Глава двадцать шестая
Парсонс был явно расстроен. Я слышал это по его голосу. Он не верил в то, что Боб Салливан мог стать реальным обвиняемым. И не хотел этого. Я не мог его в чем-либо винить. Явных улик в этом деле не будет никогда. Следствие в отношении любого подозреваемого потребует решительных шагов, и сделать их, не рискнув карьерой, будет нельзя. Но подвергать себя опасности, выдвигая обвинения против таких парней, как Круз Демарко, или даже ребят, присутствовавших на той вечеринке, это одно, а подозревать Боба Салливана, самого бравого во всем Фейрвью парня, к тому же обладавшего в штате значительным влиянием, совсем другое. Парсонс и все его расследование неизменно окажутся под микроскопом.
Помимо прочего, мне надо было ему напомнить, что мой сын входит в список ребят, которых полиция планировала допросить. Время для этого я подгадал заранее.
– Я тут подумал, что в числе прочих вы собираетесь поговорить с моим сыном, – сказал я, позвонив в минувшую пятницу после обеда. – Он ведь является членом команды пловцов и тоже был на той вечеринке. Прошу прощения, что не сказал об этом раньше.
Парсонс, как и ожидалось, до этого даже не заглядывал в список ребят, которых предполагалось допросить на следующей неделе.
В самом деле? – сказал он. – Сейчас посмотрю… Да-да. Мы собираемся вызвать его в четверг. Нам приходится назначать время заранее, потому что каждый норовит прихватить с собой адвоката.
– Не сомневаюсь. Боюсь, что моя жена сделает то же самое. Лично я к вам не в претензии, ведь вы должны расставить все точки над i. Это самое меньшее, что я могу пожелать Крамерам.
Парсонс на мгновение умолк. Задумался.
Похоже, они знали, что ваш сын… э-э-э… Джейсон, там был? Я имею в виду Крамеров?
– Не знаю. По правде говоря, я стараюсь не мешать в одну кучу дела профессиональные и личные. Полагаю, мне надо сказать им об этом, по крайней мере Тому. Я сделаю это в самое ближайшее время.
Дело было сделано. Жена позвонила в участок и попросила, чтобы допрос перенесли на следующую неделю. Во время одного из сеансов с Томом я сообщил ему, что полиция намеревается поговорить и с моим сыном. В ответ мне пришлось вытерпеть его тираду о некомпетентности блюстителей порядка, не способных найти синюю толстовку.
Теперь им уже было не до этого. Они пошли по следу Боба Салливана. Мне удалось пнуть банку так, что она полетела в нужном направлении. Но лететь бесконечно она не могла.
Алан, мы провели ряд проверок в отношении Салливана. У вас на этот счет нет ничего нового?
– Ну, если по правде, то есть, хотя я ни в чем до конца не уверен. Не хотелось бы опростоволоситься, действуя преждевременно.
Послушайте… Мне нужно все, что у вас есть… Черт… Это дело постепенно выходит из-под контроля.
– Что случилось? Вы что-то обнаружили?
Порой жизнь делает нам подарки. Вы не знаете, когда это случится, и рассчитывать на что-либо подобное нельзя. Но когда такие вещи происходят, вы почти верите, что это Бог.
Э-э-э… Не хотел вам говорить… Вы можете мне пообещать, что это останется между нами?
– Разумеется.
Ну хорошо. Весна 1982 года. Форт Лодердейл. В Скидморе, где Салливан учился в колледже, завели уголовное дело. Правда, из этого ничего не вышло и обвинений никому не предъявили. Ничего похожего. Но там речь тоже шла о сексуальном преступлении. Жертве было семнадцать лет. Местная девушка, на весенних каникулах отправившаяся на вечеринку вместе с друзьями по колледжу. Все выглядит так, будто на следующее утро она пожалела о том, что сделала накануне. В деле есть фотография… узкая короткая майка, мини-юбка, подведенные черной тушью глаза… Картина понятная, правда?
– Да.
Родители Салливана наняли ему адвоката. Обвинения сняли при условии, что о случившемся будет проинформирована администрация колледжа. И больше ничего. Строго между нами, если бы Том Крамер не сорвался с цепи, то это дело отправили бы в машинку для уничтожения бумаг. Подобные вещи ломают человеку жизнь. Сравнивать эти два случая – то же самое, что путать божий дар с яичницей.
Вот это ветерок, вот это подарок!
– Ясно… Ваша дилемма мне понятна. Могу я чем-то помочь?
Парсонс вздохнул. Я слышал, что он на меня зол.
Мне нужно знать, почему вы пустили меня по этому следу. Знать, что вспомнила Дженни Крамер. Я не могу энергично взяться за этого парня, имея на руках лишь дело тридцатитрехлетней давности, в котором никому даже не выдвигались обвинения. Это будет выглядеть как травля.
– Но разве ваша работа не заключается в том, чтобы проверять каждый след, даже если он ведет к такому человеку, как Боб Салливан? Может, попробовать накопать что-нибудь еще? У него явно просматриваются неудовлетворенные желания. Возможно, Боб не в состоянии себя контролировать. Он парень агрессивный. Об этом говорят хотя бы его амбиции и жизненный успех.
Вы всерьез предлагаете мне прижать его с подобными доказательствами на руках? Но в таком случае вы и сами вполне могли бы изнасиловать несовершеннолетнюю девочку – с вашими-то амбициями и жизненным успехом…
– Детектив, – перебил я его, – позвольте вас спросить: что вы в первую очередь предприняли по этому делу? Стали искать лиц, совершивших преступления на сексуальной почве, и попытались найти синий «Сивик», не так ли? Если бы в том деле с участием студентов колледжа было выдвинуто обвинение, вы бы наверняка задали Бобу вежливый вопрос о том, было ли у него алиби на момент изнасилования Дженни Крамер, чтобы исключить его из числа подозреваемых. Это как минимум, правда?
Давайте не путать одно с другим. Как я объясню ему, почему взялся поднимать старые дела? Он наймет собственных детективов и целую команду адвокатов. Тогда я уже ничего не смогу контролировать. И боюсь, не только в этом деле, но и в любом другом.
– Но ведь он баллотируется в законодательный орган штата. Поразительно, как до этого еще не докопалась пресса. Пусть думает, что эти сведения вы получили от третьих лиц.
Ну не знаю. Как-то все это притянуто за уши. Это же законодательный орган штата. Его соперник на выборах – восьмидесятилетний судья по делам о наследстве, способный наскрести в кармане лишь пару медных монет. Нет… даже если я не скажу, зачем мне понадобилось его алиби, все равно огребу кучу неприятностей. Сейчас можете ничего мне не говорить. Дайте лишь обещание, что в случае нужды поделитесь со мной своими находками, Просто заверьте меня, что у вас есть веские основания отправлять меня охотиться на этих гусей.
Я сделал вид, что размышляю. Потом вздохнул, прокашлялся и с усилием заговорил.
Парсонс был как на иголках.
– Да, у меня кое-что есть. Полагаться на эту информацию нельзя, защитники в суде от нее камня на камне не оставят. Но ее более чем достаточно, чтобы присмотреться к Салливану.
Не думаю, что Парсонс хотел услышать от меня именно это. Полагаю, ему нужна была причина, которая позволила бы поставить на Бобе Салливане крест. Рвение детектива в этом деле то разгоралось, то угасало по мере смены декораций. Пока преступника искали за пределами Фейрвью, он был тигром на охоте. Я вспомнил, как он несколько часов просидел в машине, до смерти желая поймать Круза Демарко. Когда выяснилось, что у того есть алиби, Парсонс переключил внимание на команду пловцов и синюю толстовку, но амбиций у него при этом поубавилось. Он даже не знал имен включенных в список ребят. И был удивлен, услышав про Джейсона. Разве детективы так работают? Не знаю, почему он себя так вел. Может, не хотел плевать в собственный колодец. В течение многих недель он делал свое дело только для того, чтобы доставить удовольствие Тому Крамеру. Хотя тот все равно был недоволен.
Парсонс дал отбой. До того, как Боба допросят и он узнает, что каким-то боком причастен к этому делу, пройдет самое большее несколько дней. Он тут же бросится к Шарлотте, и та расскажет ему, что Дженни вспомнила его голос, но все перепутала в своей голове. Весь вопрос в том, что тогда произойдет. Куда подует ветер? На что еще перекинется зажженный мной пожар? На брак Боба? На его избирательную кампанию? На Шарлотту?
После разговора с Парсонсом я отправился домой. Мне никак не удавалось сосредоточиться. Слышать о чужих проблемах было невыносимо. Я принял еще немного «Лоразепама». Маленькую дозу, которой хватило только на то, чтобы сгладить грани моей тревоги. Возбуждение, вызванное подарком судьбы, ветром и пожаром, который он раздул, прошло. Я понял, что на мой небосвод наползает огромная черная туча. Не знаю, как еще это объяснить. Некоторые из вас наверняка меня поймут. Те, кто приходит ко мне в кабинет и рассказывает, что сделали они или что сделали с ними, добавляя, что сделанного не воротишь. Все наше земное существование – не что иное, как состояние души, не так ли? Мы все медленно движемся к могиле, стараясь не думать об этом, пытаясь отыскать в этой жизни какой-то смысл и приятно провести время. Посмотрите вокруг. Всех, кого вы видите, через сто лет не будет в живых: вас, супруги, детей, друзей, тех, кого вы любите, и тех, кого ненавидите. Террористов с Ближнего Востока. Государственных деятелей, повышающих налоги и проводящих неправильную политику. Учителей, которые ставят вашему сыну плохие отметки. Семейной пары, не пригласившей вас на ужин.
Когда меня что-то расстраивает, я люблю мысленно до конца пройти путь к могиле. На мой взгляд, это рисует жизнь в ее истинном свете. Полезно вспомнить, что на самом деле в этом мире слишком много накипи. Плохие оценки. Тупые политики. Пренебрежение со стороны общества.
К сожалению, есть вещи и значимые. Вещи, способные напрочь испортить отведенную нам короткую жизнь. Их нельзя исправить или переделать. Человек о них сожалеет. Сожаление коварнее чувства вины. Могущественнее страха. Оно подтачивает больше, чем зависть.
Почему я отвел взгляд от плавательного бассейна? Почему не смотрел внимательно на дорогу? Зачем обманывал жену? Зачем обворовывал клиентов?
Люди каждый день сражаются за контроль над чувством сожаления, не позволяя ему отнимать у них счастье. Иногда сражаются единственно ради того, чтобы жить, возить в школу детей и готовить ужин, а не прыгать с моста в воду. Это мучительно. Страшно мучительно. Тем, кто половчее, удается это чувство перехитрить. Но когда они идут спать, оно возвращается на трон. А потом наступает утро, и они вновь просыпаются рабами этого неутомимого диктатора.
На подъездную дорожку к дому я тоже въехал рабом собственного чувства сожаления, прекрасно понимая, что исправить последствия предпринятых мною действий и поступков уже нельзя. На мне было пятно, смыть которое уже не удастся никогда. Красное вино на белой скатерти. Кровь на блузке Шарлотты. Я подумал о Бобе Салливане. Мошенник. Лжец. Но к изнасилованию не причастен. Потом в голову пришла мысль о Шоне Логане. Герой. Измученная душа. Теперь внутри его естества пошла язвами ненависть к Бобу Салливану. Я подумал о Дженни. О ее крови, разбрызганной на полу в ванной, о том, что я был в шаге от того, чтобы вернуть ей воспоминания, а вместе с ними и саму жизнь. То, что я сделал, было ничем не лучше, чем въехать на машине в толпу ни в чем не повинных людей, отведя глаза от дороги. Может, даже хуже. Здесь о несчастном случае речи не шло. Просто я ехал по дороге, на одной стороне которой стоял мой сын, на другой – эти невинные души, а возможности безопасно проехать между ними не было.
Жена на кухне готовила сыну бутерброды. Из гостиной, где стоял телевизор, доносились звуки этой долбаной игры, смех сына, автоматные очереди, взрывы. Опять смех.
Что с тобой? – спросила жена. – Что-то случилось?
Я плакал, хотя в тот момент этого и не осознавал. Меня душила ярость из-за того, что Джейсона приходится таким вот образом спасать. От страха, вырвавшегося из коробки на полке, защипало глаза. Слез в тот день было много.
Я прошел мимо Джули в гостиную. Задерживаться, чтобы выключить телевизор, не стал. Схватил сына за руки и рывком поставил его на ноги.
Пап… – начал он.
Я выхватил из его рук пульт и швырнул его в экран, который тут же разлетелся вдребезги. Из кухни с криком прибежала жена. В руках у нее была тарелка с бутербродами.
Алан!
Держа сына за руки, я грубо его тряхнул:
– Говори! Сейчас же говори! Как ты оказался в лесу? Что ты там делал?!
Меня там не было! Я тебе это уже говорил!
Я тряс его снова и снова. Жена поставила поднос, подскочила ко мне и схватила за руки, пытаясь оторвать от нашего ребенка.
– Ты даже не представляешь себе, что натворил! И что с тобой могло случиться! Зачем ты туда пошел? Что ты делал в чаще?
Джули уставилась на Джейсона, ожидая ответа. Чем дольше он не отвечал, тем больше она спрашивала себя, не он ли изнасиловал Дженни Крамер. Тоска, охватившая ее, явственно читалась в глазах. В гнезде зарядки торчал телефон сына. Я схватил его. Пароль был мне известен – жена сказала. Как и то, что нашла на компьютере Джейсона порнографию. Я открыл домашнюю страницу браузера и просмотрел историю.
Что ты делаешь?! Отдай! – закричал Джейсон.
Он ринулся за телефоном, но я оказался проворнее. Его рука, пролетев мимо, схватила лишь воздух.
Я загрузил изображение – бритые женские половые органы какой-то порнозвезды с приставленным к нему огромным членом, готовым вот-вот ворваться внутрь. Картинка превратилась в видео. На экране запрыгали совокупляющиеся пары. Из динамика послышались стоны и хрипы, столь характерные для полового акта.
Мам… – Сын обратился к Джули за помощью. Она взглянула на него и перевела взгляд на меня. Мое волнение передалось и ей.
– Так вот, как ты строишь свой дом? Ты это хочешь показать полиции, когда она доберется до твоего телефона? Собираешься дать им еще одно доказательство того, что ты насильник?
Боже мой, пап! Эту фигню смотрит кто угодно. Обычное дело! Но если я ее смотрю, это еще не значит, что я насильник!
– Обычное дело, говоришь? – сказал я, тыча ему телефон в лицо. – Нет, не обычное. Далеко не обычное!
Джейсон, пожалуйста! – взмолилась Джули. – Мы любим тебя так же, как раньше. Мы поможем тебе. Но нам надо знать. Скажи нам! Просто скажи и все.
Лицо сына сделалось пунцовым, и я понял, что мы его дожали. Он сломался. На мгновение я действительно подумал, что это он сделал с моей милой Дженни все эти страшные вещи. Ах, куда только человека не заведет разум! Как же мы хрупки. Как мы невыносимо хрупки.
Ну хорошо! – крикнул он нам, пытаясь вырвать руки. – Пусти меня!
Мы стояли посреди комнаты. В ожидании откровений мы с Джули затаили дыхание. Джейсон собрался с духом. Я выключил телефон и швырнул его на диван.
Да, я был там, ясно! Трахался! Ну что, теперь рады? Рады, что меня упекут за решетку?
Джули от удивления открыла рот:
Что ты делал? Боже мой, что?
– Джейсон… – чуть ли не шепотом произнес я. Контролировать мысли больше не удавалось. Джейсон заплакал. Я уже говорил, что слез в тот день было много.
Сын сел на диван и обхватил руками голову.
Я пошел искать того парня. Который приехал на синем «Сивике».
– Круза Демарко? – спросил я. – Торговца наркотиками?
У меня было сто долларов. И я пошел его искать.
– Откуда у тебя сто долларов?
Я взял их. Из кошелька на кухне. Не знаю, чей он был, просто лежал, а в нем деньги.
– Стало быть, ты решил украсть деньги и купить на них наркотики?
Там была одна девушка. Она спросила, нет ли у меня чего-нибудь такого. Я знал, что этот парень болтается на улице. Ребята без конца о нем шушукались и то выходили, то возвращались обратно. У него можно было купить что угодно.
– И ты решил, что если купишь ей наркотики, она пойдет с тобой?
Я посмотрел на жену. Она чуть не хохотала. Я провел рукой по лицу, вовсю стараясь не улыбнуться. Мы с ней испытали невероятное облегчение.
– И что было потом? Ты пошел по дороге, но почему-то оказался в лесу? Как тебя туда занесло?
Я просто… Подойдя к машине, я испугался. И сделал вид, что просто гуляю… Обогнул машину, направился по обочине в сторону леса, дошел до полянки, свернул, а потом вдоль деревьев вернулся в дом. Деньги положил обратно. А девушке сказал, что тот парень уже уехал.
– Стало быть, в лесу тебя не было? – Голова у меня шла кругом. Задать вопрос – это одно, но вот знать, что ты получишь на него ответ – совсем другое. Именно по этой причине так много вопросов остаются невысказанными. Порой лучше ничего не знать.
Нет!
Слово покатилось эхом, отскакивая от стенок моего сердца. Слава тебе, господи! Боже милостивый, благодарю тебя!
Жена не могла произнести ни слова, не выказав своей радости – истинного счастья, охватившего ее от того, что ее чудесный мальчик так и остался чудесным.
– Значит, вот ты чем занимаешься, – сурово произнес я. Не знаю как, но мне все же удалось скрыть свои чувства. Голова шла кругом.
– Воруешь деньги и даже подумываешь о приобретении наркотиков!
Джейсон без сил упал на диван.
– Иди в свою комнату. Да «Иксбокс» с собой прихвати. А что разбил телевизор, извини.
Это домашний арест?
– Да. До следующих выходных.
Джейсон встал, выдернул из гнезда «Иксбокс», собрал в кучу провода, джойстики и игры, бочком двинулся к лестнице и поднялся в свою комнату.
Джули упала в мои объятия, и мы с ней расхохотались. Страх ушел. Коробка на полке опустела. Мрак не рассеялся, пятно так и осталось, но я решил пройти через эту грязь ради небезупречного, но такого прекрасного создания, которое мы породили.
