Глава 12
— Значит, ты делаешь им сертификат о смерти, полностью меняешь документы и отправляешь обратно?
— А как еще я, по-твоему, могу их отправлять назад? — Спросил Халк, побалтывая в руке стакан с виски. — Не могу же я просто накручивать им тысячу на браслет и выпускать «с миром»? Тем более что частые смерти мне на руку, они позволяют создать подходящую репутацию для «правильного» оунера в Тали.
Разговор этот состоялся уже поздно вечером, когда Халк, наконец-то, смог оторваться от дел, а я, все еще изнывающая от нетерпения, но уже поужинавшая в одиночестве и выстроившая не менее тысячи предположений, дождалась его в кабинете.
— Получается, что в Тали умирает как бы один человек, а во внешний мир возвращается совсем другой? Другое имя, другая жизнь, другая судьба?
— Да. Я не могу их отправлять под своими именами. Потому что если приговор об осуждении выносила Комиссия, то человек не может просто так вернуться назад, без подтверждения, что отработал сколько-то лет в Тали, исправился, получил тысячу баллов, и теперь имеет еще один шанс начать жизнь в нормальном мире.
— Но ведь Комиссии это легко проверить. Документы новые, а лица те же….
— Плевал я на их проверки, Шерин — Раздраженно ответил Халк. — Должен же я делать хоть что-то для себя самого. А это единственная оставшаяся в моей жизни отдушина.
Рискованно.
Но я его понимала. Ой, как понимала. Ранчо было совершенно не тем местом, где можно было найти множество занятий «для души», поэтому каждое дело, приносившее хоть какую-то радость, ценилось дороже золота.
Логика Халка была ясна — отбирать тех, кому по-настоящему требовалась помощь и помогать им. Но, конечно, так, чтобы другие не просто этого не видели, а еще и верили в совершенно другую легенду про «злого дядю оунера». И чтобы создать такую легенду, требовалась хорошая организация, жесткая рука и отличное знание людской психологии. Все это в избытки имелось в списке качеств у сидящего напротив меня субъекта. Именно поэтому ему удалось выстроить непростую, но действенную схему, для вызволения людей из дыры под номером «33».
— Халк, а как ты отбираешь тех, кому помогать?
— Я проверяю их, Шерин. Каждого, что попадает ко мне на ранчо, я проверяю. Что за человек, какое прошлое, за что его осудили, слежу за поведением, анализирую, присматриваюсь…. Ведь здесь есть такие, кто попадают сюда «почти» несправедливо. Почему «почти»? Потому что да, они оступаются. Но не настолько, чтобы остаток жизни провести в Тали. Как, например, твой Тед. Его легкие нельзя вылечить без стационара, а у меня нет необходимого оборудования. Насколько ли он провинился, когда искал какие-то семена в закрытом природном заповеднике, чтобы умереть в Тали от чахотки? Я так не считаю. И действовать надо было быстро, он уже итак в плохом состоянии, в этом климате не протянет больше месяца….
Слова Халка текли легко и ровно, а я витала где-то далеко, думая о том, что еще совсем недавно, сидя на том же самом диване, я обвиняла Халка в жестокости по отношению к заключенным. Я думала о том, как злилась, когда не видела его вмешательств в избиения, как сетовала на невнимание к нуждам работников. А оказалось, что он не просто следил за каждым человеком, а еще и оценивал ситуацию каждого. Если провинился — значит, работай и будь наказан. А если уж судьба повернулась к тебе задом, то можно попробовать ее принудительно развернуть в обратном направлении.
Ну, так что ж с того, что имена приходилось менять? Зато, по словам Халка, каждый «подопечный» получал некоторую сумму денег на первое время и хорошую трудовую репутацию в той области, в которой хотел найти работу. А это уже очень и очень много.
И в конечном итоге Халк оказался почти копией меня самой — тем, кто не мог сквозь пальцы смотреть на незаслуженные страдания.
Пока я размышляла обо всем этом, Халк долго и задумчиво смотрел на меня.
— Неожиданно, правда? Не таким уж я оказался и зверем.
Я укоризненно посмотрела в ответ:
— Я никогда не думала о тебе, как о «звере».
— По-крайней мере, я сдержал слово, когда сказал, что буду отвечать на все твои вопросы и буду честным с тобой. И есть еще одна вещь, о которой я хотел бы поговорить….
Он замолчал. Посмотрел на сжатый в руке стакан с виски.
А внутри меня что-то нехорошо екнуло.
Почему-то я никогда не любила такие фразы, которые начинаются со слов «Нам нужно поговорить», «Давай будем честными…», «Пришла пора нам обсудить кое-что…» — все это никогда не сулило хорошего продолжения. И, казалось бы, ну чего мне бояться, а все равно я напряглась.
— О чем поговорить?
— О нас, Шерин.
Приехали.
Разговор точно поворачивался не туда, куда бы мне хотелось.
Встревоженная, я всмотрелась в знакомое и такое родное лицо, на которое все никак не могла налюбоваться с тех пор, как вновь обрела зрение. Эти светлые серые глаза, загорелая кожа, короткие, чуть вьющиеся волосы, часто складывающиеся в усмешку красивые губы…. Я все никак не могла привыкнуть к тому, насколько тренированным и сильным выглядел Халк, как натягивалась на его мощных плечах ткань рубашки, какими тесными казались далеко не узкие джинсы. Мне нравилось наблюдать, как отблескивала в распахнутом вороте, золотая цепочка-змейка. Так дерзко и сексуально.
Мне нравилось знать, что эти глаза — глаза убийцы-сенсора, могли быть такими ласковыми и теплыми, как в них плескалась забота и тайно искрилась любовь.
Ну, зачем, нам спрашивается, нужно говорить? И о чем? Ведь все и так хорошо, и не нужно ничего менять!
— Ты злишься, что я снова влезла туда, где меня не должно было быть? Мне не нужно было видеть Теда, да? Я забуду! Сотри все…..
— Нет, Шерин, не злюсь. Я все равно не собирался от тебя скрываться. Раньше или позже твой любопытный нос, так или иначе, выяснил бы детали.
Он улыбнулся, а у меня в груди нехорошо заныло. Внутренне сжавшись, я спросила:
— Тогда зачем нам говорить о нас?
Я, как полный трус, была готова дать стрекача, лишь бы не поднимать тему, которая меня отчаянно пугала.
— Потому что для этого пришло время. Я говорил тебе, что нам нужно будет кое-что обсудить, когда к тебе вернется зрение.
Верно. Говорил. Теперь меня совершенно не радовал тот факт, что оно вернулось.
— Халк…. Что-то не так? — Это был не тот вопрос, который было приятно задавать, но если уж все равно что-то собирается раскрыться, то лучше раньше, чем позже.
Теперь мужчина, сидящий напротив меня, молчал.
Побалтывал в стакане виски и смотрел в сторону.
И это было непривычно. Это было неправильно и плохо.
Пауза затягивалась. Снова на полную мощность затикали в тишине ненавистные часы.
— Что… Халк, говори!
Он повернулся и посмотрел мне в глаза, отчего во мне что-то сжалось. Столько в них было чего-то непонятного — болезненного и тоскливого.
— Я хочу, чтобы ты вернулась к себе.
Я удивленно застыла, пытаясь осмыслить фразу, потом уточнила:
— К себе? В комнату? Ты хочешь, чтобы я ушла к себе?….
— Нет. Назад. В Клендон-Сити.
Громко тикнули часы. Затем еще раз. Пауза между секундами растянулась на короткие вечности.
— Что!?
— Да, Шерин. Я хочу, чтобы ты вернулась назад.
У меня внутри будто что-то обвалилось. Как в старом здании — рухнул пол и осел потолок.
Я часто думала о том, что когда-нибудь мне представится момент вернуться в Клэндон-сити, к любимым делам и друзьям, к работе, к старым привычкам…. зажить нормальной жизнью, И все эти мечты были пропитаны нетерпением и радостью, каждая минута предвкушения была сладка и притягательна, так желанна и далека.
И вот теперь она близка — эта минута. И никакой радости. Никакого энтузиазма. Только страх.
Страх, что я больше никогда не увижу этих серых глаз. И не надо мне никакого возвращения, никуда я не поеду ни за какие коврижки!
— Нет, Халк. Я не хочу. Мне очень хорошо здесь с тобой….
— Ты поедешь, Шерин. — Отрезал Халк, и по его лицу снова пробежала тень.
Так непривычно…. Будто рушится мир….
Я молчала. Стало холодно.
— Я много думал об этом. И пришел к одному выводу, что будет лучше, если ты вернешься назад.
— Для кого лучше!?? — Не выдержала и взорвалась я.
— Для тебя.
— Но я хочу быть с тобой!
— Ты будешь. — Он выпил содержимое стакана и чуть заметно поморщился. — Я придумаю, как выйти отсюда, и тогда буду с тобой. А пока я хочу, чтобы ты жила в нормальном мире, среди нормальных людей и занималась тем, чем любишь.
— Но Халк…. — Хоть мне и стало чуть легче дышать после того, как я поняла, что меня не бросают, но все равно грудь непривычно и тяжело давило со всех сторон. — Мы можем придумать вместе….
— Нет, Шерин. Я знал, что отправлю тебя назад еще тогда, когда мы даже не были близки. Это не тот мир, в котором тебе следует быть, мне будет спокойней, если ты окажешься дома. Ты сделаешь так, как я сказал. Это не обсуждается.
Я только открывала и закрывала рот, все еще неспособная оправится от шока, что скоро не увижу его. На лице Халка теперь застыло жесткое выражение, напоминая о том, что передо мной сидит далеко не пушистый кот, а некто, способный принимать неадекватные — одному ему понятные решения.
Но зачем? Зачем отсылать меня? Какой в этом смысл?
Я вдруг поняла, что еще минута, и я впаду в истерику. И пусть это далеко не то состояние, в котором я часто пребываю, но волна сокрушительной силы уже полным ходом шла на меня. И я ничего не могла с этим сделать.
И вместо того, чтобы быть логичной, приводить веские аргументы и доводы, спорить до хрипа и стоять на своем — я просто бросилась с места к двери и, задыхаясь, вылетела в коридор.
Не надо видеть ему меня в таком состояния. Какой ужас…. Какой бред…. Как все могло обернуться подобным разговором. Какой, к черту, Клэндон-сити? Почему сейчас!? Хотелось разреветься так сильно, чтобы задрожали и осыпались стены.
Я уже было рванулась вперед по коридору, когда сильные руки сжали меня и вволокли назад в кабинет.
— Не хочу! Не хочу назад! — Орала я, пытаясь вырваться из стального захвата. — Ты меня не любишь, вот почему!…
Халк резко и даже грубо швырнул меня обратно на диван, и как только мой зад коснулся обивки, что-то резко полыхнуло белым в его глазах. Свет этот проник глубоко в мозг, заставил меня обмякнуть, но ровно настолько, чтобы я осталась в сидячем положении, повалившись на спинку дивана.
И хотя я не потеряла зрение, теперь я сидела молча, потому что любая способность двигаться, полностью пропала из моего тела, а сознание стало каким-то мягким и тягучим. Почти спокойным. Однако спокойствие это было ложным, какие-то образом я знала, что это всего лишь внешнее воздействие, а на деле, в центре головы продолжает бушевать эмоциональный пожар.
Халк же теперь стоял напротив меня, напряженный, и тяжело дышал. Будто это не я, а он только что подвергся воздействию со стороны. Глаза его все еще чуть заметно светились белым, и зрелище это было воистину завораживающим. Широкая грудь вздымалась и опускалась, подбородок был низко опущен. Халк исподлобья смотрел прямо на меня, жестко и молча.
Еще раз осознав, что больше совершенно не могу ни двигаться, ни говорить, я сникла.
Как-то сдалась. Поняла, что проиграла.
Что бы он там ни решил, теперь уже невозможно изменить. Не хочет он меня видеть, значит, я уеду. Если ему по душе такие способы убеждения, когда я даже слова в свою защиту вставить не могу, значит, пусть разговаривает с куском желе, которое не может ни кивнуть, ни пискнуть.
Впервые в жизни, я действительно глубоко на него обиделась. Сильно и плохо. Просто за то, что мне не дали право на равных участвовать в диалоге.
И теперь, мне, если честно, было все равно, что именно он собирался сказать.
Единственное, что в моем теле двигалось — это глаза, и, воспользовавшись этим преимуществом, я отвела взгляд в сторону, чтобы не видеть лица, которое было мне болезненно дорого.
— Посмотри на меня. — Сказал он тихо, но очень властно.
Я перевела взгляд назад, надеясь, что он выражает достаточно презрения, заодно пытаясь понять, способна ли я в таком состоянии разразиться слезами, как мне того очень хотелось.
— Сегодня ночью от склада отойдет грузовик с урожаем, который я экспортирую из Тали во внешний мир. Поедут бочки с ягодами. И ты. С тобой будет сумка, в которой будут все твои вещи, плюс кредитная карта, на которую я ежемесячно буду переводить определенную сумму, чтобы ты ни в чем не нуждалась, если вдруг решишь не работать.
Если бы я могла выплюнуть ему в ответ все, что думаю, то это звучало бы примерно следующим образом: «Ты, чертов засранец, засунь себе эту кредитку куда подальше! Не хочешь меня видеть, ну и не надо мне твоих подачек! Не дал ни слова сказать, ни попрощаться ни с кем!»
Но, естественно, я промолчала, а как же еше….
Халк тоже помолчал. Как бы зла на него я ни была, а все же я не могла не заметить, как тяжело ему давался этот монолог. Будто преодолевая внутреннюю боль, он продолжил:
— Документы у тебя поменяны не будут, имя останется тем же, потому что у Комиссии нет на тебя данных, ты попала в Тали по изначально ложным документам. Поэтому ты просто исчезнешь отсюда, как будто никогда здесь не появлялась.
Если бы я могла, я бы отвернулась.
Не появлялась, как же! И не встречала Халка, не проводила с ним ночи, не знала и ни радовалась, что нашла свою настоящую вторую половину….
И не выдержав, я послала Халку взгляд, который вопрошал «Ну, зачем так? Ты же знаешь, что ты — мой мужчина. Зачем делать все именно так?»
И, к моему удивлению, Халк понял абсолютно все, что я пыталась ему сказать (сенсор, как же! А я ведь почти забыла), сделал шаг ко мне, опустился на колени и долго, очень долго смотрел мне в глаза, прежде чем сказать.
— Прости меня за такой метод. Хотел бы я провести с тобой еще одну ночь, дать нам возможность попрощаться, еще один раз позволить себе насладиться каждым сантиметром твоей кожи, держать тебя на коленях до утра, но я не смог бы, Шерин…. Не смог бы дать тебе потом уйти.
Я не смотрела в его глаза.
Я смотрела туда, где ветер шевелил занавески, долетая в ночи от теплых красных гор, а моим щекам катились слезы. Значит, эта способность все-таки не отключилась. Видит Бог, не хотела плакать. Ведь злость или гнев пережить куда легче, чем проявление теплых чувств, и я почти ненавидела Халка за то, что он не позволил мне уйти в неведении, не позволил уйти с мыслью, что меня просто выкинули. Это со временем можно было бы пережить. А забыть того, кто любил меня больше жизни, было невозможно.
А я видела, что Халк любил. Любил меня больше, чем что-либо другое. И именно поэтому хотел, чтобы я уехала. Может быть, я и не хотела понимать мотивы его действий, но, к сожалению, я понимала.
— Я приеду туда, где ты будешь. — Тихо прозвучал его голос. — Я дам тебе ту жизнь, которую всегда хотел дать. Я — твой мужчина и я всегда буду рядом.
Не удержавшись, я посмотрела на него и утонула. Утонула в свете единственных глаз, которые когда-либо хотела видеть рядом. И я любила так сильно, что было больно, я хотела обнять, держать, потеряться в нем….
Но Халк был прав. Я бы никогда и ни за что не смогла сама оторваться от него. А, значит, могла ли я судить его за то, что он обездвижил и обезмолвил меня?
Нет. В который раз он был прав.
Такой сильный, красивый, родной и такой близкий…. Пока…. Я любила и ненавидела. Себя и свою любовь, за то, что она ранила. За то, что она разделяла, за то, что она не могла мне сейчас помочь. А глаза напротив все гипнотизировали светом.
— Никогда, никогда больше не говори, что я не люблю тебя, Шерин. Видит Бог, я не знал, что способен чувствовать то, что чувствую. И если понадобится, я заставлю тебя забыть обо всем на свете, кроме того, что я тебя люблю.
И он поцеловал меня.
И этой был самый долгий и самый нежный поцелуй, который я когда-либо впоследствии хранила моя память.
После чего легкий взмах руки погрузил меня в темноту.
Клэндон-сити. Возвращение.
На лицо падали капли дождя, вокруг висела серая морось.
Деревья стояли еще зелеными, ведь август лишь недавно сменил жаркий знойный июль, и уже совсем скоро листья сменят одеяние на нечто оранжево-золотистое. Да, уже скоро. Но еще не сейчас.
А пока дождь.
Такой желанный и такой же непривычный. Как и мир вокруг.
Капли стекали по лицу и по легкому плащу, стучали по асфальту и тонули в разлившихся лужах. Где-то на углу играла музыка, выбрасывали мириады брызг колеса проезжавших по дороге машин, а я едва замечала все это, неотрывно глядя на яркий мерцающий экран, показывающий вот уже в который раз рекламу «Dreams Ltd.»
«Мы исполним любое ваше самое сокровенное желание» — Беспрестанно крутились и повторялись сладкие призывы для тех, кто хотел (в лучшую или худшую сторону — теперь это был весьма спорный вопрос) поменять свою жизнь. «Всего лишь возьмите трубку и наберите номер, остальное мы сделаем за вас….»
Да уж. Сделают. Не сомневаюсь.
Казалось, за последний час, я просмотрела эту рекламу в тысячный раз. Она будто гипнотизировала меня, погружая в отстраненное спокойствие, которое напоминало о чем-то знакомом, почти родном, но в то же время теперь очень далеком.
Начинало вечереть, и низко висящие облака погружали серый город в еще более глубокую тьму — каких-то тридцать-сорок минут, и зажгутся фонари. Мокрые витрины переливались разноцветными огоньками и пестрели зазывными неоновыми знаками, извещающими о громадных скидках, вокруг ходили люди — улыбающиеся, свободные, в магазин, из магазина, домой…. Такие нормальные люди, совершенно нормальный мир….
И нет больше на руке привычной тяжести браслета, нет жары и красных гор на горизонте.
Я медленно перевела взгляд на дорогу и пролетающие серебристые, черные, синие, желтые, белые… какого угодно цвета (здесь люди могли себе позволить быть чрезмерно притязательными к оттенкам) салоны машин. В каждом из них такие же нормальные свободные люди ехали по своим делам, занимались бизнесом, отдыхали, расслаблялись, думали о проблемах, жили, искали выходы из сложившихся ситуаций, думали о встрече с друзьями этим вечером или, может быть, следующим. Думали о том, что приготовить на ужин и что надеть на работу завтра утром, что скажет их любимая или любимый, если вдруг кто-то забудет о годовщине, думали о том, какие звонки еще нужно сделать или что посмотреть по телевизору, примостив уставший торс на мягком диване в гостиной….
И, казалось бы, что может быть нормальнее, чем дождь ранней осенью, проезжающие машины, загорающиеся огни большого города? Вот только нормальность эта стала для меня какой-то чужой.
Вот так вот вдруг и неожиданно.
Я не замечала тех, кто проходил мимо, и едва ли слушала их речь.
Стоя совсем даже недалеко от дома, и все никак не могла заставить себя сдвинуться с места.
Куда идти? Зачем? Почему я вообще зову эту квартиру домом? И как вообще случилось так, что я когда-то привыкла к этому городу, к этому месту? Почему я никак не могу втиснуться в пространство, которое не пахнет жарой и не пропитано пыльцой с цветущих полей?
Весь этот мир, который теперь окружал меня, был большим и свободным — почти необъятным по величине, но я странным образом вот уже третий день не могла найти в нем себе места. Можно было ходить пешком, ездить на такси, на поездах, говорить с кем хочешь, делать любые покупки, заниматься всем, чем душе угодно, а вместо этого я ощущала себя чужаком. Непонятно откуда взявшимся и непонятно куда направляющимся.
Абсолютно упавшим духом и потерянным.
И что-то во всем этом было неправильно.
Может быть, еще три месяца назад, я была бы рада стоять на этом углу и думать о том, какие булочки купить на завтрак, думать о растущих продажах и расширении магазина, думать о том, что еще можно было сделать, чтобы помочь Алексу вернуться….
А теперь мне было плевать на Алекса.
И почему-то на магазин. И на этот город. И на всех тех, кто ходил мимо. Мое сердце взвывало и проваливалось куда-то вниз каждый раз, когда я думала о том и тех, кто остался там, откуда мне когда-то так хотелось вернуться.
Жизнь странная штука. Ироничная.
Так или иначе, но она всегда предоставит тебе все, о чем ты когда-либо мечтал, вот только время для этого выберет весьма специфическое. И чаще всего тогда, когда тебе меньше всего будет хотеться получить желаемое.
И почему, почему все работает именно так?
Как же неожиданно все повернулось. И до нелепого быстро.
Один взмах руки, одно решение, одно слово, и закрытый фургон грузовика уже мчит тебя сквозь ночь в неизвестном направлении, на нежеланную и непрошенную так скоро свободу. И свободу от кого? От того, кого любил больше всего на свете? Свободу от собственного счастья? От того места, где по иронии судьбы хотел остаться?
Неужели, Халк, ты думал, что я буду танцевать от радости, стоя одна на этих мокрых улицах? Танцевать от того, что ветер свободы обдувает распухшее от слез лицо? Неужели думал, что ставшие вдруг доступными и деньги и развлечения скрасят возникшую в груди пустоту?
Кажется, что самая глубокая расселина, находящаяся к востоку от Клэндон-сити, была куда меньше по величине, чем та пропасть — одинокая и тоскливая, что насильно изменила и покалечила мой внутренний ландшафт. И вместо того, чтобы зарастать бурьяном новых надежд и покрываться цветами несмелой радости, пропасть эта, казалось, лишь ширилась день ото дня.
«Неужели, Халк, ты действительно верил, что это хороший вариант? Неужели не мог подождать? Придумать чего-нибудь другого? Посоветоваться, в конце концов….»
Но Халк не слышал. Ни моих слов, ни мыслей. Он был где-то там… далеко. В белом каменном особняке, среди полей, в комнате, где ветер колышет прозрачную занавеску. Где стоит теперь пустой диван, напротив кресла, в котором так любит по вечерам отдыхать его хозяин.
Тяжело покачав головой, я вытерла холодное от капель лицо и поняла, что полностью продрогла. Почти не глядя по сторонам, добрела до дома, вошла в вестибюль, поднялась на лифте до пятого этажа, щелкнула ключом в дверном замке, как делала много раз, и вошла в тихую прихожую.
Ни звука, ни движения, ничего.
Только стук капель по стеклу.
Стянув с себя мокрый плащ, я повесила его в коридоре и прошла в гостиную. Диван, стол, камин, над которым все так же стоит на полке фарфоровый заяц и покрытая виноградными ягодами, хрустальная ваза.
Ничего не ощущая, я подошла к камину, взяла с полки черно-белую фотографию Алекса в рамке и выкинула ее в мусорное ведро. Хватит ей там стоять. Не мое это лицо, не в моей жизни этой фотографии больше находиться.
В полном опустошении, села на диван и поняла, что ни одной фотографии Халка у меня нет. Только память и все, что в ней осталось. Его лицо, его смех, запах, руки, прикосновения, слова….
Хоть в Городах и не существовало времени в привычном смысле этого слова, я все же вдруг начала ощущать себя старше. Точнее старой. Какой-то пустой, одинокой и странно постаревшей от всего того, что произошло со мной за последние три месяца.
Всего три месяца назад я горевала о так жестоко обманувшем меня Алексе, который, как оказалось, яйца выеденного не стоил, а как только оказалась в тюрьме, то нашла того, кого действительно всем сердцем полюбила. Ну не ирония ли?
Почему-то невзначай вспомнился циферблат браслета. Сколько баллов на нем было, когда его сняли с меня перед тем, как посадить в кузов? Ведь я даже не посмотрела. Я вообще отвыкла на него смотреть, с тех пор, как Халк превратился из владельца ранчо во владельца моим сердцем. Да теперь и не важно, сколько там было баллов. Не мне их было набирать за все то, чего я никогда не совершала.
У порога так и стояла не разобранная сумка с моими нехитрыми и немногочисленными пожитками, привезенными из Тали. Парой футболок, джинсами, мешочком с камнями, да несколькими парами нижнего белья. Сжечь что ли все это тряпье, чтобы не напоминало?
Мысли бродили в моей голове медленно, пугая своей тяжестью и мрачностью. Как только уходило одно воспоминание, на его месте тут же появлялось другое, напоминая о том, что и это теперь уже лишь часть истории, и больше не зовется моим «настоящим».
Почему-то я подумала о том, что вот уже как три месяца находился на свободе тот самый Кристофер Ларош, которому мне когда-то было велено передать злосчастную посылку. Где он? Как живет теперь? Доволен ли, что когда-то купил себе свободу?
Наверное, да. А вот я….
Кое-как утыркав себя в холодную постель, я принялась думать о том, что что-то нужно делать. Что я просто не могу больше жить прежней жизнью. И какая разница «почему так случилось» и кто за это отвественнен. Но не выйдет у меня просто взять претвориться, что я — выигравший в лотерею узник, получивший один шанс на миллион досрочно выйти на свободу, и оттого сияющий непомерным счастьем. Не выйдет. Нет. Как ни крути, а не выйдет. Даже если я выиграла этот пресловутый шанс….
А, значит, придется что-то придумать.
Перед тем, как окончательно провалиться в сон, я думала о том, что так и не нашла времени сходить в собственный магазин, куда по логике должна была заглянуть сразу после «приезда» и о том, что где-то здесь на свободе ходят друзья Халка — Дэлл, которому дали нож и еще тот страшный, который всех преследует. А еще где-то здесь находится и дом самого Халка, и я думала о том, что я почему-то так ни разу не удосужилась спросить адреса. Да, кто же знал, что свобода находилась на расстоянии всего одного дня? Многое другое, я, наверное, тогда спросила бы, если бы знала. Как-то подготовилась бы. Если не физически, то хотя бы морально. Да что сейчас об этом. Толку-то….
Так, блуждая в лабиринтах измученного сознания, под тихую барабанную дробь дождя, я провалилась в сон.
Халк чувствовал, что устал.
И дело было не в том, что дел было невпроворот, и не в том, что пришлось инструктировать нового начальника стражи, как обходиться с бунтарями (партия новых неспокойных заключенных поступила на ранчо всего день назад), и даже не в том, что до поздней ночи он провел в клубе, бесчисленное множество раз обдирая в покер местных толстосумов. Какой смысл в деньгах, которых итак накопилось столько, что хватило бы на три жизни? Деньги в этом городе ничего не стоили. А место, где их можно было бы потратить, все еще находилось за чертой, которую он не мог пересечь, как ни старался.
Халк устал от Тали. Как-то внезапно и насовсем.
Все здесь стало не так. Воздух слишком жарким, ветер душным, кабинет опостылым, спальня холодной, а особняк пустым.
Почему тогда, еще несколько дней назад, казалось таким правильным отправить ее назад? Почему отчаянно хотелось подарить Шерин свободу, дать ей шанс дождаться его возвращения за чертой, имея возможность жить по-человечески? А теперь он, словно зеленый мальчишка, волновался, по поводу и без. Ведь там, без него, с ней могло случиться что-то плохое, а его не будет рядом. И ведь не передать заботу о ней кому-то другому, не попросить друзей присмотреть за Шерин. Сплошные запреты и ловушки. Черт бы подрал этого Дрейка!
Если раньше Халк еще как-то мирился с положением, прятал злость внутри, старался дождаться, пока Комиссия сама решит отменить наказание, то теперь не мог сидеть без движения ни минуты. Теперь все стало не так.
Тренированный боец из спецотряда уперся кулаком в косяк рядом с балконной дверью, опустил голову и застыл, чувствуя, как сухой жаркий ветер проникает под воротник рубашки.
Устал. Надоело. Нестерпимо надоело быть чертовым узником в чертовой дыре.
Теперь все не так, потому что он нашел свою вторую половину, с которой теперь на неопределенное время разделен.
Где-то внутри усиливалась неконтролируемая злость. А это было опасным. Нужно постараться сохранять спокойствие, иначе слишком легко наломать дров.
Халк сдержанно, но яростно ударил кулаком по косяку.
Он был всем. Имел все, что хотел. Чувствовал себя сильным и уверенным. Знал, как найти выход из любой ситуации, а теперь стоял здесь, запертый, если не в четырех стенах, так в нескольких сотнях километрах, в месте, не обозначенном ни на одной карте, не способный вернуться в нормальный мир, чтобы заниматься тем, чем любил и жить с той, без которой теперь едва дышал.
Он медленно оттолкнулся от стены, подошел к бару, плеснул в стакан виски и сел в до боли надоевшее кресло.
Халк все еще утешал себя мыслью, что ей лучше там, на свободе, где она может заниматься любимыми делами, смеяться с подружками, сидеть в кафе, ходить за покупками. Он мог и обеспечил ей безбедное будущее, снабдив кредитной картой, на которую теперь собирался ежемесячно перечислять достаточно, чтобы Шерин ни в чем себе не отказывала. Но ведь он знал эту кудрявую бестию…. Знал достаточно хорошо, чтобы понять, что та, несмотря ни какие богатства мира будет страдать, и будет ждать его. А еще и попытается что-нибудь предпринять. Вот уж где непоседливый упертый характер. Но ведь за то и полюбил.
Его серые, полуприкрытые глаза неподвижно застыли, глядя куда-то за горизонт, в то время как мозг лихорадочно перебирал варианты изменения сложившейся ситуации.
Как позвонить? Как связаться с нужными людьми? Все линии из Тали надежно перекрыты. Интернет тоже. Не связаться ни с ребятами, ни с Комиссией. Да даже если и свяжешься….. Дрейк не сшит из плюша и ватой не набит. Разговор, скорее всего, будет коротким и неприятным.
Бежать? Перебить к черту всю охрану и пробиться в мир? А там снова драться?
Халк жестко усмехнулся, осознав, что давно уже не прочь бы был размять руки. Но долго ли он проходит на свободе, пока опять же не появится Дрейк? А Комиссию не побороть. Даже если уложить одного — смертельный исход гарантирован. Такое не прощают никому, об этом Халк знал наверняка.
Выехать тайно на своем грузовике, чтобы хотя бы удостовериться, что с Шерин все в порядке? Риск этот тоже может привести к еще более жестокому заточению, если о вылазке станет известно.
Халк сделал большой глоток, поставил стакан на стол и устало потер лоб.
Пока выходов не видно, но какой-то все же придется найти.
Он просто физически не способен будет сидеть сложа руки, вдали от Шерин, волнуясь о ее безопасности. Да, Клэндон-сити спокойный город, подходящий для отдыха и для бизнеса, почти «нормальный». Вот только Халк знал, что нормальных городов на Уровнях нет. Они все чем-то опасны. Ведь не зря Комиссии был нужен отряд специального назначения, члены которого, как никто другой были знакомы со скрытыми опасностями, которых на самом деле было ох, как много!
Больше всего Халка напрягало то, что потраченное на размышления время не окупалось достойными рассмотрения идеями. Он отметал один вариант за другим, потому что все они подвергали опасности то единственное, чем Халку ну никак не хотелось рисковать — его возможностью быть с Шерин. Он нужен ей живой и здоровый, а, значит, придется на какое-то время обуздать нрав и поработать головой. Что ж…. Тоже не в первой. Но как изматывающее тратить время впустую….
Чертова Комиссия! Чертов Тали!
Дойдя до бара, чтобы плеснуть в стакан новую порцию виски, Халк смачно выругался в адрес Дрейка, надеясь, что тот, каким-нибудь непостижимым образом, все же найдет способ его услышать.
— Как здорово! Поверить не могу, что ты, наконец, здесь!
Сдержанная обычно Линда вот уже почти полчаса висела на моей шее. Она светилась радостью и облегчением. В комнате для персонала, что располагалась по коридору от торгового зала, на покрытом яркой клетчатой скатертью столе, стоял свежезаваренный чай и печенье трех видов. Обрадовавшиеся моему неожиданному возвращению девочки уже успели сбегать в ближайший супермаркет, чтобы разнообразными сладостями отпраздновать мое возвращение.
— Как ты загорела! Надо же! — Тарахтела мой заместитель. — А у нас здесь все в порядке. Хоть мы и не знали, насколько ты решила взять незапланированный отпуск, но я сразу после твоего отъезда настроила всех работниц на нужный лад, и мы делали, что могли, чтобы магазин процветал. А тебе давно нужен был отдых, я сколько раз говорила, так что молодец, что, наконец, послушалась меня! А то ведь только вспомни, сколько ты переживала, бедняжка… — Линда вовремя встрепенулась и отступила, стараясь не задеть тему про Алекса, думая, что она по-прежнему болезненна для меня. — И, Шерин, мы как никогда превзошли сами себя, теперь у нас заказывает одежду сам Жак Лоран, а Дивье сделал скидку еще на десять процентов….
Она все говорила и говорила и говорила. Я могла ее понять. Три месяца моего отсутствия заставили Линду стать ответственнее и предприимчивее, заставили начать изобретать свои идеи и делать смелые шаги на поле организации и управлении, и я должна была признать, что она отлично справилась. И теперь, конечно же, спешила как можно скорее поделиться со мной каждой значительной и незначительной деталью своего (по ее мнению «нашего») успеха.
— Все бумаги, вся бухгалтерия, все налоги — все чисто и как по часам. Я наняла новую сотрудницу полтора месяца назад, ты, конечно, сама решишь, оставлять ее или нет, но, мне кажется, что она отлично управляется с нашими бумагами….
Я едва успевала вставить слово. И не слишком волновалась, если не успевала. Пока Линда вываливала на меня детали продаж и заказов за последние месяцы, я молча жевала печенье с земляничным вкусом и мысленно задавалась вопросом — понравилось ли бы оно Халку? Наверное, понравилось бы. А, может, он любил шоколадное? Жаль, что я так мало успела о нем узнать….
Поток слов неожиданно прервался, и я осознала, что мне задали вопрос, смысл которого полностью от меня ускользнул.
— Что?
Линда мягко улыбнулась.
— Ты еще не пришла в себя после поездки, да? Это нормально. Скоро уже оклемаешься и вольешься обратно, я тебя знаю. Я спросила, что за украшение ты носила, что на запястье осталась такая белая незагорелая полоска?
Я перестала жевать печенье и медленно перевела взгляд на руку, где все это время, под палящим солнцем Тали, на руке был плотно закреплен браслет.
— Да была одна безделушка. Браслет. Наверное, дома сейчас лежит. Широкий такой, с бусинами…. — Не моргнув глазом, соврала я.
— А что это было за место, где ты так долго нежилась под солнцем?
Обычный, казалось бы, вопрос, но видит Бог, как сильно мне не хотелось на него отвечать. Вздохнув, я приступить к изобретению горного хребта из лжи.
Покинуть магазин удалось лишь спустя почти два часа, когда поток вопросов от моих сотрудниц, наконец, начал иссякать, а на меня были вылиты литры деталей о хитросплетениях и интригах между девочками, их просьбы и пожелания к дальнейшей работе. Когда все было улажено, мы еще какое-то время посидели с Линдой над бумагами. Приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы не отвлекаться от темы разговора и оставаться сконцентрированной на магазине, но мне это как-то удалось. Договорившись, что Линда еще побудет у руля неделю-другую, пока я «прихожу в порядок» и вливаюсь в прежнюю жизнь, я, наконец, смогла покинуть здание и выйти на улицу.
Час дня. День только начался.
Свернув в ближайшее кафе, я купила упакованный в треугольную картонную коробку сэндвич с ветчиной и сыром, а затем направилась в раскинувшийся неподалеку от центра города парк, чтобы посидеть на лавке и обдумать, что делать дальше.
Уединившись на одной из аллей, я развернула упаковку и принялась монотонно жевать хлеб, глядя на прогуливающихся. В отличие от парка в Тали, здесь люди загорали на расстеленных прямо на траве одеялах, смеялись, что-то жевали, читали газеты, громко перекидывались комментариями и вообще — вели себя исключительно расслабленно.
Скользя по ним рассеянным взглядом, я продолжала утопать в собственных мыслях.
Перед тем, как отправиться в магазин, я успела разобрать сумку, стоящую у порога — разложила вещи в шкафу, убрала камни, наткнулась на кредитку, подложенную между моих футболок Халком, проверила баланс и узнала, что являюсь обладателем пятидесяти тысяч на счете, который мой любимый клятвенно заверил пополнять каждый месяц. Об этом гласила приложенная к кредитке записка.
Я откусила очередной кусок, пожевала его, проглотила и вздохнула.
Обо всем он подумал. И пятьдесят тысяч в месяц — это много. Очень много. Я могла бы менять машины каждую неделю, могла бы бросить магазин и путешествовать, или же скупать золото в таких объемах, что обвешавшись им, стала бы напоминать мумию. Или, скопив сумму за пару-тройку месяцев, могла бы приобрести дом на море, где-нибудь на островах. Только нужно ли мне было это все?
Как много вообще нужно одинокому человеку? Не много. Мир, ведь, он не снаружи. Мир — это то, что есть в голове, внутри. А внутри меня было лишь осознание, что Халк там, а я здесь.
Я снова вздохнула, пытаясь заставить атрофировавшиеся от отчаяния мозги работать.
Что же делать? Что же мне вообще теперь делать? Сидеть и ждать, пока однажды на пороге объявится Халк, и мы будем жить «долго и счастливо»? А что, если это произойдет через месяц или через год? Или десять лет? Я, конечно, не сомневалась, что буду любить его так же сильно, но вот только я сомневалась, что смогу не сойти с ума от одиночества и ожидания, находясь в пустой квартире и постоянно глядя на дверь.
Поэтому бездействие отпадало.
Тогда что?
И «что» мне нужно делать, я поняла уже тем же вечером, совершенно неожиданно, глядя на ту же самую неоновую вывеску «Dreams Ltd.»
И как же я сразу не додумалась? Конечно! Ведь это может быть выходом, если все получится, если все делать аккуратно и правильно. Почему же я не подумала о той же Корпорации «Исполнение желаний», как только увидела ее вывеску сразу после прибытия в Клэндон-сити?
В квартиру я вернулась около часа назад, на улице снова моросил дождь. Темнело.
Стараясь унять дрожащие от волнения руки, я принялась лихорадочно размышлять.
Неужели где-то на выходе из темного тоннеля, наконец-то, забрезжил свет? Неужели эта та самая надежда, на возникновение которой я так надеялась?
Я кругами ходила взад-вперед по гостиной, все еще неспособная поверить, что уже скоро начну действовать, но в воздухе с силой неотвратимого шторма запахло переменами.
Так-так-так. Нужно только сосредоточиться. Нужно обо всем подумать. И куда только меня опять несет? Не наделать бы делов….
«Успокойся, Шерин! Бога ради, просто для начала успокойся!»
Я силой усадила себя на диван, сцепила пальцы и застыла, задумавшись.
Все верно. К друзьям Халка за помощью я обратиться не могу. Так говорил и сам Халк. Ведь это поставит их всех под удар, если только они решат предпринять какие-то действия для его высвобождения. Значит, эту идею с самого начала пришлось откинуть.
Но ведь если есть деньги…., и есть та самая пресловутая Корпорация…..
«Думай-думай-думай, Шерин!»
Я принялась вспоминать все, что когда-то рассказал мне в Тали Кристофер Ларош. Что же именно он говорил тогда, когда получил долгожданную посылку? Не ошибиться бы….
«Я заплатил им за браслет, и они прислали мне его…»
Ведь именно! Он заплатил заранее! И поэтому не получил от них никакого «наказания». А отсюда следует, что в Корпорацию можно прийти и сразу заплатить за то, что хочется получить. А ведь это настоящее «Бинго!», и это в корне меняло дело.
Наверное, было бы логично бояться даже этого словосочетания, которое звалось «Dreamd Ltd,» и которое три месяца назад отправило меня к черту на кулички, но я почему-то не боялась. Да, определенный дискомфорт, признаюсь, был, но страха не было. Я ведь знала, что действовали они исключительно в соответствии с моим желанием и своими принципами, а не просто какой-то тролль по непонятной причине решил закинуть меня в «зазеркалье».
Все это время я мысленно обходила «Dreams» стороной только потому, что боялась наложенного, в ответ на собственную просьбу, должностного обязательства, которое однажды, за получение мной четырехсот пятидесяти тысяч уже едва не обернулось катастрофой. Но теперь, зная то, что я знала, ситуация могла поменять угол в нужную сторону.
Если теоретически представить, что у меня есть достаточная сумма денег, то я могу позвонить им и попросить вытащить Халка из Тали. Да-да! Позвонить и сказать «Дорогая Корпорация — у меня есть одно желание. И есть деньги. Сколько?»
Я поверить не могла, что все могло оказаться так просто.
Подскочив с дивана, я подбежала к окну и принялась переминаться с ноги на ногу, глядя на проезжающие по мокрой мостовой машины.
Сколько у меня есть?
Пятьдесят тысяч дал Халк. В следующем месяце будет еще пятьдесят, но ждать не хочется. Долго. Линда говорила, что дела в мое отсутствие шли хорошо, а значит, должно получиться вытащить из оборота еще, может быть, тысяч сто. Это — всего сто пятьдесят.
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
Маловато.
Ларош за браслет платил миллион.
А может, попросить денег у друзей Халка? Они ведь наверняка не откажутся помочь? Им ведь всем хорошо платили, наверняка, они — ребята не нищие?
Едва только обрадовавшись, я тут же снова помрачнела.
Отказать-то они, может, и не откажут. Даже если я каким-то хитрым образом смогу их найти. Вот только это означает, что они узнают то, чего знать не должны. И снова риск для них и для Халка.
Черт!…
Придется как-то самой.
Эмоции сменяли друг друга со скоростью волн разбушевавшегося моря. На смену дикой радости приходило волнение, надежду перекрывала тревога, но следом снова пробивалась радость, разгоняя серые тучи. Все равно я что-нибудь придумаю! Я ведь знаю, что все получится. И плевать как…. Получится и все тут!
Оторвавшись от окна, я прошлепала на кухню, чтобы вскипятить чайник. Голова работала так интенсивно, что, казалось, еще чуть-чуть, и она лопнет словно перегревшийся на солнце арбуз.
Ничего. Иногда не вредно. Пусть мозги поработают….
Итак, где же взять деньги?
И сколько именно мне нужно?
Может, позвонить в Корпорацию и спросить, сколько они хотят за такое? Но будут ли они отвечать на мои вопросы по телефону или же опять придется туда ехать? Скорее всего, второе. Они вообще по телефону говорить не любят. А значит, более-менее приличная сумма должна быть у меня на руках до того, как я буду звонить, а потом уже, соответственно, и ехать туда.
А какая сумма в моем (или их) понимании может являться приличной?
Никак не меньше миллиона. Если уж Ларош платил за свободу миллион, то освобождение Халка мне точно встанет в не меньшую «копейку».
Черт….
Миллион!
Уделаться можно!
Где же его взять?
Всыпав в кипяток растворимый кофе, я несколько раз звякнула ложкой, размешивая, но, не сделав и глотка, отодвинула кружку в сторону. Села на стул. Потерла лоб.
Если скапливать все посланные Халком деньги, то уйдет двадцать месяцев, прежде чем скопится миллион. Не пойдет. Надо раньше. Да и окажется ли этого достаточно? Так что совсем отпадает….
Думай, Шерин, думай.
Всегда есть решение. Всегда. Нужно его просто увидеть.
Как люди вообще делают деньги? Я принялась напряженно мозговать. Зарабатывают (отпадает), занимают (отпадает), крадут (отпадает), продают что-нибудь….
И тут меня осенило.
Я медленно поднялась со стула, окончательно забыв про кофе.
Ну, конечно!
А ведь у меня есть кое-что, что можно попробовать продать. И, возможно, — робко пропел внутренний голос, — возможно, я ошибаюсь, и «это самое» не имеет никакой ценности, но ведь попытка не пытка. А что если все-таки имеет?
Осталось лишь как-то дотерпеть до утра, чтобы это выяснить.
Я медленно села обратно на стул, и, наконец, чувствуя внутреннее волнение и облегчение, сделала глоток кофе.
Немолодой мужчина с пышными усами и вьющимися волосами, которые спадали на воротник темного опрятного пиджака, вот уже минут тридцать, как разглядывал мои камни, используя то увеличительное стекло, то какой-то прибор, наподобие микроскопа. Он включил столько ламп, что хватило бы на освещение небольшого стадиона, и от этого в помещение быстро становилось по-настоящему жарко.
Я начала уставать. Ну, сколько можно разглядывать мои самоцветы? Хоть бы слово сказал, хоть бы какую реакцию проявил, а то ведь только губами причмокивает, хмурится, потом что-то удивленно бормочет, и снова принимается заглядывать куда-то вглубь каждого камня. Что он ищет там так долго?
Я не стала особенно придирчиво выбирать ювелира, просто нашла в желтых страницах какую-то фирму, вызвавшую наибольшее уважение за хорошее название и находящуюся в престижном районе города, после чего сразу направилась туда.
А теперь я мерила шагами комнату, за прилавком которой, этот дядечка так скрупулезно и безмолвно что-то изучал и взвешивал. Стол его был завален книгами и бумагами, да еще какими-то инструментами — Бог их разбери, этих мастеров, что и для чего они тут используют. Да мне было это и не особенно важно. Куда важнее был результат, которого я надеялась в скором времени дождаться.
Так купит или нет? И почем?
Стараясь не выказывать нетерпения или раздражения, я сняла пиджак и положила его рядом с сумочкой на стул, после чего снова принялась изучать витрины, на которых были выставлены цепочки, кольца, браслеты и всевозможные подвески. Но, насколько я поняла, это были стенды, не вошедшие в главный выставочный зал, где происходили основные продажи, а вещи за стеклами пылились не то в запасе, не то только готовясь предстать на обозрение покупателей позже.
Одна из витрин отразила мое собственное лицо — приятное, почти без косметики, намазанное утром увлажняющим кремом, но все же немного осунувшееся. И как давно я не делала причесок. Почти отвыкла, а как красиво, оказывается….
— Мисс Мур? — Наконец, кашлянул ювелир, чье имя звучало то ли гордо, то ли вычурно (я так и не смогла для себя этого решить) — Теодор. — Так вы говорите, что хотели бы эти камни продать?
— Да. — Я направилась от витрин обратно к прилавку. — Все верно.
Теодор о чем-то задумался. Его очки с толстыми стеклами поблескивали в свете ламп.
— А могу я спросить у вас, где вы их приобрели?
Я замешкалась. Зачем это ему? Да и какая разница?
— Это было далеко отсюда, мистер Ларшельд. А почему вы спрашиваете?
Ювелир снова пожевал губами.
— Видите ли, вы принесли достаточно редкие камни.
При этих словах мое сердце взволнованно подпрыгнуло. Так удача или нет? Мое лицо продолжало сохранять невозмутимое выражение. Он ни в коем случае не должен увидеть, что я не владею никакими познаниями в области собственных сокровищ.
— Да, я знаю, что камни редкие. И они очень дороги для меня. — Мой голос звучал протяжно и почти незаинтересованно в предмете разговора. — Но, видите ли, наступил момент, когда я стала готова расстаться с ними. Конечно, если только будет предложена хорошая цена.
— Я понимаю, понимаю, мисс Мур. — Поторопился уверить меня Теодор. — Ваши алмазы не просто отличного качества, они отменны и очень редки….
Я почти подпрыгнула на месте. Так эти сверкающие побрякушки — алмазы? Невероятно! А знали ли работники каменоломни, что именно дарили мне? А Халк? Знал ли он сам о месторождении на территории шахты, из которой он пытался добывать известняк?
— Конечно, я ничуть не умаляю так же прелести изумрудов…. — Продолжал золотых дел мастер. — …и вот эти сапфиры довольно редкого цвета, но алмазы — это что-то уникальное. Они розовые. И безо всяких включений, идеально чистые!
Видно было, что Теодор уже вовсю представляет, как огранит камни и повставляет их в золото или платину, после чего, продав коллекцию, наживет такое состояние, что сможет не работать еще лет десять, но меня это не волновало. Меня волновало только то, сколько именно он может предложить мне, чтобы его мечта, пропечатавшаяся крупными буквами на лице, стала реальностью.
Мужчина за прилавком все перебирал и перебирал мои камни, словно боясь, что стоит ему отнять руки, как мираж, состоящий из розовых алмазов, тут же растворится.
— Сколько вы хотите за все камни, мисс Мур?
Ну, уж нет! Хитрый ты кот! Сам мне скажешь, сколько ты готов дать, и никак иначе.
— Сначала я бы хотела услышать ваше предложение, мистер Ларшельд.
Ювелир посмотрел на меня. Затем на камни. Затем снова на меня. Сглотнул.
— Ну-у-у-у… — Не вполне уверенно протянул он. — Я думаю, что был бы готов вам дать за все…. скажем…. Пятьсот тысяч!
Разочарование на моем лице было очень искренним и совершенно очевидным.
Теодор тут же переоценил ситуацию.
— Шестьсот! — Провозгласил он.
Я попыталась скрыть расползшуюся даже от такого предложения по всему лицу куксивость.
— Шестьсот пятьдесят? — Неуверенно продолжал гнуть свою линию жадный дядька.
Шестьсот пятьдесят? Ну, уж нет! Если это алмазы, а тем более розовые, то по-мелкому играть не будем! Тем более что для Корпорации мне точно нужно не меньше миллиона. И шестьсот пятьдесят мне тут, к сожалению, ни туда и ни сюда — это если быть тактичным в выражениях.
Я подошла вплотную к прилавку и скорчила брезгливое выражение, которое обычно появлялось тогда, когда собеседник, либо был полным дураком, о чем неприлично говорить вслух, либо же притворяется таковым, что не уменьшало раздражения на него.
— Мистер Ларшельд. — Ласково начала я. — Камни эти не просто без вкраплений, о чем мы оба прекрасно знаем. Они еще и огромны. Даже после огранки, каждый из них будет не меньше трех карат размером. Поэтому давайте будем честными друг с другом. Все, что я хочу за всю коллекцию — это миллион. Ведь это не так много, признайтесь, Теодор? Ведь почти подарок.
Пропал во мне великий актер, по всему видно. Но во мне бушевало такое количество эмоций, что играть плохо не получилось бы, даже приложив старание. Я страшно радовалась, что камни оказались редкими и ценными, но очень переживала, что если не получу за них достаточно, то не смогу даже попробовать привлечь Корпорацию для высвобождения Халка, а если я не смогу это сделать, то буду очень и очень злиться!
Бледно голубые глаза Ларшельда из-за толстых стекол очков смотрели в мои наглые зеленые. И не понятно было, то ли он шокирован, то ли совсем не удивлен моим заявлением. Я не отрывала взгляда, он тоже.
«Ну, давай посмотрим, кто потеряет больше, мистер Золотая Цепочка на Пузе — я или ты?»
— Миллион, мисс Мур — это очень много. Даже за такую коллекцию. — Наконец, прочистив горло, изволил высказаться ювелир.
— Как жаль, что это много для вас. — Изобразив скуку и разочарование, пропела я. — Придется мне тогда продать их в… как же называется тот шикарный магазин?…. Ах да! В «Diamond Bay»!
Выбранное наугад имя из тех же желтых страниц, оказалось правильным. Большая компания, красивое имя, по-видимому, один из самых жестоких конкурентов моего нынешнего знакомого. Теодор несколько потерял здоровый цвет лица, но сдаваться, к моему восхищению его выдержкой, не спешил.
— Думаю, они сочтут, что миллион за кучу чистейших розовых бриллиантов — это настоящий подарок судьбы, вы так не думаете? — Продолжая я брать обходным путем его крепость я. Вот сам поделился со мной знаниями, вот сам теперь и расплачивайся!
Повисла пауза.
Красиво в свете ламп блестели разложенные на прилавке алмазы.
— Восемьсот пятьдесят! — Выдавил из себя Теодор. Сипло. Но жадно.
— Миллион. — Злобно отчеканила я. — Хватит торгов!
Ювелир, не мигая, смотрел на меня выпуклыми глазами, напоминая рыбу, которая была готова взорваться от отсутствия воздуха, но все же не желала потерять из виду такого вкусного и жирного комара, а посему продолжала парить над поверхностью воды, силясь не упустить добычу.
— Девятьсот!
Ах ты, жадина! Я принялась раздраженно и быстро сгребать камни с прилавка обратно в мешочек.
Достал ты меня, жирняк! Не хочешь получить красивые камни, ну и катись колбаской, найдется кто-нибудь другой! Не один ты в этом городе, кто оценит все по-достоинству и купит их все до единого, но без дурацкой нервотрепки!
Решимость, написанная на моем лице, окончательно подкосило силившегося так долго сбить цену Теодора.
— Хорошо! Миллион! — Запищал он. — Любым методом! На счет или наличностью!…
Я прервала свои действия и жестко улыбнулась.
А еще через пять минут вышла на улицу, став богаче не более и не менее чем на один миллион долларов.
Если бы кто-то задал бы мне вполне логичный вопрос «Как я себя чувствую?», то, наверное, удивился бы моему ответу.
Нормально. Не хорошо и не плохо.
Богаче? Не особенно. Просто на шаг ближе к достижению цели. С каких-то пор деньги потеряли для меня ценность. Ну и что с того, что миллион? Алекс подавился и гораздо меньшим, после чего стал абсолютно счастлив. А у меня теперь было в два раза больше, а мир от этого не менялся.
Но, конечно, я была более чем довольна, что удалось хорошо провернуть сделку с Теодором. Если бы ни подарок каменоломов, не видать бы мне денег, а Халку (может быть) свободы. А уж если вспомнить про Янку, которая, чуть было, не увела у меня драгоценный мешочек. Вот бы она обрадовалась, осознав, что именно она заполучила во владение. Да вот только где ей теперь. Поди, все так и лежит там в изоляторе. Хорошо еще, если живая.
Я поежилась, а потом снова мысленно вернулась к прежней теме.
А Тед? Не принеси он их мне обратно, и опять результат был бы теперь плачевным. Ан-нет! Все сложилось не просто хорошо, а замечательно.
Так что теперь осталось только радоваться и действовать! Легко сказать…. Да уж, говорить всегда легко.
До дома я добралась на такси.
И странным образом, когда у меня на руках появилась достаточная сумма денег, а все волнения, казалось бы, улеглись, я почему-то не торопилась звонить.
Мне было некомфортно. И впервые снова почти страшно.
Я кругами ходила по квартире, искоса поглядывая на телефон.
Ну, казалось бы — ну вот! Все есть! Бери и набирай номер, но я все никак не могла морально подготовиться.
А что если что-то пойдет не так? Что если денег окажется недостаточно? А что если меня все-таки снова попросят об «одолжении» просто за то, что я позвонила? А что, если мне не помогут?
Я выламывала руки и продолжала мрачно и безрезультатно кружить по дому.
«Халк, что бы ты сказал мне в этой ситуации?» — Мысленно обратилась я к тому, кто всегда находил правильные слова, какой бы трудной ни казалась ситуация. — «Что бы ты посоветовал мне? Я одна, и мне страшно….»
«Всем страшно. — Почему-то подумалось мне, ответил бы Халк. — Страшно даже тем, кто ни разу в жизни этого не показал. Но только тот, кто пробует идти вперед, неся с собой свой страх, через все, через каждую минуту, но все же идет вперед, чего-то добивается. И даже если ты оступаешься, даже если что-то идет не так — это результат. Результат твоего движения вперед. И только если ты поддашься своему страху и так и не решишься сделать даже самый маленький шаг, ты никогда не осилишь дорогу».
«Но я столько всего опасаюсь, столько сомнений у меня, просто парализует от ужаса!…»
«Не думай о конечной цели. Думай только об одном единственном шаге — следующем. А потом станет видно, куда сделать новый…. И еще один…. Один маленький следующий шаг. Ведь это не страшно. Так ведь?»
Я так и не поняла, то ли я сама говорила с собой, то ли какой-то мудрый голос все же пробрался в мою голову извне, но так или иначе, этот мысленный диалог помог мне немного успокоиться и прийти в себя.
Все верно. Не нужно бояться всего заранее. Нужно просто подумать именно о следующем шаге. Я просто наберу номер и задам несколько вопросов. Пока я получу ответ «да» или «нет» и сумму, которую нужно платить, никто не принудит меня делать что-то против воли.
И даже если они ответ мне «нет», я буду знать, что испробовала этот вариант.
Прислушавшись к тишине в квартире, я немного посидела на диване, больше не торопя и не принуждая себя что-то делать прямо сейчас, а потом прошла на кухню, чтобы заварить чаю и окончательно собраться силами.
Он сам не знал, зачем пришел сюда.
Темный подвал, находящаяся глубоко под особняком узкая комната, освещенная несколькими лампочками. И вся стена сверху донизу увешенная оружием. Всем, что он смог собрать — приобрести, купить или каким-то другим способом добыть за четыре года в Тали.
Пистолеты, автоматы, ящик гранат, винтовки, коллекция ножей, обрезы, несколько химических и дымовых завес и даже гранатомет. Были здесь и сигнальные ракеты, бронежилет, кастеты и куча прочей мелочевки, способной пригодиться в бою.
Или при побеге.
Халк стоял неподвижно, скользя глазами по амуниции, стараясь не думать о том, о чем именно он старался не думать.
Ведь, в самом деле, не такой же он дурак, чтобы пробиваться через охраняемый периметр тридцать третьей зоны или вооруженный до зубов кордон на центральных воротах?
(Конечно, нет. И кто знает, почему мозг уже включился просчитывать, как именно обойти центральные вышки, добраться до секьюрити-центра и отключить напряжение….)
Бицепсы непроизвольно напряглись, черная футболка натянулась, сильные пальцы сжались и снова расслабились. Серые глаза продолжали изучать оружейный ассортимент. Подбирая, подмечая, сортируя все по ситуациям.
Ведь не такой же он дурак, чтобы рисковать всем, что успел нажить за четыре года?
(Ранчо бы взорвалось красиво, он бы постарался. Просто так, для души….)
И ведь не такой дурак, чтобы пробивая себе путь на свободу, уложить пару тройку ни в чем не повинных полицейских?
(Хотя потерю пары десятков тупоголовых копов вряд ли кто заметил бы. А вот до чего приятно было бы прокосить их ряды чем-нибудь, типа Миними. («Minimi» — French: Mini Mitrailleuse; «mini machine gun» зд. и далее примечание автора) Такое удовольствие мало с чем могло сравниться бы).
Но, Халк, конечно, об этом не думал. Несмотря на то, что по его лицу блуждала хищная усмешка.
Нет, он не думал.
Он всего лишь пришел сюда постоять, осмотреться, освежить в памяти инвентарь.
Ведь не такой же он дурак, чтобы насильно найти Дрейка и встретиться с ним лицом к лицу, каким бы ни был исход?
Может быть, и нет. Вот только надоело ждать. Уже ждал. Долго. И Дрейк не пришел.
Так, может быть, время самому взять инициативу в свои руки?
Вдруг, что-то отвлекло внимание и перебило прежнюю мысль. В голове стало тихо.
В какой-то момент перед глазами появилось расстроенное лицо Шерин, будто она нуждалась в нем. Звала. О чем-то говорила. Или просила?
Халк прислушался к внутренним ощущениям. Что за черт? Что-то напугало ее?
Что там происходит? Кулаки снова сжались от бессилия. В чем бы она ни нуждалась, он не мой ей помочь отсюда. И все же Халк закрыл глаза, очистил голову от мыслей, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего-то попробовал снова вызвать изображение Шерин в голове.
«Что с тобой, девочка? Что случилось там?»
Ответов не было. Лишь ощущение, что Шерин волнуется, и что ей одиноко. Прежде чем дать себе разозлиться и выругаться, Халк, все же, как мог, попытался мысленно успокоить ее, дать почувствовать, что он рядом. Что он не ушел.
Но потом, все же выругался.
Что толку, пытаться пробить расстояние мыслью? Если такое и было возможно, то его этому не научили. Дрейк, наверное, мог бы появиться и в чужой голове, если захотел бы, но Халк мог лишь надеяться, что Шерин как-то сумела почувствовать его присутствие.
А вот с настоящим присутствием придется потерпеть.
Потому что если сделать ошибку, то она останется одна насовсем. А этот вариант никогда не должен притвориться в жизнь.
Именно поэтому Халк просто стоял здесь. Просто смотрел. Это просто оружие, которое лежит здесь. Просто оружие. Он ничего не трогает. Совсем ничего.
«Видишь, Дрейк? Совсем ничего. Ни единым пальцем»
