Глава 25
Цыганская свадьба
Весть о задержании Темьяновой с легкой руки охранника в тот же день облетела весь пансионат. Старики только и говорили об этом, но никто не знал деталей случившегося.
Когда Дайнека пришла в столовую, нашлось немало желающих выведать у нее подробности. Она уклонилась от объяснений, сославшись на занятость, и после обеда пошла в медпункт – узнать, не приезжал ли Галуздин.
Дайнека заглянула в медпункт и, убедившись, что там никого нет, направилась в сестринскую. Открыла дверь, зашла в комнату и увидела Водорезова, который полулежал на диване, подмяв под себя медсестру. Они страстно целовались.
В медсестре Дайнека узнала Татьяну. Конечно, после этого ей нужно было сразу уйти, но она так растерялась, что не смогла тронуться с места.
Ее скоро заметили. Водорезов вскочил на ноги, а медсестра скатилась на пол.
– Простите… – выдавила из себя Дайнека.
Платон Борисович широко улыбнулся:
– Как хорошо, что вы с нами, Людмила! – Он тяжело дышал от возбуждения.
Татьяна вспыхнула и пристыженно выбежала за дверь. Проводив ее взглядом, Дайнека перевела его на главврача:
– Как же вы можете!
– А что в этом такого? Как говорится, она хороша собой, я чертовски хорош. Она не замужем. Я холостой. Для чего еще созданы мужчина и женщина? Есть такой фильм с Мэрилин Монро и Ивом Монтаном – «Давай займемся любовью».
– Любовью не занимаются, ею живут.
– Боже мой, какой пафос! Но что же делать нам, грешным, у которых не случилось великой любви?
– Да вы и представления о ней не имеете.
– Отчего же? Каждый день на нее любуюсь.
– Не понимаю вас, – сказала Дайнека.
– Понаблюдайте за нашими стариками – за Бирюковым и Артюховой.
– Зачем?
– У них та самая любовь, о которой вы, как я понимаю, грезите по ночам.
– Речь не обо мне, – разозлилась Дайнека.
– И не обо мне, – парировал Водорезов. – Мне это чувство физиологически недоступно. Мы говорим об Ирине Маркеловне и Бирюкове.
– Я вам не верю.
– Напрасно. – Водорезов прошел к окну и приоткрыл створку: – Осень… – Он обернулся: – Вам известно, что Бирюков никогда не работал в театре?
– Как же он попал в Дом ветеранов сцены?
– По огромному блату.
– Так разве бывает?
– Бывает, если речь идет о генерале Федеральной службы безопасности.
– Не нашел место получше?
– Бирюков в пансионате лишь потому, что здесь живет Артюхова. Их связывает большое и старое чувство.
– Почему старое?
– Давняя история отношений.
– Откуда вам это известно?
– Сам Бирюков рассказал.
– Врете вы все. Виталий Самойлович – замкнутый человек, трепаться не станет.
– Но-но! Я бы попросил…
– Простите, – извинилась Дайнека. – Не нужно было мне так говорить.
– Прощаю… А что касается замкнутости – все зависит от обстоятельств.
– Можете объяснить?
– Перед смертью, бывает, люди меняются. Вы хоть представляете, скольких здесь я проводил в мир иной?
– При чем же здесь Бирюков?
– Он тоже умирал. Полтора года назад у него случился обширный инфаркт. Он сам и все остальные решили, что это конец. Как вы знаете, в таких случаях больного не транспортируют. Я пробыл с ним несколько дней.
– И что он вам рассказал?
– Бирюков говорил только о ней.
– Об Артюховой? – Дайнека притихла: – Он любит ее?
– Не знаю, чего там больше, любви или чувства вины. Бирюков сказал, что очень перед ней виноват, но только не в том, в чем Артюхова его обвиняет. Кажется, речь шла о том, что он непричастен к гибели ее мужа. Вот уже полтора года наблюдаю за ними. Бирюков любит ее, это факт. И видно, что взаимность когда-то была. Но Артюхова делает вид, что он для нее не существует.
– Кажется, я понимаю, о чем идет речь…
– Не знаю, что нужно сделать, чтобы заслужить такое отношение любящей женщины. – Водорезов закрыл окно. – Вы-то зачем сюда явились?
– Хотела узнать, не здесь ли Галуздин.
– Еще не возвращался.
– Как чувствует себя Темьянова?
– Я сделал ей укол, она еще спит. Это все?
– Все.
– В таком случае, у меня для вас есть информация. Недавно вы говорили с Татьяной…
Дайнека объяснила:
– Хотела узнать, где она находилась той ночью, когда кричала Темьянова. На посту ее не было.
– Она была у меня.
– То есть как?
– Обыкновенно, – Водорезов развел руками и улыбнулся. – Оставила пост и по подземному переходу перебежала в мою квартиру. – Он поднял палец: – Ненадолго! Обычно нам хватает часа-полутора, пока старики спят. Кто знал, что Темьянова устроит спектакль?
– Хорошо, что вы рассказали.
– Теперь вы можете рассказать следователю. – Водорезов открыл дверь и любезно посторонился: – Прошу!
Дайнека хотела выйти, но не успела – в сестринскую зашел Игорь Петрович Галуздин. Взглянув на нее, он поинтересовался:
– Как вы?
Она ответила:
– В полном порядке.
– Как шея?
– Болит, но уже меньше.
– Болеть будет несколько дней, – сказал Водорезов. – Есть что-нибудь новенькое?
– Безруков заговорил. Я только что от него.
– Что он сказал?! – вырвалось у Дайнеки.
– В тот вечер, когда в гостиной погас свет, Темьянова сказала Безрукову, что его срочно вызывает к себе директриса.
– Об этом они говорили на пороге ее комнаты? – спросила Дайнека.
Галуздин отмахнулся:
– Я не уточнял. После разговора с ней Безруков отправился в общий корпус. В подземном переходе его встретил Федор, ударил по голове и втащил в какую-то дверь. Безруков плохо помнит, как они оказались в лесу. Но я думаю, у здешних подземных переходов есть ответвления.
– Да-да… – сказал Водорезов. – Я слышал, подземный переход в третий корпус имел боковое ответвление, ведущее к болоту. Раньше там было озеро и стоял павильон.
– Кажется, я знаю, где эта дверь, – сказала Дайнека. – На нее лаял Тишотка.
– Это позже. – Следователь мельком взглянул на нее и продолжил: – В лесу Безрукову пришлось рыть могилу. Как мы и думали, наш добрый Федя решил его закопать. Но, будучи избитым и нагим, Безруков изловчился и ударил Федора лопатой по голове. После чего ему удалось сбежать.
– Теперь я все понимаю… – Водорезов обвел взглядом комнату и остановил его на Галуздине. – Ангелина мне говорила!
– Кто такая Ангелина? – спросил следователь.
Дайнека объяснила:
– Старуха из третьего корпуса, она все время смотрит в окно.
– Ангелина показала в окно на Федора и сказала, что он жег огонь. Я подумал, что старуха, как всегда, заговаривается, но теперь понимаю: она видела, как он выжигал символ.
– Ну вот, – резюмировал следователь. – Все встает на свои места. Что там с Темьяновой?
– Пока спит, – ответил Водорезов.
– В таком случае я – в районное отделение, допрашивать Федора. – Галуздин вышел из сестринской и зашагал по коридору в сторону лестницы.
Дайнека бросилась следом:
– Подождите!
– В чем дело? – спросил он на ходу.
– А как же Канторович? Как же цыгане?
Галуздин остановился:
– Вы хотите, чтобы я рассказал об этом сейчас?
– Прошу вас…
– Если коротко – все достаточно тривиально. Завхоз умудрился сдать актовый зал пансионата под цыганскую свадьбу и даже взял за это аванс, разумеется, не без ведома Татьяны Ивановны.
Дайнека опешила:
– И всего-то? И что же, Канторович дал показания?
– Версия отработана.
– Но как же икона? Как же убитый коллекционер?
– К убийству коллекционера завхоз непричастен. Убийцу нашли. Что касается иконы, то ее Канторович обнаружил вместе с архивом. Архив сдал, а икону зажал.
– Как глупо! А я-то думала…
– Не вы одна, – заметил Галуздин. – Я на эту ерунду потратил несколько дней. Но вы молодец.
– Вы так говорите из-за Темьяновой?
– Нет. Не только. Если бы не вы… – Он повинился: – Короче, если я вас когда-нибудь обижал, великодушно простите.
– Ага… Все время повторяли, что зря со мной связались.
– Не зря, – Галуздин по-отечески похлопал ее по плечу. – Теперь мне нужно идти.
* * *
В библиотеке Дайнека не находила себе места. Какое-то время изучала портрет графини Измайловой, читала и перечитывала написанные на нем строки. Осознавала, что в них заключен тайный смысл, но не понимала какой.
Прикидывая так и эдак, Дайнека не могла связать подчеркнутые слова в одну внятную мысль. В какой-то момент ей показалось, что никакого особого смысла во всем этом и нет. Но тогда возникал вопрос, зачем Темьяновой был нужен этот портрет.
До конца рабочего дня Дайнека ждала, когда вернется Галуздин и, как обещал, возьмет у нее показания. Но его все не было. В положенное время Дайнека закрыла библиотеку и отправилась в спальный корпус.
В гостиной среди других стариков Дайнека увидела Артюхову, и та позвала ее к себе за карточный столик.
– Не волнуйтесь, Людмила, я ничего не буду у вас спрашивать.
– А я и не волнуюсь.
– Мне показалось, что вы как-то не так на меня посмотрели, – Артюхова положила перед собой колоду. – В дурака или в гусарика?
Дайнека огляделась и увидела Бирюкова, который сидел на диване и не сводил с Артюховой глаз.
– В чем дело? – спросила Ирина Маркеловна.
– Тот человек, о котором вы мне рассказали, кого вы любили…
– Сергей?
– Я знаю, что это не настоящее имя. – Дайнека спросила в открытую: – Это был Бирюков?
Артюхова опустила глаза, взяла в руки колоду и принялась ее размеренно тасовать.
– Это был он? – Дайнека повторила вопрос.
– Я могла бы не отвечать, потому что вас это не касается. Но я отвечу: да, это был Бирюков.
– Спрошу еще… Вы его любите?
Ирина Маркеловна выудила из колоды несколько карт для пасьянса:
– Прошло много времени. Возможно, в глубине души еще что-то осталось.
– Тогда почему вы не вместе? – горячо проговорила Дайнека. Ее глаза сияли на бледном лице, подбородок вздернулся, а голос сделался выше: – Ведь жизнь такая короткая!
– Мне это известно лучше, чем вам… – холодно отозвалась Артюхова.
– Зачем же вы так? К чему такая жестокость?
– Жестокости во мне нет и в помине.
– Пусть не жестокость… Холодное равнодушие. – Дайнека решилась на крайность: – Никто не знает, сколько лет жизни еще вам осталось. Любовь так легко потерять… – Она почувствовала, что слезы совсем близко, и замолчала.
Какая-то неуловимая перемена произошла в лице Ирины Маркеловны. Она сказала:
– Вы добрая девочка и проживете лучшую жизнь, чем моя. Не дай вам бог остаться одной.
– Он любит вас, – проговорила Дайнека.
– Я знаю. Но простить не могу.
– Зачем так долго хранить обиды?
– Обиды тут ни при чем. Бирюков предал меня. А предательства я простить не могу.
– Это несправедливо! И, прежде всего, по отношению к вам.
– Пусть так, но это ничего не меняет. Я отчетливо представляю, как бы все могло получиться. Я стала бы женой Бирюкова, родила бы ему детей… И мы прожили бы долгую счастливую жизнь. И не оказались бы здесь. – Она взмахнула рукой: – Бог ему простит! Давайте не будем обсуждать эту тему.
– Когда вы так говорите, мне хочется плакать, – заключила Дайнека.
Артюхова ласково прикоснулась к ее руке:
– Я уже сказала, вы добрая девочка. Вам трудно понять, что уже ничего нельзя изменить.
– Никогда не говори «никогда».
– Это нравоучение? – осведомилась Ирина Маркеловна. – Кажется, мы с вами поменялись местами. Вы, как прожившая жизнь старуха, наставляете меня на путь истинный. Но я, увы, не юная девушка.
– Простите, – Дайнека опустила глаза. – Просто ответьте мне на один вопрос: кому от этого лучше, когда два любящих человека живут порознь?
– С чего вы взяли, что я люблю Бирюкова?
– Настоящая любовь не проходит…
– Это банальность.
– Знаю, но по-другому выразить не могу.
– Хотите, я объясню природу вашей горячности?
Дайнека отрицательно помотала головой:
– Нет, не хочу.
Но Ирина Маркеловна объяснила:
– Вы сами потеряли любимого человека и не хотите с этим смириться.
– Джамиль жив, я в это верю, – она вытерла ладонью глаза.
– Я сказала «потеряли» – в смысле расстались.
– Могу я вас попросить? – спросила Дайнека.
– О чем?
– Поговорите с Бирюковым. Просто поговорите.
– Зачем?
– Вы незаслуженно его обвиняете. Он не причастен к смерти вашего мужа.
– Это он вам сказал? – Ирина Маркеловна недоверчиво улыбнулась.
– Нет, не он.
– Вы серьезно?
– Прошу вас, поговорите с ним!
Артюхова удивленно взглянула на Дайнеку и вдруг тихо промолвила:
– Ну, хорошо… Мне нужно подумать.
