Ветер порывами швырял в окна заряды дождя. Стекла слегка запотели изнутри. Малькольм подумал и нарисовал пальцем на стекле круг. Стекло противно скрипело, но этого никто не слышал, такой шум стоял в зале кафе.

Дождь начался еще до обеда. Вообще-то небо покрылось тучами накануне вечером, но метеорологи – люди осторожные, и многолетний опыт исследований переменчивой, а главное, непредсказуемо переменчивой погоды в прериях заставил их объявить вероятность дождя не более пятидесяти процентов. Малькольм решил, что пятьдесят процентов – недостаточное основание для того, чтобы отлынивать от работы. Более того, в дождь фермеры вынуждены оставаться дома: можно ли найти лучшее время для опроса?

Впрочем, Малькольма беспокоила не столько погода, сколько повод для того, чтобы задержаться в этих краях. Вместе с Шейлой они уже объехали весь третий квадрат. Конечно, некоторое время Малькольм мог бы еще потянуть под предлогом обработки результатов, но каждый лишний день наверняка усиливал бы сомнения местных жителей.

Дождь застал их в семнадцати милях от Шелби, после девяти – сразу после того, как они сделали первую за этот день остановку. Поначалу казалось, что он вот-вот закончится, едва прибив дорожную пыль. Однако темные тучки продолжали накатывать с севера, и к половине десятого Малькольм перестал разбирать дорогу сквозь залитое водой ветровое стекло. Он, конечно, понимал, что всегда может подключить полный привод, чтобы выбраться из любой глубокой лужи, а еще знал, что через несколько миль дорога становится лучше. Но также он понимал, что не может упустить хороший повод вернуться с Шейлой в Шелби, а опросы могут и подождать. В конце концов, непогода и бездорожье – причины более чем уважительные.

Шейла предложила остановиться в кафе у стоянки грузовиков, прежде чем возвращаться в мотель. Малькольм предположил, это для того, чтобы меньше оставаться с ним наедине. Впрочем, мысль ему понравилась. Он и сам ощущал себя наедине с ней неловко.

Они продолжали спать в одной кровати. С одной стороны, отношения их сделались заметно проще. Шутки и непринужденность, которые они демонстрировали на людях, начали понемногу проникать и в их личную жизнь. Малькольм даже заметил, что она начала больше смеяться с ним наедине. Шейла же заметила в Малькольме меньше напряженности, меньше напускного безразличия. Эти перемены не укрылись от них и, странное дело, на каком-то глубинном уровне тревожили их обоих. По мере того как приоткрывали себя друг другу, они все более ревностно следили за своими профессиональными взаимоотношениями. Малькольм старательно и подробно объяснял, что он делает и зачем. Шейла командовала им еще более официальным тоном, чем прежде.

И, как не без сожаления замечал Малькольм, она все еще носила с собой повсюду пистолет.

Он был с ней и сейчас – под нейлоновой ветровкой, надежно спрятанный под мышкой в маленькой наплечной кобуре. Портупея позволяла ей носить куртку незастегнутой. Малькольм профессионально отметил про себя, что мужчины, глядя на нее, замечали в первую очередь высокую грудь, а не талию или подмышки, где могло храниться оружие. В особенности мужчины таращились на нее сегодня, когда она надела темную блузку. Хорошо заметный сквозь тонкую ткань лифчик, казалось, слишком мал для ее груди – весьма впечатляющий эффект, если учесть, что грудь у нее не отличалась какими-то особенными размерами. Малькольм поймал себя на том, что и сам то и дело косится на ее бюст под легкой блузкой.

И каждый раз, ловя себя на этом, старательно переводил взгляд на подмышку, где, как он знал, был спрятан пистолет.

В кафе у стоянки к ним уже привыкли. Несколько знакомых кивнули в знак приветствия, когда они вошли. Все столики оказались заняты – десять часов, традиционное время утреннего перерыва. В дополнение к этому дождь загнал под крышу тех, кто не мог работать на улице. Два больших стола, сдвинутых вместе, заняла бригада дорожных рабочих; почти все остальные столики заняли газовщики. Плотники, каменщики, сварщики расположились у стойки. Единственные приезжие, усталая супружеская пара из Орегона, уныло сидели в углу, надеясь, что дождь все-таки закончится. Остальные дождю радовались: много воды означало хороший урожай пшеницы, а поскольку экономика города зависела преимущественно от сельского хозяйства, хороший урожай означал и удачный год для всего города.

Малькольм решил было, что места им не найдется, но тут из компании, сгрудившейся вокруг стола у дальней стены, высунулась здоровенная волосатая лапища и поманила их к себе. Это оказался Стюарт. Он представил их троим местным фермерам, которые как раз поднялись из-за стола, чтобы ехать по домам, пока не раскисли дороги.

Шейла, похоже, прониклась приподнятым настроением публики. Они со Стюартом обменивались шуточками и непринужденно болтали. Малькольм смотрел на них, ощущая себя почти лишним. Шейла сидела напротив него. Всякий раз, когда они встречались глазами, она улыбалась, но тут же переводила взгляд на Стюарта. Малькольм чувствовал себя отвратительно старым и усталым. Он выглянул в окно – дождь не переставал, но и его было почти не видно сквозь запотевшее стекло.

Пока Малькольм пальцем выводил на нем каракули, у погрузочного терминала в Сисеро, штат Иллинойс, остановилась ничем не примечательная черная машина. Из нее выбрались трое крепко сложенных мужчин в расстегнутых, несмотря на морозное утро, пальто и уверенно зашагали к месту, где раздавал задания на день своим водителям Фриц Пуласки. Троица дождалась, пока водители разъедутся. Пуласки поднял на них взгляд. Он сделал попытку улыбнуться им, но попытка не удалась. Фриц низко опустил голову, чтобы никто не видел его слез. Трое мужчин молча усадили его в машину и уехали. Попыток сопротивления он не предпринимал. К этому времени коллеги мужчин уже увезли из дома его жену.

– Но здесь же так интересно, – донеслись до Малькольма слова Шейлы. – Мне тут ни разу не было скучно. Столько интересных людей… И приятная перемена обстановки после Вашингтона. Вот и Малькольм со мной согласится. Правда, Малькольм?

Ее вопрос вывел Малькольма из размышлений. Время подыграть, решил он.

– Да, конечно. Право же, где еще я познакомился бы с такими людьми, как… – Он порылся в памяти, подбирая кандидатуру, которая позволила бы Стюарту начать новый, продолжительный рассказ, избавив тем самым Малькольма от необходимости принимать дальнейшее участие в беседе, – как Робинсоны. Они ведь давно уже здесь обосновались, не так ли? С самого переселения на Запад?

Однако вместо того чтобы подхватить тему, Стюарт бросил на Малькольма удивленный взгляд.

– Робинсоны? Какие Робинсоны?

Реакция Стюарта застала Малькольма врасплох.

– Как это – какие? – пробормотал он. – Ну… эти… Робинсоны из Уайтлэша. Ну, вы их наверняка знаете – Нил и… и его жена. А если не их, то уж родителей их наверняка должны знать: бабулю Стоу и…

– И они рассказывали вам про Переселение? – недоверчиво переспросил Стюарт.

– Ну, не то чтобы рассказывали… но Нил упомянул, помнится, что их семья здесь с тех самых времен.

– Вы уверены, что мы говорим об одних и тех же Робинсонах? Из Уайтлэша?

Малькольм кивнул.

– Гм… Что-то тут не так. – Стюарт на мгновение нахмурился. – Насколько я помню… – Он откинулся на спинку стула и повернулся к столу, за которым коротали время дорожники. – Эй, Маклахлин!

Коренастый коротышка с седеющей, коротко стриженной шевелюрой отодвинул стул от стола и смерил Стюарта наигранно недовольным взглядом.

– Ну что тебе, старина?

– От тебя ничего. Скажи лучше, когда Нил Робинсон с семьей перебрались в наши края?

– Ты про тех, из Уайтлэша? Блин, тому уже… где-то в пятьдесят втором, а может, в пятьдесят третьем. Я помню точно: после Корейской войны, но еще до рождения моей младшенькой – значит, примерно тогда. А что?

– Да просто так, память проверяю. Спасибо.

– Не понимаю, – признался Малькольм, когда Стюарт снова повернулся в его сторону. – Если они переехали сюда в пятидесятые, у них ведь не могло быть в роду переселенцев, верно?

Стюарт ухмыльнулся:

– Нет, конечно. Там жили Флоренсы. Все те дома построили они, и еще Маккеи, во время Депрессии. А Робинсоны и Кинкейды появились много позже, в середине пятидесятых. Сами ничего не строили. Черт, да из тех, кто там проживал еще до Второй мировой, остался только старый Гортон. И судя по тому, как долго он помирает, будет жить там еще много лет после того, как о Робинсонах и Кинкейдах и вспоминать перестанут. Хотя как это можно жить в Уайтлэше добровольно, мне точно не понять.

– Зачем они мне солгали? – тихо спросил Малькольм.

– Ну, сдается мне, они не прочь посмеяться над горожанином, понавешать ему лапши на уши – пусть знает Дикий Запад. Такое здесь случается.

– Наверное, случается, – согласилась Шейла. Она не поняла сути разговора, но мгновенно уловила интерес Малькольма.

– У Робинсонов большая ферма? – поинтересовался тот.

– Так, навскидку, не помню. Но точно небольшая. Да и работают они – не то чтобы из кожи вон лезут. Хотя не бедствуют. Вот что, если хотите услышать о временах Переселения, и не всю ту лажу, которую вам в телике передают… ну или эта братия из Уайтлэша втюхивает, надо вам пообщаться с Бойлами. Старик Бойл мне как-то рассказывал…

Примерно в ту же минуту, когда Стюарт завел свой почти правдивый рассказ о временах Переселения, Анна Брукс вышла из метро на Манхэттене. Она успела сделать три шага, прежде чем заметила мужчину, который шел за ней по пятам, – так близко, что едва не подсекал ее под коленки. Как умудренный жизнью житель Нью-Йорка, она не обратила на него внимания и только ускорила шаг, успев подумать, что это, возможно, карманник. Она свернула на Пятую авеню. Мужчина не отставал. Не успела она сделать по Пятой авеню и пяти шагов, как дорогу ей перегородили двое мужчин в пальто, заставив остановиться. Анна попыталась сделать шаг в сторону, но следовавший за ней мужчина крепко взял ее за локоть. Прежде чем она успела возмущенно повернуться в его сторону, один из стоявших перед ней помахал у нее перед носом удостоверением. Секунду Анна оцепенело смотрела на карточку, потом подняла глаза на ее обладателя. Тот встретил ее взгляд с подчеркнутым безразличием. Стоявший за ее спиной мужчина чуть заломил ей руку, направляя на заднее сиденье стоявшего у тротуара черного седана. Мужчина уселся рядом с ней, хлопнул дверцей, и машина сорвалась с места. Никто из спешивших мимо пешеходов не обратил на этот инцидент никакого внимания.

Рассказ Стюарта занял добрых три минуты. К этому времени Малькольм с Шейлой допили свой кофе, и Малькольм решил, что уже можно уходить, не выказывая при этом спешки. Дождь на улице продолжал безжалостно хлестать.

Пока они бежали к своему джипу, Шейла молчала, но стоило им оказаться в салоне и захлопнуть за собой двери, она повернулась к нему.

– Что случилось? – спросила она. – Вы как-то странно себя вели, когда речь зашла о Робинсонах. Почему?

Малькольм лишь мельком взглянул на нее: отсыревший мотор не очень хотел заводиться. Дождь промочил ее блузку, отчего та стала еще прозрачнее.

– Они врали мне, – ответил он, стараясь не пялиться на ее грудь. – Робинсоны врали. И когда я разговаривал с Кинкейдами, те тоже пытались создать у меня такое же впечатление: будто они здесь с пионерских времен.

– Возможно, Стюарт прав. Они просто любят пошутить.

– Возможно, – кивнул Малькольм. Двигатель наконец завелся. Он включил дворники, пошуровал рычагом, выбирая заднюю передачу, и вывел машину со стоянки. – Но это первая нестыковка из всего, с чем я здесь встречался. – Машина рванула вперед сквозь дождь. – И кажется, я знаю, как это проверить.

Люди двадцатого столетия топят свою цивилизацию бумагами. Вся структура общества строится на бумажных записях, весь прогресс человечества, вся его культура, все знания. Как известно, каждый человек живет одновременно несколько жизней: ту, которую видят другие; ту, которую он проживает сам по себе, и ту, которую ему хотелось бы прожить. Но есть и еще одна жизнь, бумажная – записи всех его доходов и расходов, всех мало-мальски важных событий: браков, рождений, смертей, болезней, трудоустройств, налогов, учебы, недвижимости, страховок, кредитов, штрафов и всего прочего, из чего состоит его существование. Чтобы по-настоящему узнать человека, нужно изучить по возможности большее количество его жизней. Чтобы узнать о нем главное, порой достаточно изучить одну его бумажную жизнь.

Малькольму и Шейле хватило трех часов, чтобы найти то, что они искали. Малькольм даже настоял на том, чтобы сократить обеденный перерыв и вернуться с гамбургерами в здание суда, чтобы дальше рыться в пыльных записях купли-продажи земельных владений. Их усердие весьма впечатлило даму – хранительницу архива. Она наблюдала за их поисками с возрастающим чувством уважения к федеральным служащим. Уж если они пожертвовали ради этих полуистлевших бумажек своим обеденным перерывом, подумала она, в Америке все не так плохо, как ей казалось до сих пор.

Нужную бумагу нашла Шейла. Скрывая возбуждение, она отнесла пыльную папку Малькольму, работавшему за соседним столом.

– Смотрите, – прошептал он, хотя кроме них на чердаке никого не было. – Право собственности на участок передается от Джона Флоренса Нилу Робинсону, дата заключения сделки – третье февраля тысяча девятьсот пятьдесят второго года. И вот сюда посмотрите. Почти во всех актах купли-продажи этого времени отмечено, через какой банк фермер-покупатель переводит деньги. Но не в этом случае. Окончательное оформление сделки… на десять лет позже. Возможно, сумма погашалась ежегодными платежами. И ни намека на то, откуда эти деньги.

– И вам это кажется подозрительным?

– Да, – кивнул Малькольм. – Кажется. Ну или по меньшей мере странным.

Записи о покупке земли Кинкейдами они нашли через полчаса. Кинкейды заключили сделку в 1955-м и, подобно Робинсонам, выплатили всю сумму в течение десяти лет.

– И что мы с этого имеем? – спросила Шейла, когда они вышли из здания суда. Дождь на время перестал, но с севера надвигалась новая гряда туч. Шейла и Малькольм спускались под гору: здание суда располагалось всего в квартале от их мотеля. Однако вместо того, чтобы войти в мотель, Малькольм повернул в противоположную сторону – в расположенную напротив публичную библиотеку.

– Пока мы имеем с этого, как сказал бы Чу, головоломку.

– И вы собираетесь ее разгадать?

– Если смогу, – улыбнулся Малькольм.

Отыскать заметки о появлении в этих краях Робинсонов и Кинкейдов оказалось делом несложным. В округе, где не происходит почти ничего необычного, появление новой семьи – почти сенсация, достойная статьи в местном еженедельнике.

Как гласила заметка на пожелтевшей газетной странице, Робинсоны – Нил, его жена Фрэн и теща Клэр Стоу – приехали из Пенсильвании, чтобы поселиться на новом месте в Уайтлэше. Малькольм отметил, что журналист не отличался особым мастерством по части задавания вопросов, не говоря уж о собственно манере письма. В статье не уточнялось, из какого именно места в Пенсильвании приехали Робинсоны, хотя встретилась фраза о «ферме в центре штата». В статье также цитировалось высказывание Нила о том, что он не смог бы приобрести ферму без помощи «родственников с Востока». Выцветшая фотография демонстрировала заметно более молодых и мрачных членов семьи Робинсон.

Статья о Кинкейдах отличалась еще меньшей информативностью, поскольку ютилась в уголке страницы, посвященной самому большому пожару в истории города. Все, что почерпнул из нее Малькольм, – это то, что Кинкейды переехали из Иллинойса.

– Что дальше? – поинтересовалась Шейла, когда они возвращались в мотель.

– Не знаю точно, – признался Малькольм. – У нас нет практически никаких зацепок, кроме очень маленькой лжи. Возможно, мы могли бы узнать больше о Робинсонах и Кинкейдах, если бы спросили у местных властей, но это погубило бы нашу… мою легенду.

– Вас беспокоит то, что они живут рядом с ракетами?

– В сочетании с ложью – именно так.

– А ваше начальство может помочь?

– Возможно. Они и так уже проверяют двух странноватых братцев. Я, правда, до сих пор не знаю, нашли они что-нибудь или нет.

– Есть только один способ выяснить, – хмыкнула Шейла.

Телефон перестал звонить как раз тогда, когда Малькольму удалось отпереть дверь своего номера. Сбрасывая на ходу рюкзак, он ринулся через комнату к телефону – только для того, чтобы услышать в трубке короткие гудки. Шейла вошла следом, закрыла и заперла за собой дверь.

– Я еще в коридоре, услышав звонок, знал, что не успею. Кой черт я спешил?

Шейла улыбнулась ему:

– Наверное, из оптимизма.

– И глупости. Я думаю, стоит позвонить теперь, не дожидаясь обычного сеанса связи.

Шейла пожала плечами:

– Я бы подождала разрешения Чу, хотя уверена, что он одобрит ваши действия.

– Спасибо, – саркастически, но без обиды хмыкнул Малькольм. – Спасибо, что разрешили мне позвонить.

Шейла тоже улыбнулась вполне дружелюбно. Как всегда, она стояла рядом с Малькольмом, а он держал трубку чуть на расстоянии от уха, чтобы она могла слышать.

Малькольм едва успел произнести слова пароля, как его попросили подождать. В ответ на вопросительный взгляд Шейлы он только пожал плечами и пошутил:

– Возможно, в округе Колумбия сегодня напряженный день.

– Кондор? Вы меня узнаете?

Малькольм без труда узнал голос Карла.

– Да.

– Все закрутилось довольно быстро. Я пытался связаться с вами в надежде на то, что вы не в поле. Позвольте спросить, почему вы звоните не в условленное время?

Малькольм покосился на Шейлу. Он понимал, что узнал нечто, что стоило бы передавать пожилому джентльмену, но ему очень не нравился Карл.

– Сегодня дождь. Я вернулся рано и решил, что, может, схожу в кино, а это значит, пропущу время связи.

– Понятно. Я бы не советовал вам делать ничего подобного. Напротив, я бы посоветовал вам оставаться у телефона или, по крайней мере, выходить лишь при крайней необходимости и только предварительно связавшись с нами.

– Почему?

– Роза ушел от наблюдения. Мы потеряли его следы в центральной Северной Дакоте. Это значит, что от вас его отделяет всего день езды. События могут переместиться в ваш район. Мы хотим, чтобы вы находились в готовности.

– Как вы ухитрились его потерять? Я думал, вы пасете его так плотно, что он пукнуть не может без того, чтобы вы об этом не узнали.

– Я тоже, Кондор. Я тоже, – произнес Карл тоном пожилого джентльмена. – Вам приказано, – Карл вообще избегал ссылаться на пожилого джентльмена или упоминать его имя, – находиться начеку. Мы предприняли меры к охране той стартовой позиции, где погиб Паркинс. В ваших краях будут находиться Пауэлл и другие сотрудники. Если ситуация того потребует, вам передадут дополнительные инструкции.

– Вы хоть знаете, из-за чего все это?

– Рональд, – мягко произнес Карл, – уж не думаете ли вы, что мы не говорим вам всего, что вам нужно знать?

От того, что Карл назвал его по имени, Малькольм возненавидел его еще больше.

– Нет, не думаю. Хотя вряд ли мое мнение имеет какое-то значение.

Несколько секунд Карл молчал. Когда он вновь заговорил, его голос сделался ледяным:

– У вас есть что-нибудь еще?

– Только одна просьба.

– Хотите, чтобы мы проверили еще фермеров?

– Да. – Малькольм передал Карлу всю информацию, которую нашел на Робинсонов и Кинкейдов, умолчав о лжи.

– И вы желаете полной проверки их прошлого? – спросил Карл. – У вас есть для этого какие-то конкретные причины?

Малькольм понимал, что Карл что-нибудь заподозрит, если получит уклончивый ответ. Он не рассчитывал на то, что говорить придется именно с Карлом, поэтому сейчас ограничился ответом, который дал бы дежурному, обыкновенно отвечавшему на его звонки.

– Конкретного ничего. После братьев они живут ближе всех к стартовой позиции. Я хочу проверить всех, кто живет в радиусе десяти миль от ракет, и сравнить то, что вы сумеете найти, с тем, что у меня уже есть.

– Боюсь, обещать я вам ничего не могу. С учетом сложившейся ситуации ваша просьба вряд ли получит статус первоочередной.

Что в переводе на человеческий язык, понял Малькольм, означало: Карл не будет проталкивать эту информацию, если только не получит прямого распоряжения пожилого джентльмена. Пожилой джентльмен не отдаст Карлу такого распоряжения, если его не попросит об этом Малькольм, а если Малькольм потребует соединить его с пожилым джентльменом, это вызовет множество неудобных для него вопросов.

Малькольму хватило пары секунд на то, чтобы обдумать эту дилемму и принять решение.

– Послушайте, Карл, – произнес он наконец, – я вот что скажу. Вы просто проверьте эти две семьи, я сверю полученные результаты с тем, что у меня есть, сформулирую то, что мне важно знать, и по следующим кандидатам буду задавать только специфические вопросы, чтобы вы не тратили на это лишнего времени. Идет?

– А сразу сузить задачу вы не можете? – Даже расстояние не было способно смягчить надменности тона.

– Нет, не могу.

– Очень хорошо. Посмотрю, не удастся ли что-либо сделать, хотя обещать вам боюсь. Я уделю этому вопросу надлежащее внимание.

– Уделите, Карл, – сказал Малькольм. – Уделите.

Шейла улыбнулась ему, когда он повесил трубку.

– Карл, правда же, настоящее дерьмо, да?

Малькольм нахмурился:

– Кто это вам сказал?

– Вы сами, – с улыбкой ответила она. – Некоторые из ваших описаний при допросе звучали… немного нетрадиционно. Но понятно.

Малькольм не обратил на ее слова особого внимания. Его глодала совесть. Вот если бы пожилой джентльмен знал то, что известно ему… но это невозможно. Малькольм нахмурился. Перемена в его настроении не укрылась от Шейлы. Она отошла от столика с телефоном к кровати и взяла свой несессер.

– Думаю, Чу это тоже стоит знать.

Малькольм не ответил.

– Только сначала, – Шейла старалась поддержать угасший разговор, – надо, пожалуй, переодеться в сухое.

Шейла надеялась на то, что вид ее тела отвлечет Малькольма от мрачных и, возможно, опасных мыслей. Она сняла ветровку и повесила ее на ручку двери ванной. Потом, положив несессер на полку в ногах кровати, расстегнула портупею. Глядя на стоявшего с противоположной стороны кровати Малькольма, она одной рукой бросила кобуру на кровать, а другой начала расстегивать блузку. Правда, думала она больше над своими словами.

– Не знаю, что нам прикажет Чу, но уверена, что…

Больше сказать она ничего не успела. Диванные фрейдисты утверждают, что несчастные случаи не происходят сами по себе, что их совершают. Однако Шейла никак не рассчитывала на то, что произошло после того, как она бросила пистолет на кровать. Верно, ее интерпретация текущего момента во многом определила дальнейшие события, но и Малькольм сыграл в них значимую роль.

Пистолет не задержался там, куда его бросила Шейла. Отвлекшись, она кинула его чуть сильнее, чем следовало. Пистолет упал на край матраса, рядом со спинкой. Отпружинив от матраса, он подлетел в воздух и нырнул в щель между матрасом и спинкой.

Малькольм видел эту сцену словно во сне. Стоило пистолету исчезнуть из виду, как он понял, что этим шансом надо воспользоваться. Да и повод вырваться из-под контроля у него был серьезный. Все это время он ненавидел себя, но сознавал, что ситуацию нужно изменить. Шейла безоружна, он не накачан наркотиками. Встретившись с ней глазами, Малькольм понял, что она прочитала его мысли.

Шейла сорвалась с места первой. Она превосходила Малькольма по скорости реакции, опыту, да и выбор перед ней стоял проще. Ей необходимо восстановить контроль над Малькольмом, а для этого нужен пистолет. Она стремительно наклонилась и сунула руку в щель между матрасом и спинкой.

Малькольм уступал ей в скорости реакции, опыта у него было совсем немного, а возможности выбора – шире. Он даже плохо представлял себе, что ему нужно, за исключением, разумеется, контроля над ситуацией. Да и о цене этого он не задумывался. Когда он ринулся к кровати, Шейла уже искала пистолет под матрасом.

Она подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть устремившегося к ней Малькольма. Свободной рукой она перехватила его выставленную вперед руку, ухватила его за рукав и изо всех сил дернула на себя, добавив собственное усилие к инерции его движения. Сам Малькольм невольно помог ей, споткнувшись правой ногой о собственный рюкзак, который не глядя бросил на стол. Он рыбкой пролетел мимо Шейлы и грянулся на пол. Уроки Макгифферта не прошли даром: Малькольм быстро перекатился и вскочил, застыв в боевой стойке, слегка оглушенный, но все равно боеспособный. Рванись он к двери, Шейла без труда перехватила бы его со спины.

Глупость какая, подумал Малькольм. Просто бред. Шейла стояла почти в пяти футах от него, между кроватью и шкафом. Она тоже приняла боевую стойку, выставив согнутую в локте левую руку перед собой, а правой прикрывая солнечное сплетение и нижнюю часть тела. Шейла плавно перемещала вес тела с чуть отведенной назад правой ноги на левую и обратно.

Малькольм попытался что-то сказать, но слова не шли у него с языка. Он не хотел причинять ей боль. Макгифферт говорил, что, утратив инициативу, надо или бить наверняка, или ждать, пока противник ошибется. Но Малькольм и подумать не мог о том, чтобы ударить Шейлу. Стоя в оцепенении, он размышлял, как бы парировать ее удар и нейтрализовать ее, не причинив боли. Как это осуществить, он, правда, не знал. Впрочем, и времени на размышления она ему не оставила.

Шейла двигалась легко, без видимых усилий. Чу заставлял ее тренироваться по несколько часов ежедневно. Упругие мышцы ее были расслаблены, движения верны. Она переставила правую ногу вперед, потом, пока Малькольм еще реагировал на первое ее движение, метнулась к нему и, поджав левое колено, взвилась в воздух. Малькольм отреагировал на это движение именно так, как она ожидала. Тело ее совершило в воздухе пол-оборота, и правая нога устремилась к его виску.

Малькольм понял свою ошибку слишком поздно, чтобы защититься. Он пригнулся и выбросил вперед левую руку. Она ослабила удар, но и только. Возможно, по случайности Шейла не вложила в удар всей силы. Передняя часть ее ступни ударила Малькольма в голову, но сознания он не потерял.

В полном противоречии с наставлениями Макгифферта Малькольм оттолкнулся от стены и прыгнул на Шейлу, бестолково размахивая перед собой руками. Новый удар Шейлы пришелся ему под вздох. В принципе, она могла бы с легкостью ударить его куда угодно – хоть в пах, хоть в подбородок. А потом она перехватила его за руку и бросила через бедро. Малькольм еще успел заметить, как его ноги коснулись потолка, а потом приземлился на пол у кровати.

В сознание его привела боль. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем он смог сориентироваться. В висках пульсировало, а потом он понял, что не может дышать. Малькольм отчаянно попытался глотнуть хоть немного воздуха, а потом его диафрагма начала двигаться вверх-вниз в каком-то сексуальном ритме. На мгновение ему показалось, что он снова теряет сознание, но дыхание постепенно восстановилось и наконец стало ровным. Когда животный ужас от удушения прошел, вернулась боль. Болела рука, болела спина – так, словно кто-то ударил по ней бейсбольной битой. Но эта же боль говорила, что он жив. Что-то с силой дергало его руки – вверх, вниз. Малькольм поморгал и с удивлением понял, что контактные линзы остались на месте. Прошло еще несколько секунд, прежде чем до него дошло, что Шейла нависает над ним, делая ему искусственное дыхание.

– Дурак! – донесся до него ее шепот. – Чертов дурацкий дурак!

Она продолжала качать его руками даже после того, как увидела, что он открыл глаза. Малькольм попытался сказать, чтобы она перестала, но она не слезала с него. После еще нескольких движений его дыхание нормализовалось, и Шейла остановилась.

– Малькольм, ты как? Все в порядке?

– Ммн… – Малькольм облизнул губы и попробовал снова. Его голос звучал совсем слабо. – Я… наверное, да. Рука болит, но вроде не сломана. Голова… ну, уже получше, и дышать снова могу. Спина, кажется, больше не болит. Жить буду.

– Сидеть сможешь? А дойти до кровати?

– Если поможешь.

Потребовалось почти три минуты, чтобы Малькольм в несколько приемов вытянулся на кровати. Сначала он медленно принял сидячее положение. Потом, тяжело опираясь на плечо Шейлы, встал. Несколько осторожных, неуверенных шагов – и он присел на край кровати. И наконец блаженно опрокинулся на спину. Шейла подняла его ноги с пола и положила на кровать, а потом присела рядом с ним.

Малькольм закрыл глаза. Дыхание и пульс почти вернулись в норму. Хотя сам он этого не помнил, но понимал, что наверняка успел хоть немного сгруппироваться перед падением, иначе без серьезных травм бы не обошлось. Возможно, мучительные тренировки с Макгиффертом пусть отчасти, но окупились. Правда, победить уступающего по росту и весу соперника женского пола они явно не помогли.

Когда Малькольм снова открыл глаза, из неприятных ощущений остались только ноющие спина и рука. Он чувствовал себя вполне пристойно, а главное, все еще был жив. Первое, что он увидел, проморгавшись, – это Шейлу, смотревшую на него сверху вниз. И ее глаза – покрасневшие, набухшие от слез.

– Ты плачешь, – мягко произнес Малькольм и поднял руку, чтобы коснуться ее щеки. – Ты плачешь…

Шейла не ответила, только уткнулась лицом ему в ладонь. Он почувствовал, как по ладони стекают слезы. Она всхлипывала, сначала совсем тихо, потом все громче, словно зверек от непосильной нагрузки.

Малькольм чуть подвинулся, продолжая легонько удерживать ее лицо рукой. Он попытался повернуть ее к себе, заглянуть в глаза, но Шейла сопротивлялась всеми оставшимися силами. Но когда он притянул ее ближе и уложил на свою кровать, она уже слишком ослабла, чтобы сопротивляться. Малькольм осторожно охватил ее руками, прижав к себе. Ее всхлипы участились, Шейла содрогалась всем телом. Слезы залили почти все ее лицо.

Малькольм не знал, сколько они пролежали вот так. Постепенно Шейла перестала всхлипывать, но по-прежнему молча к нему прижималась. Когда она наконец затихла, он осторожно повернул ее лицом к себе и заглянул в глаза.

– Вот дурачок, – прошептала она. – Глупый, глупый дурачок. Я же могла тебя убить! Могла тебя искалечить!

– Могла, но не сделала, – возразил Малькольм, заметив, что и сам почему-то говорит шепотом. – Не стала. Вместо этого ты заплакала.

Шейла прикусила нижнюю губу, словно собиралась снова заплакать. Малькольм осторожно дотронулся до ее щеки, и ее лицо расслабилось. Некоторое время она молча, пристально смотрела на него. Потом он медленно придвинулся к ней и осторожно поцеловал. Когда Малькольм открыл глаза, она продолжала на него глядеть. Он еще раз нежно поцеловал ее, потом прижался к ней лицом. Шейла чуть поколебалась, и Малькольм почувствовал, как ее руки тоже сжимают его. Несколько минут он обнимал ее, потом поцеловал снова. На этот раз она ответила на поцелуй.

Губы ее раздвинулись, а дыхание участилось. Губы все еще оставались солеными от слез, и он почувствовал кисловато-сладкий запах ее кожи и волос. Они целовались еще и еще, каждый раз все глубже. Ее пальцы взъерошили ему волосы, а его рука медленно, осторожно коснулась ее груди.

Шейла резко села. Ее руки двигались быстро и уверенно. Блузка и лифчик полетели на пол. Через пару секунд к ним присоединились туфли, джинсы, трусики и чулки. Малькольм едва успел скинуть с себя рубаху и расстегнуть брюки, когда Шейла снова к нему повернулась. Ее руки скользнули по его телу, губы – по лицу. Малькольм осторожно сжал ее напрягшуюся грудь. Его рука прошлась по ее плоскому животу и остановилась в промежности. Шейла решительными, почти яростными движениями сорвала с него брюки вместе с трусами и оседлала его. Она пригнулась к его лицу и двигалась, двигалась, двигалась, а потом Малькольм вообще перестал осознавать происходящее до того мгновения, как оба взорвались.

Затем они снова занялись любовью, на этот раз медленнее и осторожнее.

– Что теперь будем делать? – спросила Шейла, прижавшись щекой к его груди.

– Не знаю, – честно признался Малькольм.

– Я точно знаю одно. – Она села и взглянула на него почти виновато. Он погладил ее по волосам. – Мне нужно связаться с Чу. Я расскажу ему о том, что русский оторвался от слежки.

Несколько секунд Малькольм молча смотрел на нее, потом произнес:

– Думаю, стоит.

Шейла нежно поцеловала его в плечо и встала с кровати. Он поймал ее за руку и осторожно потянул обратно.

– Но с этим что делать?

– Не знаю, – ответила она. – Пока… что ж, пока все так, как есть. Ничего не изменилось, как бы нам обоим этого ни хотелось.

Малькольм отпустил ее. Он лежал абсолютно неподвижно, пока Шейла разговаривала с Чу по-китайски. В его голове царила блаженная пустота. Он представления не имел, о чем она говорит. Вернувшись в кровать, Шейла сообщила, что Чу приказал им действовать, как прежде, и посоветовал следовать распоряжениям Карла.

– Еще он сказал, что, возможно, заедет нас навестить, – добавила она. – Чу не утверждал этого наверняка – видимо, хочет, чтобы мы ожидали его в любой момент. Грамотная тактика. Его заинтересовало то, что мы узнали насчет Робинсонов и Кинкейдов, но он говорит, время действовать еще не пришло. Надо просто ждать.

Малькольма в этот момент мало интересовало, что думает Чу насчет операции. В его голове крутилась только одна мысль.

– Но ты ему рассказала про нас? Про это?

Шейла посмотрела на него так, словно снова готова была расплакаться, прикусила губу и покачала головой.

– Не сказала. Ничего! Ох, Малькольм, я ему ничего не сказала, а… – Она сделала паузу и озорно улыбнулась: – А должна была бы! Мне полагалось!

Малькольм ничего не ответил, а только притянул ее к себе.

Дождь хлестал в окно всю ночь.