Глава 13
Утром моросил дождь. Не капал, как бывает, а висел над городом плотной сырой дымкой.
Лайза захлопнула крышку ноутбука, положила в сумочку лист, куда выписала адрес подходящего отеля и посмотрела на блокнот. Нервничая, поджала губы.
Она оставит Маку записку. Напишет, что ни в чем его не винит и ни на что не обижается, что желает ему счастья и только счастья.
Найдет ли он ее? Найдет — она была уверена. Сегодня он попытается отследить местоположение беглянки вновь, а как только потерпит неудачу, заглянет сюда и, скорее всего, вскроет замок.
Характер. Все потому, что у него такой характер.
«Лишь бы только он не обратился к Бернарде».
Риск опасного поворота событий возрастал.
Конечно, ей бы лучше остаться здесь — в родных стенах думается лучше, — вот только нельзя. Аллертон придет, да, придет и начнет извиняться. Будет говорить что-то правильное, найдет слова, снова найдет к ней подход, а если еще и начнет целовать…
Решительно настроенная Лайза отсекала пути к отступлению — ей нельзя сдаваться, не теперь. Вечером она получит инструкцию для программирования Портала, а, значит, уже совсем скоро вернется в свою настоящую жизнь, счастливую — ту, по которой скучала.
Она вновь бежит от Чейзера, чтобы к нему же и вернуться.
Не ирония?
На душе муторно, на душе страшно. Получится ли? Ведь у нее все получится?
Кредиткой она пользоваться не станет — сегодня Великий Охотник, скорее всего, пустит в ход все средства, чтобы отыскать пропажу: примется отслеживать звонки и платежи, подключит камеры уличного слежения; номера с Миража придется снять.
Она на секунду задумалась, имеется ли в багажнике подходящая отвертка, затем облегченно выдохнула — да, в гараже остался ящик с инструментами, отвертки там есть.
В сырую погоду камеры разглядят машину — просто Мираж, — но мало ли автомобилей этой же марки ездят по улицам Нордейла? Десять, двадцать, больше? Главное, что камера не передаст сигнал, потому что не обнаружит искомый номер.
Вдох-выдох. В тишине, комканых мыслях и волнении потекли долгие секунды.
Сегодня она оставит эту квартиру навсегда.
Навсегда. Лайза мысленно произносила это слово и сама себе не верила. Все эти вещи, книги, мебель, одежду — она никогда больше сюда не вернется. Если все пройдет хорошо, вскоре она вернется в особняк к Аллертону (свой особняк) уже в правильном двести семнадцатом году.
Даже морось за окном ей на руку.
«А как же Элли?»
Чувство вины давило на плечи с момента пробуждения: за то, что не попрощалась с подругой, за то, что не вернула Дрейку деньги (сам снимет со счета — она не потратила ни цента), за то, что поступает, как… Как кто?
Чертово чувство вины.
Да не поступает она, как сволочь или эгоистка — она всего лишь хочет домой. Отделочная бригада? Расторгнет договор, как только накладная не будет оплачена в срок. Будущие работники ее офиса? У каждого из них пока другая работа — без хлеба не останутся.
А ей пора. Пора.
Резкий вдох, резкий выдох; Лайза поднялась со стула. Долго осматривала ковры, стены, потолок — запоминала (теперь они сохранятся только в ее памяти) — и направилась к дверям.
Обувь удобная, дождевик, блокнот и ручка в пакете, в сумочке наличные, новая симка и телефон.
Все?
Ах да, совсем забыла… Прошлепала на кухню, вытащила из шкафа пачку печенья, а из холодильника последнюю бутылку йогурта и добавила их в пакет — чем меньше она сегодня будет светиться на улице, тем лучше.
Мысленно пожелав себе удачи и окинув взглядом квартиру в последний раз, Лайза отперла замок.
* * *
Он вновь добрался до ее квартиры лишь ранним вечером — в начале шестого, как только позволили дела, — и, постучавшись, был уверен, что ему откроют.
Не открыли.
Что за черт?
«Спряталась, злится, молчит?»
Мак отслеживал ее номер с самого утра и знал наверняка — Лайза дома, — проверил данные с компьютера прямо перед выходом. Уже уехала? Не может такого быть, просто не может.
Аллертон поджал губы, оглядел пустой коридор и достал из кармана на поясе отмычки. Принялся возиться с замком.
А уже через минуту стоял в пустой квартире у стола, держал в руках записку.
«Будь счастлив, я ни в чем тебя не виню…»
Что за?… Прощальная записка? Одноразовый телефон? Она вставила свою сим в дешевый одноразовый телефон? Зачем?
Чтобы он не смог ее отыскать.
Грудь распирало от эмоций: от обиды, недоумения и раздражения.
Уехала из дома? Из города? И все для того, лишь бы не встречаться с ним? Да не такой же он, в конце концов, изверг, чтобы принуждать ее к встречам насильно! Он лишь хотел сказать, что готов попробовать сначала (если она, конечно, заинтересована), что осознал свои ошибки, свое крайне идиотское в последние дни поведение, а она… Она даже шанса ему не дала!
Клокотало разочарование. Зачем уж так-то? Для чего?
Уж отвесила, так отвесила — и не пощечину даже, а наладила размашистый пинок под зад.
Вздох.
Он не дурак, понял и принял бы даже отказ, не стал бы давить — нет, так нет, — отпустил бы.
Отпустил бы…
Чейзер обошел квартиру, осмотрел комнаты и кухню, проверил шкафы — почти все вещи на месте, значит, уехала ненадолго? И это точно не взлом, не похищение, не вынужденное, а вполне добровольное исчезновение.
Телефон. Записка. Записка. Телефон.
Что-то крутилось в его голове, свербело, не давало покоя. Интуиция неугомонно твердила, что нечто очень важное раз за разом проскальзывает мимо его внимания, как будто его собственная жизнь и жизнь Лайзы с этого момента потекли в совершенно разных реальностях. Он здесь, она неизвестно где, но все не так, как ему кажется, все почему-то совершенно не так.
Глупо?
Когда он упустил момент, после которого перестал понимать, что происходит? Когда потерял контроль над ситуацией, когда упустил из рук связующую нить?
Черт.
Аллертон достал из кармана телефон, набрал номер Логана и попросил того отследить, какие звонки совершались за последние несколько часов с телефонного номера мисс Дайкин. Через минуту получил ответ «никаких». А данные по кредиткам? Где и когда она расплачивалась ими в последний раз? Выяснилось, что этим утром Лайза снимала пару сотен долларов в банкомате на углу. Мда, не густо.
Мак вздохнул.
— Настрой уличные камеры на распознавание номеров ее машины, — он продиктовал нужные цифры. — Если что-то появится, сразу дай знать.
Получив положительный ответ, он еще раз осмотрел пустую квартиру, покачал головой и направился к выходу.
* * *
Легко ли вспомнить события, которые происходили час назад? Легко. А те, что произошли вчера, на прошлой неделе, в прошлом месяце? Уже сложнее. А уж те, которые и вовсе затерялись в сроке полугодичной-годичной давности и вовсе почти невозможно.
Но Лайза старалась.
Сидела на жесткой кровати простого и непритязательного гостиничного номера — два окна, стол, телевизор, один стул, один шкаф — и грызла карандаш. За последние несколько часов она так сильно напрягала мозги, что разболелась голова. Она пытала собственную память, как пытают заключенного, от чьей разговорчивости зависит жизнь — жестко, напористо и бескомпромиссно. Не вспомнит чего-то сейчас? Потом оно ей и вовсе не понадобится; глушила боль таблетками.
— Когда был тот снегопад, из-за которого перекрыли трассу на Клэндон-сити? — шептала тихо. — Седьмого января? Восьмого?
Кажется, восьмого.
Записала. Ей нельзя ошибиться, нельзя.
Она написала уже много, но достаточно ли для информатора? Какие данные окажутся для него полезными, а какие пустышкой? Знать бы наперед…
— Президентом компании «ФондФинанс» станет Ллойко Боц, — перечитала написанное, — новый бассейн откроют в мае, Комиссия устроит «цветной» день девятнадцатого апреля, на фестивале в Луте лучшим фильмом станет «Предательство и вера», температура в новый год опустится до…
Интересно, им нужно знать, до какой отметки опустится температура тридцать первого декабря?
Ах, без разницы, лучше записать.
Зеленые шторы, желтые обои; ей казалось, что вся комната выглядит желто-зеленой. Наверное, как и ее собственное из-за бесконечных усилий лицо.
«Вот бы к Халку, — думалось Лайзе не впервые, — тот бы быстро вытащил из памяти все необходимое, — но ведь не пойдешь, не попросишь…»
Через час она перечитала список еще раз, дополнила его двумя новыми пунктами и решительно тряхнула головой — все, хватит. Из «безопасной», но интересной информации она написала все, а небезопасную — приказы, разработки или проекты Комиссии — она выдавать не собирается. Хватит и того, что есть.
От голода жалобно урчал желудок.
Переписала список на новый лист — на этот раз в порядке, начиная менее значимыми данными, и заканчивая более значимыми — все без ответов. Тот, что с ответами, положила в карман.
Допила йогурт, потерла ноющие виски. Какое-то время кружила по доступным для «променада» четырем метрам свободного пространства, гадала, успел ли уже побывать в ее квартире Мак, нашел ли записку, что подумал, прочитав ее? И хорошо, что Мираж стоит на подземной парковке и с улицы его не засечь…
Еще долгие пятнадцать минут сидела, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы и противную, зудящую комаром мысль «а что, если этого не хватит?», затем потянулась к телефону — все, пора. Вспомнить что-то новое измученная голова все равно уже не сможет, а дожидаться звонка Информатора до позднего вечера не хватит сил — проще позвонить самой.
Старые электронные часы на столе показывали 19:17; Лайза потерла сухие и холодные ладони и потянулась к телефону.
На этот раз ее не попросили спускаться к машине — явились в гости сами. Приказали оставить дверь открытой, а, когда раздастся условный стук, повернуться к двери и не шевелиться. Завязали глаза, помогли отыскать стул и сесть на него.
Скрипнула кровать; ноздри защекотал знакомый запах парфюма. Тишина, чье-то дыхание, шорох бумаги в пальцах.
«В пальцах монстра, у которого глаза на ладонях».
Вот теперь она не просто волновалась — нервничала так, как не нервничала даже перед первой встречей с «новым» Маком. Дрожала не то от холода, не то от волнения, переживала, как бы вновь не забурчал желудок, и ерзала на стуле.
— А вы справились, — довольно подытожил знакомый голос, и Лайза, все еще не способная впустить внутрь облегчение, застыла, вся превратилась в единый локатор, в сгусток чувств.
Она справилась? Справилась?
— Так, посмотрим, что у нас здесь — бумага снова зашуршала; облегчение схлынуло — так он еще не прочитал? — Ну, положим, что непогода и закрытие аэропорта на острове Рут меня интересует не сильно, отмена выступления симфонического концерта тоже, а вот «цветной» день в Нордейле — это любопытно. Неужели Комиссия вновь решит подшутить над жителями?
— Решит.
Лайза отлично помнила, как металась по квартире, опаздывая на работу, а ничего желтого в ее гардеробе не находилось. Еще спрашивала у смеющегося Мака — кто придумал эту ерунду? Почему все до единого в этот день должны обрядиться в противный лимонный цвет, зачем? Кому нужен этот маскарад? Чейзер в тот день в Реактор не поехал, остался дома — уж у него желтой одежды не было точно: ни костюма, ни носков, ни туфель — только трусы. Не идти же в Реактор в трусах? А вот ей пришлось поехать в офис в желтом топе, длинной до пят старой юбке и босой. Босой, потому что желтые туфли всегда казались Лайзе верхом безвкусицы, и она ни за что не пополнила бы ими свою обувную коллекцию. А надо было. И зелеными, — ворчала она в салоне машины, — и синими, и фиолетовыми. И еще серо-буро-малиновыми…
— Пожар в торговом центре «Оникс» — как интересно. То будет действительно пожар или поджог?
— Все на листе с ответами, — ровно отозвалась Лайза, ощущая, как под плотной повязкой чешутся веки. Хочет узнать ответы — пусть учит программировать Портал.
Информатор не обиделся, продолжил чтение.
— Неужели кто-то действительно попытается ограбить банк «Нордейла»? Никогда бы не предположил.
— Попытается.
«И успешно». Репортаж об этом они с Маком увидят ноябрьским утром в новостях, но впоследствии Дрейк даже не прикажет команде подключаться к поискам — грабителей отыщут и повяжут сами представители Комиссии. Такое случается лишь в том случае, когда Дрейк зол и не желает ждать ни минуты. А он будет зол.
— Забастовка в Клэндон-сити, осадки, перекрытие трассы, обвал шахты на островах Идуи — на золото поднимутся цены?
— Поднимутся, и сильно.
— Вы помните точные цифры?
— Помню. Все записано.
Золотом Лайза интересовалась не особенно, но тогда об этом гудели все средства массовой информации — радио, телевидение, газеты, — в завалах на Идуи погибнет несколько человек.
— Новый бассейн,… кинофестиваль,… президент… Что, в «ФондФинанс» сменится президент?
— Угу.
— Вы уверены?
— Точно так же, как и в результатах футбольного матча.
— И вы помните имя?
— Помню.
— Что ж…
Информатор какое-то время молчал, обдумывал сделку и ее ценность; его дыхание стихло, перестал скрипеть матрас.
— Вы уверены, что это все, чем вы можете с нами поделиться?
Ответственный момент — либо имеющихся данных хватит, либо нет. Он ведь вроде бы выказал к ним интерес?
От волнения Лайза и сама перестала дышать.
«Пусть ему хватит имеющихся, Создатель, пусть ему хватит…»
Ну не имеет она права сказать ему больше, не имеет, и все тут!
Ответ получился хриплым, напуганным, резким.
— Да, это все.
Пауза. Тишина; сквозь повязку не видно ни чужого лица, ни желтовато-зеленого света комнаты.
Стук сердца. Слишком громкий стук сердца — слишком важный для ее жизни момент.
«Только не говори „нет“. Пожалуйста, не говори „нет“».
И он не сказал. Удивительно, но он не сказал! Как только со стороны кровати послышались слова: «Хорошо, я готов обменять наши данные на лист с ответами», Лайза едва не свалилась со стула; в этот момент громко заурчал желудок, но ей было наплевать. Она жадно подалась вперед.
— Мне придется записывать? Ведь там, наверное, много — мне придется записывать?
— Записывать вам не придется. Но запоминать точно. Готовы?
Готова ли она? Готова? Да, конечно, еж его дери — готова-готова-готова!
Моментально согрелись и руки, и стопы, и щеки.
— Говорите.
— Что ж, Портал — механизм сложный, но вы сможете указать точное местоположение в пространстве и во времени, если будете называть так называемые слова-команды. Во-первых, ни в коем случае не используйте слово «назад», так как для встроенного интеллекта оно будет означать прямой перенос в прошлое…
У Лайзы поплыло сознание. Она тогда не знала, попросту не знала — дура, дура, дура! Все кричала: «Верни меня назад! Я хочу назад!» НАЗАД! У-у-у, от проснувшихся эмоций хотелось выть, рыдать и снова рвать на себе волосы.
Из транса ее вывел вопрос:
— Вы меня слушаете?
— Да, слушаю, — просто отвлеклась, просто расчувствовалась, просто… — Слушаю, да, конечно.
— Слово «вперед», соответственно, будет соответствовать переносу в будущее, но здесь должен оговориться: существует ряд дополнительных настроек, которые крайне важны. Вы должны будете определить ключевые точки — точки перестройки хода событий, — и чем больше этих точек вы вложите в память системы, тем точнее будет результат переноса.
— А как определять точки?
Сложно, очень сложно. Ей бы запомнить, ей бы понять, ей бы только разобраться во всем.
— Каждая точка задается цифровой и буквенной командой, после которой следует описание конкретного временного промежутка и следующего за ним события — это требуется для того, чтобы…
Лайза подалась вперед и на этот раз сползла со стула. Ей бы записать, ей бы все законспектировать; теперь она сидела на ковре у стола, слушала мужской голос, а пальцы рук, пытаясь сотворить из воздуха бумагу и карандаш, сжимались и разжимались — на полную мощность работал встроенный в мозг диктофон.
* * *
Она спросила его в конце:
— А почему, обладая всеми этими знаниями, вы не переноситесь в будущее сами?
Информатор ответил коротко:
— Нам нельзя переступать определенных границ.
— Вас накажут?
— Все гораздо сложнее.
Сложнее? Может, «нелюдям» нельзя путешествовать во времени? Может, они и физической оболочкой обладают лишь номинально и потому не желают показываться? Может, при временном переносе исказится возможность их восприятия и многомерного подключения к энергетическому полю?
На самом деле ей было все равно. Информатор поделился тем, о чем она просила, получил взамен лист с ответами и был таков. Как только дверь за ним закрылась, Лайза стянула в глаз повязку, оглядела зажатый в ладони отрез ткани, бросила его на стол, поднялась с пола и принялась спешно собирать вещи.
Все, она знает координаты расположения Портала, она знает его настройки, она знает все, что необходимо, чтобы навсегда свалить из этой временной ветки.
Ей не верилось. Ей до сих пор не верилось.
Неужели получилось? Ну, почти получилось.
Неужели совсем скоро она окажется… дома?
* * *
В то же самое время. Разговор Чейзера и Логана Эвертона.
— Как «никаких новых данных»? Ее машину не засекла ни одна камера?
— Ни одна, Мак. Либо она ее пока не водит, либо пересела на другую машину.
— У нее нет другой машины, а Мираж в гараже отсутствует.
— Данных нет.
«Данных нет. Как нет данных? У них потерялся нюх? Не могут отыскать одну-единственную девчонку?»
— Кредиткой расплачивалась?
— Нет.
— Ты смог выяснить новый номер ее телефона?
— Нет. Скорее всего, он куплен анонимно.
«Что она говорила — жила с ним целый год? Судя по всему, она была крайне прилежной ученицей — сумела не только обхитрить Великого Охотника, но и так замести следы, как сделал бы, разве что, он сам».
Черт.
— Продолжай следить.
— Буду.
— Жду звонка в любое время суток.
Эвертон дал отбой.
* * *
(Direct & Labisch — Better World)
Криттон. Сто двадцать километров.
Криттон. Девяносто семь километров.
Криттон. Шестьдесят четыре километра.
Этот момент запомнился ей бесконечной ночью, дождем и собственными на руле руками. Летел вперед по мокрой дороге Мираж, работали дворники, блестел в свете фар асфальт. И времени вдруг не стало: ни прошлого, ни будущего, лишь зависшее между мирами неопределенное и зыбкое настоящее.
«Что ждет ее впереди? Куда она попадет, открыв дверь Портала в очередной раз, — домой? Или же в новую временную ветку?»
«А что, если ты зайдешь в комнату, а там другой дизайн?» — звучал в голове голос Дрейка.
«Не страшно».
«А если вдруг окажется, что там нет Эльконто?»
Тогда Лайза, помнится, затихла, потому что думать о таком было страшно. Страх не ушел и теперь. Что, если она пропустит одну из контрольных точек при программировании, и это будет стоить ей знакомства с Элли или Шерин? Что, если Халк никогда не выйдет из Тали, или Дэллу не отдадут нож?
Страшно. И тогда вновь придется искать Портал, вновь программировать его — и на круг. Сколько таких кругов она сможет преодолеть, прежде чем сдастся? Когда-то силы закончатся, вопрос лишь когда?
И тогда она, наверное, купит пистолет.
Говорят, если приставить к горлу и направить стволом вверх, то не больно. Говорят, это быстро…
Кто говорит? Те, кто однажды приставил, или те, кто только планирует?
Пусть ей не придется.
Салон освещал тусклый свет навигатора — «Криптон, сорок три километра»; на экране указывала вперед белая стрелка. Вперед, в будущее, в бесконечность.
И Лайза ехала вперед. Через темноту, через липнущий к ветровому стеклу дождь, через бесконечные повороты, считая стеклами отражения елок, кустов и столбов — в ночь, в ночь, в ночь. Туда, где, вернувшись с задания, ее ждал Мак — Мак, который помнил, который любил, который никогда не забывал.
Сегодня Лайза безвозвратно пересекала невидимую черту и знала об этом.
«Ты всегда хотел, чтобы я была Воином, ведь так? Что ж, Мак, я — боец. Я — Воин».
Тридцать километров до места… Двадцать.
Когда останется один самый последний километр, она бросит Мираж мокнуть в одиночестве у обочины, как до того оставила все вещи и квартиру, оставила все, и отправится искать самую важную в жизни тропу — лесную тропу, ведущую в будущее.
Обратно. Домой. К самой себе.
Оказалось, что оставить квартиру куда легче, чем машину. Прежде чем развернуться и уйти, Лайза долго гладила крышу, просила у Миража прощения — он всегда был ее верным помощником, спутником, другом, и она никогда не забудет этого. В следующий раз погладит его уже там.
Через минуту достала из багажника фонарь, щелкнула кнопкой на брелке, положила ключи в карман и направилась на другую сторону дороги — к холму. Слева маячил указатель «Криттон. 1 км».
«Все, как говорил Информатор».
Теперь вверх. Куда вверх?
Среди деревьев она долго не могла отыскать тропу — та оказалась хорошо запрятанной в высокой сырой траве — наконец, нашла, ступила на влажную и мягкую землю и принялась пробираться сквозь заросли.
Стук тысячи капель по листьям создавал иллюзию того, что лес говорил, общался, бормотал. Капли стекали по стволам, по дождевику, по лицу; кроссовки моментально промокли.
Лайза двигалась вперед максимально быстро — разводила ветки руками, спотыкалась о корни, иногда поскальзывалась. Ей мерещилось, что в затылке нарастает зуд. Что это — последствия перенапряжения памяти? Или же ее настойчиво пытается отыскать Чейзер? Скорее всего, второе; пришлось «зазеркалиться» плотнее.
Кусты, кусты, кусты, бесконечные кусты. Ноги начали гудеть уже через десять минут; в кроссовках чавкала вода, носки вымокли насквозь.
«В такую погоду надо сидеть дома, — ворчала она, пытаясь взбодриться внутренним монологом, — а не бродить по лесу. В крайнем случае, стоять на деревянном крыльце под навесом с чашкой чая…».
Мда, чашка чая ей не светит, не в ближайшее время. Сначала будка, а потом уже деревянный домик, навес, комфорт, идиллия и все, что угодно. Сначала будка.
Подъем продолжался. Он казался бесконечным, слишком крутым — путь непролазным. Еще выше, еще, еще чуть-чуть — вроде бы до верха недалеко, надо поднажать. Неужели она бродит всего лишь пятнадцать минут? А кажется, что прошло уже два часа, что она полночи скитается по мокрому лесу, пытаясь отыскать непонятно что и высвечивая себе путь в высокой блестящей траве фонариком.
А вот и вершина холма — добралась! Горбатый склон выпрямился, превратился в ровную поверхность, перестал чинить препятствия. К тому моменту дыхание сбоило, сердце работало тяжелым паровым молотом, мышцы ног горели.
«А все потому, что ты чрезмерно спешишь».
А как не спешить? Она уже почти на месте, уже близко.
Вот только, куда теперь?
На вершине тропа исчезала, и складывалось ощущение, что все, кто когда-либо поднимался на этот холм, счастливо разворачивались на месте и уходили обратно на спуск. Что за ерунда? Начинал тускнеть фонарь; надо торопиться.
Куда? Куда? Куда?
Информатор говорил: ищи среди деревьев просвет — там и будет поляна. Но как искать просвет ночью, когда, собственно, и просвета-то нет? Это на фоне светлого неба хорошо видно кроны и стволы, а на фоне темных облаков не видно почти ничего.
Озираясь, Лайза кусала от досады губы.
«Может, надо было дождаться утра, а не изображать из себя героя?»
В этот момент в затылке снова кольнуло — чертов Чейзер! Он точно пытается пробиться сквозь ее заслон, а она — отчаянная и жалкая — стоит и бесполезно теряет силы. Куда же идти, куда?!
Справа застыла чаща — хмурая и плотная, неприветливая. Впереди начинался уклон — такой не может вести на поляну. Позади спуск…
«Значит, налево. Точно».
Лайза побежала в выбранном направлении. Мерзли ноги, болела голова, под подошвами то и дело разъезжалась в стороны хвойная жижа.
Быстрее, быстрее. Ей казалось, что она не успевает, что по какой-то причине нужно торопиться. Ошиблась с выбором направления? Вернется и исследует обратную сторону. Не найдет будку и там? Тогда спустится в лог… Главное, не переставать двигаться, главное, не сдаваться.
Текли по холодным щекам дождевые капли, рвалось изо рта шумное дыхание, гулко билось в груди горячее, окрыленное надеждой сердце.
Через минуту, померцав напоследок, погас фонарь, и Лайза очутилась в полной темноте.
— Черт! Черт-черт-черт!
Не могла она взять два фонаря? Принялась колотить ладонью по пластиковому боку, ругаться, шипеть — не помогло — и вдруг…
Вдруг она подняла глаза и увидела, что там, впереди между стволами, почти скрытая плотной листвой, светится тусклая лампочка. Лампочка на бетонной стене, прямо над дверью. Будка! ОНА НАШЛА БУДКУ!
Погасший фонарь соскользнул из пальцев в траву; Лайза со всех ног рванула вперед.
Поляна оказалась небольшой — ухоженным пятачком среди плотного смешанного леса, — а будка именно такой, какой она ее помнила — серой, квадратной, приземистой, в этаж. Кто поставил ее здесь? Для чего?
До крыльца всего несколько шагов.
«Откроется ли дверь?»
От беспокойства и перевалившего всякие пределы нервного напряжения Лайзе вдруг стало смешно — да уж, осталось в самом конце пути выяснить, что дверь заперта. И что тогда — к Дэллу просить взрывчатку? Или к тому же Маку за отмычками?
Тряслись руки, тряслись колени, трясся от нетерпения разум.
Дошла. Дошла. Она дошла.
А до крыльца всего пять шагов.
Она уже почти дома.
Четыре шага.
Хорошо ли она запомнила команды для программирования?
Три шага.
Попадет ли туда, куда нужно?
Два шага.
Домой, домой, скорее домой…
Когда Лайза занесла ногу для того, чтобы поставить ее на мокрое деревянное крыльцо и потянулась к дверной ручке, за ее спиной раздался тихий гул и треск электрических разрядов. Поляна вдруг ярко осветилась; запахло озоном.
Пока свет не исчез, дождь обтекал его стороной — не касался кожи, волос, не мочил серебристую форму. Дождь будто тактично извинялся, что вообще начался не вовремя и спешно растворял капли прямо над русоволосой головой — «простите, сэр, не хотел, сэр, виноват, сэр…»
А у Лайзы дрожали губы.
«Нет… Нет… Нет…»
И лишь когда свет рассеялся окончательно и поляна погрузилась в привычный полумрак, тогда капли застучали по тугой ткани непромокаемой куртки с белой полоской на рукаве.
— Нет, Дрейк, — Лайза сделала шаг и моментально охрипла, — пожалуйста, только не сейчас. Не сейчас, не надо…
Дрейк Дамиен-Ферно молчал. Стоял, широко расставив ноги, опустив вдоль туловища руки, и смотрел исподлобья.
Она всерьез верила, что он про нее забыл? Что перестал следить, что выпустил ситуацию из-под контроля? Наверное, он каждую минуту за ней следил. Каждую долбанную минуту.
— Пожалуйста, не сейчас…
Не когда она-таки дошла, достигла цели, сумела подобраться к ней так близко. Хотелось плакать — она не успела.
— Все эти люди? Люди, риск, я помню… Но как же я? Я — всего лишь один человек, но я человек, и я… То была не моя ошибка, понимаете? За что?
Она не говорила, она лепетала, собирала все в кучу, силилась сказать что-то важное — Создатель, ведь он сейчас заберет ее отсюда! — и чем больше силилась, тем больше путалась. Просила, умоляла, была готова рухнуть на колени.
— Я не смогу здесь, Дрейк, пожалуйста! Я умру здесь, слышите? Я не приживусь, не сумею, я знаю это, знаю… Вы ведь говорили — что угодно. И я прошу только этого — позвольте мне уйти назад, потому что это не моя ветка, не моя, никогда ей не станет. Я старалась, я очень старалась…
Стоящий перед ней человек молчал — с момента появления он не проронил ни слова. Тяжелый взгляд, поджатые губы, хмурые брови.
Он пришел, как судья, как надзиратель над тем, кто переходит последний рубеж. Кто не позволит перейти его.
Ее скрутило отчаяние — красно-черное, смешанное со страхом, с последним, застревающим в горле криком мольбы.
— Я знаю, я уже просила денег, но я их не потратила — они все там, на моем счету, заберите. Заберите у меня что хотите, Дрейк, только не…
«Не уводите, не забирайте отсюда, не мешайте!»
Неужели она проиграла в самом конце — вот так бесславно, так и не коснувшись заветной дверной ручки — проиграла?
Слов не хватало.
Да и нужны ли ему слова?
— Позвольте… мне… сделать это. Пожалуйста, — она плакала и больше не сдерживалась. — Я не выживу без него, просто не выживу… здесь. Не мой мир — я это чувствую, не мой. Лучше накажите, слышите? Лучше сразу убейте, только не вот так…
И она приготовилась упасть на колени, потому что в ее направлении протянулась рука.
Все. Сейчас он заберет ее. Телепортирует в Реактор, запрет в камере, лишит последней возможности, последнего шанса на жизнь.
— Не надо.
И колени подкосились.
Тишина, шум дождя, запах озона. Ночь, мокрый лес и рвущее на части ожидание самого страшного.
Тишина. Слишком долгая тишина. Лайза содралась, сдерживала всхлипы и жмурилась, боялась открыть глаза, боялась почувствовать болезненное прикосновение.
Но его все не было.
— Лайза.
Ей послышалось? Он назвал ее по имени?
Она подняла голову, открыла глаза и уткнулась глазами в его протянутую руку.
— Возьми это.
— Что… Что это?
В пальцах Дрейка был зажат белый матовый прямоугольник — тонкая, похожая на аккумулятор для телефона пластина.
Она спешно и неуклюже поднялась с коленей — грязная, заплаканная, жалкая, все еще шатающаяся от страха. Ей нужно что-то взять? Зачем?
Дрейк смотрел прямо в глаза, на его лице не читалось никаких эмоций.
— Передашь это другому мне. Там. Чтобы я исправил ошибку в Порталах.
«Он… — ее мысли путались, — он не пришел забрать ее, он пришел передать самому себе послание?
Так она идет… домой? Он отпускает ее?»
— Домой? Я могу идти домой? — она протянула руку и, не касаясь пальцев Начальника, взяла прямоугольник, всхлипнула. — И вы…
Хотела сказать — «не помешаете мне?», — но Дрейк вдруг принялся таять. Таять прямо на глазах, мерцать в воздухе, растворяться, меркнуть.
— Дрейк? Это все? Просто передать?
— За тобой идет Мак, — послышалось уже не от человека — от мутноватого облака. — Но он не успеет.
И Творец Уровней исчез.
Несколько секунд ошарашенная и почти сломленная шквалом недавних переживаний, Лайза смотрела на то место, где он только что стоял, затем резко развернулась и потянула на себя дверь.
Ей пора, совсем пора — нет времени ждать.
Уже в будке, сидя на стуле, она долго и тяжело смотрела на темный экран. Единственная под потолком лампочка, белые в разводах стены — их давно не красили, — мокрый от ее кроссовок пол, лежащий у ног дождевик. Здесь никто не предлагал ей посмотреть фото городов, не расписывал их достоинств, не пытался ознакомить с инфраструктурой.
Рабочий Портал, системный. Не для простых смертных — для представителей Комиссии.
— Принять команду, — произнесла хрипло.
Экран ожил, засветился.
— Принять команду, — повторил электронный голос. На этот раз мужской. — Система загружена и готова к использованию.
Пальцы дрожали, дрожало все внутри.
— Конечная точка — временной отрезок: год двести семнадцать, месяц: июль; число: двадцать седьмое.
— Двадцать седьмое к исполнению принято.
«Какой сговорчивый, когда знаешь, что говорить». Лайза улыбнулась одними губами, но внутри осталась серьезной и предельно напряженной. Ей придется очень многое простроить — назвать, задать, совместить — и ничего, абсолютно ничего нельзя упустить.
— Координаты десяти контрольных точек.
На экране высветилась цифра «Х0-10».
Все точно так, как говорил Информатор.
— Точка первая. Временной отрезок С1-СА, город: Нордейл, улица Лейтонхилл-Драйв…
И она принялась диктовать.
Восемь длинных, восемь бесконечных минут ее жизни Лайза задавала вызубренные наизусть команды: отрезок такой-то, город такой-то, событие такое-то. Она простраивала не только конечную точку назначения, но и все то, что предшествовало двадцать седьмому июля двести семнадцатого года — она кропотливо и крайне тщательно прописывала заново собственную историю. Их с Маком историю. Ставила отметки на карте прошлого, смещала искривленную версию событий, восстанавливала хронологию и шаг за шагом, слово за словом, диктовала ее Порталу.
«Риски велики», — говорил Дрейк.
Да они были не просто велики — они были колоссальны. Там, в Нордейле, ступив в такую же будку, она могла попасть куда угодно — не просто в прошлое или будущее, она могла выпасть из мира Уровней безо всякой о прошлой жизни памяти.
Риски…
Раньше было холодно, теперь ей стало жарко. Потела спина, потели ладони, скользила в пальцах белая, похожая на телефонный аккумулятор пластина.
— Десятая точка вписана во временную кривую, — сообщил голос.
— Принять.
— Точка принята.
Они общались о чем-то страшном — она и эта будка, — о чем-то столь глобальном, что от нервозности сводило разум. Одна ошибка, одна ошибка, и все…
— Дополнительная команда: сохранить при переходе зажатые в руках предметы.
— Сохранить. Принято.
— Запустить. Кривую. В исполнение.
Приказала и заиндевела изнутри.
Все. Она сделала все, что смогла. Все, что помнила, все, что умела.
В одной ладони белый прямоугольник-послание, в другой брошка Мака — его прощальный ей подарок. Пусть останется как память там, где она в следующий раз выйдет.
Где бы она ни вышла.
Тихо, но ощутимо загудели стены; бледная, как лист бумаги, Лайза закрыла глаза.
