Книга: Корпорация «Исполнение желаний»
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12

Глава 11

Бать слепым — скучно.
Это, конечно, еще и неудобно, все по большей части все-таки скучно. Занятий остается раз-два и обчелся — либо вспоминать, либо размышлять, либо слушать или говорить.
Но быть слепым и счастливым — не так уж и плохо.
За завтраком, я с удовольствием гоняла сосиски вилкой по тарелке, пытаясь поймать и съесть их, жаловалась, что пора меня уже кормить мороженым, потому как его я мимо рта ни за что не пронесу, слушала о планах Халка на этот день и постоянно улыбалась. Впрочем, Халк тоже лучился благодушием, несмотря на то, что утро обещало быть полным забот.
А после завтрака меня забрала к себе Табита, и я была абсолютно счастлива, слушать ее рассказы о том, как обстоят дела на кухне, либо же, когда она выходила, наслаждаться несущимися из старого радиоприемника звуками музыки и песен, которых не слышала уже бог знает сколько времени. Плюс ко всему — несколько минут назад из духовки был извлечен малиновый пирог, куском которого я теперь лакомилась. Мог ли день стать еще лучше?
Мир вокруг, несмотря на отсутствие зрения, расцвел яркими красками. Солнце грело, птицы с крон деревьев щебетали свои незамысловатые мелодии, гремела посуда, кто-то беззлобно переругивался на кухне, а внутри меня царила идиллия.
Я счастливо вздохнула.
Теперь у меня было все, о чем могла мечтать женщина — свой мужчина! Настоящий, заботливый, сильный, внимательный и абсолютно замечательный. И полностью мой. Я могла часами с нежностью вспоминать каждый момент проведенной ночи, объятий, сказанных слов или жестов. От всего этого меня распирало теплом, будто кто-то вмонтировал в сердце автономное солнышко.
Табита чувствовала мое настроение и улыбалась. Я не видела ее лица, но чувствовала, что моя радость отражается в ней, умножается и усиливается, передаваясь от сердца к сердцу.
Ранчо, которое раньше казалось мне тюрьмой, вдруг непостижимым образом трансформировалось во что-то иное. Как такое было возможно? Я не знала. Но так случилось. Теперь кукурузные поля стали «моими», окрестности знакомыми, пыль и браслеты Тали привычными, жара терпимой, оранжевые горы живописными, а особняк — почти что «домом». Чудно, да и только.
Я покачала головой.
Как сильно может, однако, поменяться окружение, когда меняется твое к этому отношение. Ведь на самом деле физический мир не сдвинулся, изменился лишь мой угол зрения. Но этого стало достаточно, чтобы выкрасить все в новые цвета.
Правильно говорят — не важно, где ты, а важно с кем. Впервые в жизни я глубоко и полностью прочувствовала эту фразу.
Все изменилось. Все. Изнутри, снаружи, далеко или близко. Все стало другим.
Даже эта кухня стала казаться домашней.
Конечно, внутри меня все еще существовала серьезная и рассудительная часть, которая хмурила брови и вопрошала по поводу того, надолго ли я останусь в Тали, и как вообще может выглядеть жизнь заключенной, пусть и с любимым мужчиной, но все же в ограниченных условиях? Но сейчас было не время рассуждать об этом. Позже.
Да, на руке все еще был браслет. И, возможно, ему придется на какое-то время задержаться на моем запястье, но я была уверена, что Халк вскоре поднимет эту тему. Как и множество других, не менее важных. Поэтому похлопав по плечу серьезную и логичную «Шерин», я принялась и дальше наслаждаться чудесным днем. В конце концов, никогда не бывает другого момента для жизни, кроме как «здесь и сейчас». Так или иначе, все рассуждения о завтра или вчера иллюзорны, так почему бы не позволить себе просто побыть в гармонии с миром, когда мир в эту минуту так ласков и чудесен?
В рот отправилась очередная сочная ягода с пирога, которую я нащупала пальцами.
Вкуснотища!
Я бы так и медитировала на кухне до самого обеда, если бы меня неожиданно не окликнул голос Табиты.
— Шерин, к тебе тут пришли!
— Кто пришел? — Я расслабленно качнулась на стуле, не особенно волнуясь на тему неожиданных посетителей. Мой дом, мой мир, все хорошо и чудесно. Если душа поет, то и посетители будут хорошими.
Кухарка вошла в кухню:
— Давай я тебя провожу на улицу. Там какой-то мужик стоит, вроде как с полей. Старый, морщинистый. Говорит, поговорить с тобой надо. Со мной не хочет, говорит, ему только с глазу на глаз. Я ему отвечаю «Да слепая она пока!», а он — «Неважно, мне. Слышать-то она слышит…».
Я поднялась со стула и оперлась на подставленный пухлый локоть.
— А ты раньше его видела?
— Не припомню. Их же тут сотни, как всех упомнишь? Но морда, вроде, не злобная. А там, кто их разберет…

 

Я стояла в тени деревьев, недалеко от кухни, куда меня привела Табита. Сама она ушла, но уже через несколько секунд раздались шаги и натужный кашель кого-то другого. А потом слова.
— Шерин, ты, наверное, не помнишь меня….
Услышав мужской голос, я задумалась. Какая-то шестеренка провернулась в голове, проталкивая на поверхность смутные воспоминания, связанные с этим голосом, но определить владельца я так и не сумела.
— Я — Тед. — Сказал мужчина. — Мы в автобусе рядом сидели, когда в Тали ехали. Помнишь?
Да, его я помнила. Долговязый мужик с яблоками. Все пытался рассказывать мне что-то целую дорогу, но я едва ли помнила хоть слово с того повествования.
— Здравствуй, Тед.
— Что с тобой случилось такое? — Встревожился собеседник, когда я по привычке моргнула и на долю секунды открыла глаза.
Я поморщилась.
— Не переживай, это временно, и уже проходит. Сам-то как?
— Да сам потихоньку. Болею, но живой. Остальное уж не так важно. Я вот зачем пришел…. Я ведь знаю, что это ты нам кепки спровадила, кто на полях-то,… а то так бы и обгорали под солнцем.
— Да не стоит, Тед. Они вам были нужны.
— Все равно тебе большое спасибо от всех. Но я, собственно, не за этим. Слыхал я про ту бестию, что амбар подожгла и про то, как она тебе бензин подкинула. Все уже слыхали, слухи-то, они быстро разносятся.
Я грустно кивнула.
— Так вот я подумал спросить, а не украла ли она у тебя чего, пока в комнате орудовала? — Тед снова закашлялся. А я напряглась.
Почему он спрашивает? Как мог узнать?
— Да. — Не стала врать я. — Действительно пропала одна вещь. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что нашел кое-что. Дай руку.
Я, странным образом волнуясь, протянула руку вперед. В ладонь легло что-то тяжелое и до боли знакомое на ощупь. Не веря собственным ощущениям, с гулко бьющимся сердцем, я притянула это к себе поближе и принялась ощупывать пальцами. Ну, конечно! Та же ткань, тот же звук стукающихся друг о друга камешков, тот же вес…. Сколько ночей он провел под моей подушкой в тесной каморке? Только теперь, все было какое-то грязное и пыльное.
— Где? — От волнения мой голос прервался. — Как ты нашел это?
Тед облегченно выдохнул.
— А ведь я знал, что твое! Как в воду глядел! Теперь слушай, как дело было. Я по ночам плохо сплю, потому что кашляю. А когда приступы совсем донимают, то выхожу на улицу, чтобы мужикам спать не мешать. Они итак, целыми днями маются, а тут еще ночью из-за меня глаз сомкнуть не могут…. Так вот вчера я вышел на улицу, потому что снова закашлялся. Посмотрел по сторонам, патруля не видно, ну и пошел вдоль поля, чтобы подышать, успокоиться, да сон нагулять. Шел-шел куда-то, направления не выбирал, а потом увидел ее — девку эту! Я поначалу не понял даже, что она делает, только волосы ее белесые узнал. Сидит она, значит, на корточках и в земле копается. Под кустом прямо, что за женским бараком растет. Ну, я думаю: «Мало ли, нужду справляет или чего еще…» Не стал ее окликать, просто пошел обратно и все.
Я его не перебивала. Слушала, затаив дыхание, а сердце продолжало колотиться быстро и гулко. Вот куда, оказывается, запропастились мои камушки.
— Я сразу-то не смекнул, что к чему. А вот потом, когда услышал эту историю с амбаром, так и задумался. Не сразу, правда, но задумался. И чего она копалась там тогда впотьмах? Зачем бы это ей? Если только не прятать чего? А если прячет, то где взяла? Только там, где была накануне вечером. А была-то она как раз у тебя! И все мне это покоя не давало! Могло ведь так быть, что я и ошибался, мало ли как бывает. И ведь поздно ночью я все-таки решился пойти туда. Сам себя корю, ну не дурак ли? Куда черт несет? Еще решат, что к бабам…. А потом думаю, а «вдруг»? Вдруг там есь какая тайна? И ведь нашел! — Обрадовано воскликнул Тед. — Нашел! В мешочек, правда, каюсь, заглянул, Но ничего не взял! Тут крест даю! Зато сразу все понял — если та девка под кустом их прятала, то, значит, своровала, не смогла у себя в бараке хранить. А если своровала, то точно у тебя! Вот поэтому и принес….
Я едва не плакала от благодарности.
— Спасибо, Тед. Если бы не твоя наблюдательность, то не видать бы мне камней назад. А они — подарок. Я уж и не думала, что вернутся.
— Ну, вот видишь! Не зря я мыслил об этом, значит! — Польщено ответил тот. — Мне приятно, что не зря. Тем более, ты нам столько добра сделала.
— Да будет тебе…. — Я на ощупь дотронулась до его руки. — Кто другой бы и не принес. Себе бы оставил. А ты вернул. Даже и не знаю, как благодарить.
— Я бы не оставил. — Твердо ответил мой сосед по автобусу. — Не беру чужого. Так уж я скроен. А благодарить меня не надо, я сделал, как сердце велело. И рад, что все хорошо закончилось. А ты выздоравливай! Негоже это болеть, ни молодым, ни старым.
Он ушел, а я все стояла в тени куста, глядя туда, где затихли его шаги.
Надо же, как все повернулось.
Янка камни из комнаты взяла, а когда бежать решила, то почему-то забыла про них. И на мое счастье их заметил не кто-то другой, а именно добросердечный и честный Тед. Бывают же удачные совпадения. И не то, что бы эти камни были какими-то особенными — прожила бы я и без них, но было все же невыразимо приятно знать, что еще одна любимая частица твоей жизни вернулась на место.
Кто бы там ни следил за судьбами и совпадениями в них, я мысленно сказала ему «спасибо».
— Ты чего там так и стоишь? — От кухонного проема раздался голос кухарки. — Вроде, ушел уже твой гость?
Когда она подошла ближе, я спросила:
— Табита, ведь у тебя хранится ключ от моей комнаты?
— Да, есть такой. Хочешь туда сходить?
— Да.
— Ну, так опирайся на локоть, слепая ты, моя…. — Засмеялась она. — А чего гость-то приходил?
— Принес одну вещь, которую я потеряла.
— А-а-а! Это хорошо, что принес. Честный, значит, мужик…. Говорила я, что на морду не злобный вроде….
Мы потихоньку заковыляли к особняку.
День вновь расцвел яркими красками.

 

Мы снова сидели у того же самого фонтана. Только теперь вместо ночи был ранний вечер, а в пересохшем ранее бассейне плескалась вода. Я ее не видела, но мне хватало ласкового журчания, что радовало слух. Это было хорошее место, и Халк сам выбрал его, чтобы неторопливо провести вечер, вдали от ранчо.
Людей, как и прежде, было мало. Лишь изредка слышались отдаленные шаги и голоса прогуливающихся. Судя по тому, что жара спадала, солнце уже клонилось к горизонту.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал с Алексом? — После того, как мы провели какое-то время в молчании, спросил Халк.
Я удивилась. Вот уже какое-то время я вообще не вспоминала о своем бывшем мужчине, а если и вспоминала, то чувствовала лишь облегчение, что его больше нет в моей жизни.
— А зачем что-то нужно делать с Алексом?
— Он обманул тебя.
— Да, обманул. А почему ты думаешь об этом?
— Меня задевает мысль о том, что из-за него ты попала сюда, в то время как он сам нежится на пляже, тратя те деньги, что тебе так дорого достались.
Я пожала плечами.
— Да, мне тоже это неприятно. Но если бы не это, я бы никогда сюда не попала. А значит, не встретилась бы с тобой. Стоит ли тогда кого-то винить за то, что произошло? Или же считать это подарком?
— Может быть, ты права. Ты всегда слишком добра. — В голосе Халка послышалась улыбка. Затем он снова стал серьезным. — Но если в этот раз все обернулось хорошо, то в другой могло выйти и иначе. Я мог бы позаботиться о том, чтобы этот тип кое-что усвоил в жизни.
— А как бы ты это сделал, находясь в Тали? — Все-таки любопытство взяло верх над монашеской сдержанностью.
— У меня остались кое-какие связи. Я многое мог бы сделать, но сначала хотел бы услышать, что ты об этом думаешь.
Я помолчала. А что я об этом думала? Конечно, Халк прав — я старалась быть добрее там, где это было возможно. Но я отнюдь не заблуждалась о том, что в мире есть и те, кто доброты не заслуживал. Однако стоило ли поддаваться злости, горечи или чувству мести? Что принес бы мне положительный ответ? Поощри я Халка на ответные действия, которые заставят Алекса страдать — принесло бы это мне больше радости в жизни? Стало бы мне легче дышать, зная, что виновный наказан?
Да нет, не особенно. Мне, если честно, было все равно, как он там проводит время со своей любовницей.
В конце-концов, Алекс не требовал денег с меня, он пытался заставить платить Элмера. Но так уж выпали карты, что именно я отправила требуемую сумму. Другое дело, что, даже зная этот факт, у Алекса не хватило смелости признаться во всем и вернуть деньги. Вместо этого он предпочел раствориться, забыв, что дома его кто-то остался ждать.
И да, это огорчало. Но настолько ли, чтобы сказать Халку «Да, отомсти ему! Хочу видеть, как он корчится от боли и осознания собственной ошибки!»?
Нет, хоть я и злилась, но не хотела быть ответственной за подобные слова и действия. Я не судья. Я вообще не думала, что мы являемся друг для друга судьями. Да, люди взаимодействуют друг с другом, иногда приносят радость, иногда разочарование. Но всегда остается выбор — если какой-то человек неприятен, то можно выбрать отличный от него путь и двигаться в ином направлении, завести другие знакомства, выбрать других друзей. Совсем не обязательно пытаться изменить каждого, чей взгляд или принцип не совпал с твоим собственным. На это не хватит ни жизни, ни нервов. Зная это, я не разменивалась на мимолетные желания «научить» или «проучить» кого-то. Мне было дороже мое собственное время, собственные эмоции и душевный покой.
Поэтому я легко отмахнулась от полученной возможности повлиять на Алекса.
— Не стоит. Я уже и забыла про него. Мне совсем не хочется даже начинать думать о том, чтобы моя судьба хоть как-то снова пересеклась с его, пусть даже и твоими действиями. Мне хорошо с тобой сейчас. А он остался в прошлом.
— Хорошо. Я понял тебя.
Пальцы Халка, лежащие на моей ладони, чуть сжались, будто говоря «Но ты не забывай, что я здесь, для тебя. Я рядом» Я едва заметно пожала его пальцы в ответ.
Мы снова замолчали. По траве, что росла у каменного бассейна, прошелся ветерок, и она ласково потерлась стебельками о мои обнаженные лодыжки. Новые кроссовки, что Халк принес в кабинет днем ранее, теперь стояли, сброшенные с ног, рядом на бетонной дорожке. Было приятно шевелить босыми пальцами и чувствовать, как их обдувает теплый воздух.
— Расскажи мне про себя. — Попросила я Халка. — Как ты оказался здесь, в Тали. И почему не можешь уехать?
Он усмехнулся.
— Это длинная история, Шерин. Но если ты располагаешь временем, то так и быть, я готов поделиться.
Я шутливо толкнула его в бок.
— Господин, начальник ранчо! Все время, которые у меня есть в Тали, теперь безраздельно принадлежит вам. Так что если ваше сиятельство соизволит соблаговолить одному из своих рабов мороженое, то раб будет счастлив потратить на вас время, которое он потратил бы и без мороженого, но, конечно, не так счастливо.
Смеясь, Халк опрокинул меня спиной на собственную руку, и поцеловал. Ласково, неторопливо, наслаждаясь. Затем он оторвался от губ и легко погладил пальцами подбородок.
— Маленькая чертовка!
— Зато, какая счастливая!
Все вокруг было хорошо. Он смеялся, я смеялась. Было лето, и шумели деревья, плескалась вода, бродили прохожие. И внутри было больше свободы, чем когда-либо до этого. Да — Тали, да — тюрьма, а внутри так легко, будто крылья расправились. Будто впереди только лишь полет над зелеными равнинами и пряничными домиками, а в ушах веселый ветер и ощущение, что счастье никогда не закончится. Ведь оно пришло и, значит, теперь останется насовсем. А все остальное — да Бог с ним, как-нибудь уладится. Это новое чувство дарила какую-то непонятную, но сильную, успокаивающую надежду, даже уверенность, что все будет хорошо.
Я положила голову Халку на плечо. Большое плечо. Сильное. Надежное.
Его пальцы переплелись с моими.
— Обожаю, когда ты так делаешь. Но тебе придется отпустить меня на пару минут, я принесу тебе мороженое.
— Я — сладкоежка, да?
Халк опустился передо мной на колени и помолчал. Затем ласково провел тыльной стороной пальцев по моей щеке.
— Ты та, кого я люблю. И это единственное, что важно.
Он снова поцеловал меня в губы, легко и ласково, а потом растворился где-то в глубине парка.
Я сидела, слушая далекие звуки редких машин и прохожих, а меня внутри было так тепло и хорошо, что я всерьез начала опасаться, что так не бывает. В этот момент я любила так сильно, что меня распирало, будто воздушный шар. Я любила все — Халка, мир вокруг, людей, что-то неосязаемое, это мгновенье, того, кто подарил мне такие хорошие моменты в жизни, теплоту этого вечера, ощущение, что ты понят и любим, что ты больше не один, что чьи-то пальцы всегда сожмут твои, что всегда есть кто-то, кто убережет от падения. Я беспрерывно благодарила кого-то сверху, кто вложил в мою копилку ощущений эти чудесные минуты. Мне не хотелось быть нигде больше, кроме как здесь и сейчас. Ничто не могло сравниться по красоте чувств с тем, что я ощущала в эту минуту.
И пусть прямо сейчас Халк был где-то там, с другой стороны парка, у ларька с мороженым, но он все равно был со мной. Постоянно, непрерывно, тепло и теперь навсегда.
Я счастливо вздохнула и поболтала ногами. Затем потянулась и нащупала пальцами плещущуюся воду. Какая ласковая прохлада. Какое все, абсолютно все вокруг ласковое и замечательное. Нет, мне вовсе не казалось, что я сплю. Мне казалось, что только в эту минуту я проснулась и по-настоящему ожила, а все, что было до этого, было подобно пыльной серой пленке, которая не издает ни звуков, и никак не пахнет.
Я смогла вынырнуть из этой сладкой дремы, только когда в моей руке оказалось мороженое, вокруг снова расплылся тонкий аромат одеколона Халка.
— Это тебе, чтобы не скучно было проводить со мной время.
— Ах ты!.. — Я попыталась положить мороженое куда-то на парапет, но прежде чем это случилось, его ловко поймал Халк, снова опустившись передо мной на корточки. Я же на ощупь нашла его лицо и сжала ладонями. — Мне будет не скучно проводить с тобой время, даже если у нас не будет ничего кроме трех стен и грозового неба над головой. И ни еды, ни питья, ни денег, а только враги на горизонте.
Он засмеялся.
— Я не допущу, чтобы такое случилось с нами.
— Я знаю. Но понял ли ты, что именно я хотела этим сказать?
Голос Халка стал серьезным. Это был очередной момент, когда мне до боли хотелось увидеть его лицо, но увы…
— Да. Я понял. — Лишь только и произнес он, но он действительно понял. Я почувствовала это.
— Я с тобой до конца. Не важно, где и как.
— Я знаю.
Мой лоб прижался к его, и мы застыли, объятые чувством какого-то глубинного знания, доступного только тем двум, которые принадлежат друг другу, чьи сердца соединены невидимой нитью, прочнее которой ничего нет.
Затем Халк нежно потерся твоим носом о мой.
— Пойдем на лавочку, пока твое мороженое не начало капать.
— И ты расскажешь мне свою историю?
— Конечно, я же обещал.
Я всунула босые ноги в заботливо подставленные мне кроссовки, оперлась на теплые пальцы, и мы зашагали к лавочке.

 

История, рассказанная Халком, оказалась завораживающей. Глубокой, где-то темной, но местами и светлой, прочувствованной. Но еще больше меня завораживал тот факт, что сидящий рядом со мной на скамейке человек, а теперь и мой мужчина, открылся мне. Вот так просто — без страха, без боязни показаться другим, не стесняясь себя, зная, что он будет принят таким, какой есть, доверяя мне полностью, и это пьянило.
— Ты уже знаешь, что я работал в отряде специального назначения. — Начал свою историю Халк. — Нас было двенадцать, не добрых и не злых, а просто отлично натренированных ребят, выполняющих свою работу. Иногда поодиночке, иногда вместе. Мы не судили тех, против кого работали, мы всегда действовали согласно приказам, потому что избрали действовать так. Я не говорю о том, что у нас совсем не было свободы, конечно, была — нас ведь и отбирали по тому принципу, чтобы мы всегда могли полагаться на свою голову, принимать решения и выбирать пути действия самостоятельно. И годы тренировок сплотили нашу команду. Мы все были друзьями.
— Все-все?
Я почему-то задумалась о том, что зачастую в отличной команде всегда найдется кто-то, портящий картину. Уж не знаю почему, может быть, потому что так часто показывали в фильмах. Какой-нибудь псих или тяжелохарактерный маньяк, которого трудно урезонить.
— По большей части — да. Все. Знаю, в это трудно поверить. Ведь у каждого из нас свои взгляды на жизнь и темперамент, но во многих вещах мы совпадали.
— И вы постоянно жили где-то вместе? Как в казарме?
— Нет. — Халк засмеялся. — Поначалу, когда нас тренировали, мы очень много времени проводили на полигонах, в тирах, в кабинетах для тестов, в лабораториях, на рэйсинговых траках, в залах и прочем…. Везде, где мы чему-то учились. Позже, когда каждый из нас был готов к работе, мы жили там, где хотели. В своих домах, своей жизнью. Но чаще всего не очень далеко друг от друга, чтобы суметь быстро собраться, когда была необходимость.
— И вас всех учили одному и тому же?
— Нет. Мы все отличаемся спецификацией знаний. И ты уже знаешь мою.
— Да, ты — сенсор.
— Верно. Все остальные умеют что-то другое…. Один, например, — не буду называть имен — профессиональный ассассин, умеет регенерировать поврежденные ткани — свои или чужие. Очень сложное умение. Другой способен отслеживать объект на расстоянии, находить его и вставать на охоту, используя только внутреннее видение….
— Не может быть….
— Может, малыш, очень даже может. Поверь, ты ни за что бы не захотела стать его мишенью — это очень болезненный процесс. Редко кто выдерживает живым больше получаса, поэтому он находит требуемый объект очень быстро.
Я лишь открыла рот, а затем, закрыла его. Неужели и вправду есть такие умельцы? Может, и хорошо, что я жила со своим магазином, тихо и мирно, и вообще раньше не слышала ни о чем подобном? А то боялась бы неосознанно, что появится кто-нибудь за спиной. Ведь никогда не знаешь, где перейдешь дорогу Комиссии, и кого пошлют за тобой. Хотя, я вроде бы серьезно не оступалась, но кто знает….
— А ты? Ты тоже много умеешь?
Халк усмехнулся, я снова почувствовала это кожей.
— Поверь, тебе будет сложно найти то, чего я не умею.
— А чем ты опасен больше всего?
— Для тебя? Ничем.
— Не для меня…. Для тех, кто становился твоей целью.
Халк помолчал. Даже воздух будто стал позвякивать от жесткости, что появилась в нем.
— Я способен убить не только физически, но и ментально, через сознание. Для этого мне хватит одного взгляда. Я могу вывернуть на изнанку все воспоминания, получить любую информацию, установить ловушки в голове, заставить человека действовать в соответствии с тем, как нужно мне, вытереть память или заменить ее новой. Могу заставить верить в то, чего никогда не было, изменить восприятие реальности, свести с ума или же установить таймер смерти.
Я судорожно сглотнула и внезапно продрогла так, будто на Тали опустилась зима. Секунда, и все вернулось на свои места. Снова стало тепло, шумели деревья, бродили прохожие.
— Ох… — Только и выдохнула я. Хороший и «добрый» мальчик мне достался. Но, так или иначе, я уже была к этому готова. Просто не была посвящена в детали.
Его пальцы ласково провели по моей шее.
— Боишься?
Я улыбнулась. Хищно и довольно, словно кошка, поймавшая огромную сверкающую серебристую рыбу.
— Нет. Я рада, что именно такой, какой ты есть. Это заставляет меня…. чувствовать себя в безопасности.
— И все-таки пугает. — Он улыбался. Играл со мной.
— Возбуждает.
— Хорошая девочка.
От этой фразы по моему животу прошла судорога и мимолетная волна тепла. Я почувствовала, как любовь пьянит меня. Как мне нравится, что к возвышенным чувствам примешивается страсть, психологическая игра, необузданное желание, которое я буду скрывать до конца, чтобы у него была возможность выпытать, выдрать его и насладиться победой. Моей победой, о чем я, конечно же, ему не скажу.
Я улыбнулась. Зная, что Халк наблюдает за мной.
— Теперь каждый раз, когда ты будешь смотреть мне в глаза, я буду вздрагивать.
— Будешь. Но от любви. А если я увижу в твоих глазах страх, я убью всякого, кто его туда посадил.
— Вот так легко и просто?
— Поверь мне, так и будет.
— Я верю.
Это был странный разговор. Если бы такой состоялся когда-то между мной и Алексом, то одна только тема раньше показалась бы мне чудовищной. Теперь же, сидя здесь на лавочке, в Тали, рядом с Халком, это обсуждение было настолько же естественным, как будто всегда присутствовало в моем ежедневном расписании. Скажем, с утра до обеда….
Да. Времена меняются. Меняются люди, меняются взгляды.
— Ты знаешь, что твое мороженое все-таки растаяло? — Лениво протянул Халк, поглаживая мою щеку.
Я повернула голову туда, где оно, отложенное в сторону, пролежало какое-то время, и лишь улыбнулась.
— Да, ну и ладно. Не хочу его теперь. — Тема все-таки увлекла меня настолько, что я сумела забыть о гастрономических вожделениях. — Что случилось с тобой? Как получилось, что ты окончил свои дни в Тали?
— А я их еще не окончил! — Расхохотался Халк. — И, надеюсь, окончу не скоро.
— Конечно, нет. — Я откинулась назад и полуулеглась на Халка, а он обнял меня за плечи. Расслабленно и нежно. Где-то невдалеке пробубнили чьи-то голоса, двое мужчин обсуждали новости из вечерней газеты. Когда их шаги стихли, я продолжила. — Как ты оказался в Тали?
Халк помолчал, будто погруженный в воспоминания.
— Можно сказать, что это случилось нелепо и по ошибке, но ошибки тут не было, на самом деле. Я ослушался приказа. Вот почему.
Я поерзала на месте от любопытства.
— Какого приказа? Расскажи!
— Приказа Дрейка…. — Будто не заметив, что назвал одно из имен, сказал Халк. — Он был нашим начальником. Он, собственно, им является и сейчас.
— Он — представитель Комиссии?
— Да.
— А что за приказ?
Халк снова промолчал. А потом тяжело вздохнул. Значит, я была права — эти воспоминания не давались ему легко. И это лишь усиливало мое любопытство. К тому моменту, когда он все же продолжил, я уже почти лопалась от нетерпения.
— В тот день мы получили новое задание. По зачистке одного из регионов. Это был редкий момент, когда собрали всех. План был разработан четко, до мельчайших деталей, до секунд — кто, как и куда должен идти и что делать. Если один из нас срывался, то срывалось все задание, а это было неприемлемым. И поэтому был дан указ за ранеными не возвращаться….
При этих словах, мое сердце тревожно заныло. Я уже поняла, что отряд Халка, была сплоченным, и подобная команда, наверняка, стала настоящим испытанием их верности приказам. Превратившись в единое ухо, я стала напряженно слушать дальше.
— Все шло хорошо, в точности по плану до одного момента…. Пока пуля не прошила насквозь одного из наших ребят. Остальных уже не было, они расформировались и ушли вперед, заканчивать миссию, остались только я и Дэлл.
Это было уже второе названное мне имя, и я тихо наматывала их на ус, размышляя, не могут ли они мне когда-нибудь в будущем пригодиться, если, конечно, только мой возлюбленный, не решит проиграться с моей памятью после разговора.
— Было темно,… и счет шел на секунды. У нас были всего секунды, чтобы решить, есть ли шанс забрать раненого и успеть закончить задание. За спиной стреляли и рвались гранаты, и надежда была призрачной, но все же она была. Я помню, Дэлл тогда посмотрел на меня, и я понял, что он думает о том же самом. Что мы не можем оставить друга. Может быть, Комиссия и может. Хоть это и будет большой потерей, со временем, они смогли бы найти ему замену. А вот мы не смогли бы.
Халк замолчал.
А я сглотнула. У меня будто наяву шумел в ушах ветер той ночи, воздух пах огнем и гарью, пыль и пот застилали глаза, а было ощущение, что если задержаться хоть на секунду, то следующей мишенью для пули станет твоя собственная спина.
— Вы спасли его? — Спросила я тихо.
— Да. — Просто ответил Халк. — Спасли.
— А операция?
— Она почти сорвалась. Несколько раз все шло креном, но мы это сделали. Результат был таким, каким хотел его видеть Дрейк.
Голос Халка снова стал холодным и отстраненным. Будто он сам очутился там, где все рассказанное происходило. Пусть лишь только в его собственных воспоминаниях, но все-таки.
— Но Дрейк был недоволен, что вы нарушили приказ, так?
— Да. Недоволен. Если такое слово можно к нему применить. Это — Комиссия, Шерин. И там все намного сложнее, чем мне, возможно, удастся объяснить. И у них много правил. В том числе никогда не нарушать данных приказов. Естественно, что нас наказали. Меня и Дэлла. Почти сразу после окончания операции.
— Ты замечаешь, что называешь мне имена? — Прервав Халка, на всякий случай поинтересовалась я, нервничая.
— Конечно, замечаю. Я ни слова не говорю без того, чтобы подумать о десятках возможных вариантах наперед. И в этом случае, я думаю, более важно дать тебе понять, что я тебе доверяю, нежели бояться, что эта информация тебе навредит.
— Тогда ладно…. — Я расслабилась и снова превратилась в уши.
— Нас осудили. Да. Той же ночью был трибунал, но не в присутствии остальных. Им сказали только то, что мы оба получил наказание за содеянное, а вот какое именно, они до сих пор не знают.
— Почему им не сказали? Хотя бы для примера того, что с ними может случиться, если ослушаются они? Разве не так работает суд Тали?
— Все верно. Только Комиссия — не Тали. Они знали, что ребята, если будут знать детали — попытаются помочь. Мы слишком сильно слиплись, что ли…. Дрейк это знал. И если бы узнал один — узнали бы все, а там обязательно начали бы строить планы по высвобождению, и поплатились бы в конечном итоге все. Было безопаснее оставить их в неведении, чтобы держать под контролем.
Халк усмехнулся. Холодно и с горечью. И замолчал. Я телом почувствовала, как напряглись его мускулы.
— Тебя отправили сюда, так? Без права выезда?
— Да. Я не имею права контактировать с остальными членами отряда или сообщать им о своем местонахождении. Впрочем, на остальные контакты с «миром», пока я не пытаюсь покинуть Тали, Комиссия закрывает глаза. Поэтому кое-какие связи я все-таки сохранил.
— Тебя заперли здесь…. — Потрясенно прошептала я. — Неужели, насовсем? Сколько лет ты должен провести здесь, прежде чем они решат, что ты наказан достаточно?
Халк промолчал. И это больше всего расстроило меня.
Теперь все казалось иначе. Раньше казалось, что это я — заключенная. Я и остальные люди с браслетами на руках. Но у меня и у них, пусть слабенько и призрачно, все же существовал шанс набрать эту пресловутую тысячу. А вот у Халка такого шанса не было. Почему-то это потрясло меня до глубины души. И возмутило. Тихо и яростно. Но я аккуратно зарыла этот вихрь эмоций внутри до более подходящего времени где-нибудь в будущем.
— А Дэлл? Что случилось с Дэллом? — Спросила я, заранее предвкушая, что Халк может этого и не знать или же предпочтет промолчать. Но он ответил.
— Дэлл получил странное наказание. Но от этого не менее чудовищное. Не знаю, у кого была такая странная фантазия, но я даже рад, что осел здесь — в Тали, что не получил то же самое, что и он….
— Почему?
— Потому что ему дали нож.

 

О том, что это был за нож, Халк поведал уже в машине, на пути к ранчо. Снаружи постепенно темнело и становилось прохладней. Внутри же тихо гудел кондиционер, не охлаждая, а больше вентилируя воздух по салону.
Со слов Халка я поняла, что нож, который вручили его другу, делал того настоящий рабом и не в переносном, а совершенно прямом смысле этого слова. Как только упомянутый кинжал попадал в чьи-то руки, Дэлл был обязан служить и повиноваться тому человеку до того момента, пока нож не перейдет кому-то другом или не будет потерян, а в последствии найден новым хозяином. Тогда Дэлл переходил в услужение к другой личности, продолжая оставаться совершенно несвободным в выборе собственных действий.
Я подумала, что это должно быть по-настоящему ужасным. Особенно для таких людей, как Халк или Дэлл. Ведь если они были хоть немного похожи, а они — по словам Халка, были — то сложно было найти лучший «ад» для тех, кто привык полагаться исключительно на свои решения и любил свободу больше, чем что-либо другое. Это было все равно, что взять рыбу, отрезать ей плавники и хвост и бросить в серную кислоту, чтобы жизнь медом не казалась. Именно так и поступила Комиссия, благо ей хватило на то фантазии.
Я покачала головой. Что же они за люди такие?
Халк был прав — он еще легко отделался. Тали — не пятизвездочный курорт, но и не самое отвратное место на уровнях. Выжить здесь, в любом случае, было можно. Пусть и сжав зубы и закрутив желания узлом. А вот какого это — быть рабом совершенно незнакомого человека, я даже представить не могла, хотя вот уже полчаса кружила в мыслях об этом. А что если не одного человека, а целой череды? И никогда не знаешь, кто будет твоим новым хозяином или сколько продлится заточение. Не ужасно ли? Что, если «феодалами» окажутся безумная бабка, наркоман, корыстный мафиози или сумасшедшая истеричка? Какие темные желания могут проснуться в них, узнай они, что стали обладателями странного приза в виде двухметрового мужского тела, отлично натренированного на убийства (о чем они, впрочем, могут и не узнать, но сути это не меняет…)?
Я искренне пожалела Дэлла. И понадеялась, что когда-нибудь ему все же удастся заполучить опасную игрушку обратно в собственное владение, и что однажды найдется кто-то способный пожертвовать своими удовольствиями ради чьей-то свободы.
— Сколько времени прошло с тех пор, Халк? — Прервала я продолжительное молчание, когда каждый из нас был погружен в свои мысли.
— С каких? — Отозвался он.
Джип равномерно катился по ночной дороге, моя ладонь лежала на ноге Халка, он нежно поглаживал мои пальцы своими.
— С тех пор, как ты оказался здесь, а Дэллу дали нож?
— Почти три года.
Я качнула головой в такт с выбоиной на дороге, в которую попало колесо.
Три года жизни в Тали, в этом особняке, вспахивая и засеивая поля, пытаясь привыкнуть к образу жизни фермера. Долгие три года рабства для Дэлла.
— И он все еще подчиняется приказам тех, кто владеет ножом? Никто не отдал ему твоему другу обратно?
— Я не знаю, Шерин. Не знаю….
— И Комиссия не пыталась связаться с тобой, пока ты жил здесь?
— Нет. — Тихо ответил Халк, и мне отчего-то снова стало тоскливо.
— Ты ведь скучаешь по ним? — Спросила я после паузы.
— По друзьям?
— Да.
Халк промолчал.
Но я уже все знала, посему и не ждала ответа на свой риторический вопрос. И, наверное, впервые с тех пор, как ослепла, я порадовалась, что не вижу лица Халка. Меньше всего мне хотелось видеть, как в свете ночных фонарей в серых глазах отражается боль. А я знала, что она там была. Чувствовала.
Не зная, что сказать и как подбодрить Халка, я лишь осторожно пожала его пальцы, в то время как в моей голове закрутились шестеренки. Мозг против воли включился в режим продумывания вариантов о том, как можно исправить сложившуюся ситуацию.
Ведь, если подумать, я всегда такой была. Может быть, не самой стойкой за себя, но враз мотивированной, когда дело касалось других. Сначала Алекс, потом каменоломня, работники полей…. А теперь на кону стояло счастье Халка, и мне очень, ну просто очень хотелось помочь. И тот факт, что я пока не видела возможностей для этого, совсем не означал, что я не увижу их в будущем.
Поэтому я попыталась настроиться как можно оптимистичнее и приготовилась ждать.

 

Следующие несколько дней запомнились мне одними из самых счастливых в жизни. И все потому, что они были наполнены радостью, покоем, каким-то неземным благодушием и полным отсутствием забот. Ночи мои стали жаркими и томными — Халк с вожделением наслаждался тем, что ему принадлежало (то есть мной) — брал, играл, заботился, сминал, воспламенял, тушил, успокаивал и снова нападал, заставлял упиваться им, молить о большем, погружал в пожар до крика, почти до слов ненависти или мольбы, после чего, наконец, щадил и долго лежал рядом, обводя мои улыбающиеся губы подушечкой большого пальца, утомленный и расслабленный.
Мы много разговаривали, касались любых тем, приходящих на ум, обожали утренние завтраки и вечерние часы на балконе, когда я потягивала освещающий коктейль с мятой, а Халк курил ароматную сигару. В свободные дневные минуты, когда дела не отрывали его из офиса, Халк не спускал меня с коленей — баловался, шутил, гладил, шептал ласковые слова, но будто тихо и неуловимо страдал от какой-то душевной муки, о которой, впрочем, предпочитал молчать. Я чувствовала его напряжение в том, с какой ненасытностью и жадностью он касался моего тела, как впитывал слова и как до боли иногда сжимал мои плечи или впивался в губы, будто пытаясь заклеймить меня навечно. Или когда он иногда подолгу медленно гладил меня без слов, думая о чем-то одному ему ведомом.
То, о чем он думал в такие минуты, было для меня загадкой.
Мне было непонятно, чего можно было бояться, когда Халк был единственным мужчиной, которому отныне и навеки веков принадлежало мое сердце. И чтобы стереть любые сомнения с его души, я часто сжимала его лицо ладонями, произнося, как сильно его люблю. Халк расслаблялся на какое-то время, но затем снова начинал вести себя как раненый зверь, у которого в скором времени собираются отобрать любимую игрушку. И снова брал меня, клеймил, раздавливал, собирал воедино, смешивая мою сущность с частичкой себя. И теперь уже было не разобрать — где заканчиваюсь я, и начинается он. Теперь это были только «мы». И страшно. И сладко.
— Ты о чем-то умалчиваешь, любимый? — Снова и снова задавала я вопрос, волнуясь.
Но Халк лишь крепче прижимал меня к себе, глубоко вдыхая аромат моей кожи, будто это было единственным, что позволяло ему жить, и снова молчал. Один раз, однако, он все же ответил.
— Мы поговорим об этом позже. Когда ты начнешь видеть.
Я расстроилась.
— Хорошо. Но ты заставляешь меня бояться.
Я действительно нервничала, когда чувствовала, как сильно что-то мучает его. Ведь в моем сердце не было ни тени сомнения, и я совсем не хотела, чтобы что-то омрачало мысли Халка.
— Не надо бояться. Все будет хорошо. Я обещаю.
— Ты ведь будешь со мной?
— Да.
— Всегда?
— Так или иначе — всегда.
Это был странный ответ, который не особенно успокаивал меня, но я все равно ничего не могла сделать. Если он хочет открыть карты позже, когда я начну видеть, значит, так тому и быть. Но что бы ни случилось, что бы он ни собирался мне сказать, одно я знала наверняка — Халк мой. И всегда будет моим. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы моя вторая половина никогда не разлучилась со мной. И это знание придавало мне веры и сил, позволяла набраться терпения и приготовиться стойко встретить любые повороты, какие бы ни уготовило мне будущее.
Ведь если Халк подтвердил, что он мой — значит, он мой. А все остальное было неважно.

 

А еще через два дня перед моими глазами начали плясать цветные пятна и световые блики. Впервые за долгое время кирпичная стена рухнула и сквозь черноту начал пробиваться свет. Пусть еще только неясный и мутный, но уже такой сладкий, что я захлебывалась от радости.
— Я почти вижу! Вижу! — Визжала я, пытаясь курсировать по комнате, пританцовывая. Халк смеялся, не забывая, впрочем, следить за тем, чтобы я вовремя успевала огибать встающие крупноразмерные препятствия.
— Не торопись, котенок, если уже начала видеть блики, значит, через день-два, все полностью вернется в норму.
— Всего пару дней ждать осталось? Как здорово!
Как бы он ни пытался меня удерживать, я никак не могла прекратить хаотично передвигаться по комнате, наблюдая за тем, как возле окон свет ярче пробивается сквозь веки. Это теперь было столько же непривычно, сколько и радостно. И как только Халк уходил из кабинета, я вновь принималась на ощупь перебираться от окна к окну, все еще неспособная поверить, что снова начинаю видеть.

 

Как-то вечером, мы сидели на балконе. Халк, по обыкновению, курил сигару, я же просто наслаждалась теплым ветерком, который трепал мои длинные локоны.
— Халк, а здесь вообще бывает дождь? — Задала я вопрос, который уже не в первый раз посещал меня с тех пор, как я оказалась в Тали.
— Бывает. — Ответил он. — Не часто…. Где-то раз в год. Льет несколько дней подряд, потом опять все высыхает.
— И скоро настанет «мокрый» сезон?
— Скоро. Где-то, через месяц, я думаю.
Я помолчала, размышляя. Наверное, будет интересно увидеть эту пустыню затопленной. Множество растений расцветет сразу после того, как земли коснется влага, пыль прибьет к земле тугими струями дождя, а воздух пронзят порывы ветра. Может быть, даже начнется гроза. По-крайней мере, я на это надеялась. Отчего-то я очень скучала именно по грозовым раскатам и вспышкам молний. Это зрелище всегда наполняло меня благоговением, напоминая о том, насколько все же сильна мать-природа. А уж молнии над пустыней — должно быть то еще шоу….
— Хорошо, что я снова начну видеть к тому времени.
— Угу. — Неопределенно подтвердил Халк, думая о чем-то своем. Ветер донес до меня ароматный дым, пахнущий не то вишней, не то ванилью. А может, и тем и другим сразу.
Посидев еще какое-то время, я снова принялась задавать вопросы.
— Халк….
— Да?
— Расскажи мне про Комиссию.
— Что именно, малыш?
— Что это вообще такое? Где находятся их офисы?
Он усмехнулся. Поудобнее устроился на стуле, стряхнул пепел. Я уже научилась различать на слух многие действия, которые раньше вряд ли бы услышала.
— Комиссия — это странный орган. Тот, что правит Уровнями. Где находятся офисы — я тебе не скажу. Дрейк всегда появлялся в условленном месте сам. Мы же тренировались в одном из их корпусов, но поверь мне — этой дороги ты на карте не найдешь. Я и сам ее теперь не найду, потому что думаю — эти местоположения изменяются в пространстве. Трудно будет объяснить, но я постараюсь.
Я удивилась при упоминании слов «изменение пространства», но виду не показала. Наверное, мне предстояло узнать много такого, о существование чего я раньше даже не подозревала. Поэтому вместо выражения недоверия, я просто спросила:
— А как же тогда с ними связаться? Если нет ни адресов, ни телефонов, ни карт, ни знаков.
— А зачем тебе с ними связываться?
Я молча думала о своем. О том, что однажды мне может понадобиться такая возможность. И если уж есть шанс узнать больше о Комиссии от одного из людей, кто с ними тесно сотрудничал, то его непременно нужно использовать.
— Да мне не нужно. — Уклонилась я от прямого ответа. — Но ведь каждый когда-нибудь задается этим вопросом. Все знают — что Комиссия есть. Но никто не знает — где. И те, кто там работают, они вообще — люди?
Халк на какое-то время задумался, прежде чем ответить.
— Да, Шерин. Я бы назвал их людьми. Но они не совсем такие, как мы. Что ты вообще знаешь об Уровнях?
Порывшись в памяти, я вынуждено пожала плечами.
— Ничего. — Знаний действительно всплыло немного. Говоря откровенно, почти никаких. — Кроме того, что существуют города, в которых мы живем.
— А ты помнишь, как ты сюда попала, и как жила до этого?
Снова обратившись к памяти с запросом, я поняла, что нет, не помню. Мысли путались и ускользали, как только мозг принимался выуживать информацию на эту тему. Все будто становилось мягкой ватой, и мысли тут же переключались на что-то еще. Об этом я и поведала Халку.
— Все верно. — Кивнул он. — На тебе, как и на всех, стоит контроль памяти.
— Что за контроль памяти? — Несколько напряглась я.
— Ох…. — Вздохнул Халк. — Ну и тему ты завела. Тут придется объяснять все с самого начала. По-крайней мере, я могу рассказать тебе то, что знаю сам. Это далеко не все, но все же больше, чем кто-либо другой. Исключая, конечно, саму Комиссию.
— А тебе ничего не будет за то, что ты делишься этой информацией?
— Ничего. Ты же умная девочка, и не будешь говорить об этом налево и направо, так?
Я кивнула.
— Так.
— А для того, чтобы кто-то другой не смог выяснить то, что знаешь ты, мне придется ограничить доступ к определенной области твоей памяти, после того, как я все расскажу.
— И я снова все забуду? — Закапризничала я. — И снова лишусь зрения?
— Нет. — Голос Халка прозвучал мягко. — Ты будешь все помнить. И зрение останется при тебе. Ну что, согласна?
— Согласна! — Радостно ответила я, приготовившись слушать занятную историю. По-крайней мере, мне казалось, что она должна быть именно занятной.
И да. История не разочаровала.

 

— Итак, попробуем начать с самого начала. — Проговорил Халк, а я заворожено внимала каждому его слову. — Комиссия — кем или чем бы она ни являлась — это определенная группа людей. Я не знаю точно сколько их, и, как и когда они пришли в это место, но именно они создали то, где мы сейчас находимся — Уровни. Да, Уровни созданы именно ими, и я бьюсь головой об заклад, что раньше они не существовали.
Я снова попыталась скрыть удивление.
— То есть то, где мы есть — искусственное?
Халк задумался.
— Я бы не назвал это искусственным. Потому что искусственный — означает в какой-то степени «ненастоящий». А это место более чем настоящее. Оно стало реальным. Как-то и когда-то. Хоть и было создано рукотворно. Каким знанием нужно обладать, чтобы создать в пространстве то, чего раньше не было — не спрашивай, я не знаю. Но Комиссия определенно смогла это сделать. Думаю, что там, откуда они взялись — они не назывались Комиссией. Они были просто людьми какого-то мира. Или даже не мира — потому что, когда я использую это слово, сразу представляются виды инопланетных цивилизаций, а мы говорим только об этом мире — нашем мире, и только о людях, не о каких-то странных органических видах существ. Таким образом, придется использовать другое слово — реальность. Вот именно их и много в нашем мире.
Халк помолчал. Потом спросил:
— Ну, как? Сложно?
Я медленно кивнула головой, зачарованная приоткрывшейся завесой, за которой скрывалась дверь не то сказки, не то безумной фантазии, о которой он рассказывал.
— Не то, что бы сложно, просто как-то…. Необычно. — Я снова задумалась. — То есть ты хочешь сказать, что реальностей много?
Голова немного кружилась. Еще пять минут назад, все было легко и просто — одна жизнь, один мир. Только то, что видишь глазами. А теперь мозг вставал в штопор от мысли, что все, оказывается далеко не так однозначно.
— Да. — Твердо ответил он. — Это я знаю наверняка. Реальностей огромное количество. И из одной можно переключаться в другую, но это уже другая, действительно сложная тема. Поэтому вернемся к нашим «баранам»….
Я прыснула. Дяди в серебристой форме, кем бы они на самом деле ни были, совсем не одобрили бы такого сравнения.
— Они пришли в это место, и создали его с нуля. Постепенно, шаг за шагом, создавались Города и дороги между ними, создавалось окружение и прочее. Ты, наверное, заметила, что все Города разные?
— Угу. — Кивнула я.
— Некоторые совершенно бетонные, серые, в них почти всегда ночь. Много стеклянных высотных зданий, офисов, странные кварталы, неприглядные районы…. Все будто списано с одного из миров, как с почтовой открытки, где все это существовало. — При этих словах, в моей голове что-то кольнуло, что-то до боли знакомое, почти осязаемое…. Как часто случается, когда из какого-то окна запахнет выпечкой, и вспоминается какая-то далекая картинка из детства. Только в моем случае запахло совсем не выпечкой, а каким-то хитросплетением улиц — унылых, грязных и отдающих опасностью. В каком-то другом городе, и будто много лет назад.
Но я не успела поймать это ощущение за хвост, как оно уже бесследно растворилось в запутанных коридорах памяти. Халк же, тем временем, продолжал говорить. — Другие города совершенно не такие — мягкие, зеленые, уютные, со старинной архитектурой, маленькие и милые. А есть и смесь, где наполовину бетон, наполовину спальные районы. Как твой Клэндон-сити. Есть острова, есть побережья, есть пустыни. Наверное, все есть. И это разнообразие мест позволяет каждому найти то, где ему больше всего нравится.
«Или куда тебя заточат» — совершенно не к месту захотелось добавить мне, но я промолчала, параллельно думая о том, какие именно слова Халка навеяли на меня странное чувство дежа-вю.
Мы вот уже несколько секунд сидели в тишине, но я едва ли это заметила.
— Ты пытаешься что-то вспомнить? — Спросил Халк.
— Да-да…. — Я вынырнула из дремы. — Ты что-то сказал, и будто что-то всплыло в памяти, но я не успела ухватить.
— Шерин, ты и не успеешь. Просто физически не сможешь. Я объясню почему, но только по порядку, хорошо?
— Хорошо.
— И еще…. То, что я тебе сейчас говорю, может сильно сказаться на твоем мироощущении. Как бы это получше объяснить…. Это новое знание может начать тяготить, неохотно приниматься или начать беспокоить тебя. Мозг не любит изменений в привычных ощущениях, ему всегда хочется быть уверенным в том, что он все знает и понимает. А когда мы узнаем что-то новое, что переворачивает старое знание, то теряем ощущение контроля над ситуацией. Это выбивает почву из-под ног. Если так случится с тобой, то я аккуратно прикрою доступ к этой области твоей памяти. Чтобы она не беспокоила тебя. Ты должна будешь сказать мне, если это произойдет.
Я поежилась и насупилась. Совершенно не хотелось очередных вмешательств в мое бедное сознание. Уж лучше я постараюсь намотать на ус все новое без потери нормальных мироощущений.
Чтобы не продолжать неприятную тему, я спросила:
— Халк, а что такое — эти реальности? Они — параллельные нам? Там тоже есть вторые «мы», но которые живут и действуют по-другому?
На ум снова пришел какой-то просмотренный давным-давно фантастический фильм, где герои постоянно пересекались со своими вторыми «я», и всячески старались избежать изменений в пространственно-временном континууме. Именно так замысловато все это и называлось. Но Халк, к счастью или сожалению, не подтвердил мою гипотезу.
— Нет, Шерин. Эти реальности существуют вне пространства и времени, и они нам не параллельны. И там нет наших двойников. Там есть другие люди, другие города, другие системы и правила, другие места.
— Получается — это миры?
— Их можно называть мирами, но все они находятся не в космосе, не далеко от нас, а совсем близко. Так, что взаимодействуют друг с другом. Но мы этого не видим. Это уже совсем другой уровень знаний, не доступный тем, кто есть мы.
— А Комиссии доступный?
— Конечно, доступный. Иначе, как бы они создали совершенно новое место? И еще — ты всегда видела странности этого места, но никогда не задавалась вопросами — никто не задавался, потому что так надо, и, тем не менее, ты видела, что на Уровнях никто не стареет и не рождается. Здесь нет времени. Люди приходят сюда с разных мест, но никто точно не знает, как и где они жили до этого.
Теперь я чувствовала себя озадаченной.
— Да, я почему-то не задумывалась, но ведь здесь действительно никто не стареет. Хотя время есть. Есть часы, которые мы носим на руках, есть дни, есть месяцы…. Халк, так что получается? До этого я жила где-то еще? И Янка где-то жила? И ты?
— Да, Шерин. Мы все где-то жили.
— Но я не помню свой дом… мир…. Почему-то мне казалось, что я всегда жила «здесь».
— Всем так кажется. Но ведь ты же не помнишь, что родилась здесь?
Я покачала головой.
— Нет.
— Потому что ты пришла сюда из другого места. Из того, где ты по-настоящему родилась.
— А как я пришла сюда, Халк?
— Не знаю, малыш. Сюда все приходят по-разному. Только Комиссия знает как.
Удивленная услышанным, я все еще пыталась выстроить логическую схему.
— А зачем я согласилась сюда прийти? Мне было плохо так, где я была до этого?
— Не знаю. Может быть. А может быть, ты просто хотела перемен. Так или иначе, нам всем давали выбор, и мы все добровольно переступали порог. В этом я уверен.
Меня что-то кольнуло.
— А ты, Халк? Ты помнишь, откуда пришел сам?
Он помолчал. Затянулся и выпустил облако дыма, потом ответил.
— Нет. Я не помню. Да и не хочу, если честно. Если уж что-то толкнуло сказать меня «да», значит, на то были причины. А если они были, значит, я поступил правильно. В любом случае, я не жалею о своей жизни здесь. Не в Тали, конечно, а вообще…..
Пришла моя очередь помолчать, поразмыслить об услышанном. Картинка, которая выстроилась в моем сознании, была довольно странной, но завораживающей. Значит, мы все — все, кто живет в Городах, когда-то жили в других местах, до тех пор, пока Комиссия не предложила каждому из нас право переселиться. Где-то жил Грег, Табита, Янка…. Что же это мог быть за мир, который породил Халка? Красивый или суровый? Откуда пришел Алекс? Или Элмер? Ведь откуда-то пришел каждый прохожий, лица которых я видела на улицах….
— Халк, а я могла бы вспомнить, как жила до этого?
— А ты этого хочешь?
Я задумчиво накручивала локон на палец.
— Не знаю. Не то, что бы хочу…. Интересно и боязно. А вдруг, я захочу назад? Или вспомню что-нибудь страшное?
— Всякое может быть. Но, боюсь, я должен тебя разочаровать. Эту заслонку с тебя я снимать не буду. Иначе Комиссия действительно может вмешаться, и я почти уверен, что они появятся, если я только попробую коснуться твоей прошлой памяти.
— Ну, тогда и не надо. — Легко отмахнулась я. — Где бы я там ни жила, какая теперь разница, все равно я ничего не помню. А здесь у меня есть ты.
Я знала, что Халк улыбается. Как будто даже воздух вокруг потеплел.
— Не жалеешь, что спросила обо всем этом?
— Жалею? Нет. Удивительно, конечно, знать, что мы живем в таком странном месте, о котором так мало знаем. А, с другой стороны, может так даже и интересней. А поводу того, что когда-то я была другой и жила в другом месте — да, это удивляет и немножко шокирует, но если подумать, я действительно не хочу назад. Пусть прошлое остается в прошлом. Меня больше интересует, как все устроено здесь. И кто, все же, эти люди, которые работают и Комиссии и как….
— Ненасытная ты до знаний! — Усмехнулся Халк. Потом его одежда зашуршала, он поднялся со стула. — Но на твои вопросы я буду уже отвечать в следующий раз. — Моя сигара дотлела, виски закончился, и мне всерьез хочется почувствовать тебя гораздо ближе, чем через стол.
Его теплая ладонь сжала мои пальцы.
— Ну, что? Пойдем?
Едва сдержав чувственную дрожь, которая проходила по моему позвоночнику всякий раз, когда этот мужчина до меня дотрагивался, я позволила себе на время забывать обо всех вопросах, и поднялась с места.
Сильный, крепкий, заботливый «он», пахнущий виски, теплый южный ветер, пропитанный ароматом трав, ночь — теплая и ласковая — что может быть лучше всего этого? Где бы ни находились все эти Уровни и Города, кем бы ни были те дяди в серебристой форме — но они позволили мне быть здесь, наслаждаться жизнью, прочувствовать моменты истинного счастья. А посему плевать, что загадок больше, чем разгадок, плевать, что ответы на многие вопросы я так никогда и не смогу найти, но эти люди сделали мое счастье с тем, кто находился рядом со мной, возможным. И именно это было для меня всем.
И именно за это я была им благодарна. А остальное подождет.

 

Прошло два дня, в течение которых я часто думала о том, что рассказал Халк.
Кем я была до этого? Где жила? Почему решилась прийти туда, где сейчас жила? Но так как память не была особа услужлива (спасибо Комиссии), я бросила эти тщетные попытки и занялась другими делами. Тем более что зрение, наконец-то, в полном объеме вернулось ко мне.
Теперь я смотрела на все как-то иначе. С любовью, что ли…. Красные горы казались живописными, поля ласково колосились зеленой травой, все казалось странно ярким и непривычно живым, как никогда до этого. В какой-то мере потеря зрения оказалась подарком, который позволил вновь, будто с нуля, оценить красоту мира.
В те промежутки времени, когда я не задавалась вопросами о своем прошлом, я беспрестанно думала о другом — о том, как помочь Халку.
Становилось все более очевидным, что невозможно будет жить на ранчо всю оставшуюся жизнь. Никакого «долго и счастливо» в этом месте быть не могло. Я просто физически не могла представить месяцы и годы в качестве «жены» фермера. И не потому что я была особенно требовательной, само только наличие Халка рядом являлось для меня девяносто-девяти процентной гарантией счастья, но вот представить, что сам Халк — тренированный боец и в прошлом киллер — согласиться провести здесь еще хотя бы пару десятков лет, было сложно.
Как я поняла, сам Халк находился в затруднительном положении, и повлиять на ситуацию, находясь в Тали, практически не мог, а, значит, оставалась только я, которая должна была придумать, как помочь нам обоим оказаться на свободе.
Но гениальные идеи не давались легко, и сколько бы я ни мучила различными схемами мозг, все как-то не удавалось найти ту, которая бы позволяла увидеть не то, что дверь на свободу, а хотя бы свет вдалеке. Но дорогу, как говорится, может осилить только идущий, поэтому я не сдавалась и продолжала размышлять.
Другим интересным моментом стало то, что из моей жизни исчезли какие-либо обязанности. Совсем. Если раньше я мела полы, драила двор, возила еду или переводила книгу, то теперь никто и ничего от меня не требовал. Я могла заниматься переводом, только если этого хотела, а мыть и скрести вообще ничего не приходилось. В последний раз я дотрагивалась до мыльной пены только когда помогла Табите ополаскивать тарелки после обеда. Так что жизнь стала непривычно легкой, и я все еще не могла решить, хорошо это или плохо. И чтобы не чувствовать себя полной лентяйкой, я заставляла себя садиться за книгу и толстый словарь Туэрского, в надежде, что это информация окажется кому-нибудь полезной. Если и не Халку (потому что во мне все крепла уверенность, что не долго он пробудет в Тали), то, может быть, следующему владельцу ранчо, кем бы ни была его грешная душа.
И, возможно, ситуация бы так и продолжала оставаться неясной, вынуждая меня изнывать от бессилия и бездействия, если бы не одно событие, положившее не то конец текущему положению вещей, не то начало новой эре. По-крайней мере в то утро это было крайне сложно определить. Одно оставалась предельно ясным — после него все закрутилось совсем по-другому и очень быстро.
А произошло вот что.
Снова кого-то избивали. Я услышала далекие крики охранников, после того, как закончила с переводом и отправилась во внутренний двор, чтобы найти на складе зонт от солнца, который бы можно было установить на нашем балконе. Но, не дойдя до коморки, я застыла и прислушалась.
Точно. Снова кого-то били. Ошибки быть не могло — у кромки полей издевательски и зло кричали охранники, и я бросилась в направлении голосов, еще не зная, что именно собираюсь предпринять.
Сердце снова колотилось быстро и глухо, глаза застлала пелена ярости и страха, вернулось ощущение противного опустошающего бессилия.
Ну, почему? Почему они снова это делают? Ведь злобного Грега отослали с ранчо, неужели нашелся кто-то подобный ему, кому доставляло удовольствие доводить заключенных до предела? И почему Халк смотрел на это все сквозь пальцы?
Стояла невыносимая жара. К тому времени, когда я добежала до поля и застыла у кукурузы, сгрудившиеся вокруг какого-то бедолаги охранники уже не кричали. Действо была кончено. Тот, кого избили, уже лежал на земле без движения. Я смотрела на него, чувствуя во рту противный привкус горечи — длинное нескладное тело, сплошь покрытое ссадинами и кровоподтеками. Обнаженная спина с выступающими ребрами, несколько старых шрамов от хлыстов, редкие песочного цвета волосы….
Вокруг меня противно жужжали мухи, а я, оцепенев от шока, все еще стояла и смотрела на его волосы. Было с них что-то знакомое. Такой запоминающийся оттенок. Неужели?…. Нет, только не это…. Пусть это будет не он….
И да, будто услышав мою мысленную просьбу о том, чтобы увидеть лицо лежащего на земле мужчины, один из охранников, грубо пихнул неподвижное тело ногой, от чего оно перекатилось на спину, после чего стало очевидным…. Да. Это был Тед.
— Мертв. — Почти довольно подтвердил охранник, и отошел от тела, закурив сигарету.
Нет, не надо! Я в ужасе смотрела на знакомый профиль, теперь неподвижный и бледный, с налипшим на щеках песком. Это действительно был Тед.
Тот самый Тед, что стоял рядом со мной на облупившейся мокрой автобусной станции, что угощал меня глянцевым яблоком и бесконечно рассказывал о садовых посадках, тот самый, что надеялся, что ему дадут клочок земли, на котором он посадит деревья, тот самый, что так надрывно кашлял, когда принес назад и вернул украденные Янкой камни.
Он был единственным человеком на всем ранчо, которого как-то негласно внутри я определила «другом», и теперь его тело лежало на земле, покрытое кровью, песком и пылью, а я уже ничего, ничего не могла сделать.
Был Тед. Теперь нет Теда.
Не удержавшись на ногах, я медленно опустилась в траву, и зажала рот руками, боясь зарыдать в голос.
Внутри стало мучительно больно, хотелось закричать, завизжать, броситься и разорвать кого-нибудь, но я лишь сидела и едва заметно покачивалась из стороны в сторону, не замечая, как слезы, капая с подбородка, пропитывают новенькую майку.
Небо! Почему Тед? Почему нужно было забивать до смерти? Ведь он и так болел….. Почему рядом не было Халка? Почему в такие моменты Халк никогда не оказывается рядом?
Зажимая вырывающиеся наружу рыдания, я смотрела на бегущие по небу белесые облака. Шумела трава. Слышались вдалеке голоса других работников. Для кого-то продолжался обычный, ничем не отличающийся от других день. Для кого-то день перестал существовать вовсе.
И я не знаю, сколько бы я просидела в траве, если бы охранники не пронесли мимо меня деревянные носилки, с накинутым поверх одеялом, из-под которого безжизненно свешивалась рука.
Охранники прошеркали мимо, после чего все стихло. Снова зазвенели цикады.
А меня сквозь пелену отчаяния посетила странная мысль. А что если он не мертв? Что, если охранники ошиблись, и Теду все еще можно помочь? Глупая надежда, бессмысленная, но все-таки. Вдруг, даже после таких повреждений, он сможет выжить, если вовремя что-нибудь сделать?
Что именно сделать, я себе представляла слабо, но все же высунула голову из травы, чтобы проследить, в каком направлении унесли Теда. Высокие стебли уже скрыли от глаз проследовавшую группу, поэтому я быстро поднялась на ноги и побежала в том направлении, где недавно скрылись охранники.
Обогнув край поля, я снова увидела их и носилки, следующих по дороге, ведущей к постройкам. Как я и предполагала, конечным пунктом назначения стал изолятор, куда и отправилась укрытая одеялом ноша.
Я стояла, словно собака, застывшая с носом по ветру, пристально вглядываясь в белое здание и ожидая момента, когда можно будет подобраться ближе.
Носилки скрылись в дверях. Какое-то время ничего не происходило. Через пару минут мужчины вышли на крыльцо, постояли какое-то время и, наконец, разошлись.
Вытерев стекающий с висков пот, я по огибающей дуге, чтобы разминуться с охраной, снова устремилась к изолятору. Там ведь должен быть этот старик-доктор, словно стервятник, наблюдающий за своим гнездом. Надеяться на то, что его внутри не окажется, было глупо. Я уже давно заметила, что старик очень редко покидает насиженное место.
Что я ему скажу? Как заставлю пропустить меня к Теду?
Все эти мысли вереницей мелькали в голове, опережая разве что мелькающие по пыльной дороге кроссовки. Да, какая разница, что я ему скажу! Каким-то образом, я сделаю так, чтобы он позволил мне увидеть человека, ставшего мне другом. Даже если придется силой убрать старикана с дороги. Хорошо бы, если бы вместо него, госпиталем правил кто-нибудь добрый и милый, кто мог бы помочь мне обследовать пострадавшего, а не препятствовать входу, но такой надежды, к сожалению, не было. Слишком хорошо я знала это место.
Рассказать бы обо всем Халку! Попросить бы его помочь. Ведь он, наверняка, гораздо лучше меня сумел бы оценить повреждения….. Но вот как-то каждый раз при мысли о том, что Халк позволял всему этому происходить на ранчо, в моей груди вставал ком и снова появлялся желчный привкус во рту. А в таком настроении лучше бы отложить разговор на потом.
Терзаемая противоречивыми эмоциями, но все же настроенная более чем решительно, я, наконец, предстала перед белой дверью изолятора. Глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Аккуратно постучала. Подождала. Ответа не последовало.
Подождав с полминуты, я постучала снова.
И снова никто не отозвался. Это показалось немного странным. Где же доктор? Ведь только что принесли пострадавшего. Он должен быть где-то рядом. А, может быть…. Неприятная мысль кольнула мозг. Может быть, он в морге? Но я не узнаю, пока не войду.
Попереминавшись с ноги на ногу, я осторожно нажала на ручку двери и вошла в пахнущую медикаментами «приемную».
Взгляд тут же наткнулся на белые занавески на окнах, стол с какими-то бумагами, кушетку, шкаф с пузырьками и висящие в углу халаты. И никого. Приемная к моему облегчению или разочарованию, оказалась совершенно пустой. Стул, отодвинутый от стола, одиноко поблескивал металлической спинкой.
Кроме тикающих на стене часов, было совершенно тихо. Чтобы не задерживаться на пороге и не привлекать ненужного внимания, я осторожно проскользнула внутрь и прикрыла за собой дверь. Сделала несколько шагов вглубь помещения. Запах медикаментов стал, казалось, еще сильней.
Где же доктор? И где Тед?
Продолжая прислушиваться (показалось или нет, что где-то глухо звучали мужские голоса?), я оглядела комнату — две двери вели из приемной в противоположных направлениях. Одна оказалась процедурной — светлой, но тесной комнатушкой, с кушеткой и занавеской, позволяющей пациентам переодеться, а второй коридор я еще не успела проверить.
Мелькнула мысль, что где-то здесь должна находиться и Янка. Но я отбросила ее. Не время проведывать Янку, нужно определить, куда отнесли Теда.
Проходя мимо стола, чтобы узнать, куда ведет второй дверной проем, я случайно бросила взгляд на лежащую сверху бумагу и застыла, как вкопанная.
«Свидетельство о смерти» — гласила первая строчка листа. Взяв документ трясущимися руками, я принялась быстро его читать.
«Я — доктор… такой-то…. уведомляю, что зарегистрировал смерть заключенного Тадеуса Ранжевского в четырнадцать часов… такого-то дня….»
Моей первой реакцией стало желание взвыть от отчаяния! Значит, Тед мертв! Значит, уже нечего проверять или пытаться ему помочь. Но не успела поддаться черной волне, как глаза, бегающие туда-сюда по строчкам, послали сигнал тревоги. Что-то не соответствовало. Что-то было не так.
Я еще раз перечитала документ.
Да — имя Теда. Да, документ уже подписан и проштампован. И стоит дата и время. Два часа по полудню сегодняшнего дня.
Я медленно подняла глаза и посмотрела на часы. Они показывали час пятнадцать.
Еще нет двух!
Как мог доктор заранее подписать свидетельство о смерти пациента, который даже не был к нему доставлен?
В мои мозги будто насыпали песка, они никак не хотели работать, чтобы сложить два и два, получая в итоге то пять, то восемнадцать.
Как доктор мог узнать о смерти Теда, когда того еще не было в изоляторе? И опять де — еще даже нет двух часов! Что это тогда за бумага и зачем она вообще составлена наперед? Что происходит в этом странном месте? Я ведь видела охрану, бьющую Теда, видела его лежавшего в песке. Видела, как его вносили в изолятор. Куда его дели, и как доктор обо всем узнал, написал и подписал? Это что — сговор?
В этот момент я отчетливо услышала кашель.
Тот самый кашель, который я слышала в тот день, когда Тед стоял возле меня, передавая камни.
Жив! Значит, он жив!
Отложив бумагу, я бросилась в коридор. Осознав, что это не коридор вовсе, а довольно просторный холл, из которого ведет три двери, я на секунду остановилась, не зная, куда двигаться дальше. Но тут снова закашляли.
Ориентируясь по звуку, я толкнула одну из дверей и влетела в комнату.
А в комнате застала странную картину.
Во-первых, Теда — сидящего на кровати, вполне живого и даже довольного. Во-вторых, доктора, вытирающего ему раны ватным тампоном и что-то приговаривающего. И стоило этим двоим меня увидеть, как оба тут же застыли с выражением откровенной растерянности и паники на лицах.
— Тед! — Заверещала я. — Ты жив! Как здорово!
Я бросилась к нему и обняла. Тот крякнул от боли, но все же улыбнулся. Правда, все так же растерянно.
— Что ты здесь делаешь, Шерин? Как ты сюда попала?
— Что вы здесь делаете, девушка?! — Тем временем возмутился старикан. — Сейчас же уходите!
Не обращая внимания на доктора, я еще раз радостно оглядела побитое, но вполне живое лицо Теда.
— Я видела, как тебя били! А потом несли в изолятор. Я думала, что ты умер, но хотела…. надеялась, что смогу тебе помочь, что…. может быть, ты еще жив….
От радости я икала и запиналась, почти тряслась от переполнявшего меня возбуждения. Черная волна схлынула, как будто ее никогда и не было, а на смену ей пришло счастливое ликование.
Он жив! Он жив! Он жив!
— Значит, с тобой все хорошо? Правда, Тед?
Заметив, что и он, и доктор молчат и как-то странно смотрят на меня, я осеклась. На их лицах до сих пор просматривалось странное выражение конфуза, растерянности и крайней озабоченности, смешанной… со страхом?
— В чем дело? — Настала моя очередь растеряться. — Я просто волновалась за тебя, Тед…. А еще этот документ на столе о твоей смерти…..
На этот раз мой друг и старикан-доктор обменялись долгим взглядом. Доктор заметно побледнел, а Тед, сглотнув, не очень внятно и после долгой паузы произнес.
— Плохо, что ты меня увидела.
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12