Книга: Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник)
Назад: Нина Кирики Хоффман Назад к корням
Дальше: Грегори Магвайр Фи, фо, фу, фру и все такое

Кэрол Эмшвиллер
Не запомнила

Если вам когда-нибудь стукнет в голову постоять в обнимку с деревом, то лучшего места, чем наши холмы, не найти. Все деревья и так наши, и лично я в жизни не полезла бы с ними обниматься – ну, а вы обнимайтесь, сколько хотите. Вот эти, низкорослые, видавшие виды, прямо как я, подходят для этого лучше всего. Они уже давно привыкли к невзгодам, так что неплохо было бы приголубить их напоследок.
Мы полупрозрачные, светло-серые, и увидеть нас нелегко. Когда вы уже валитесь с ног от усталости, мы только просыпаемся. Вы пускаете собак по нашему следу, но нам ничего не стоит их запутать. Если нас все-таки удается поймать – что бывает редко, – мы прикидываемся вами. Когда становится прохладно, мы надеваем беличьи шапки и шкуры животных. Издалека можно решить, будто мы дикие волосатые люди, о которых вы так много рассказываете, но это не так: те существа совсем другие. Хотя чем дольше вы заблуждаетесь, тем лучше для нас.
Здесь, на холмах, нас целые толпы, гораздо больше, чем вас – ведь вы обычно приходите по одному или небольшими группами. Это нас вы ищете. Хотите доказательств? Вы их получите, но только если нам будет угодно.
Мы следуем за вами по пятам, устраиваем засады в кустарниках, пользуемся вашими биноклями. Вы часто их теряете, а мы находим, когда убираем за вами. Время от времени мы подбираем фотокамеры, но нам они ни к чему – в этой глуши пленку не проявишь. Хотя иногда мы над вами подшучиваем: фотографируем друг друга и возвращаем камеру на место. Затем кто-нибудь из вас ее находит, проявляет и недоумевает, что это за странные люди, корчащие веселые рожицы. Нам смешно, когда мы слышим хруст ваших шагов по сухой листве или когда вы поскальзываетесь на мокром мху. Мы смеемся, когда вы думаете, что видели нас. Это были не мы.
В последнее время люди заполонили леса и притащили с собой консервные банки, пластиковые бутылки, солнечные очки… Теперь едва ли найдется место, где можно посидеть в одиночестве и поразмышлять. От вас уже бесполезно прятаться. Вы всюду, и даже самые высокие горы не спасают. Но не дай вам бог столкнуться с нами на узкой тропинке.
Думаете, у нас нет оружия? А вот и есть! Но, в отличие, от вашего – бесшумное. Вы не подозреваете, что вам нанесут удар, пока не получите его, и никогда не угадаете, откуда он последует. Мы используем арбалеты столь тихие, что можем промахнуться хоть миллион раз. Вы даже не догадаетесь, что под обстрелом, пока в вас не попадут. Что до ваших ружей, то первое, чему мы учим своих детей, – это слова «не стреляйте».
Я мать. Не в том смысле, что у меня есть дети, а в том, что я самая мудрая и опытная. Хоть я старая и хромая, меня слушается все племя, и на все нужно мое одобрение. Они зовут меня Мааааа. Не помню, когда ко мне привязалась эта кличка, но с тех пор меня никак иначе не называют. Чуть кто поранится – ищут меня. Все знают, что я разбираюсь во всем на свете.

 

Однажды мы поймали человека. Я сидела и читала ваши книги о нас. Большинство умников настаивали, что мы существуем; несколько писак не давали однозначного ответа, а некоторые заявляли, что нас и вовсе не бывает. В кого ни плюнь, каждый второй нас видел, а каждый третий еще и фото показывает! Только все они обманщики, а фотографии – подделка. Были и те, кто писал, что эти люди – сумасшедшие. Говорили, что мы – вроде НЛО. (Может, и так. Только они все равно ошибаются.) Люди рассказывали, что мы живем далеко в горах. Там так холодно, что мы спим в обнимку с гремучими змеями, согревая их. (Как можно верить в этот бред?) Писали даже, будто мы ростом за два метра и волосатые. (Снова мимо.)
Так вот, когда они привели одного из вас, я сидела здесь, в моем любимом тенистом местечке, и читала. Это был пожилой мужчина. Должно быть, мой ровесник. Я недоумевала, зачем они привели к нам взрослого человека в это время года. Наши вертихвостки забегали так, словно настал брачный период. И все из-за бедного старика. Это банда поймала его. (Хулиганы готовы на все, лишь бы выделиться или позлить старейшин.)
Мне понравился тот мужчина – седой, как мы, симпатичный и худой. Молодые парни не в моем вкусе: у них слишком детские лица. Они никогда мне не нравились, даже когда у меня самой было детское личико. У молодых и должны быть такие мордашки, но подобная мягкость в мужчине пугает – особенно когда приходится доверить ему свою жизнь. (В основном наши мужчины защищают нас от ваших. И готовы пожертвовать собой, если это необходимо.)
По лицу этого человека было понятно, что он не знает, люди мы или нет. Наверное, мы выглядели странно. (Ваши физиономии нас не удивляют – слишком часто вас видим.) У мужчины с собой был обычный набор: фотокамера, рюкзак, бинокль и большой исписанный блокнот с вложенными в него картами. Должно быть, он не просто так пришел на холмы. В рюкзаке у него нашлась еда, включая три банки консервированных абрикосов. Я тут же забрала себе одну. (Я Мааааа, и у меня есть на это право.)
– Зачем вы его сюда привели? – спросила я у банды. – Разве вы не знаете, что теперь ему конец? Ступайте к отцам.
– Он знал.
– Не знал, а теперь знает, – настаивала я.
– Он и раньше знал.
Вдруг я заметила, что он ранен. Его рука была странно изогнута, и он придерживал ее.
– Это не мы. Он уже был таким, – начали оправдываться ребята.
(Не доверяю я им, хотя обычно они говорят правду. У них трудный возраст.)
– Ведите его сюда и держите, – приказала я.
Я взяла его запястье и резким движением вправила вывихнутое плечо. Затем зафиксировала его поддерживающей повязкой. Если бы он не был симпатичным, я бы не стала этого делать. Хотя… В любом случае стала бы. (Прошлой весной я даже выходила раненого стервятника.)
Я угостила его бульоном, не сказав, что в нем. (Пусть это останется тайной. Все равно на вкус – словно улитки в масле.)
– Меня зовут Мааааа, – представилась я.
Он тоже представился, но я пропустила его слова мимо ушей. (К чему мне его имя?)

 

Я много раз заходила в ваши жилища, даже когда вы были там. Иногда, проходя мимо, я едва сдерживалась от хохота – ведь вы даже не подозревали, что я прячусь в вашей тени. Я делала бутерброды с арахисовым маслом, пила молоко…
Однажды я попала в большой загородный дом. Внутри стены были обиты деревом. Там пахло кедром и сосной, а снаружи лежала большая охапка дров. (Вы никогда не замечаете, как мы воруем дрова.) Обычно в ваших домах висят канделябры, сделанные из деревянных колес и лошадиных подков. Но в этом доме все было иначе: хоть и маленькая, но хрустальная люстра, позолоченные чашки в кабинете, серебряные подсвечники на обеденном столе. (Мне очень хотелось взять один себе.) В каждый можно было поставить по три свечи, а основание украшали серебряные листья. Этот подсвечник два дня не выходил у меня из головы, так что я вернулась в дом и забрала один. (В конце концов, их там было четыре, а я Мааааа.)

 

Я могла бы сварить ему суп из того, что привычно людям. Отправляясь в поход, вы не думаете о том, что сумки слишком тяжелые, что вы скоро устанете, а аппетит в горах обычно пропадает. Поэтому вы прячете припасы, надеясь забрать их на обратном пути. Мы наблюдаем за вами и думаем: «Ха-ха, вы будете долго удивляться, как же могли так быстро забыть, где тайник!» Вы даже рисуете карты в справочниках, куда заносите пометки о птицах и цветах, – но все равно потом не можете найти свои припасы.
(Почему, чтобы облегчить ношу, вы первым делом выкладываете еду, а не эти ваши книги и блокноты? Нам чаще попадаются фотокамеры и очки, чем записные книжки.)

 

Мужчина, должно быть, думал о том, куда подевались те волосатые. Для вас мы все на одно лицо.
– Я могу отвести тебя, куда тебе нужно, – предложила я, а про себя подумала, что сначала ему не помешало бы отдохнуть. Так что я устроилась в тени, на камне, который красиво оттенял мою серо-зеленую кожу. – Или можешь побыть здесь, осмотреться немного.
Гость освоился слишком быстро. Вскоре он уже повсюду ходил, что-то вынюхивал, изучал, но ничего толком не видел – топтался прямо по овощам. Конечно, наши сады совсем не такие, как у вас. Они выглядят как обычная лесная растительность, а наши заборы – груды палок или заросли кустов. Мужчина уже несколько раз по ним прошелся, а наша домашняя змея как раз притаилась за одним из заборов. Надо было все-таки запомнить его имя. Не думала, что понадобится его звать.
– Стой, лучше я тебе все покажу, – нашлась я, а про себя решила, что уж лучше я за ним присмотрю, хоть банда и считает его своей добычей.
В этом году молодежь даже в холод не носит шапки, дожевывает за вами жвачку, докуривает ваши сигареты. Они все хотят попробовать. Я люблю этих диких неуклюжих переростков, но старик мне тоже понравился – глаза у него были серые, словно вода в тени. Что меня сразу в нем зацепило, так это худое мускулистое тело, волосы на руках и тонкие, почти белые усы. Мне понравилось, как он смеется, примеряя наши шляпы. Зачем он сюда пришел? На это должна быть причина. Может, ему надоело быть одним из вас?
Прилетели вертолеты и начали кружить над лесом. Они издавали столько шума, что раздражали даже нашу суматошную банду. Этому мужчине они тоже не нравились. Он мог бы выбежать к ним и попросить о помощи. Я бы его не остановила. Но наш гость решил не выдавать себя. Наверное, он хотел понаблюдать за такими, как мы, в естественной среде обитания.
Закутавшись в паутину, мы слились с известняком, на котором сидели. (Паутина делает нас невидимыми, и мы можем исчезать и появляться прямо у вас на глазах.) Банда время от времени выбегала из укрытия и веселилась у всех на виду.
– А ну цыц! – крикнула я. – Смотреть можно, а высовываться – ни-ни.

 

– Некоторые лишайники и коренья вполне съедобные. Конечно, если тебя не смущает, что на них земля и песок. Еще можешь полакомиться муравьями. А чтобы защититься от солнца, достаточно намазаться глиной или какой другой грязью, – поучала я гостя, как когда-то наш молодняк. Он тем временем все записывал. (Меня умиляет то, как вас вечно тянет все записывать.)

 

В молодости меня угораздило показаться на горной тропе – я просто стояла там, а один из вас лез вверх по склону. Наверное, геолог – у него был геологический молоток. Мне он понравился, хотя его лицо скрывала скалолазная каска. Так и быть, признаюсь, мне понравились его мускулистые и загорелые ноги, покрытые кучерявыми волосами.
Я стояла на самом солнце, можно сказать, купалась в золотых лучах. Мне хотелось предстать перед ним кем-то вроде лесной нимфы, чтобы он навсегда запомнил нашу встречу. Но вдруг он оглянулся и уставился прямо на меня – да так, что я испугалась и убежала. Разумеется, получилось не очень грациозно. Выходит, это я навсегда запомнила нашу встречу. (Наш гость вполне мог быть тем самым геологом.)

 

Как-то раз в незнакомой палатке я прикинулась суккубом. Ночь была темной, но свет полной луны позволял различать очертания предметов. Не знаю, кем был тот мужчина. (Может, как раз наш гость.) Мне удалось разглядеть кучерявые волосы на ногах. Я была почти тенью, но в свете луны от меня исходило легкое сияние. Мужчина был напуган и сопротивлялся. Наверное, потому, что у меня из волос торчали перья и дикая земляника – так, на всякий случай. Я шептала какую-то милую чепуху и ублажала его. Затем, сменив несколько поз, я оказалась снизу, как и подобает суккубу. Когда он разошелся, я потеряла счет времени. Все-таки он был скалолазом и сложен как бог. (Впрочем, как и все те, кто приходит сюда.) Я чувствовала его любовь. Жаль, ни тогда на скале, ни в темноте палатки я не видела его лица. (Мисти или Дэнди, кто-то из них должен быть его сыном.)

 

Мы отправились туда, где живут наши сородичи. Я то появлялась, то исчезала, скользила по траве и парила в воздухе. Мой старик когда-то говорил, что я похожа на бабочку или колибри. Интересно, а этот старикашка тоже так думает? (Мы привыкли считать вас очень невнимательными существами.)
Он сфотографировал меня и сказал:
– Я всегда в вас верил. Когда я выглядывал из окон или запирал двери, то видел мелькающие силуэты, а в углах замечал необычные тени – нечто, выступающее из сумрака. А еще у меня все время пропадали гороховые консервы.
(Может быть, это я их подворовывала.)
Я появлялась, исчезала, скользила, парила… Я хотела быть таинственной (вы же считаете нас тайной за семью печатями), но так сильно увлеклась переживаниями, как я выгляжу, что споткнулась и грохнулась. (Обычно это вы неуклюжие!) Я оцарапалась с головы до ног, ушибла колено и порвала свои лохмотья. Он помог мне подняться. Его рука коснулась моей ушибленной ноги. Все правильно, мы должны помогать друг другу. (В конце концов, это мой лес.)

 

Вот так, не без приключений – включая мое падение, – мы поднимались с холма на холм, ночевали в низинах, зарываясь в сухую листву, и под конец съели все, и без того скудные, припасы. В итоге мы прибыли в секретное место.
Я вручила человеку соломенную шляпу и надела на него пару виноградных лоз. Листья облепили мужчину, так что он стал похож на мой подсвечник. (А может, это был его подсвечник.) Он достал фотоаппарат. Я соорудила и ему, и себе нечто вроде биноклей, мы спрятались и приготовились наблюдать за моим племенем.
Мы смотрели на хижины из камней и деревьев, сады с небольшими флажками – они обозначали грядки, – зверинцы и пруды с золотыми рыбками. То тут, то там виднелись фарфоровые кролики, и над всем этим возвышался железный олень.
– Смотри, железный олень, – воскликнула я. – А вон и наши мохнатики. Они такие милые! Как ярко блестят их накидки!
Разумеется, их там не было. Еще немного, и он бы понял, что я все выдумала.
– Их детки такие славные! – я продолжала нести чепуху.
– Где они? Где? – он достал из кармана человеческий бинокль.
– Ты так ничего не увидишь, но я их тебе опишу: у них зеленые глаза…
А про себя подумала: «Зачем я все это сочиняю? Я и так – романтическая выдумка, надежда на чудо, волшебная история, которую он каждый день описывал в своем блокноте. Я – живое доказательство того, что мы все-таки существуем».
Вдруг мне показалось, что он собирается выйти из укрытия и спуститься к хижинам. Мне не хватило бы сил его остановить.
– Напиши, что мы приносим лесу пользу, – попросила я. – Если бы не мы, другие существа заняли бы наше место.
Но он все равно принялся спускаться.

 

Разумеется, банда шла за нами по пятам. В этом краю уже не осталось мест, где они не бывали, и путешественников, за которыми они не последовали. Молодняк изучил здесь все: окраины деревень, дворы, огороды и даже горные вершины. Ребята снова были без шапок, но это еще не беда! В том году они взяли моду оголять пупки и начали вырезать маленькие дырочки на своих кофтах. (И где только понабрались? Если такому, конечно, можно где-то научиться. Молодежь пробует все подряд.) Стоит признать, что это была еще не худшая их выдумка.
Мы пытаемся оградить ребят от опасностей, но они не слушаются. Они сейчас в таком нежном возрасте, что их очень легко обидеть. А сами они никогда не извиняются. Когда-то и я была такой.
От нашей банды больше всего пользы, когда ваши детеныши теряются в лесу. Сначала наши берут их за руку и ведут на поляну, полную цветов, затем угощают детей ягодами, а после отводят ребятишек туда, где вы сможете их найти, и сидят с ними, пока вы не придете. Ну, а если вы так и не приходите, они забирают их к нам.

 

– Где же они? – спросил гость.
– Это вы – самые таинственные существа на земле, но даже этого не осознаете. – Я снова пустилась в философские рассуждения. – Возможно, вы приносите деревьям больше всех пользы – обнимаете их, целуете, оберегаете и защищаете. Разве не этим мы так похожи?
Моя речь не помогла. Мужчина выполз из нашего укрытия и теперь стоял у всех на виду: в руках – бинокль, на шее болтается фотоаппарат.
– Почему бы тебе не понаблюдать пару минут из укрытия? Пока появился только один из нас, справа, перед розовым кустом.
(Естественно, там никого не было.)
Наконец я решила, что пора и честь знать. У меня с собой был арбалет и десяток стрел. Я сказала человеку, что бояться нечего, но в лесу никогда не знаешь, что тебя ждет. (По-моему, арбалет никогда не повредит. Мы всегда стараемся попасть в голень.)
Банда приближалась; их было около дюжины. Уже по их походке я могла определить, кто где. Вот Дэнди – самый старший и самый худой. Он, по своему обыкновению, перепрыгивал через живые изгороди, залезал на фруктовые деревья, мимоходом копался в полевых цветах… Но я уже натянула тетиву. Стрела со свистом рассекла воздух и попала как раз в большую мышцу голени. Эти стрелы миниатюрные, но очень острые. Мужчина даже не успел понять, что случилось, как оказался на земле. Пока что ему было не так уж больно – будто он просто споткнулся и упал.
Не думаю, что он успел хоть раз сфотографировать мохнатиков. (Никто из людей все равно бы не поверил.) Интересно, он догадался, что это я его подстрелила? Я забросила арбалет в кусты и притворилась, что не знаю о ране. Крови не было. (Ее никогда не бывает.) Он осмотрел ногу и уже собирался вытащить стрелу, но я его остановила:
– Не надо! Подожди, я приготовлю бинты.
«Теперь он не сможет уйти, – подумала я. – По крайней мере, далеко».
Молодежь наконец заметила неладное и поспешила к нам. Дэнди подоспел первым. (Он у них заводила. Думаю, оголить пупки – это его идея. Любят же они такие выкрутасы! К моему негодованию, они вырезали дырки даже в меховых балахонах.)
– Его подстрелили, – объявила я.
– Это не мы, – хором принялись оправдываться они.
Можно было легко сваливать вину на них. Ребята будто сами этого хотели, а мне оставалось только помалкивать.
– Сделайте из тех веток носилки, – обратилась я к молодняку. – Вы четверо понесете его, а вы двое поможете мне. Когда доберетесь до обрыва… вы знаете, что делать.
И они сделали это – щеголяя голыми пупками, перешептываясь и посмеиваясь. Они даже ничего не поняли. (Молодым ни до чего нет дела.)

 

В каждом из вас живет надежда. Даже если бы вы наверняка знали, что нас не существует, вы бы продолжали надеяться. Мы хотим жить, соответствуя вашим ожиданиям и мечтам, представлять ценность для вашего рода. Кто бы еще подглядывал за вами и совал всюду свой нос, то появляясь, то исчезая? Кто бы ютился в углах ваших домов? Кто, если не мы?
Вы останавливаетесь, прислушиваетесь, и каждый шорох приобретает для вас особое значение. Вы озираетесь по сторонам и резко оборачиваетесь, чтобы посмотреть, кто притаился у вас за спиной. Люди хотят верить в нас, и я тоже хочу, чтобы в меня верили. Мааааа всегда этого хотела.

 

Этот человек покинул нас, а с ним – его бинокль, фотоаппарат, блокноты и путевые заметки. Не осталось даже баночки консервированных абрикосов. Жаль, я так и не узнала, где его дом. Жаль, я не запомнила его имени, когда он представился. Я хотела бы оставить человека себе, но это было невозможно. Зато я не нарушила наши правила. Наверное, мне не стоит знать, что с ним случилось. По крайней мере, в подробностях.
* * *
Детство Кэрол Эмшвиллер прошло в Мичигане и во Франции. В 1991 году она была удостоена Всемирной премии фэнтези за сборник «The Start of the End of It All», а также двух грантов от штата Нью-Йорк и гранта Государственного фонда искусств. Ее рассказы публиковались во многих литературных и научно-фантастических журналах. За рассказ «Yukon» Эмшвиллер была номинирована на премию Пушкарта. Этот рассказ писательницы вошел в сборник премии Пушкарта «Love Stories». Также ее библиография включает романы «Carmen Dog», «Ledoyt» и «The Mount».
Эмшвиллер преподает литературное мастерство в Университете Нью-Йорка.
Ее сайт находится по адресу:
От автора
Мне бы хотелось посвятить этот рассказ Молли Глосс. Именно после прочтения ее романа «Wild Life» я написала «Не запомнила», но моя история получилась совершенно другой. Все, что пишет Молли Глосс, меня вдохновляет. Мне кажется, мы обе испытываем особую любовь к дикой природе и к сильным, претерпевающим всевозможные лишения людям. Мне очень понравился ее рассказ «Jump-Off Creek». Я открыла его для себя, когда заканчивала писать роман «Ledoyt». Мне довелось прочесть этот рассказ трижды, все время оставляя на потом последние двадцать страниц – так мне не хотелось, чтобы эта история закончилась. Есть всего одна книга, которую я не дочитала до конца, – автобиография Карла Юнга. Только если Юнга я так и не закончила, книгу Молли Глосс я прочла с большим удовольствием.
Назад: Нина Кирики Хоффман Назад к корням
Дальше: Грегори Магвайр Фи, фо, фу, фру и все такое