Глава 14

Тайра принесла такое количество фотографий, что из них сложили три стопки — одну перебирала Клэр, вторую я, третью держала на коленях сама гостья:

— Дин, там столько диковинных растений, не поверишь! Целые города, заросли из кустов и цветов, настоящие джугли…

— Джунгли.

— Ага! Когда Ким мне говорил, что такое возможно, что подобные места существуют, я ему не верила. И представляла их иначе — думала о травяном на земле ковре, об одинаковых деревьях в количестве десяти-двадцати штук…

— Десяти? — улыбнулась Клэр.

— Ага. А там их не сотни даже — тысячи. Невероятный по красоте остров. И как ты думаешь, зачем я столько нафотографировала?

Ее необычные яркие желто-зеленые глаза смеялись.

— Зачем?

— Чтобы мы с тобой в любой момент смогли туда прыгнуть и погулять. Знаешь, как сильно я мечтала об этом все это время? Нет, со Стивом нам было здорово, но ведь вдвоем с тобой — это приключение!

Приключение.

Она не забыла. Она думала обо мне все это время, скучала, вспоминала — в груди разливалось тепло.

Переваливший за середину сентябрь, за окнами серое утро, но в доме тепло и уютно. В доме свежие плюшки «от Клэр», восторженные рассказы о диковинных местах, рассматривающие разложенные на ковре глянцевые фотографии Смешарики.

— А вы, наверное, за это время с Дрейком много нового материала прошли?

— Кое-что.

Много? Не много? Как решать. Из семи книг Виилмы я прочитала лишь четыре, а осознала из них и того меньше — работы невпроворот.

— А на какую тему?

— Разбирали причину возникновения людских стрессов.

— У-у-у, так я много интересного пропустила?

— Ничего, ты способная, быстро все наверстаешь.

Она улыбалась. Смотрела на меня чуть встревоженно и с любовью.

— Знаешь, я все это время боялась, что ты обидишься на отсутствие моих звонков, а Дрейк ведь запретил… С самого начала предупредил, что звонить нельзя, что это запрещено. А я так и не поняла, почему. Каждый раз тянулась к телефону по вечерам, чтобы обо всем тебе рассказать, а Стив напоминал про запрет. Глупо, да?

И она накрыла мою ладонь своей — мягкой и теплой.

Глупо — не глупо…

Я привычно рассматривала темно-зеленые листья фурианской ижмы и тугие желтые ягоды на ее ветвях. Прохаживалась вдоль забора, вдыхала запах горячего кофе и утренней сырости, поглядывала на низкое небо и думала о том, насколько легко сидящий во мне избыточный страх мог исказить не только восприятие одной-единственной ситуации, но и весь последующий ход событий.

Обидься я тогда на отсутствие от нее звонка, и все — теперь сказала бы: «Не приходи, я занята». И, наверное, даже нашла бы занятие, чтобы оправдаться в собственных глазах — загрузила бы себя полезными делами — не притворилась, но на самом деле оказалась бы занятой. На поселившуюся внутри печаль старалась бы не обращать внимания, сопливилась бы по утрам — не сильно, но чуть-чуть, — сваливала бы все на сезонную аллергию, пила бы малиновый чай Клэр литрами. А, сидя за одной партой с Тайрой, старалась бы гнать прочь чувство, что я менее способная, менее талантливая и, значит, как следствие, менее любимая ученица Дрейка. Продолжала бы выслуживать его любовь, доказывать себе, что чего-то в этой жизни стою, надрывать, пока не надорвется совсем от добрых дел, спину.

Вот такая она — обида. Не отпусти ее, и сломает жизнь. Громко ли, тихо ли, все одно — сломает.

Я могла бы обидеться на нее — на Тайру — за отсутствие звонков или же на самого Дрейка за то, что он умнее, сильнее, могущественнее. За то, что часто отсутствует дома, иногда язвит, далеко не всегда звонит и о чем-либо предупреждает. Могла бы заполучить гору комплексов от того, что не умею готовить так же хорошо, как Клэр, что несравнимо менее вынослива, нежели другие члены отряда. Могла бы обидеться на мать за то, что та не пожелала «переселиться» и жить рядом с дочерью, или продолжать носить в себе униженность из-за рано ушедшего отца.

Стрессы — это просто. Один всегда тянет за собой другой, и совместно они наматываются в такую проволочную и колючую катушку, которую после очень сложно размотать, и только тело — оно одно — все старается и старается о чем-то сигнализировать, предупреждать, взывать.

Моя спина больше не болела, а нос не тек.

И этим утром приходу Тайры я радовалась так сильно, как никогда ранее, — безо всякой зависти рассматривала фото, слушала ее саму, впитывала подробности о месте, в котором никогда не бывала.

Обо мне вспоминали. Меня любили. По мне скучали. Мне хотели позвонить.

— Спасибо за эти две недели, Дрейк, — прошептала я, чувствуя, как остывает в руках кофейная чашка. — За то, что научил, разъяснил и показал.

И еще за то, что этим вечером я смогу прижаться к его теплому плечу и в полной мере позволить себе прочувствовать, насколько сильно любима. Без обид, без комплексов, без ненужной внутри необъяснимой печали.

И за то, что я научилась не бояться будущего.

Едва я собралась уходить от ограды, чтобы вернуться в дом, как почувствовала, что они сидят на траве за спиной — Смешарики. Смотрят на меня и на ижму. Хитрые и довольные.

И потому повернулась к ним с ухмылкой.

— Ну, что, будете признаваться, что это был за джем такой? Ведь нахитрили вы чего-то — зуб даю. Не просто так вы подарили ту баночку Эльконто.

— А-роший. Жем. Кусный.

— Вкусный-то, может быть, и вкусный. Но однозначно с подвохом. Вот только с каким?

— С-ладкий. А-лезный. Ля си-лы.

— А имя у него — вашего джема — есть? Ну, там «вишневый», «малиновый», «клубничный»?

— Есь.

Прежде чем ответить, они загадочно мерцали желтыми глазами.

— Жем. Дри-стан.

Дристан?

ДРИСТАН?!

Едва ли они могли сообщить мне более говорящее само за себя название.

В дом я влетела на всех парах, отыскала телефон и тут же набрала номер Эльконто.

Прошло три дня, уже прошло три дня — он, наверное, его съел…

— Дэйн! Дэйн! — заорала я в трубку, как только снайпер ответил. — Тот джем, помнишь? От Смешариков — не ешь его! Они сказали, что это джем «Дристан» — от него потом с толчка не слезешь!

«Уже не слез, — ответил он мне. — Но не я, а все мои сотрудники в штабе».

А дело было следующим образом: той же самой ночью после дня рождения Дэйн поднялся с постели для того, чтобы попить воды. Спустился в кухню, где на столе стояли мелкокалиберные подарки, сложенные в ожидании распаковки, подошел к раковине и только тогда понял, что забыл включить свет. Забыть-то забыл, но в кухне светло — почему?

Вот тогда и увидел подаренную Смешариками банку джема.

— Кхм, светящуюся банку джема. Ди, ты, правда, думаешь, что я стал бы ее есть? Да ни за какие коврижки! По мне, все, что светится или покрыто плесенью, — не для рта. Ну, не для моего. И я отнес ее в штаб. Отдал ребятам, решил посмотреть, что будет…

И было многое.

Почти на двое суток штаб Уровня: Война в полном составе встал. Точнее сел. Занял все свободные толчки и навонял так, что Дэйну, на сорок восемь часов целиком и полностью принявшему командование на себя, пришлось сидеть в противогазе и не снимать его даже для перекусов, которые, как и многое другое, пришлось отменить.

— Джем, блин! Я бы им по меховым шапкам надавал за такой джем! Джем-Дристан, говоришь? Вот уж точно… Но, знаешь, я на них не обиделся — они маленькие, они хотели играть, а игрушку я от них каждый раз забирал, так что все в порядке. И я даже похудел на пару кило — Ани, по-моему, рада…

Ах, вот оно как.

Слушая рассказ Эльконто, я улыбалась — Фурии и есть Фурии. И логика у них Фурианская, а заодно и детская, иногда совершенно незрелая.

А вот шапки бы им ради забавы можно было бы и сшить. С ушками, например.

— Как он?

— Джон? Нормально. Перенес ее сюда.

— Кого? Яну?

— Да.

Мы лежали в своей излюбленной позе — моя нога закинута поверх бедра Дрейка, его пальцы поглаживают мое плечо, мои — его шею. Глухая ночь, тишина, нагретое нашими телами одеяло.

— И как она?

— Сложно. Он до сих пор поит ее успокоительным — процесс привыкания не быстрый.

— Это я могу понять. Ничего, привыкнет. Слушай…

— М-м-м?…

— А как мы будем встречать этот Новый Год?

— До него еще почти четыре месяца.

— Почти три.

— Больше, чем три.

— Ты — зануда.

— Я не зануда. Я точен.

— Иногда точность — это синоним занудства. Неинтересно ведь всегда высчитывать дни, минуты и секунды — можно просто помечтать.

— Или жить настоящим моментом.

— Или жить настоящим моментом и одновременно мечтать.

— Это значит не жить настоящим момен…

— Зануда.

— Ди…

— М-м-м?

— А по попе?

— Ах, по попе? И это за то, что кто-то указал на то, что тебе еще есть чему учиться?

— Имеешь в виду «витать в облаках»?

— Не витать, а мечтать.

— Я не мечтаю — я строю.

— Зану…

— А хочешь, и я научу тебя кое-чему новому?

— Чему, например?

— Новому способу, как держать рот закрытым.

— Учи.

И он меня поцеловал. Неторопливо, нежно, с такой глубинной любовью, что на моем лице еще несколько минут держалась глупая улыбка.

— Дрейк…

— Что?

— А как мы будем встречать этот Новый Год?

Меня перевернули и хлопнули по заднице.

— Вот так.

— Прямо вот так?

Я хохотала в подушку.

— Да, прямо вот так.

— Здорово. Мне нравится! Я согласна!