, что сегодня в летнем лагере ему предстоит переделать множество дел: сходить в авиамодельный кружок, посидеть с друзьями в компьютерном зале, сбегать на речку, выбраться из-за забора и погулять по лесу, отыскивая под ногами вкусные ягоды, прогулять тихий час, снова смотаться на речку, а после, переодевшись, отправиться на дискотеку до поздней ночи.
Да- да, вот с такой скоростью я ела. Быть может, потому что каша оказалась не обычной, а удивительно вкусной — наваристой, с долькой подтаявшего масла сверху и с положенными на дно горшочка сладкими фруктами, — а, может, потому что я была голодной, как медведь после зимней спячки. В любом случае для того, чтобы восстановить силы, стоящая передо мной еда подходила как нельзя лучше, и я только и делала, что набирала полную ложку комковатой субстанции и, не успевая прожевать предыдущую порцию, запихивала ее в рот. Давилась, в общем.
А Тайра, напоминая заботливую мамашу, сидела напротив и смотрела на меня с любовью и обожанием.
— Как же я рада, что ты спала до самого обеда, молодец! Твои силы восстановились, и это самое главное. А помыться успела? Я заказывала для тебя горячую ванную, которую наполнили еще до твоего пробуждения. Вода не успела остыть? Мыло нашла?
Я все нашла и все успела. И отмокнуть, и понаслаждаться, и помыться, напевая себе под нос «Не кочегары мы, не плотники. Но сожалений горьких нет…», и даже, завершив омовение, снова поваляться на мятой, но такой теплой и мягкой постели — красота.
— Угу, — кивнула я с благодарностью и положила на ломоть хлеба второй кусок ароматного сыра. В Оасусе-то готовили куда вкуснее, чем в Рууре, или же нам повезло с гостиницей? Так или иначе, а мои выводы подтверждал и сидящий на лавке смешарик, который за обе щеки уплетал из миски не что иное, как ту же самую кашу. Вот где диковинка! Плакали, в общем, наши с ним диеты, ну да ладно — Клэр все вернет на место.
Многое этим утром, пока я сладко почивала, восстанавливая силы, сделала и электровеник-Тайра. Оказывается, проснувшись на рассвете, она успела почистить от песка наши тулу, выбраться в город, пошуршать-поспрашивать по окрестностям и уже к обеду выяснить множество интересных подробностей. Как то: замок Правителя окружает непреступная стена, куда ведут одни-единственные центральные ворота, которые открываются строго по часам и вовсе не для того, чтобы впустить на ежедневную экскурсию любопытных жителей — такого здесь отродясь не случалось, — а лишь для того, чтобы выпустить наружу пересменок стражников, которые сменяют друг друга каждые шесть часов.
— Вместе со стражниками нам в ворота не попасть, и это минус. Но есть и плюс. Оказывается, в три часа пополудни ворота выпускают в город и прислужниц Дома Молитвы — у них в это время свободный час. Прислужницы гуляют по городу, совершают покупки, а после возвращаются обратно в Дом Духа Драккари, который находится — ура! — на дворцовой территории. Там они и живут.
— А нам это как поможет?
— А так! Я уже купила нам две новые тулу, и не просто тулу, а тулу прислужниц! — Тайра победно похлопала по лежащему у ее бедра свертку. — И это означает, что как только ты закончишь обедать, мы поднимемся наверх, переоденемся, а после выйдем на улицу и вольемся в толпу в качестве принадлежащих к Дому Молитвы дев. А как только прозвучит сборный горн, присоединимся к веренице остальных женщин в бледно-голубых одеждах и войдем внутрь. И именно оттуда наш смешарик сможет беспрепятственно попасть во дворец. Здорово я придумала?
Ввиду того, что количество информации, вылитой на мою все еще сонную голову прямо с утра (ладно, с обеда) оказалось довольно большим, я лишь задумчиво поскребла щеку и поближе придвинула чай.
— А как ты сумела достать эти специализированные тулу? Их что, можно просто так прийти и купить?
— Ну конечно нет! Я просто соврала продавцу, что мы уже являемся прислужницами, но во время вечернего приготовления пищи на кухне, одна из нас пролила на плиту масло, и занялся пожар. Наши тулу, конечно же, попортились, и теперь нам срочно нужны новые…
Вот хитра лисица!
— А ожоги тебя показать не попросили? Ну, в качестве доказательства.
Розовощекая Тайра задорно улыбалась.
— Нет, хватило пары монет сверху. Зато теперь у нас есть две редкие и ценные тулу!
Она улыбалась так, что в улыбке хотелось расплыться и мне. Вот только не давала покоя одна мысль:
— А что мы будем делать, когда войдем в ворота? Ну, Ив, положим, покатится внутрь, чтобы изучать план дворца. А мы? Кем мы будем представляться? Кому мы там нужны — самозванки?
— А-а-а! — легкомысленно отмахнулась подруга. — Посмотрим по обстоятельствам. В крайнем случае, мы всегда сможем просто «прыгнуть» оттуда обратно в нашу комнату — я ее оплатила на целую неделю вперед, так было дешевле, — а потом снова накормим тебя местной кашей.
— Они что, в нее тоже паутину добавляют? А то я все думаю, с чего это мы с Ивом с таким аппетитом ее едим?
— Да нет! Она просто вкусная и сытная. И хорошо восстанавливает силы.
Тайра сверкнула яркими, в этот момент почему-то совершенно зелеными глазами, а через секунду подмигнула мне — мол, видишь, как я все хорошо придумала?
Нет, все- таки она лиса. Лиса, которая распробовала вкус мгновенных перемещений и их несомненное удобство и пользу.
А меня, значит, кашей.
Хм. Глядя в пустой горшочек, который я выскребла ложкой дочиста, я подумала, что каша, впрочем, это не так уж плохо. Да чего врать-то — совсем не плохо.
*****
Этот город пах иначе. Богаче, разнообразнее, щедрее.
Здесь у каждого мастерового был не только молодой и талантливый ученик, но еще и ассистент, а у ассистента свой ассистент. Здесь носы задирались выше, одежды расшивались узорнее, а мягкие теплые булки щедрее посыпали сахарной пудрой. Здесь на каждом шагу можно было встретить менялу, табачного гуру с перекинутой через плечо квадратной плетеной сумой или желающего за гельм показать окрестности расторопного и улыбчивого гида. Здесь женщины красили глаза гуще, дома строили выше, а сквозь узорчатые ограды можно было увидеть растущие на клумбах цветы — невиданная для Руура роскошь. Здесь почти не было песка.
— Тебе нравится Оасус?
На этот вопрос Тайра вот уже час не могла ответить — присматривалась, принюхивалась, впитывала и прогоняла через сенсоры восприятия незнакомую для себя энергию. Иногда я улавливала исходящее от нее восхищение, иногда недоумение, иногда легкое раздражение.
— Здесь все не так, все иначе. Сложнее.
— Так всегда с мегаполисами.
— С чем?
— Ну, с большими городами — они ощущаются по-другому.
— Наверное.
Тайра оказалась права: на двух послушниц в бледно-голубых тулу никто не обращал внимания — не оценивал их фигуры и лица, не приглядывался, не зазывал купить или опробовать разнообразный товар. С ними, то есть с нами, вообще не заговаривали. Удобно. Вот только меня время от времени терзало смутное чувство тревоги от того, что на самом деле мы не являемся послушницами, а лишь прикидываемся ими, и чтобы унять дискомфорт, я мысленно извинилась перед местным Богом — объяснила, что мы ни в коем случае не желаем его обидеть. Помогло, тревога ушла.
— Жаль, что этот город никогда не увидит моя мама, — в здохнули слева от меня, и я вновь промолчала. Могла бы сказать «не загадывай», но не сказала — я не провидец; на моем поясе, сонный и вялый, объевшийся каши, кемарил до поры до времени прикинувшийся поясом с бусинами смешарик.
Почти час мы бродили вокруг центральной площади без цели и направления — рассматривали людей, окрестности, улицы, витрины, лотки и вывески. Далеко от ворот не уходили — знали, что как только прозвучит горн, нам предстоит повернуть назад и присоединиться к группе таких же, как и мы, девушек, принадлежащих Дому Молитвы.
— Тай, а что, если их считают? Ну, сколько вышло из ворот, столько и должно войти?
Мысль была вредная и неприятная, но из головы не шла — вдруг несоответствие обнаружат сразу же? Что тогда, тюрьма? Еще один прыжок? Каша?
— Если считают, мы увидим это и улизнем. Я поставлю на нас щит для отвода глаз, вот и все. Он сложный, но несколько минут продержится, этого хватит.
На душе стало спокойнее. Значит, кашу можно поесть просто так, а не для экстренного восстановления сил. Оно всегда лучше, когда добровольно и непринудительно. Когда от души и для души, а не потому что кто-то опять излишне и неосмотрительно потратился.
— Как думаешь, Иву понадобится много времени, чтобы составить карту?
— Не знаю. Надеюсь, что не очень.
Мысль о том, чтобы провести в оплаченной комнате целую неделю почему-то не радовала. Конечно, быть туристом хорошо, но дома-то всегда лучше. Тем более дома с Дрейком…
Я не стала развивать эту тему, промолчала. Сонный Ив на наш диалог тоже не отреагировал.
В отличие от Тайры, мне этот город нравился — красивый, живой, многообразный и не такой жаркий. Может, причиной тому служила какая-то местная климатическая аномалия, а, может, о себе давали знать проведенные в раскаленной пустыне два дня, но находиться в Оасусе было комфортно. По спине не тек пот, тулу не липла к бокам, затылок под платком не чесался. А я ведь уже начала привыкать к ним — к этим платкам, — кто бы мог подумать…
Раскатистый и протяжный горн прозвучал тогда, когда мы успели отъесть от купленных в ближайшей лавке пончиков ровно половину — остальное пришлось дожевывать на ходу.
— Это он?
— Да, он.
— Тогда бежим.
Уже на площади мы увидели, как похожие на светлячков, из расположенных по периметру подворотен выбегают одетые, как мы, в голубое, девушки. И все они устремляются в одном направлении — к воротам.
Башни замка золотились под лучами все еще высокого солнца, мрачно мерцали загадками и интригами дворцовые окна, непреступной твердыней темнела впереди стена.
Мое сердце перебралось куда-то в горло и принялось стучать там.
— И почему мне кажется, что все это — не очень хорошая идея?
— Потому что ты боишься.
— А ты не боишься?
— Нет. Ну, почти нет.
Я глубоко вздохнула и позволила Тайре сдернуть меня с места и потащить вперед.
— Плохая идея, я тебе говорила.
— Отличная идея, вот увидишь.
— Нет, дурацкая. Вот попой чую, что дурацкая…
— Дин, да успокойся, все будет нормально. А если нет, то сбежим…
Мы топтались в самом конце шеренги и переговаривались шепотом. Вышел из спячки смешарик — приготовился, сконцентрировался; пояс на моей талии завибрировал. Колонна послушниц продвигалась вперед недостаточно медленно для того, чтобы я успела обрести хоть какое-то подобие душевного равновесия, но и недостаточно быстро — для волнений времени хватало.
— А как мы выберемся из-за ворот?
— Точно так же выйдем завтра, когда придет свободный час.
— А если нас не отпустят?
— Дина!
На нас начали коситься впереди стоящие дамы — пришлось срочно схлопнуть рот.
Ладно, все будет хорошо. Как-нибудь да будет. Никто не говорил, что сработает наш первоначальный план: прибыли в Руур, нашли картинку Оасуса, прибыли в Оасус, скакнули в библиотеку, а после сразу же домой.
Теперь бы сработал хоть какой-нибудь план — «б», «в», «г» или «е», а то ведь мы проделали длинный путь и отступать сейчас, стоя на цветных плитах центральной площади перед самым замком — нашей конечной целью, — было бы не просто глупо, а крайне обидно.
А если так, то дышим глубоко и шагаем вперед — левой-правой, левой-правой.
Через несколько десятков подобных шагов палящее в небе солнце скрылось за одной из высоких башен, а дверь центральных ворот за нашими спинами с лязгом захлопнулась.
Стоило колонне миновать ворота, как послушницы аккуратно, шествуя пара за парой, отправились куда-то влево — вероятно, к стоящему сбоку от замка огороженному собственной оградой одноэтажному строению, на крыше которого возвышался увенчанный полукруглым символом купол. К Дому Молитвы некого духа, имя которого бесповоротно выскользнуло из моей памяти.
Чтобы не терять времени, я быстро распустила пояс, поднесла его к губам и принялась шептать:
— Ив, я брошу тебя возле угла, где стоят керамические горшки, ладно? Ты пока спрячься там или же стань одним из них, а дальше по обстоятельствам. Только не попадись.
— Адно, — непонятно чем ответил мне «пояс».
— Ты сможешь нас найти после того, как закончишь?
— Дя.
— Тогда все, до скорого. Постарайся побыстрее, адно?
От нервного напряжения я сама начала глотать буквы, как смешарик.
До того, как пояс полетел к ближайшей глиняной урне, он успел похихикать над моей дикцией. Я же, в свою очередь, когда увидела, что у ворот, принимая гулящих дочерей обратно в монастырь, стоит мать-настоятельница, поняла, что дикции моей через минуту настанет полный конец.
«Ол- ный анец», — как бы выразился вечно хихикающий Ив.
Да- да, точно. Так и будет.
Олный. Анец.
Настоятельница вид имела строгий, а глаза щурила так, как это, наверное, на КПП делал бы немецкий солдат; Тайра тут же схватилась за мое запястье.
Ну- ну! Будь это моей идеей податься в незнакомый монастырь (пусть даже на сутки), я бы уже давно прыгнула обратно за забор, и гори оно все синим пламенем. А так нет: вместо того чтобы облегчить жизнь изобретательной подруге, я лишь ухмылялась — мол, сама ведь захотела попробовать, вот теперь сама и выкручивайся, держись — не держись за руку, а прыгать так скоро я не буду. Сначала полюбуюсь тобой, бесстрашная Тайра, посмотрю, как твоя охочая до приключений пятая точка крутится на раскаленной сковороде ужом.
Нет, вы не подумайте — я вовсе не жестокая и не мстительная, просто прыгнуть-то — оно всегда успеется, а так хоть будет, что вспомнить, да и кашу не придется наворачивать на ужин.
— А-а-а, новенькие! — неожиданно для нас после тщательного осмотра объявила грозная «фройляйн», и мы с Тайрой вконец потеряли дар речи. Но кивнули синхронно, не сговариваясь — мол, точно так — новенькие.
— А мы вас не ждали так скоро. Лахи Абу Драх сообщил, что вы прибудете дня через три, не раньше.
— Мы… — пискнула Тайра, но как следует начать выкручиваться не успела — тетка оборвала ее, как армейского новобранца.
— Скажите спасибо, что комнату для вас мы приготовили заранее, а то бы спали сегодня на улице. Так, Лейя и Гири, верно? Кто из вас кто?
— Лейя! — тут же заняла самое красивое имя я.
— Гири, — смиренно и чуть обиженно просопела Тайра.
— Значит, ужин через полтора часа в общей столовой, за вами придут, куда идти покажут. А после хиррат в общем зале. На него не опаздывать. Все ясно?
— Ясно! — ответили мы хором и вытянулись в постойке смирно.
— Эби вас проводит в комнату. Посвящение будет завтра, а пока все — марш отсюда!
То, с каким облегчением мы отправились с глаз долой строгой «фройляйн» и последовали за тощей спиной одетой в голубой балахон Эби, ни в сказке сказать, ни пером описать.
*****
— Посвящение?! Ты это слышала — посвящение? Ушам своим не верю! Нас собираются куда-то «посвятить». Дрейк меня придушит…
— Не «куда-то», а в «кого-то». В прислужницы.
Я сдержалась, не стала материться. Но честно, по-моему мы попали… Теперь точно придется прыгать — не давать же брить себя наголо? Если они, конечно, тут посвящаются именно так.
Кровати мы распределили без споров — я заняла левую, Тайра правую. Келья оказалась тесной и узкой, голой, как тамбур вагона, и такой же неуютной. Серые стены, серый пол, узкое окно, квадратный пластырь стола между лежанками, голые без единой картины или висящего на гвоздике креста стены. Типичный монастырь, в общем — именно такой, каким я себе его всегда представляла.
— И что? — тишина давила; в льющемся из окна потоке света неторопливо кружили пылинки. — Мы что, правда, пойдем на посвящение?
Тайра стянула с головы платок, высвободила из-под него густую копну черных волос и улыбнулась.
— Ну, чего ты? Давай не будем напрягаться раньше времени — все будет хорошо, я это точно знаю, чувствую. Просто не придавай этому всему такого уж серьезного значения, ведь мы в любой момент можем отсюда уйти. Просто нужно об этом помнить.
— Да, нужно. Иногда я нервничаю и забываю.
Она была права: нужно успокоиться. Ну, монастырь, ну чужой, ну почти тюрьма, но ведь не навечно? Никто не заставит нас «посвящаться» против воли, никто не принудит здесь остаться. Всего сутки — одни сутки (а то меньше), и мы свободны. А пока… Просто понимаете, приключение хорошо тогда, когда все идет по заранее выработанному в голове плану, а когда вдруг события начинают нестись галопом, обгонять одно другое, наскакивать друг другу и тебе на пятки, тогда вдруг включаются сильные и не всегда нужные эмоции. С кем не бывает, правда?
Спустя пять минут, уже сумевшие вернуть подобие душевного комфорта, мы валялись на кроватях поверх ровных, как гладь озера, серых покрывал.
— А что такое хиррат? Мне браслет не дал перевода.
— Это ритуальная молитва духу.
Вспомнилась мечеть: разложенные на полу коврики, склоненные головы, аромат благовоний.
— И там в течение получаса все стоят гузкой кверху?
— Гузка — это что такое?
— Ну, это утиная попка.
С соседней постели донесся смех.
— Не знаю точно, я ведь никогда так не молилась. Если это определенный дух, то и молитва может быть особенная, не знаю.
— Блин, и смех, и грех. Кажется, тут нас испытания будут поджидать на каждом шагу. Тай, я тебе как-то говорила, что опасаюсь того, что нам будет нечего вспомнить?
— Говорила.
— В общем,… забудь эти слова. Кажется, впечатлений за этот поход мне почти хватило. А к завтрашнему обеду хватит точно.
— А ведь впереди еще Уду и его книги.
Я шлепнула себя ладонью по лбу и застонала.
А через пятнадцать минут нас повели на ужин.
Насколько смешно наблюдать за героем комедии, сидя на привычном диване и жуя попкорн в домашних условиях, настолько же стыдно самолично оказаться вдруг этим самым комедиантом. Поверьте, ужасно стыдно, невероятно, до тряски во внутренних органах, до заикания, до полной остановки сердца. Думаю, что если бы кто-то наблюдал за мной, сидя по обратную сторону голубого экрана, он бы однозначно подавился этим самым попкорном. А все потому, что в раскрытую передо мной книгу я смотрела с таким ужасом, как если бы с ее страниц на меня взирали ожившие красные глаза самого господина дьявола.
«Тихо, Дина, успокойся… Только успокойся…»
Помпезность молитвенного зала, склоненные спины послушниц, позолота стен, величественное выражение на лице настоятельницы, украшенный иконами алтарь. Звучный и монотонный голос «фройляйн» разносился по всему помещению, трепыхал своими интонациями танцующие лепестки многочисленных свечей и вызывал в моем теле полнейшее оцепенение.
— Тайра, скоро моя очередь… Скоро моя очередь!
— Тс-с-с-с!
Дышать. Только бы не забывать дышать.
Символы в книге изгибались каральками, от их вида по позвоночнику расползался холод, а язык намертво прилипал к небу. Когда свою заунывную песнь завела сидящая спереди от меня девица, что означало еще два человека, и придет моя очередь, я находилась лишь в секунде от того, чтобы схватить Тайру за руку и совершить, наконец, долгожданный и столь нужный в этот момент прыжок — единственное действие, способное спасти меня от позора.
— Нет, Дина, нет! — зашипела Тайра, когда почувствовала, как на ее ладонь легли мои пальцы. — Сиди, я знаю, что делать.
— Знаешь? — ее слова я расслышала сквозь грохот собственного сердца.
— Знаю.
— Тогда ладно.
Чтобы стало понятно, каким образом я дошла до столь плачевного состояния, стоит кое-что пояснить.
Как только мы покинули ничем не примечательную общую столовую, отведав еще менее примечательную еду — постную похлебку, жесткий черных хлеб и отдающий плесенью морс, — раздался гулкий звон колокола, и послушницы быстро направились прочь из едового зала.
На губах шествующих по коридору девушек, следом за которыми выплыли и мы, шелестело единственное слово — хиррат: пришло время молитвы.
Признаюсь честно, я думала, что будет легко. Что будет как-то так: все расселись по узким лавкам, прослушали проникновенную речь настоятельницы, дружно сказали «аминь», помолились и с чистой совестью отправились обратно по своим комнатам.
Я ошиблась, все оказалось иначе.
Сидели здесь не на скамьях, а на полу. Перед каждым ковриком находилась раскрытая на определенной странице книга, часть из которой каждой послушнице предстояло не прочитать даже — пропеть! Настоятельница, кивая головой, внимательно выслушивала проговоренные слова, оценивала интонации пения, после чего делала пояснения по поводу только что произнесенного текста.
Пели все. Красиво, звучно, умело. Вот только основная проблема заключалась даже не в том, что я не могла распознать буквы в книге — их смысл с помощью браслета я худо-бедно могла уловить, но вот чего я спустя пятнадцать минут все еще не могла уловить, так это интонации исполнения — все они были разными! Кто-то выпевал интервалы (спасибо музыкальной школе, я прекрасно знала, что это такое), кто-то тянул одну единственную ноту и даже не переходил на опевания, кто-то избирал для себя терцию, и проговаривал весь текст, используя всего две ноты, кто-то разливался соловьем, шествуя связками по всей гамме двух октав.
Честно, я терпела и пыталась отыскать систему вплоть до того момента, пока рот не открыла сидящая передо мной девица, что означало: все, дальше я. А после меня только Тайра.
— Ди, перелазь на мое место!
— Что?
— Быстро. Пока настоятельница отвлеклась, перелазь — я буду петь за тебя.
— Ты…
Я хотела сказать «Ты сумасшедшая!», но вместо этого резво переползла на соседний коврик. Все, что угодно, лишь бы не позориться и не гневить местного Бога своим неумелым оральным талантом.
— …как мы услышали из последнего стиха, Драккари не отделился от Господа и не повел людей темным путем, но исполнил волю его — научил тех, кем окружил себя, свету, доброте и праведности. А так же создал для них защиту, используя священные письмена, что теперь есть на руках каждой из вас…
Пока настоятельница закрывала хлопнувшую от сквозняка дверь, Тайра сунула мне в ладонь маленький камешек.
— Когда я допою, незаметно брось его в дверь. Чтобы настоятельница снова отвлеклась, ладно?
— Ладно, — бросить камешек было куда легче, чем спеть.
— И тогда мы снова поменяемся местами.
— Хорошо.
В тот момент, когда «фройляйн» повернулась к нам и произнесла: «Теперь твой черед вознести молитву Духу, Лейя. Мы слушаем», — мы с Тайрой, прикрытые одинаковыми одеждами, уже сидели на чужих местах.
*****
— Спасибо огромное, что выручила меня. Вот честно, если бы не ты, я бы опозорилась так же сильно, как когда-то в третьем классе.
— А как ты опозорилась?
Тайра улыбалась, я тоже. Вернувшись с хиррата, мы вновь лежали на узких кроватях, а наши сердца все еще скакали от избытка адреналина, от недавно пережитого волнения, от пьянящего ощущения, что каким-то непостижимым образом нам все удалось. Объегорить настоятельницу, не пасть лицом в грязь, не сорвать молитву, а Тайре так еще и получить похвалу за чистое и умелое молитвенное пение. Молодец она — не только здорово спела, но и шкуру мою спасла. Одним словом — настоящий друг.
— Как опозорилась? — мои глаза смотрели в потолок, но видели не его, они видели облицованное мелкой плиткой трехэтажное здание школы, поросший травой стадион, потрескавшуюся беговую дорожку. Выкрашенные голубой краской коридоры, многочисленные двери с табличками, химичку с вечной шишкой из волос на затылке, ее огромную справа от носа бородавку. Но все это было позже — строгая химичка, узколицая математичка, вредная завуч. А тогда, в третьем классе… — Я обкакалась на уроке.
— В смысле?
— В прямом смысле. Знаешь, не помню подробностей: ни того, что именно я ела на завтрак, ни даже того, какой шел предмет. Помню лишь, что учитель не отпустил меня в туалет, запретил выходить, а мой желудок так сильно урчал и волновался, что в какой-то момент я не выдержала и почувствовала, что больше не могу… Что даже в туалет мне уже поздно.
— Что, правда? — Тайра приподнялась на локте и удивленно смотрела на меня через низенький квадратный столик, на который нам нечего было ставить. — Так это не твой позор. Это позор твоего учителя!
— Может быть, — я продолжала улыбаться; за окном медленно смеркалось. Темнели стены кельи, все более бледными казались на фоне серых стен наши лица. — Но мне было очень стыдно. Я бежала домой так быстро, как только могла. Удрала с оставшихся уроков, вернулась домой и сразу же, пока не вернулась с работы мама, принялась стирать свое нижнее белье. А я ведь и стирать тогда толком не умела. Ужас, да? Вот представь себе, сегодня я чувствовала себя почти так же. Даже желудок от нервов принялся бурлить.
Тайра села на кровати, свесила ноги на пол, подперла щеку ладонью и улыбнулась шире.
— А я рада, что все обернулась хорошо.
— Я тоже. Только глупые мы иногда, да?
— Иногда да. Но это тоже хорошо. Умные люди не всегда решаются рисковать, а мы решаемся, и мне почему-то нравится это ощущение.
— Мне тоже, — мда, сказать подобное полчаса назад я бы не решилась, но теперь… Теперь мы были «дома», в безопасности, в своей комнате, а тревоги остались за дверью. — В любом случае хорошо, что нервные спазмы мне удалось сдержать. А то обидели бы мы Драккари неприятными запахами, вот был бы конфуз.
Тайра захихикала, откинула с плеч волосы и завалилась обратно на кровать. Вечерело быстро; день шел на убыль. На сегодня волнения закончились, впереди нас ожидала спокойная ночь, плоские подушки и тонкие жесткие одеяла.
— А ведь сейчас мы могли бы гулять по Оасусу… — мечтательно промурчала я в полумрак комнаты. — Вкусно поужинать, побродить по площади, полюбоваться фонтаном.
— Завтра полюбуемся.
— Угу, после посвящения, — странно, но теперь даже эта мысль не вызывала тревоги. Наверное, потому, что я не увидела среди постоялиц монастыря ни одной бритой наголо девушки — волосы всех послушниц были длинными — это я успела ухватить краем глаза в столовой. — Как думаешь, что именно нам предстоит завтра? Надеюсь, это будет не очередная утренняя молитва.
— Да, даже если и так. Снова поменяемся местами.
— Застукают нас, ох, застукают.
— Не успеют.
— Слушай, а ведь когда-то сюда придут настоящая Лейя и Гири.
— И?
— А мы лежим на их кроватях.
— Когда они придут, нас здесь уже не будет.
Иногда рассудительность Тайры граничила с занудством, но мне нравилось даже это. Кто-то должен быть сдержанным и оптимистичным. Иногда эти качества удавалось проявить мне, иногда Тайре, иногда, как ни странно, Иву — тому Иву, который сейчас катался по многочисленных дворцовым залам и составлял для нас карту. Я искренне надеялась, что у него все шло хорошо.
Какое- то время я слушала тишину, редкие скрипы пружин соседней кровати и думала о настоящих Лейе и Гири: о том, какие они, как выглядят, какую жизнь прожили до этого? Где росли, какие по характеру, почему решили переехать жить в Дом Молитвы в Оасус? В общем, философствовала.
Когда за окном полностью стемнело, к нам в комнату постучала застенчивая соседка, объяснила, что туалет находится в конце коридора — она почему-то запамятовала сказать об этом раньше, — спросила, не нужно ли чего, и, получив отрицательный ответ, тихонько удалилась.
Мы остались одни. Наедине с серыми стенами, с разбегающимися во все стороны мыслями и с тревожно-любопытным ожиданием завтрашнего дня.
Когда после захода солнца в десять часов еще раз мягко прозвонил колокол, фонари по периметру ограды погасили.
