Глава 12
Слезы капали на экран мобильного телефона и расползались на нем неровными прозрачными кляксами.
За последние три дня, которые прошли с момента их последней встречи, она звонила ему четырнадцать раз. Четырнадцать порывов надежды, четырнадцать раз томительного ожидания, скрученных в узел нервов и четырнадцать разочарований. Мак не сбрасывал ее звонки, что выглядело бы вовсе грубо, но и трубку он тоже не брал.
После тридцать пятого гудка, которого Лайза всякий раз терпеливо дожидалась, она слышала одну и ту же сказанную девушкой-роботом фразу: «В данный момент времени абонент не может вам ответить».
Не может.
Может. Не хочет.
А на звонки подруги не отвечала она сама — зачем? Чтобы снова пить вино и вести душещипательные беседы? Чтобы слушать советы, которые ей не помогут? Чтобы под гнетом упреков пытаться не вырвать на себе волосы?
Что скажет Элли, когда придет и выслушает рассказ об их последней встрече? Лайза знала, что:
«Да зачем ты показывала ему свои эмоции! Не надо было! Надо было сидеть с таким лицом, будто тебе все равно, что вы жили вместе, будто фиолетово, тогда бы он не чувствовал, что ты давишь. А ты что? Сразу же протянулась к нему — обними-меня-и-приласкай, и, конечно же, Мак моментально отпрянул в сторону».
Да она и сама все это знала! Знала, что не надо было надеяться на мгновенное понимание, знала, что Мак не готов, что ей придется запастись адским терпением, что придется ждать. Вот только сколько ждать? Прошло три дня. Она ждала его звонков утром, днем и вечером. Ждала их ночью, просыпалась, а после не могла заснуть, ждала их постоянно и столь же постоянно не дожидалась.
Ну, хоть бы слово, хоть полслова…
«Ты все-таки прижала его к стене, как и боялась».
Да, прижала, и теперь со всей искренностью хотела бы сказать ему другое: «Мак, не торопись, и я не буду тебя торопить. Если не захочешь со мной видеться, я пойму. А если захочешь встречаться, то не принуждай себя делать это часто. Пусть раз в два дня, пусть раз в неделю, в две…»
Она вытерпит.
Она не вытерпит, и прекрасно знала об этом — ожидание убьет ее, разрушит изнутри, как разрушает прочную каменную крепость сорвавшаяся с обрыва горная река. Камни будут соскальзывать, камни будут крошиться, фундамент просядет…
Вот только сказать об этом все равно нужно, ведь в смс такое не пишут.
В эти последние и невыносимо долгие три дня она не работала и вообще не занималась ничем полезным — если бы работала, время не тянулось бы так долго, но она не могла. Подолгу лежала на диване, перебирала в голове моменты их встреч, сказанные друг другу слова, собственные ощущения. Куталась в жалость и себя же за нее ненавидела.
Лайза ненавидела быть слабой, потому что ненавидела слабых — плакс, нытиков и трусов, а теперь, закапывая экран телефона слезами, ничем от них не отличалась.
Она должна ему сказать эти слова. Даже если они не помогут, даже если не изменят ситуацию, даже-даже-даже… Она просто будет знать, что сделала что-то правильное, что убрала хомут с его шеи, насколько это вообще возможно.
За окном пасмурно, но тихо, за окном облака и серый город; на часах половина пятого, скоро для тысяч людей завершится рабочий день. Нормальный день нормальной жизни — размеренной, привычной и стабильной. Они сидят в офисах и перекидываются шутками, а не заливают мобильный слезами — они радуются жизни. Пусть не все. Им эта ветка привычная — им она жизнь, а не коробка, куда, если пытаешься всунуть ногу, то тут же вылезает все остальное.
Все, хватит.
Сейчас она поднимется, умоется и приведет себя в порядок, а потом поедет прямиком к Аллертону. И пусть разговор получится коротким, пусть он состоится на пороге, она должна облегчить душу себе и ему.
Идея муторная. От мысли о ее исполнении легче на душе не становилось, но другой у Лайзы не было.
Почему жизнь устроена так странно: если не радует одно, то автоматически не радует ничего? Почему бы не вспомнить, что есть куча мелочей, мысли о которых способны превратить хмурое настроение в радужное? Новый двигатель Миража, например. Прекрасный ведь двигатель — второго такого на Уровне нет, а Лайза не радуется. Вредной Лайзе нужен не просто двигатель, ей нужен в придачу к двигателю Мак Аллертон, а если последнего нет, то плевать, насколько мощный под капотом мотор, — что за избирательность?
К особняку она подъехала в начале шестого. Вышла из машины, захлопнула дверцу, зашагала к воротам.
«В прошлый раз тебя выставили отсюда, как непонравившуюся собачку. Беспородную собачку, которая не может занимать место на выставке…»
Кыш, кыш, противные мысли! Да, возможно, приехав сюда, она унизится вновь, но ведь кто-то должен сделать шаг навстречу? Откуда взялось мнение, что этот шаг всегда должен делать мужчина? Пусть сегодня это будет она.
Ворота оказались запертыми — Мак отсутствовал. Об этом ей сообщила не интуиция, а знание устройства сигнализации. Если хозяин дома, то лампочка внешнего наблюдения не мигает, а если уехал, редко помаргивает наверху в самом углу — увидишь, если знаешь, куда смотреть.
Она знала и потому вернулась к машине. Села внутрь, закрылась, словно в пещере, принялась созерцать пустую дорогу сквозь запылившееся по краям стекло.
Через секунду откинула козырек, посмотрелась в зеркало — не испортился ли макияж — захлопнула кожаную перегородку, со вздохом сложила руки на руль и принялась ждать.
Он вернется, вот только когда?
Ждать.
И она ждала.
Бесконечно долго тянулся наполненный тишиной и невеселыми мыслями первый час ожидания, затем еще медленнее потянулся второй.
В половине восьмого начало темнеть.
* * *
Дорога успокаивала. Дорога оставалась единственным знакомым элементом — элементом верным самому себе. Уходящая вдаль ровная лента, бетонное покрытие, четыре колеса, руль, шуршание шин. В дороге он всегда был свободен — повернешь руль налево, уедешь налево, повернешь направо, уедешь направо, и только запертую в сомнениях душу ветер свободы не овевал. Зато он — озорной ветер — восторженно залетал в приоткрытое окно, трепал шевелюру, наполнял салон Фаэлона запахами земли и цветов, сочной травы и растущих в отдалении кустов.
Шоссе Клэндон-сити — Нордейл, километр семьдесят первый.
Впереди стелились свинцовые облака, небо с каждым часом тяжелело.
Когда зазвонил лежащий на соседнем сиденье телефон, Мак вначале проверил имя звонящего, убедился, что это не Лайза, затем изолировал внешний шум, прикрыв окно, а после переключил звонок на вмонтированное в приборную панель переговорное устройство. Нажал на кнопку.
— Привет, Дэйн.
— Здорово, дружище, — голос Эльконто звучал не столько радостно, сколько встревожено. — Ты куда запропастился? Заезжал к тебе вчера — в окнах темно. Звонить не стал. Вдруг тебе нужна тишина?
— Да нет, все нормально, вроде не нужна. Просто вовремя подоспел Дрейк и нагрузил кое-какими делами в Клэндоне.
— Так ты еще там?
— Уже еду назад.
— О, это хорошо, — почему «хорошо», Дэйн уточнять не стал. После паузы спросил: — Ты как? Дорога помогла?
— Не знаю, не понял.
— Значит, помогла, иначе бы ты понял, что не помогла.
Железная логика. Аллертон слегка сдвинул руль влево — шоссе делало плавный поворот. Встречных машин мало, это радовало.
— Придумал что-нибудь? В смысле, надумал чего по существу?
— Это ты про Лайзу?
— Про нее.
— Не надумал.
— Слушай, — вдруг фыркнул снайпер, — а почему бы тебе просто ее не кинуть, и дело с концом?
Не кинуть? Мак невесело усмехнулся — он думал об этом. Кинуть — оно проще всего. Даже с чувством вины он бы потом справился, может, не сразу, но справился бы. Его удерживало другое — воспоминания об их встречах и тот факт, что, если временно отодвинуть злость и пресловутое слово «должен», в них было много хорошего: ее смех, ее запах, ее озорные глаза и острый ум. Ему вопреки всему, помнилась ее нежность, ее горячие руки, мягкие губы, помнилось, как она ластилась к нему, как радовалась, просыпаясь с ним по утрам.
И он радовался тоже. Тогда радовался и не мог этого отрицать и почему-то до сих пор восхищался ее характером. Забыть бы, как советует Эльконто, плюнуть на все и разорвать путы, вот только тяжело от этой мысли, и нет ощущения правильности. Он с ней, с Лайзой, свыкся.
— Я к ней что-то чувствую, Дэйн. Не уверен, что это, но оно есть.
— Значит, как приедешь, пойдешь к ней?
— Не пойду, не готов.
Снайпер однозначно что-то замышлял — это чувствовалось в его терпеливых расспросах и ожидании ответов.
— А знаешь, почему ты не готов? Потому что ты чувствуешь, что нехотя лишился свободы, и она тебе об этом напоминание.
Может и так, может и так. И что теперь? Наверное, однажды он во всем разберется.
— И ты не пойдешь к ней, пока не почувствуешь, что ты эту свободу себе вернул.
Чейзер хмыкнул.
— У тебя есть конкретное предложение?
— А вот есть!
«Знаю я твои предложения, и все они связаны с женщинами», — подумал так и не ошибся.
— Я тебе вот что предлагаю, и ты, прежде чем плеваться, друг, выслушай до конца.
— Ну, выкладывай.
Небо темнело, мерк рассеянный свет; Мак зажег ближний свет. Возможно, через полчаса-час пойдет дождь.
— Давай сегодня пойдем в бар — я даже знаю, какой. Я уже нашел красавиц и умниц, просто посидим…
— Не пойду.
— Да ты не перебивай, дослушай! Дай себе просто побыть в компании других женщин, просто посиди с ними рядом, пообщайся, и ты поймешь больше.
— А потом «проводи одну до дома»?
— Тьфу ты, б№я — я не предлагаю тебе их шпилить по очереди за шторкой! Я предлагаю просто дать себе выбор, вновь вернуть независимость. Пойми, ты не идешь к этой Лайзе — пусть она тебе трижды дорога — именно поэтому! Потому что ты в душе несвободен.
— И что же даст поход в бар?
— Да просто напомнит о том, что ты сам решаешь, где быть — в баре или с ней. Пока ты себя принуждаешь, внутри будет расти протест, а дашь себе свободу хоть на один вечер, так, может, завтра со спокойной совестью назначишь с ней встречу, определишься.
Невеселая ухмылка.
Чейзер не до конца верил в предлагаемый Эльконто метод, но доля истины в его размышлениях была — протест на несвободу можно выбить лишь вновь появившейся свободой. И за шторкой «шпилить» подружек Дэйна его никто не принуждал. Придет, когда захочет, и уйдет, когда захочет. Вот только нужна ли ему компания на вечер, чтобы вернуть душевную независимость, поможет ли?
Эльконто будто читал мысли:
— Ты просто посмотри на них, на других. Дай себе скосить глаза — не надо сразу за титьки щупать, — и ты, может, поймешь, что она — твоя Лайза — золотая.
— Она не моя, — зачем-то огрызнулся Мак.
— Вот видишь? У тебя же изнутри лезет — «не принуждайте меня, не хочу насильно, хочу сам».
— И что?
Дэйн — редкий момент — его злил.
— А то! Пойди и посиди со мной, разреши себе! А то все уже, в рот те ногу, запретил — ни шага влево, ни шага вправо, хоть кольца еще никому не надел.
— Диктуй адрес, — выплюнул Мак раздраженно. Кому помешает лишний час вне дома? Глядишь, чем черт ни шутит, может, это поможет разобраться в мыслях.
— Вот это дело! Вот это знакомый мне Чейзер, а то все «не пойду, не пойду»…
И динамик радостно принялся расписывать схему проезда.
* * *
(Dr. Dre (feat. Eminem & Skylar Grey) — I Need A Doctor)
Где же он, где?
На улице полностью стемнело, на ветровое стекло мелким бисером легки дождевые капли; поднялся ветер.
Почему не едет домой — боится, что она поджидает его у порога?
Чем дольше Лайза вглядывалась в темную улицу, тем сильнее снедала тоска, бесполезно сидеть в машине становилось все сложнее — хотелось двигаться, хотелось что-то делать, хотелось сдвинуть, наконец, ситуацию с места.
«Почему же он не едет?»
Она должна его отыскать.
Как?
Как-нибудь.
«Почему его до сих пор нет»?
Не хочет ее видеть? Опасается новых разговоров о серьезном? Так она и хочет встретиться именно затем, чтобы сказать, не надо излишней серьезности, не надо давить на себя, ничего, блин, уже не надо.
Пусть он уделит ей минуту, одну минуту — это так много? Одна фраза, и она уйдет. А пока не скажет, не обрести ей, как привидению, покоя — так и будет бесконечным кругом корить себя, неспособная ни сидеть, ни есть, ни нормально спать.
«Найди его».
Как?
Лайза достала из кармана телефон. Чьи номера она помнит наизусть — Дрейка? Ему она звонить не будет. Рена? Халка? Эльконто?
А вот им позвонит. Даже если ее пошлют к черту, она хотя бы попытается. А вдруг помогут?
Рен не помог — сказал, что про Мака последние трое суток не слышал — не соврал, она почувствовала. Поблагодарила, отключилась.
Халк вспомнил ее сразу, но полезным не оказался — нет, про Мака не знает. Может, в гостях?
В гостях, блин!
Нажимая отбой, Лайза брюзжала, как старая бабка.
А Эльконто? Может, он как раз в гостях у Эльконто? Ведь захаживал Мак к нему раньше, вел душевные разговоры, засиживался, бывало, допоздна — набрала новый номер.
Дэйн ответил, но не сразу, а когда взял трубку, вокруг него слышался гомон и женский смех — не дома он, что ли? Гуляет, радуется жизни, выпивает? С него станется.
Что? Про Аллертона? Нет, про Аллертона он ничего не слышал, да и вообще, деточка, отстала бы ты от него. Хотя бы на сутки-двое.
От сказанного челюсть Лайзы упала до самого дна Миража.
«Отстала бы ты от него?!» — ОТ КОГО? Она не сильно-то к кому-то и приставала! Ее спросили о правде, она правду и рассказала — кто тут виноват? Она? Всегда она? Вот гад белобрысый! Вот снайпер занюханный! Мак что, ему все рассказал?!
«И вообще, — возмущенная логика исходила негодованием, — если Эльконто ответил так, как ответил, не означает ли это, что ее единственный и неповторимый находится с ним?»
Может быть такое?
«Не может. Не может, не может, не может! Только не в окружении женщин!»
Желание найти Чейзера немедленно сделалось непреодолимым.
Как же его найти, как, КАК? У нее нет систем слежения, нет шпионских жучков и специальных программ и денег на то, чтобы платить информаторам, тоже нет — все чужие, все надо отдать.
Черт! Черт-черт-черт!
И вдруг бесценная идея слетела в нужный момент прямо с неба — Лайза вдруг поняла «как».
«Получится! Не получится! Получится! Надо попробовать…»
В ней ведь его кровь, так? А если так, то не поможет ли она увидеть Мака «на карте»? Тем же методом, которым местоположение людей, безошибочно всегда определял Великий Охотник? Конечно, ее не учили и не тренировали представители Комиссии, не вкладывали в голову знания и не вшивали их в подкорку мозга, но кровь-то есть.
И она со всем желанием в этот раз победить — победить хотя бы в этой маленькой задаче — принялась за дело. Закрыла глаза, максимально сконцентрировалась, представила карту города — не точную, ну да и Создатель с ней — примерные края. Вызвала в голове образ Чейзера, протянула от себя к нему невидимую дорожку — веди, мол — и поставила воображаемого Аллертона на карте. Задала команду «Где он? Где? Покажи?»
Какое-то время, напоминая человека безрезультатно тужащегося, она лишь сжимала веки и кулаки — не видит, ничего не видит, ничего не чувствует, — а затем вдруг радостно вскрикнула — на виртуальной карте возникла светящаяся точка.
Он?! Не он?! Иллюзия? А что ей делать — сидеть и ждать? Уж лучше проверит.
Нет, Лайза не питала ровным счетом никаких иллюзий по поводу собственных способностей, но двигатель Миража завела и от тротуара отъехала.
Светящаяся красная точка местоположения не меняла — ни двигалась ни влево, ни вправо, что означало, что найденный объект пребывал в относительной неподвижности. Вот только где именно он находился?
Она не видела ни названия улиц, ни указующих координат, а потому путалась. Виляла по улицам и проспектам, сворачивала то в одну сторону, то в другую, несколько раз выезжала из спальных районов, возвращалась, упиралась в тупики, выезжала снова.
Чертова головоломка. Мак-то, наверное, видит все четко, а она?
«Дура, взялась за непосильную задачу…»
Ну уж нет! Упрямая решимость гнала вперед.
Точка где-то в центре, да, где-то в центре Нордейла. Если вспомнить обычную карту, то светится она в районе Туренской площади… Нет, где-то за ней. Там, кажется, скопление развлекательных мест — магазины, рестораны, бары, так?
Лучше бы не так.
От нехорошего предчувствия сводило и скулы, и зубы.
В какой-то момент она начала чувствовать направление движения — сейчас прямо, сейчас свернуть, сейчас вперед — доверилась интуиции. Тут направо, тут еще раз направо — ах, черт, запрещающий поворот знак, значит, в объезд — дальше снова прямо.
«Объект» приближался; Лайза ликовала.
А что, если найдет кого-то «не того»? Или вообще никого не найдет?
Ну и ладно, покатается, развлечется, окончательно убедится, что способности Чейзера ей не передались.
А вот если передались…
Через двенадцать минут и десять поворотов — четыре не туда — она стояла напротив распахнутых деревянных дверей заведения под названием «ЛалленГротте» и не могла заставить себя войти.
Что там?
Кто там?
Да кто бы ни был — она должна проверить.
Протиснувшись сквозь совершающую вечерний променад и плывущую перпендикулярно ее движению ленивую толпу, Лайза приблизилась к «Гротте» и толкнула тяжелую внутреннюю дверь.
Мужчины, женщины, запах спиртного, выветриваемый вентиляционной системой табачный дым — да сколько же здесь народу? Стоят у стен, стоят у барной стойки, общаются, присматриваются друг к другу, флиртуют.
На кой черт ее сюда занесло? «Гротте» точно не являлся тем местом, которое бы она посетила добровольно, да еще и в одиночестве, но выбора не было.
Мужчин было больше, чем женщин; от декорированных под каменную пещеру стен лился тусклый свет, справа мерцали подвешенные на рейке чистые стаканы.
Звякала посуда, по стойке то и дело скользили, раздаваемые барменами напитки, отовсюду бубнили — смеялись, рассказывали друг другу истории, шутливо толкались.
Развлекалась после работы толпа — менеджеры среднего звена, мужчины побогаче, откровенные выпивохи.
«Какой смешанный контингент».
И кого же она ищет?
Взгляд скользил по лицам, по улыбающимся ртам, по блестящим глазам, по накрашенным губам. Платьям, чулкам, пиджакам, кофтам, рубашкам.
Почему красная точка оказалась именно здесь? Очередной провал? А ведь она думала, что красная точка — это Мак.
Лайза «просканировала» сначала левую часть бара, затем правую — ту, что у стойки — и лишь затем сообразила, что в дальнем конце у стены, отделенные от основной толпы тремя метрами свободного пространства, находятся столики.
Да-да, столики! Загораживаемые телами и головами, они почти не различались отсюда, а ведь за ними сидели люди.
— Красавица, выпьешь со мной? — попытался подкатить к ней кто-то, но Лайза даже не повернулась.
Бросила короткое «меня ждут» и двинулась вперед.
(Beth Hart — Setting Me Free — *эту песню слушать обязательно. Из нее родился роман)
Ее не ждали.
Ее не просто не ждали — ее совсем здесь не ждали и не желали.
Теперь она знала, куда пришла и зачем пришла, и от того, на что смотрели ее глаза, рушился мир. Рушился уже почти без боли, потому что после созерцания подобного, его не собрать.
Грустно?
Не очень. Просто конец.
Теперь она знала, что так бывает.
О да, она нашла Мака. И нашла его не просто в компании Эльконто, а так же в компании четырех пестро разодетых женщин. Не двух — четырех!
«По две на каждого?» — желчно поинтересовался внутренний голос — поинтересовался невесело, горько.
Ее Мак… Ее родной Мак, а на его локте лежит чужая ладонь. Его шею — ЕЕ шею — обнимают руки яркой и эффектной блондинки, а брюнетка, что сидит слева, смотрит с таким обожанием, что не может оторвать взгляд. Смеется над каждым словом, хлопает ресницами, посылает зазывные намеки всем телом.
А он там… Сидит, зажатый с двух сторон женщинами, позволяет себе быть зажатым ими и, кажется, наслаждается этим. Улыбается.
Ее сознание плыло, зрение плыло тоже. Чужие белокурые волосы, чужая блузка, снятая с плечиков в чужом шкафу, чужие женские колени.
На женщин Эльконто она не смотрела.
Почему? Как получилось, что так? Неужели она ошиблась настолько?… Неужели к этому вынудила его она сама?
Сама? Тем разговором? Фразой «я твоя женщина»?
И все? Поход в бар, чужие руки, чужие сердца, нужда в чужой страсти?
Лайза не могла сдвинуться с места — смотрела, смотрела и смотрела, — знала, что в этот момент сжигается внутри не что-то ценное — сжигается ВСЕ, но не могла оторвать взгляд, не могла даже моргнуть.
Мак ей изменил.
Даже если еще «нет», то скоро.
«Уже».
Развития событий не будет.
Ведь надо подойти, да? Надо… Как-то… В глазах стояли слезы. Она жалкая — всегда была жалкой. Лайза Дайкин — никто.
Просто никто, и нет других слов.
Вот и узнали.
Изящные пальцы с длинными красными ногтями зарылись в короткий ежик на его затылке, и она не выдержала такого кощунства — смахнула с глаз слезы и шагнула вперед.
Несколько секунд ее никто не видел — продолжался разговор, продолжался смех, — затем голоса стихли — не сразу, плавно.
Первой ее заметила блондинка — уставилась с презрением и удивлением. Ах да, Лайза же не одета для бара — она в штанах и теннисных туфлях для вождения; после повернулся Эльконто — сумел выдохнуть одно единственное слово: «Ты?»
— Я, — шепотом отозвалась Лайза, и в этот момент повернулся Мак. Зацепился за нее взглядом, мгновенно изменился в лице, попросил прощения у блондинки, начал выбираться из-за стола.
— Эй, это что, твоя подружка? — брюнетка.
За его спиной захихикали.
Уже не подружка, нет. Так ей и не стала.
Ей бы шагнуть назад, ей бы убежать, ей бы прекратить весь этот ужас, но надо стоять до конца, до самого конца, иначе она потом себе не простит. Просто продержаться еще минуту.
— Здравствуй.
Произнесла ровно — голос не сорвался.
— Как ты меня нашла?
— Твоя кровь…
Она смотрела не на него — на него больше не нужно — смотрела на его спутниц, зачем-то запоминала, как те выглядят.
— Зачем, Мак? — прошептала тихо. — Зачем… так?
— Что «так»?
Чейзер негодовал. От чего — от того, что она пришла, что испортила ему вечер?
А, в общем, не все ли равно «от чего».
— А я хотела…
Слова не шли.
Что она хотела? Сказать ему, что не надо торопить себя, не надо им встречаться часто, если он не хочет. Он и не хотел с ней встречаться — он хотел с другими.
— Так быстро?
Лайза усмехнулась и ощутила, что уже почти ничего не чувствует.
— Это что — ревность?
— Ревность?
Слово казалось безумным, чужим. Какая же здесь ревность? Здесь конец.
— Зря.
Ответила она печально и почему-то светло. И больше не нашлась, что сказать.
— И это бы мне предстояло видеть каждый вечер, сойдись я с тобой? Обиды? Капризы? Допросы, «зачем» я сделал то, «зачем» сделал это? Я свободен, слышишь? Свободен.
— Свободен, — кивнула легко и согласно. — Ты свободен, Мак. Совсем.
— Лайза.
— Я все понимаю, — она больше не слышала его слов, не хотела их слышать — они больше не были ей нужны. — Ты хотел время, больше времени, так? Теперь оно у тебя есть.
«Все время этого мира».
— Лайза.
— Да, Лайза, — пустое место, выпотрошенная оболочка. — Прощай, Мак. Не звони.
За спиной молчали чужие бабы, молчал Эльконто, молчал некогда родной и знакомый — черный ежик на затылке, зеленовато-коричневые глаза — Мак Аллертон.
Молчало ее собственное сердце.
Пока пробиралась сквозь толпу назад к выходу, она еще как-то сдерживала рыдания, но стоило выйти на улицу, как они вырвались из нее раненым стоном, всей горечью, всей случившейся бедой, всей скопившейся внутри болью. Лайза не видела ни лиц, ни одежды, ни поворотов — она рыдала так, как рыдает у дверей родного дома опустившийся на колени на сырую землю солдат — никого не осталось, никого. Всех убили, разграбили, сожгли. Всех сложили в черную мокрую землю, всех присыпали сверху — он спешил обратно к живым, а вернулся к мертвым.
Такими же мертвыми ощущались в собственной груди и радость, и надежда, нежизнеспособной сделалась яркая некогда вера в хорошее, глядя ей глаза в глаза, испускала последний вздох любовь.
Дворники растирали по стеклу капли дождя; Лайза растирала по щекам горячие слезы, а по сердцу кровь.
Так бывает. Так просто бывает.
Она плакала, проходя мимо консьержа, плакала в лифте, плакала, пока открывала ключом дверь квартиры, а после в темной спальне на кровати. Иногда затихала и только чувствовала, как катятся по щекам бесконечным водопадом слезы, иногда сворачивалась клубком и принималась по-щенячьи скулить, а иногда вдруг сползала на пол и принималась не рыдать даже — кричать от боли, выплескивать отчаяние всхлипами, стонами, ударами ладоней по ковру.
Наверное, это продолжалось долго.
После кто-то стучал в дверь — консьерж? Рассерженные соседи? Мак? — ей было наплевать. Сквозь болевые пульсации во всем теле Лайза слышала удары, вздрагивала от них, потом перестала, потому что прекратился и сам стук; дверь не выбили.
Сколько в ту ночь она пролила слез — десятки, сотни, тысячи? Разве же их считают? Разве горе можно измерить? Нет.
И сдерживать их тоже не пыталась — пусть льются, пусть выходит из тела горечь, разочарование и обида, пусть проливается дождем боль, пусть.
Стало бы ей чуточку легче, знай она о том, что через минуту после нее покинул тот же бар Мак? Нет. Стало бы легче, знай она, что он, бешеный и злой, сверху донизу облил Эльконто «за говноидею» обидными словами? Нет, не стало бы. Ей не стало бы легче, даже если бы все за тем столиком неожиданно умерли, не выдержав позора собственных деяний.
Не надо. Ничего уже не надо.
Ничего.
Пусть они живут. Где-то там. Далеко от нее — в другой реальности.
Поверх покрывала, не раздеваясь, она заснула лишь в третьем часу ночи — за окном стук дождя по карнизу, в судорожно сжатых пальцах отключенный мобильник. И, сама того не зная, продолжала всхлипывать почти до зари.
* * *
Проснулась она рано — в начале девятого, а, проснувшись, долго лежала с открытыми глазами, смотрела в потолок. Ни слез, ни мыслей, ни эмоций.
За окном почти рассвело; все так же виднелись через окно тяжелые серые облака, но дождь временно прекратился.
Ровный пульс, ровное дыхание, тишина; твердой коробочкой ощущался под пальцами корпус телефона.
Впервые в жизни Лайза чувствовала себя насколько пустой, настолько же и спокойной, впервые за долгое время она чувствовала себя… трезвой, словно с ночными слезами из ее тела вышла не только боль, но и разъедавшие душу токсины.
Мысли? Нет мыслей.
Мак? Нет Мака.
Горечи от того, что в сознании мелькнул его образ, не возникло — наоборот. С удивлением она вдруг осознала, что не винит его в случившемся. Странно? Странно, но не винит. За что винить человека, который под гнетом обстоятельств повел себя так, а не иначе? Тем более, чужого для нее человека? Не за что.
Это не он предал ее — она сама себя предала. Еще тогда, в первый день, может, во второй, когда решила, что будет пытаться прижиться в этой ветке.
Не стоило.
Из ниоткуда всплыла прочитанная когда-то фраза о том, что единственное, что убивает мечту, — это компромисс.
Вот именно. Компромисс.
О чем она мечтала в самом начале, как только перенеслась сюда? Об этом Маке? О том, чтобы «приручить» его — клона, двойника, человека, не подозревавшего о ее существовании? Нет, она мечтала о другом — о доме, а не об этой квартире или особняке на Лэйтонхилл-драйв. Она мечтала о возвращении в место, которое оставила сразу же, как только шагнула из Портала, — о своем НАСТОЯЩЕМ ДОМЕ.
И предала себя, как только поняла, что обратно не вернуться, сдалась. Да, сдалась, потому что поговорила с Дрейком, потому что поверила ему, потому что поверила в то, что судьба тысяч незнакомых ей людей ценнее собственной судьбы. Да и кто сказал, что она — эта их чертова судьба — изменится? Дрейк? Он сказал, что существует риск изменений, но риск существовал всегда: дома, на улице, на работе, в транспорте, вне его, во всем. Всегда можно запнуться, упасть, сказать что-то не то, сделать что-то не то, заболеть, свихнуться эмоционально. Зачем ей думать за других, если это их дело — дело каждого — выстроить свою жизнь правильно, а вот она свою едва не разрушила тем, что с самого начала приняла неверное решение. И решение это, будучи неверным, потянуло за собой цепь неверных событий: другую встречу, другие отношения, другое развитие эмоций, другой исход.
Все правильно. Все именно так, как и должно быть.
Она поднялась с кровати и дошла до ванной. Долго смотрела на себя в зеркало и не узнавала — глаза красные, веки толстые и опухшие, губы потрескались. Да теперь она не Лайза Дайкин — она чертов иррашиец с похмелья.
Ей вдруг стало хорошо — сухие губы растянулись в улыбке.
Она не иррашиец, и она не Лайза Дайкин. Она — Лайза Аллертон — ей была, ей и останется. А тот Мак ждет ее, как она могла об этом забыть, как могла предать его? И пусть Дрейк говорит, что там ее никто не ждет, — ждет. Дома ее ждет Настоящий Мак, тот самый «правильный», а не его клон, не подделка, не чужой человек.
Ей стало легко, она стала самой собой. Пусть с опухшими веками, но трезвая и спокойная, она впервые за все время, проведенное в чужой реальности, освободилась от собственной глупости.
Теплая вода смывала усталость, остатки косметики и печаль.
И пусть ей никто больше не звонит, не надо. Пусть они живут здесь — жители этой ветки, — как хотят. Эльконто, Рен, Халк, даже Элли. Исчезни из этой ветки новая Лайза, и каким-то образом вернется старая. Наверное. И пусть им будет хорошо, пусть им всем будет правильно. Она слишком долго пыталась прижиться в пространстве, которое ее не принимало — выдавливало. Не прислушивалась к собственной интуиции, доверилась чужим словам, пыталась побрататься с миром, который не был ее миром, и который то и дело стряхивал ее дружески протянутую руку с плеча.
Хватит.
Пора уйти с чужой дороги и пойти, наконец, своей собственной — пора заняться важным — поиском идей по возвращению назад.
Как? Мысли придут, всегда приходили.
«А пока нужно сделать следующее…»
Вытирая лицо полотенцем, Лайза мысленно «зазеркалилась» от дистанционного взгляда Чейзера настолько плотно, насколько могла.
Незачем ему теперь искать ее. А ей незачем находиться.
Дома думалось плохо. Давила тишина, давили расставленные по квартире предметы: старые книги, старая мебель, старая одежда — все старое.
Она не жила здесь уже давно и жить не будет, потому что если будет, то обречет себя на вечный поиск тех «новых» предметов, которые приобрела когда-то в новой жизни. Зачем эта пытка? Зачем так издеваться над собой?
И она поехала в парк.
Долго гуляла меж деревьями, бродила по песчаной дорожке вдоль узкой речки, смотрела на людей, лебедей, попадающиеся под ногами сломанные веточки, смотрела на все. Слушала, отдыхала, «отходила».
Она больше никому ничего не должна, свободна. Не должна совсем никому и совсем ничего. И никогда не была.
Как странно, что она об этом забыла.
Рваные облака то пленили солнце, то вновь выпускали его на свободу, и мир ежеминутно из серого делался ярким, а из яркого серым. То появлялись на земле лежащие перпендикулярно дорожке тени, то растворялись; неизменно спокойно текла, колыша растущую по берегам траву, вода.
Она бы не смогла полюбить этого Мака — она врала себе. Каждый раз, глядя на его обнаженную ключицу без Печати, вспоминала бы о том, что этот человек не прожил то, что прожила она, и не сохранил общих с ней воспоминаний. И каждый раз она давила бы внутри горечь и убеждала бы себя — это он, он. И всегда знала бы — не он. И тем самым она не просто «захомутала» бы ненужного ей мужчину, она обрекла бы себя на страшные муки, постоянную борьбу с самой собой.
«Спасибо, что позволил мне прозреть, Мак».
Она простила его; он преподнес ей подарок — излечил слепоту, — как простила за ошибки и себя. Ошибаются все — не все осознают это после.
Теперь же нужно думать о другом…
Первая попавшаяся на пути скамейка оказалась свободной, и Лайза опустилась на нее. Почувствовала прогретые доски спиной, вытянула ноги, взглянула на старые, вынутые из кладовой старые теннисные туфли и впервые не ощутила разочарования. Пусть пока старые, потом она вернет новые.
А если не вернет? Если не отыщет вожделенный путь домой?
Отыщет.
А если нет?
Из груди вырвался долгий вздох; пахло приближающимся дождем, тиной и прелой листвой.
Думать о том, что случится в случае неудачи, не хотелось. Наверное, она уйдет. Уйдет отсюда… насовсем.
Дальше слова «насовсем» сознание не шло — останавливалось на краю бездонной пропасти и шаталось.
«Сдаются слабые. Сильные ищут выход».
И она силой воли переключила размышления в нужное русло.
Итак, самый важный вопрос — вопрос номер «Х» — кто может отправить ее домой? Дрейк? Дрейк на это не пойдет — свое мнение он выразил предельно ясно. Можно умолять, можно ползать по его кабинету на коленях, можно угрожать самоубийством — Начальника не проймет. Его со счетов списываем.
Бернарда? Та тоже не решится пойти против воли собственного избранника. После случая с Дэллом Великий и Ужасный строго-настрого запретил ей играться с временными ветками, и Дина, сколь бы сочувствующей и понимающей она ни была, Лайзе не поможет. Она уже как-то говорила им — был случай, сидели на вечеринке у Шерин, — что и сама поняла, как сильно рисковала ими всеми тогда, раскаивалась.
А раз в этой ветке Дэлл уже сошелся с Меган, значит, и Бернарда успела раскаяться. Поздно. Ее тоже придется из списка вычеркнуть.
«Думай, Лайза, думай».
Шумела над головой листва.
А что тут думать? Как ни странно, она уже знала примерный ответ на свой вопрос — Портал. Ей нужно отыскать еще один Портал, который не появляется и не исчезает, пропуская с Уровня на Уровень жителей мира, а стабильно доступен тем, кому он требуется — например, работникам Комиссии.
Конечно, есть риск, что путешествуют они только из Реактора, а в Реактор пробраться шансов нет, но ведь может так случиться, что где-нибудь на четырнадцатом болтается-таки одна-единственная «беспризорная» будка?
«Портал должен быть автоматическим, без дежурного представителя Комиссии внутри».
Да уж. Лайза крякнула. Если он там окажется, то его ни выкурить, ни убить — засада, как говорил Эльконто.
Как там объяснял Дрейк — один шанс из многих-многих миллиардов? Да у нее и будку без сторожа шансов найти не больше — тот же самый один из многих миллиардов.
«Но и в том, и в другом случае он есть — вот что главное».
Итак, как искать будку?
«А как программировать будку?»
«Отвали», — обрубила она ввинтившийся мысленный голос — как программировать, разберется позже, сначала найти.
Но как? Ходить взад-вперед по всем улицам, всем клумбам, всем бездорожьям и лесам в надежде случайно наткнуться на нее? Бред. Так она, несмотря на отсутствие течения времени, все-таки состарится здесь или же превратится в свихнувшуюся на сумасшедшей идее бродяжку — будет беспрестанно и озабоченно шептать себе под нос: «два метра влево уже прошла, теперь пройдем три вправо», лихорадочно блестеть глазами и стирать пузыри с подбородка.
Возникшая в воображении картина Лайзы-бродяжки была с отвращением отпихнута в сторону.
«Соберись».
Стабильно стоящий и видимый всем Портал существовал — она знала, слышала о таких. Некоторые из них действительно использовали представители Комиссии, а некоторыми для перехода с Уровня на Уровень пользовались криминалы или нелегалы. И за переход без разрешения этим людям грозило не что-то — смертная казнь.
По позвоночнику, несмотря на теплый полуденный ветер, пробежала дрожь.
«А чего ты боишься? Ты ведь не с Уровня на Уровень собираешься прыгать — ты собираешься прыгать во времени».
Ха, планы, конечно, грандиозные.
А у нее есть выбор? Конечно, есть — выбор есть всегда. Можно идти и продолжать завоевывать «не своего» Мака, продолжать ластиться и унижаться, а можно засунуть в заплечные ножны меч, потуже затянуть пояс, обуть походные сапоги и отправиться в самое большое приключение ее жизни. Погеройствовать, так сказать. И не факт, что геройство это закончится победой, но оно уж точно закончится понимаем того, есть у нее шанс попасть домой или все-таки его нет.
Лайза предпочитала геройствовать. Тем более, думать об этом было гораздо приятнее, чем думать о новой попытке прижиться в текущей реальности — будь то с Маком или без него.
Итак, Портал.
Кто знает все о Порталах? Кто может иметь схему их расположения? Кто может выдать необходимую ей информацию?
Представители Комиссии.
«Вычеркиваем».
Или…
«Что „или“»?
«Или, — продолжала она пытать себя. Должно быть другое „или“ — думай, думай, думай. „Или… или… или…“»
Или — (сердце попустило удар) — ну, конечно! Или ИНФОРМАТОРЫ!
Наткнувшись в голове на это знакомое, но забытое ей слово, Лайза изумленно распахнула рот и долго не могла понять, ПОЧЕМУ она не подумала о них раньше? Ну да, берут дорого, но знают все. Ведь еще та же Бернарда рассказывала (а ей рассказывал Дрейк), что информаторы — это некие «нелюди», подключенные к информационному полю уровней. Кто они такие, где живут — да черт их знает. А вот о том, где живет сам черт, последние могут знать, да-да.
Ну, конечно, конечно же — информаторы!
Пульс ускорился, в голове зашумело, переменчивый день расцвел яркими красками.
«Так, надо все обдумать, хорошенько обдумать!».
И с этой мыслью она бодро вскочила с лавочки.
Шерин говорила, что для того, чтобы попасть на определенного информатора, нужно знать конкретный номер, а если требуется попасть на любого, номер не нужен — надо лишь произнести в непрерывный гудок телефонной трубки слово «информатор».
Непрерывный гудок?
Вернувшись домой за рекордно короткое время, Лайза вошла в квартиру, скинула обувь и тут же понеслась к шкафу, где, зарытый под ношеными сапогами, туфлями и кроссовками, нетленно покоился весь последний год устаревший телефонный аппарат.
Она убрала его сразу же, как въехала сюда, — подумала, зачем? У нее сотовый, у всех сотовые, кому нужен на столе раритет?
А вот кому! Ей!
«Неужели Комиссия знала о вероятной надобности жителей периодически связываться с информаторами, а потому ставила их в каждом доме, в каждой квартире?» Да черт бы их разобрал — этих представителей Комиссии. Главное, что «раритет» есть, а так же есть для него нужного вида розетка.
Корпус был серым от пыли и весь в разводах — его ни разу не протирали.
Лайза прижала вожделенную находку к груди, быстро вернулась в зал и тут же полезла под стол.
«Так, где же она?»
Нашла, воткнула шнур, вылезла обратно и водрузила телефон на стол. Нервничая, подняла трубку и услышала длинный гудок.
«Есть! Все работает».
Вместо того чтобы сразу по-шпионски шептать в трубку заветное слово, вернула ту на место — при касании рычага что-то звякнуло — и сделала длинный вдох, попыталась успокоиться. Какое-то время смотрела в окно, чувствовала, как сильно волнуется, не замечала, что снаружи снова начал моросить дождь.
Чем она собирается платить? Ведь ответы «нелюдей» стоят дорого, а у нее лишь деньги Дрейка — решится ли она потратить в угоду себе чужое? Деньги давали не на ответы, их давали на открытие собственного дела. Получается, она снова предает и на этот раз предаст Великого и Ужасного?
Она вернет их «после». Сразу после возвращения — запакует в конверт и самолично отвезет в Реактор — ничего рассказывать не будет, просто отдаст, просто восстановит справедливость и природный баланс финансов в природе. И не важно, что это «здесь», а то «там», главное, что совесть ее после этого окажется чиста.
Чиста ли?
«Чиста!»
Все, баста. Конец сомнениям.
Лайза дрожащими руками сняла трубку во второй раз. Услышала гудок, долго молчала, нервничала, чувствовала себя дурой.
А что, если Комиссия прослушивает все разговоры? Так она итак, скорее всего, прослушивает и ничего, позволяет информаторам существовать, а жителям получать ответы. Значит, так должно быть, так можно.
— Информатор, — собравшись с силами, произнесла, наконец, шепотом и почувствовала себя еще глупее.
«Не сработает… не сработает… нужен конкретный номер…»
Монотонно длился непрерывный гудок.
Секунда, две, три, пять…
«Наверное, надо повторить еще раз, погромче…».
И тут он вдруг сменился другими — длинными, но прерывистыми гудками, какие бывают, когда номер уже набран, а ответ еще не получен.
Еще секунда. Три, пять, десять…
— Я слушаю.
Раздался вдруг на том конце голос, и Лайза, хоть и ждала ответа, подскочила на месте от неожиданности. Шумно выдохнула, едва не закашлялась и почувствовала, что вспотела.
— Здравствуйте! — не голос, а хрюканье. Виноватое хрюканье лезущей не в свое корыто свинюшки. — Я не знаю, по адресу ли я…
«А вдруг это просто чужая квартира?».
— А кому вы звонили?
Отвечал мужчина, но по голосу не определить ни внешность, ни возраст. Нормальный голос, обычный, не грубый.
— Я искала… я… — в голове сплошная ерунда, а в душе страх, — я искала ответы на вопросы.
Пошлют?
— Тогда вы по адресу.
Облегчение хлынуло волной. Нашла! Она нашла их! Шерин не ошиблась — умница Шерин!
— Как хорошо… ой, как хорошо.
— Назовите ваш вопрос.
Кажется, собеседник впервые проявил нетерпение; Лайза собралась духом:
— Мне нужна информация следующего рода: существует ли на четырнадцатом Уровне автоматический неохраняемый Портал. Где-либо на четырнадцатом. Где угодно.
— Существует.
Ответили и не взяли денег?
— А вы могли бы сообщить мне где? Я заплачу. Сколько будет стоить ответ?
— Нисколько. Эту информацию мы с некоторых пор не продаем.
— Не продаете? Почему? Меня устроит любая цена, правда! — вот только хватит ли ей денег? — Просто назовите ее, пожалуйста. Мне очень надо…
— Всем надо, — мужской голос звучал непреклонно. — Эта информация с некоторых пор находится в зоне риска и нами не разглашается. Есть ли у вас другой вопрос?
Другой? Другой?! Да она за ответ на этот жизнь готова положить, а мужик на том конце только что сообщил, что информация есть, но ее не продадут. Что за шутки? Что за ерунда?
— Пожалуйста! Мне нужна эта! ОЧЕНЬ!
— Нет.
В трубке раздались короткие гудки.
Лайза смотрела прямо перед собой и ничего не видела. Она со скрипом уговорила себя потратить чужие деньги, она кое-как усмирила совесть, она только-только начала двигаться в нужном направлении, а тут такое…
«…информация находится в зоне риска и нами не разглашается».
Да все на этом свете, черт его дери, находится в зоне риска, и что?!
Сердце билось часто, но тяжело, радужное настроение потемнело, как потемнело, наверное, от раздражения ее лицо.
Рука сжимала трубку с такой силой, что скрипел пластик.
В этот момент на улице хлынуло, и моментально, скрытые плотными дождевыми струями, дома напротив растворились.
Один вопрос. Один ответ. Так сложно?!
Она никогда не пинала от злости диванные подушки, не стала и теперь. Снова проветриться? Выпить? Позвонить Элли? Сползти в хандру? Ну, уже нет — последним двум пунктам точно «нет». Не хватало ей новых приступов депрессии и бессмысленной к себе жалости. Хватит, это уже пройденный этап.
Просто встала новая проблема, просто придется ее решить.
Но злость, тем не менее, душила.
«Блин, а ведь я была так близко…»
Ничего, она успокоится, остынет и тогда подумает заново. Если есть проблема, значит, есть и путь ее решения.
Есть. Вот только где?
Какое-то время Лайза кружила по дому, затем ушла в спальню и долго лежала на кровати — изводила себя размышлениями. Думала, гадала, напрягала мозг, но идеи не шли. Вертелась, пыхтела, смотрела то в потолок, то в окно, за которым бушевала непогода, и все никак не могла придумать ничего дельного. Ни придумать, ни выдавить — озарения не шли.
«Интересно, звонила ли мне Элли?»
Сотовый она не включала со вчерашнего вечера. В дверь тоже не стучали — наверное, Мак оставил ее в покое.
И хорошо. У нее другие задачи.
Информаторы, чертовы информаторы, а ведь они могли бы сказать…
Снова вспомнилась прошлая жизнь: светлый уютный особняк, любящие зеленовато-коричневые глаза, теплые руки.
А ведь там она была счастлива и не отдаст это.
Утомленная и раздраженная на себя за неспособность отыскать выход, Лайза сползла с кровати.
Если она продолжит лежать, то начнет вспоминать дальше, а после лить слезы — только не это.
Встала, прошла в гостиную, долго озиралась вокруг, решая, чем бы занять голову, затем уткнулась взглядом в телевизор.
Она не смотрела его, кажется, год.
«Ах, ну да, в последний раз с Элли…».
Вот и посмотрит теперь, отвлечется, позволит себе на часок утонуть в каком-нибудь фильме, а после снова подумает. Может, чего и придет?
Пульт нашелся у стены за креслом; через пару секунд ожил экран.
— Я не смогу без тебя, милый!
— Сможешь. Мы должны так поступить, должны расстаться, во имя нашего общего блага…
— Не оставляй меня!
— Я должен…
«Ты никому ничего не должен».
Герой в шляпе и с тонкими усиками, героиня напыщенная и манерная, бесталанно играющая красавица.
Шла сентиментальная драма.
Тьфу на них, на идиотов.
Лайза принялась переключать каналы.
Новости, музыкальный феерверк, программа о животных, социальный опрос, лотерея, второсортная комедия — она застонала и откинулась на спинку дивана — даже посмотреть нечего! Ну и чем тогда заняться? Погонять бы на Мираже, но не в такой же ливень? И ливень этот, похоже, зарядил на месяц.
«Вот и осень пришла».
Из-за полумрака на улице комната казалась черно-белой — яркие цветы на обшивке кресел казались серыми, ковер бесцветным.
«Почитать? Поиграть на компьютере? Вот уж никогда не играла… Сходить куда-нибудь?»
Комедия прервалась рекламой.
— Завтра в пять часов пополудни, не пропустите, чемпионат Уровня по футболу! «Титаны» против клуба «Алаи» — только прямое вещание и только лучшие комментаторы в самом захватывающем спортивном зрелище сезона! Кто забьет первый гол? Кто последний? Кто станет победителем? Не забывайте делать ставки…
Голос из динамика продолжил диктовать адрес для приема ставок.
Лайза хмыкнула — да она прекрасно помнила, кто забьет первый гол, а кто последний. Первым будет Гомич, последним Тартульо. А между ними еще закатит мяч Линн. «Алаи» проиграют «Титанам» со счетом 4:1 — вот как пить дать, проиграют.
И помнила она это вовсе не потому, что являлась ярым футбольным фанатом, а потому что в тот самый вечер, когда шел этот матч, к ним в гости пожаловал Дэйн.
Ввалился и с порога, едва успел снять ботинки, побежал к телевизору — все причитал: «Дайте, дайте посмотреть! У меня телевизор сломался полчаса назад, блин. Не в бар же переть?»
— Да на, — отвечал ему Мак. — Смотри, не жалко.
И Эльконто орал на все три этажа почти два часа. Ругался, матерился, плевался, скандировал какие-то лозунги и постоянно что-то помечал в блокноте.
Веселящаяся Лайза какое-то время наблюдала за ним из соседнего кресла — смотрела не футбол, а реакции снайпера — то еще зрелище, когда так и не снявший плащ бугай краснеет лицом и машет кому-то кулаком, приговаривая: «пинать вас всех надо! Бегать не учились? Мазилы!»
Развлекалась она тогда, помнится, знатно, и не поймешь над чем больше — смеялась над выражениями его лица? Над незнакомыми словами? Над эмоциями, которые по ее мнению, было бесполезно растрачивать на какой-то там матч?
А потом заинтересовалась, что это он там пишет, подошла и склонилась над блокнотом.
— Пытаюсь угадать, делаю ставки, — пояснил Эльконто, не отрывая глаз от телевизора.
— Тебе денег, что ли, не хватает?
— Да я не на деньги, я для себя — интересно же узнать, прав я или нет.
— И кого ты там написал?
Она запомнила, что написал он «Гомич, Линн и Оберхуф», но последний гол забил не Оберхуф, а Тартульо, а между ними был еще один гол — удачный финт какого-то новичка. И звали его, кажется, Юнас Даль…
Воспоминания прервались неожиданно — ее словно громом поразило.
Дура она, дура! Дура, потому что, находясь здесь, она все это время обладала бесценной информацией о будущем, и никогда ее не использовала. Да нет, не для ставок и не для выигрышей, хотя поставь она на этот матч, и обогатилась бы, а для другого!
«Блин, вот же она — нужная идея!»
Успокоившееся, было, сердце вновь застучала галопом, пальцы сжимались и разжимались, дыхание сбилось.
Она ведь может предложить эту информацию Информаторам.
Не нужны им деньги? Да плевать! А данные о будущем нужны?
Ха, она почти не сомневалась, что мужик на том конце купится. Кто еще расскажет ему такие секреты? Фига с дрыгой! Никто! Она ведь одна-единственная такая, уникальная — расскажет он ей про Портал, еще как расскажет.
Главное, проработать стратегию, главное, проработать тактику. И еще важно не сказать ему ничего такого, от чего судьба ее собственного будущего может необратимо измениться, то есть не упомянуть ничего, связанного с ее друзьями и знакомыми. Верно? Верно.
Реклама давно кончилась.
Теперь Лайза сидела и смотрела сквозь телевизор, скрипела шестернями.
От нетерпения чесались ладони, скакали мысли, зудел разум. В полумраке комнаты, освещенные лишь бликами с экрана, неестественно ярко и живо блестели синие глаза.
— Алло… Алло…
— Я вас слушаю.
Тот же мужик.
— Это снова я и снова насчет Портала.
— Я вам уже ответил — нет.
— Да подождите вы со своими ответами — у меня для вас кое-что другое, — трубку не положили, ждали, и Лайза с неровно бьющимся сердцем продолжила: — Вы сказали, что не продаете эту информацию за деньги, но я могу предложить другое.
— Что именно?
Она чувствовала, что ему хотелось съязвить — что ты, мол, можешь предложить — себя, дом, машину? Много вас таких…
— Информацию, которой у вас нет.
— Поверьте, у нас есть вся.
— Не вся! — в эти слова Лайза вложила столько злорадства, что на том конце притихли. — У вас есть вся информация о настоящем и прошлом, но у вас нет информации о будущем.
— А у вас есть?
— Есть!
— Откуда?
Очередная заминка — поверит или нет? И сама же хмыкнула: «Уж если кто и поверит, так это информатор»; мысль придала решимости.
— Как вы думаете, зачем я ищу этот пресловутый Портал? Для несанкционированного перехода с Уровня на Уровень? А вот и нет. Я ищу его потому, что один такой же гребаный Портал сбойнул и закинул меня назад во времени. А теперь я хочу вернуться, понимаете?
Пауза в трубке затянулась. Ей верили или нет? Пришлось поторопить себя и выложить то, что собиралась:
— Слушайте меня внимательно: завтра состоится матч по футболу, и он закончится со счетом 4:1 в пользу «Титанов». Первый гол забьет Гомич, второй Линн, третий Даль, четвертый Тартульо. Как только результаты огласят, вы убедитесь в моей правоте и перезвоните мне — я буду ждать. Вот тогда и решите, стоят мои знания получения от вас услуги или нет.
Пауза тянулась так долго, что ей на какой-то момент показалось, что собеседник не то заснул, не то вовсе отошел в туалет.
— Эй, вы тут?
— Тут, — отозвался мужик, — я вас услышал. А как насчет гола от «Алаи» — кто забьет его?
«Проверяет, гад. Больше информации — больше шансов, что я ошибусь».
— Его забьет… — неужели память подведет ее теперь? Она же помнит-помнит, черт… Эльконто еще назвал его «пид№%!сом», — Хведич!
Мужик хмыкнул.
— Хорошо, я записал. Если вы окажетесь правы, я перезвоню.
— Только звоните на сотовый, потому что я с утра собираюсь уехать и не знаю, когда вернусь.
— Позвоню на сотовый.
— Мой номер…
Ее прервали.
— Я знаю ваш номер.
Ах да, она же говорит с Информатором.
— Тогда до свиданья.
— До свиданья.
На этот раз она кружила по комнатам от радости; бормотал телевизор.
— Бубни, миленький, бубни.
Лайза не стала его выключать из благодарности.
Надо же! Кто бы думал, что ей однажды поможет Эльконто и его чертов футбол? Вот никто! И как же хорошо, что тогда он пришел смотреть этот матч именно к ним.
«А так бы ты ничего не знала».
Вот именно. А так бы она ничего не знала и не смогла бы ничего предоставить Информатору — как странно вихляет судьба.
Завтра утром она уедет в Клэндон-сити — так она решила минуту назад. Причина номер один: ей не стоит оставаться дома, так как в гости могут пожаловать Элли или Мак, а душевных разговоров не хочется. Причина номер два: она никогда не видела Клэндон-сити, хотя много раз собиралась побывать там, но все никак не могла выкроить время.
«Теперь у меня много времени, завались — до семи вечера завтрашнего дня точно. Матч начнется в пять, закончится часа через два, не раньше».
Так что звонок прозвучит в семь.
«Если прозвучит».
Прозвучит!
«А если в матче что-то пойдет не так?»
Обозвав себя трусихой, Лайза какое-то время постояла у балконной двери, полюбовалась мокрыми перилами и проспектом, затем направилась в ванную.
Давно она как следует не отмокала — пора смыть с себя всю грязь.
* * *
(Gregorian — Don't Leave Me Now)
Мак проснулся не просто рано — еще до рассвета, часы показывали пять утра — и теперь лежал с открытыми глазами, рассеянно уставившись в поток, думал. Сон не шел.
Вчера он отправил ей два текстовых сообщения и ни на одно не получил ответа, а, не получив, вдруг поймал себя на мысли, что скучает по Лайзе.
То же самое ощущал и теперь — удивлялся самому себе, но поделать ничего не мог.
«Заскучал, как только потерял, — хмыкнул мысленно, — да уж, все как всегда».
Впервые за последние дни он не гнал от себя запретную тему их отношений — раньше боялся впускать ее в голову, а теперь жадно разбирал, анализировал, изучал вновь и вновь — дорвался.
И чего он так напугался тогда, раньше — ее любви? Того, что не сможет ответить ей должной взаимностью? Так он и не попробовал. Почему-то решил, что ему на шею набросили петлю и принялся усиленно ее сдирать.
«Накрутил сам себя».
Точно, накрутил.
А потом не смог рассудительно мыслить, после того разговора практически выгнал ее из дома, а после еще и оскорбил походом в бар.
В груди ворочалось чувство вины.
А сам бы он как себя повел, если бы увидел женщину — свою, как бы он считал, женщину, — сидящую в окружении чужих мужиков? Да сбрендил бы от ревности.
А она практически не упрекнула его — просто ушла.
Мда.
Хотелось поговорить с ней, хотелось что-то исправить, хотелось исправиться.
Вчера он написал: «Давай поговорим», но говорить Лайза больше не хотела. Он пытался отыскать ее с помощью внутреннего взгляда и не нашел — закрылась. Ожидаемо. Отключила телефон, спряталась в раковину и выходить из нее не желала. И что теперь делать, как?
«Отыскать ее, вывести на разговор».
Придется съездить к ней домой.
И снова потянулись минуты бессонницы, снова он напряженно думал о том, что скажет ей, когда приедет — давай попробуем сначала? Вот именно, сначала. Как будто ничего до этого не было, как будто только встретились, чтобы на этот раз все по-честному.
«Давай попробуем потихоньку».
Ведь поймет? Лайза не дура и никогда ей не была — должна понять.
Он привезет подарок — не потому что должен, потому что хочется — совершенно не будет давить, но признается, что сорвался, повел себя, как дурак.
Она поймет, поймет.
Придя к этому решению и успокоенный тем, что в кои-то веки сделал верные выводы, Мак незаметно для себя снова погрузился в сон.
С утра его отвлек митинг в Реакторе, затем силовая тренировка там же. После силовой Дрейк неожиданно сообщил о том, что неплохо бы им потренироваться в стрельбе на новом полигоне — Мак не хотел, сопротивлялся, но отправился следом за остальными.
Ему бы поскорее освободиться, уладить то, что он решил уладить ранним утром, но Начальник словно с цепи сорвался — работаем-работаем-тренируемся! Шлея ему под зад попала? Сначала стрельба, затем перерыв, после фит-кросс из десяти километров с препятствиями.
Из душевой Аллертон вышел выжатый, как лимон. Попрощался со всеми быстро, объяснять, куда направляется, не стал, просто заспешил на выход из Реактора.
Подарок он купил скромный, но красивый — брошку с сапфиром — небольшую, но к ее глазам в самый раз. Подойдет и к скромной кофточке и к вечернему платью; расплатился и остался доволен.
К ее дому ехал не быстро, продумывал что скажет, как скажет, как повернет разговор в случае ее нежелания общаться, чем обоснует, аргументирует. В голове все складывалось гладко и хорошо, осталось воплотить продуманное на практике.
Мимо консьержа он прошел с улыбкой, поздоровался — тот козырнул в ответ, узнал.
Терпеливо ждал, пока лифт доставит его на этаж, пока шел к двери, прислушивался, не играет ли музыка?
Нет, тихо.
Постучал. Подождал.
Постучал еще раз.
Позвонил.
Тихо.
И удивился, когда осознал, что оказался совсем не готов к тому, что Лайзы не окажется дома. На секунду даже растерялся — как ее искать, где? Другого человека нашел бы за считанные секунды, а ее не мог — не позволяла собственная, текущая теперь по ее венам кровь.
Черт.
Мак оперся рукой на стену, какое-то время стоял неподвижно, пытался определиться с ходом дальнейших действий — варианты со слежкой с помощью кредиток и камер внешнего наблюдения отмел — она все-таки не преступник, да и давить он опять же не хотел.
«А если она уехала надолго? Спросить Элли?»
Конечно, всегда можно привлечь к делу Бернарду — попросить, найди, мол, и перенеси меня к ней, — но тогда возле Лайзы он появится с нянькой за руку. Как-то несолидно. Та приведет его, как заботливая тетушка приводит в школу охламона, чтобы тот извинился перед учителем. Нет, помощь Бернарды лучше оставить на потом.
Неспособный решить, что же, в конце концов, предпринять, он продолжал стоять возле ее квартиры, поглаживая пальцами бок лежащей в кармане коробочки.
* * *
Клэндон-сити.
А он оказался не таким, каким она его себе представляла — думала, будет похож на Нордейл, но приятно ошиблась. Дома здесь были ярче и ниже — их красили в желтый, бежевый, даже розоватый, снабжали балконы симпатичными карнизами, украшали лепниной крыши. Здесь иначе декорировали клумбы, иначе мастерили лавочки и расставляли урны — здесь все, даже если на первый взгляд казалось «похоже» — выглядело немного иначе.
Мираж Лайза оставила на одной из парковок, дальше отправилась пешком. Ей хотелось гулять, и она гуляла — не спешила, прохаживалась, присматривалась, наслаждалась. Думала о том, что на одной из этих улиц когда-то жила Шерин: здесь ходила на работу, здесь любила некого Алекса, здесь же ездила в офис Корпорации «Исполнение Желаний».
«Интересно, они все еще существуют?»
Наверняка. Почему нет?
Увидеть бы хоть раз их здание, проникнуться атмосферой той истории, вот только невозможно, потому что его местоположение засекречено — ведь Шерин везли туда с завязанными глазами.
Эх, интрига, приключение, сражение и победа! То была настоящая и великая победа Шерин над обстоятельствами — молодец подруга, что еще сказать…
Погулять бы с ней по этим местам теперь вместе (ну, или хотя бы с Элли), но ни ту, ни другую не пригласишь — ветка не та. Здесь Шерин с Лайзой почти незнакома и в детали личной жизни вдаваться не будет, а Элли будет нервно расспрашивать про Мака, чем быстро утомит.
Ну и ладно, не повод расстраиваться.
Хотелось жить, хотелось дышать, хотелось расправить крылья.
Скоро.
Все случится скоро. А пока качаются под теплым ветром розовые цветы на подоконниках, пока шумят кронами высокие и гордые деревья, пока бурлит вокруг незнакомый, но очень даже симпатичный город.
Ближе к обеду проснулся аппетит, и Лайза забрела в первую попавшуюся пиццерию — маленькую и уютную — заказала блюдо на выбор шеф-повара, и ей (конечно же, кто бы сомневался) принесли пиццу. Но не просто пиццу — Пиццу с большой буквы: румяную, шкворчащую, с пузырьками и дышащим жаром сыром, с красными, политыми оливковым маслом спинками томатов. Пышную, приправленную травами и специями, необыкновенно вкусную; Лайза уплетала ее за обе щеки и уплела-таки почти всю. Остатки попросила упаковать с собой, вытерла руки и губы салфеткой, запила все морсом и, радостная, толкнула дверь на улицу.
С погодой повезло необычайно: в Нордейле дождь, а здесь — кто бы думал — ясно. Она была готова погулять и по мокрым улицам, но теперь с десятикратной благодарностью прохаживалась по сухим и солнечным. С любопытством смотрела на одежду прохожих, их лица, вывески магазинов, машины. Все то же, но как будто и не то — здорово!
А недалеко отсюда, если верить карте, находится окруженный цепью оранжевых гор жаркий Тали. Нет, там побывать не хотелось, но одно только знание будоражило воображение. Там отбывал когда-то наказание Халк: числился «оунером», имел рабов, управлял ранчо. Теперь и не представить его в этой роли; Лайза усмехнулась. А как они с девочками любили слушать эту историю, да не просто слушать, а во всех подробностях, с чувствами, с деталями. Каждый раз поначалу Шерин отказывалась ее повторять — смеялась, что уже рассказывала и не один раз, — но они все равно упрашивали, и она повторяла. Иногда не всю, иногда лишь то, что приходило ей на ум, что ворошило память.
Клэндон-сити.
Вооружившись картой города, Лайза бодро шагала вперед, пыталась отыскать торговый центр с названием «Риар» — прочитала, что тот очень необычно декорирован изнутри, чем привлекал не только желающих приобрести разнообразный товар или сходить в расположенный наверху кинотеатр местных жителей, но и огромный поток туристов. Вот и она побудет туристом, полюбуется — когда еще выкроит время?
До «Риара» Лайза в запланированный отрезок времени не добралась, потому что увидела вдруг ведущий на ботанический сад указатель — постояла у него несколько секунд, подумала и… свернула. Вроде бы не питала фанатичной страсти к растениям, а тут вдруг захотела на них взглянуть.
И, как оказалось, не зря. Вот никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь; Лайза бродила по саду почти два часа: вчитывалась в таблички, рассматривала диковинные бутоны, восхищалась незнакомого вида веточками и листьями, вдыхала, впитывала, изумлялась. Сколько, однако, на Уровнях растет разнообразных видов одних только азалий! А откуда-то еще привезены лианы, кактусы, ядовитые цветы-ловушки — и где такие растут? На указанном ниже пояснительном листе значился остров Горто. Ага, она слышала о нем, но никогда там не бывала. Может, стоит?
Цветочный рай она покинула не просто бодрая и пахнущая диковинными ароматами, которыми пропиталась одежда, но и переполненная желанием посвятить больше времени путешествиям — люди работают, люди утопают и забывают о том, что мир широк. И зря. Мир, оказывается, куда шире любых о нем представлений, и глупо не увидеть хотя бы часть. А ведь есть еще и другие миры — мир Бернарды, например, и не он один…
До «Риара» Лайза добралась, когда перестало припекать солнце и когда начал потихоньку остывать воздух; близился вечер. Вошла с десятком других людей в вертящиеся двери и очутилась в замке из опала, стекла и хрусталя — белые перламутровые полы, сверкающие стены, украшенные зеркальными орнаментами эскалаторы. Счастливо выдохнула, осмотрелась и зашагала вперед.
Нужны ли ей покупки? Нет. Ни одежда, ни бижутерия, ни обувь. Зачем, если их все равно не возьмешь с собой? Портал все растворит.
И потому она просто бродила — заходила в различные отделы, что-то просто крутила в руках, что-то примеряла, чем-то любовалась. А потом долго сидела в кафе на верхнем этаже, потягивала молочный кофе, с удовольствием слизывала с корзинки кремовую шапочку; лились сквозь прозрачный купол торгового центра косые оранжевые лучи. «Риар» бурлил, сверкал, переливался.
И почему она никогда раньше не позволяла себе с таким наслаждением слизывать крем с пирожных? Всегда куда-то торопилась, всегда была чем-то занята, всегда сосредотачивалась не на процессе пережевывания, а на совершенно иных мыслях: надо сходить, надо успеть, надо сделать…
Ничего ей теперь не надо. Надо есть «Корзинку» и пить кофе. Надо любоваться незнакомым местом и ждать звонка — вот и все заботы.
Раньше у нее не получалось вот так легко смотреть на жизнь — не одно, так другое тянуло вниз, — а теперь вдруг вышло. Вышло смотреть на людей без злости и обиды, не клясть чужую временную ветку, не сетовать на судьбу. Она скоро покинет это место — оставит его навсегда, — и потому на что обижаться? И люди здесь правильные и хорошие, и события, наверное, хорошие тоже, а она теперь инопланетянка. Чужая и потому свободная — ни привязанностей, ни обязательств.
Жаль, что раньше так не умела — теперь умеет.
Назад Лайза выдвинулась лишь без пяти шесть — тогда же и впервые за последние дни включила телефон. Проверила, что батарея не разрядилась, через секунду получила информацию о пропущенные вызовах и поморщилась — четыре от Элли, один от Мака.
«Все-таки искал меня зачем-то».
Пикнули две свалившиеся в ящик смс — обе от Чейзера:
«Надо поговорить».
«Перезвони мне».
Ни говорить, ни перезванивать не хотелось — незачем, ее здесь уже почти нет, осталось выждать совсем чуть-чуть. Тряхнула головой — нет смысла об этом думать — поднялась со стула, расплатилась и направилась к эскалатору. Вскоре оказалась на улице, прыгнула на ближайший автобус, идущий в сторону парковки, и уже через двадцать пять минут сидела в Мираже.
Почти половина седьмого — прекрасно: когда позвонит Информатор, она как раз будет на трассе.
Оставив телефон лежать на соседнем сидении, Лайза пристегнулась, завела мотор и принялась настраивать навигатор.
Информатор позвонил в семь ноль три — его номер не определился. Лайза хмыкнула: точность — вежливость королей, — свернула на обочину, заглушила мотор и нажала «ответить»:
— Слушаю.
— Вы оказались правы, — разговор начали без приветствия и без обиняков.
Ее затопила лавина радости — «все-таки выиграли Титаны, молодцы», а то ведь она хоть и прятала страх, но все равно боялась.
— Я же вам говорила! — отозвалась бодро. — Ну, что? Есть у вас теперь интерес вести со мной дела?
— Есть.
Как хорошо, как здорово, как,… наконец-то, правильно!
Она сжимала руль и жмурилась — проникая под опущенный козырек, слепили глаза закатные лучи; мимо пронеслась машина — вжи-и-и-их — и остался от нее на горизонте лишь силуэт.
— Результаты каких еще матчей вы помните?
— Всех Ралли-Экстрим.
О да, они с Маком посещали их все! А какие не посещали, смотрели по телевизору — бывало, прокручивали их в записи по несколько раз, наслаждались. Отсюда хорошо помнились и результаты. А на такой информации, знай ее наперед, можно сделать ой как много денег — баснословно много денег.
— Всех — это какое их количество?
— На год вперед.
Кажется, ее ответу удивился даже собеседник — молчал, переваривал, просчитывал выгоду.
— Ну, как, вы расскажете мне, где Портал?
— А про футбол вы больше ничего не помните?
Лайза напрягла мозги — футбол, футбол…
— Помню первые три команды, которые выйдут через полгода в лигу. Это зачтется?
— Определенно. Хорошо, на таких условиях я готов выдать вам информацию о Портале…
— Об автоматическом и неохраняемом Портале…
— Я помню. Да, о таком. Но есть одно «но».
— Какое? — Лайза напряглась — «давай, день, не портись, будь хорошим до конца».
— Я не готов доверять информацию подобного рода — ни вашу, ни свою — телефонным проводам, и потому мы встретимся лично.
— Но…
Она помнила, что Информаторы никогда не показывают лиц. Никогда. Исключений из правил нет.
— Что — «но»?
— Вы ведь всегда анонимны?
— Так и есть. Поэтому договоримся следующим образом: в десять вечера на ваш телефон поступит звонок. Вы отворите дверь и повернетесь к ней спиной, вам завяжут глаза и проводят к выходу из подъезда. Я буду ждать в машине.
— А как же консьерж? Он забеспокоится, если увидит, что меня ведут с завязанными глазами.
— Консьерж будет спать.
— Безопасно спать?
— Безопасно.
Надо же, все продумали.
— Хорошо, сделаю, как вы говорите.
— Сделайте. Повязку не снимайте ни в квартире, ни у меня в машине — нам ведь ни к чему проблемы, так?
— Так.
— К этому времени вы как раз успеете записать все результаты на лист, чтобы потом передать мне. И никаких пометок в электронных устройствах.
— Поняла, — Лайза взглянула на встроенные в приборную панель часы — времени как раз хватит, чтобы доехать назад и все записать. — Тогда я буду ждать вашего звонка.
— До встречи.
Абонент отключился.
* * *
Небольшой пакетик из дорогой и плотной бумаги она нашла привязанным лентой к дверной ручке. Подарок? От кого? И не побоялись ведь оставить…
Вошла в темную квартиру, щелкнула по выключателю, заперла за спиной дверь и только после этого заглянула внутрь посылки — может, снова знак внимания от соседа Джереми?
Иллюзии рассеялись, стоило достать из пакета бархатную коробочку, обнаружить на ней логотип одной из самых дорогих ювелирных компаний, а после наткнуться взглядом на прекрасную брошь.
Мак.
Такие подарки дарить больше некому — извиняется?
Лайза сняла обувь, прошла в комнату и поставила коробочку на стол — не до этого сейчас. У нее времени осталось всего сорок минут, а ей еще нужно вспомнить результаты всех гонок и не ошибиться. Где блокнот? Куда она положила блокнот?
Через пять минут затрезвонил сотовый, и Лайза подскочила на месте. Она не успела?! Но звонил не Информатор, звонил Чейзер. Чтобы не отвлекал трелями и не мешал думать, звонок пришлось сбросить, потому как на виброрежим телефон не поставишь — пропустишь следующий звонок, — а Аллертон намек поймет и, как она надеялась, перезванивать сегодня больше не будет.
И она принялась писать.
* * *
Аллертон намек понял.
Сидя в кабинете, он долго смотрел на зажатый в руке телефон, поджимал губы и хмурился.
Не хочет говорить? Не хочет до такой степени, что пошла на грубость и сбросила вызов? Хм-м-м. Мда, дела плохи.
Поехать к ней сейчас? Уговорить?
За окном почти ночь, а Лайза явно не в духе — пришлось сдаться, пришлось вновь отсрочить их встречу и общение.
Ничего, он повторит попытку завтра, тем более что телефон она включила, и теперь он способен видеть координаты ее перемещений по ее же сотовому.
На экране монитора поверх других висело окно с картой города: красная точка мигала на доме, расположенном по Оушен-драйв.
* * *
Глаза ей завязали плотно — не то платком, не то широкой тесьмой.
Лайза нервничала. Она сделала все, как договаривались: дождалась первого звонка, затем звонка в дверь, замки отпирала, стоя к двери лицом, саму дверь отворяла, стоя к ней задом — крайне неудобно, к слову. И все это время боялась, что пришел не посыльный информатора, а Мак — в глазок ведь не посмотришь, запретили.
Но как только на глаза легла повязка, успокоилась — значит, все по плану и правильно.
Нервничать, однако, продолжала все равно. Сейчас она встретится с Информатором — пусть не лицом к лицу, но близко, — и от этой встречи будет зависеть все ее будущее.
Пока ехала в лифте, скрестила на удачу пальцы.
Гулкое эхо шагов в холе, осторожное касания поводыря за локоть, влажный запах вечерней улицы, затем кожаного салона — чистого, как в день покупки — без примеси ароматизатора, — хлопок дверцы справа. Проводник в машину не сел.
— Добрый вечер, — раздался с водительского места голос — тот же самый, что звучал по телефону: спокойный, довольно низкий, скорее, приятный, чем нет.
— Добрый.
Она чувствовала себя крайне странно, сидя в чужом автомобиле с завязанными глазами — а если увезут? Если похитят и убьют?
Глупые мысли.
Риск есть всегда, и сегодня ей придется рискнуть.
— Боитесь?
— Немного.
— Не стоит. В наших планах вашего похищения нет.
— Это радует.
И почему собеседник всегда употреблял частицу «мы», даже если говорил, казалось бы, только за себя и находился один. Потому что они — каста? Потому что они, как и говорила Бернарда, «нелюди»? Может, они стайные существа, и рядом с ней сейчас сидит не человек, а какой-нибудь зловещий монстр с глазами на ладонях и отсутствующим на лице носом?
Вот померещится же ужас!
Хотя… жаль что на ее собственных ладонях сейчас нет глаз — она бы втихаря рассмотрела водителя. Монстр или нет, а пах он тонко и приятно — сладковатый аромат его парфюма она уловила только сейчас.
— Вы принесли то, что я просил.
«О, теперь сказал „я“»; она думает не о деле — Лайза одернула себя:
— Да.
Достала из кармана сложенный вдвое лист бумаги, хотела, было, протянуть влево, но вовремя опомнилась — а что, если коснется его ненароком? Пощупает? Вдруг нащупает чего-нибудь такое, за что сделку потом аннулируют, а ее саму убьют?
Тьфу, все-таки она бояка.
Листок из ее застывших пальцев аккуратно вытянули. Развернули.
— Здесь все точно?
— Точно. Результаты Ралли сверху, ниже имена команд футбольной лиги — все, как вы просили.
— Хорошо.
Зашуршала плотная ткань — пиджака? — водитель что-то достал из кармана, и ее руки коснулся невидимый острый край.
— Возьмите.
Лайза аккуратно перевернула лежащую на колене ладонь и сомкнула пальцы вокруг другой бумаги — другой, потому что плотнее — не листа из блокнота.
— Здесь координаты расположения Портала. Забьете их в навигатор и окажетесь у развилки со знаком «Криттон — 1 км». Оттуда уходят две дороги: одна на сам Криттон, вторая безымянная и для машины узкая — дальше пешком. Придется подняться на гору — предупреждаю, там довольно крутой склон, одевайте правильную обувь, — и наверху горы найдете будку. Портал стоит в лесу, над его дверью прикреплен фонарь, не ошибетесь. Если вдруг заблудитесь, идите в ту сторону, где в деревьях виден просвет — там и будет располагаться ваша поляна. Все ясно?
— Да, ясно.
Ясно-то ясно, вот только деталей много, не забыть бы чего, но Информатор будто заранее учел возможные опасения и пояснил:
— Я подробно записал все это на листе — не забудете.
— Хорошо, спасибо.
Итак, координаты у нее. Все это время Лайза столь плотно концентрировала умственные усилия на выполняемых задачах, то есть, на «вспоминании» результатов матчей, что даже забывала волноваться. И вот теперь она наверстала упущенное: дрожали руки, колотилось сердце, ватными вдруг сделались ноги — и не нужно стоять, чтобы чувствовать.
Координаты у нее — У НЕЕ! Значит, путь назад уже почти открылся, значит, осталось совсем немного — главное, не намудрить внутри будки.
— А вы умеете программировать Портал?
— Нет, — отозвалась Лайза хрипло.
Он слышал ее мысли, читал их? Или же снова все предположил наперед?
— А вам нужна эта информация?
Если раньше ее сердце колотилось гулко, то теперь оно и вовсе сошло с ума — долбилось изнутри так, что раскачивалась грудная клетка; ей стало жарко, стало нечем дышать.
— Нужна. Только у меня не хватит денег…
— А мы с вами не деньгами и рассчитываемся. Я просто подумал, что если вы прожили в будущем год, то можете помнить что-то еще, какие-нибудь маленькие, но крайне полезные для нас детали. Вы запишите их — все, что вспомните о будущем, все, что сочтете важным, — а завтра мы снова встретимся, и тогда увидим, стоит ли ваша информация нашей. По рукам?
По рукам?! Да конечно по рукам! Она вспомнит все, все, что… вспомнит. Очень постарается!
— Конечно.
Невероятно, он только что дал ей шанс, практически уберег от потенциальной ошибки, потому что если бы Лайза полезла программировать будку интуитивно, то с вероятностью один к трем миллиардам попала бы не туда. А теперь она точно попадет туда — ее научат! Ее призрачный и почти невидимый ранее шанс вдруг превратился в шанс увесистый, раскормленный и крайне осязаемый.
Ей не верилось, ей до сих пор не верилось! Чудо. Она бы расцеловала водителя за предусмотрительность, если бы могла.
— Я вспомню все, что смогу, обещаю.
— Я уверен в этом.
Все, пора прощаться, пора выходить? Она уже потянулась к дверной ручке, когда Информатор вдруг заговорил вновь:
— И еще, Лайза.
— Что?
— Смените номер телефона.
Ее рука замерла; на этот раз сердце стукнуло взволнованно.
— Почему?
— Потому что несколько часов назад за ним начали следить.
— Комиссия? — первой почему-то в голову пришла именно эта мысль — самая страшная. Если Комиссия решит, что намерения Лайзы относительно будущего не чисты, то вмешается в процесс, не позволит даже приблизиться к горе.
«Нет, пожалуйста, только не это».
— Я не буду называть вам имен, но это не Комиссия. Не совсем она.
«Конечно, это Мак».
Кто еще стал бы следить за ее телефоном? Не смог найти внутренним чутьем, запустил программу слежения за сотовым. Черт!
— Я поняла, сменю.
— На углу вашего дома расположен маленький магазинчик, вы его знаете. Там продают фрукты, напитки, газеты, сигареты, разную мелочь.
— Знаю.
— Попросите продавца продать вам новую сим-карту. Своего имени не называйте, скажите, что хотите сделать покупку анонимно. Он запросит больше, но карту продаст.
— Почему… почему вы помогаете мне?
Ее действительно волновал этот вопрос. Обычно Информаторы за каждую кроху данных требовали баснословные суммы, а тут столько деталей, и все бесплатно.
— Потому что я заинтересован в том, чтобы наша завтрашняя встреча состоялась — вдруг вы вспомните что-нибудь интересное? А если кто-то или что-то помешает нам увидеться, я буду недоволен.
«Я тоже».
Ее только что спасли от второй вероятной ошибки — встречи с Маком накануне перемещения. Действительно, подобная встреча могла бы все усложнить и усложнить сильно.
— Спасибо. Я все сделаю так, как вы говорите. Мне позвонить вам, чтобы вы узнали мой новый номер?
— Мы узнаем его и так.
Снова «мы».
— Спасибо.
Теперь она вовек их не отблагодарит. Хотя, зачем благодарить? Они ищут выгоду, она тоже, они просто друг другу пока интересны, отсюда и помощь.
— Спокойной вам ночи.
— И вам.
Через секунду пассажирскую дверцу, словно по неслышной ей команде, распахнули; в салон ворвался запах мокрого асфальта, пыли, земли с клумб и опустившейся на город ночи.
