III. Нарайян Гаутама Суами
Вслед за Мартаном, наши герои вошли в довольно большую, продолговатую залу с белыми мраморными стенами. Два широких окна, выходивших в сад, освещали комнату розовыми лучами заката, весело игравшими на гладких полированных стенах. Посреди комнаты стоял длинный стол из темного кедра. Несколько стульев и широкие мягкие диваны вдоль стен довершали меблировку комнаты.
— Добро пожаловать, — повторил еще раз Мартан и стукнул своим посохом в пол.
Тотчас же в залу вошла толпа темнокожих санталов, двое из них покрыли белым коленкором два стула, другие двое разостлали на столе белую скатерть, третьи поставили на скатерть большой узорчатый досторхан, на котором были насыпаны горой разнообразные сласти, стояли вазы с вареньем, несколько стаканов и высокий, узкогорлый хрустальный графин с водою.
Мартан пригласил своих гостей занять стулья, нарочно для них покрытые коленкором, приказал поднести им досторхан со сластями и тогда уже сел сам. Когда оба гостя с трудом проглотили по ложке варенья и запили его глотком воды, думая про себя, что рюмка водки с куском ветчины или жирной семги были бы несравненно уместнее, чем эти сласти, так как варенье в подобных случаях возбуждало у них только тошноту, Мартан снова обратился к ним с вопросом, каким образом они получили от Нариндры записку с адресом того человека.
Авдей Макарович подробно рассказал, с какою целью оба они приехали сюда из Европы, как Дайянанда и Рами-Сагиб привели их в храм Парвати, как Анандрайя проводил их затем к факиру Нариндре и как этот последний вызвал перед ними на стене храма появление Магабанпура, храма Кришны и наконец фигуру Нарайяна, которую они не только видели вблизи, но даже говорили с ней и получили из рук ее записку с его адресом. Брамин, слушая внимательно рассказ Авдея Макаровича, кивал время от времени головой, как будто желая этим выразить свое полное доверие. Чудо Нариндры, по-видимому, не произвело на него особенного впечатления, и он слушал о нем, точно ему рассказывали о самой обыкновенной вещи.
По окончании рассказа, брамин вынул из-за пазухи письмо Рами и записку с адресом Нарайяна и еще раз рассмотрел то и другое.
— Хорошо, — сказал он, после нескольких минут размышления. — Подождите меня здесь, я, быть может, найду человека, который знает адрес того, кого вы ищете.
— Нарайян здесь, — шепнул Авдей Макарович, когда Мартан вышел из зала.
— Да. Но вопрос: покажут ли нам его?
— Покажут! Ваша записка произвела сильное впечатление. Я уверен, что Мартан отправился переговорить с Нарайяном и передаст ему письмо Рами.
— Хорошо, если бы это была правда. Тогда мы были бы у берега…
— Т-с! Кажется, кто-то идет по коридору… Нет, я ошибся. Но, однако, ужасно хочется заморить червяка… Эти горные прогулки, да еще вдобавок верхом, чрезвычайно возбуждают аппетит. Очень, очень не дурно было бы теперь закусить…
— Кто же вам мешает? — усмехнулся Андрей Иванович, иронически кивнув на стол.
— Ну, уж это, батенька, прошу покорно! По моему это просто варварство — угощать на тощий желудок подобными рвотными снадобьями. Право, меня тошнит при одном взгляде на эти сласти. То ли дело у нас, на матушке-Руси: сейчас бы явилась и водочка, и селедочка, и балычок янтарненький, и семушка румяненькая — что твоя красная девица… Эх, просто слюнки текут!
— Постойте: на этот раз действительно кто-то идет по коридору, — остановил размечтавшегося профессора Андрей Ивановича.
Оба прислушались. Через несколько мгновений дверь отворилась и вошел Мартан. Остановившись на мгновение у двери, он снова пытливо оглядел своих гостей, потом, стуча посохом, перешел через залу и сел рядом с ними у стола.
— Прошу, — поклонился он, указывая на досторхан.
— Много довольны, — ответил с комичной гримасой Авдей Макарович. — В жизни, мистер Мартан, больше горького, чем сладкого, больше горестей, чем радостей, — поэтому мы, как мудрецы, предпочитаем "горькую" сладкому.
— В первый раз встречаю таких мудрецов, — сказал улыбаясь брамин.
— А ваши отшельники? — попробовал вывернуться Семенов.
— Наши отшельники, сагиб, соблюдают умеренность в пище и шитье. Они не употребляют изысканных яств, чтобы не обременять желудок, не пьют опьяняющих напитков, чтобы не расстраивать здоровье и не затемнять свой ум. Но ни один из них не станет жевать горький ревень, вместо сладкого плода шелковицы или каштана. Впрочем, это дело вкуса… Сагиб извинит старику его старческое брюзжание.
— Помилуйте, мистер Мартан, где же тут брюзжание? Напротив — то, что вы высказали относительно отшельников, очень интересно. Приятно слышать, что есть такие отшельники, которые не отказываются от сладенького… Наши отшельники, например, считая лакомство грехом, предпочитают простую грубую пищу.
— Сагиб меня не так понял, но это все равно. От нашего спора ни ваши, ни наши отшельники не сделаются святее. Я хотел вам сказать, что видел человека, который знает нужный вам адрес.
— И что же, этот человек может нам его сообщить? — спросил Андрей Иванович.
— Сагиб, он мне не сказал ни да, ни нет. Но он высказал желание вас видеть и, если вы хотите с ним познакомиться, то я вас к нему провожу.
— Будьте так добры, мистер Мартан.
— Ведите, ведите, батенька. Вы нас обяжете.
Брамин жестом пригласил своих гостей следовать за собой и вышел из зала. Началось странствование по длинным запутанным коридорам, напоминавшее нашим героям подобную же прогулку в храме Парвати. Но здесь была та разница, что мистеру Мартану не предшествовали свеченосцы и в темных коридорах нашим путешественникам пришлось идти ощупью, почти держась за платье великого брамина. Наконец, Мартан отворил дверь и наши герои вошли вслед за своим вожатым в продолговатую залу, всю залитую розовыми лучами заката. Ученый скворец, висевший в клетке у самой двери, приветствовал их именем Кришны. Но наши путешественники уже не раз встречали в Индии подобных птиц, повторявших имя Кришны, которому они были посвящены, поэтому, взглянув мельком на клетку, они занялись осмотром комнаты. Несмотря на мраморные стены и высокие лепные своды, она представляла что-то среднее между кельей монаха и кабинетом ученого: письменный стол, покрытый бумагами и раскрытыми книгами, несколько полок с книгами по стенам, книги и бумаги на полу, на окнах, на столах, стоящих между окнами, — все это свидетельствовало об ученых занятиях ее обитателя, а простой деревянный диван или скорее продолговатый сундук, жесткое деревянное изголовье и грубая циновка из пальмовых листьев, заменявшая постель, указывали на его монашеские наклонности. Об этих же наклонностях говорило и остальное убранство комнаты, ее голые стены, простые деревянные столы, жесткие стулья, некрашеные полки для книг. Но зато перед окнами кельи находилась такая масса роскошнейших цветов, что им могла позавидовать любая оранжерея Европы. Среднее окно доходило до самого пола и заменяло дверь на террасу, всю потонувшую в цветах. Андрей Иванович подошел к двери и остановился изумленный и обрадованный.
— Посмотрите, посмотрите, — обернулся он на мгновение к Авдею Макаровичу, — ведь это мистер Нарайян.
Авдей Макарович взглянул через плечо Грачева и также обрадовался.
— Он, он, батенька, — заторопился профессор, выталкивая своего товарища на террасу и следуя за ним. — Это сам мистер Нарайян.
Действительно, это был мистер Нарайян. Между целыми тысячами других лиц они узнали бы это бледное овальное лицо, красиво очерченный лоб и большие задумчивые глаза, которые в настоящее время были устремлены на них, в то время как приветливая улыбка играла на губах, полускрытых коротенькими усами. Так же, как и на террасе Нариндры, вечерний ветер тихо играет концами белой повязки, служащей чалмой молодому пундиту, и длинные вьющиеся волосы падают на вышитый жемчугом воротник его серого шелкового полукафтана с золотыми застежками, украшенными крупными жемчужинами. Остальной костюм совершенно тот же: те же белые шелковые шальвары, те же желтые вышитые туфли с узкими концами и так же в руках у него книга, но только теперь он держит ее за спиною.
— Мистер Нарайян, — сказал Андрей Иванович, сделав несколько шагов навстречу молодому пундиту, — вы, конечно, прочитали уже письмо вашего друга, Рами-Сагиба, и знаете, что двое русских — я и мой товарищ, профессор Семенов — приехали в Индию нарочно затем, чтобы видеть вас?
— Да, мистер Гречоу, — раздался тот самый голос, который они уже слышали издалека, теперь он звучал вблизи, но тот самый, — я прочитал это письмо и если не приветствовал вас как должно, то только потому, что старался вспомнить, где я вас раньше видел?
— Вероятно, там же, где и мы видели вас, мистер Нарайян, — вмешался Авдей Макарович.
— В Англии?
— Нет, на террасе Нариндры, в храме богини Нарвати, на Цейлоне.
— Так это правда, что пишет Рами?
— Совершенная правда.
— Пусть будет так. Позвольте же вас приветствовать, джентльмены, в моей отшельнической келье и повторить вам те слова, которые, как пишет Рами, я уже сказал вам на террасе храма Парвати: "друзья мистера Грешама — мои друзья". Мне не чужд европейский обычай, потому что я несколько лет прожил в Англии: поэтому я с удовольствием пожму вашу руку, мистер Гречоу, и вашу также, D-r Obadia Simens.
— Мы были уверены, что вы радушно примете нас, мистер Нарайян, — сказал Андрей Иванович. — Но как трудно было до вас добраться!
— Что делать, сагиб? Я нахожусь в таких обстоятельствах, что мне приходится прятаться, как затравленному зверю в лесной чаще. Друзья ходатайствуют за меня в Англии, но здесь голова моя оценена… Но позвольте, джентльмены! Вы только что сделали длинный и трудный путь ради моей недостойной особы, вы конечно устали и голодны… Отец мой, — обратился он к Мартану, но великий брамин не дал ему договорить.
— Все готово, мой сын, — сказал он, улыбаясь, — я уже распорядился, чтобы все было исполнено, что предписывают священные законы гостеприимства. Но я полагал, что наши гости не будут в состоянии спокойно утолить голод и отдохнуть, пока не разрешат своих сомнений…
— И вы были совершенно правы, мистер Мартан, — сказал весело Андрей Иванович: — после вашего предложения начинать наши поиски сызнова мы, вероятно, не особенно приятно провели бы сегодняшнюю ночь.
— Да, да, — засмеялся Мартан, добродушно кивая головой, — я это знал… я это знал, сагиб… Но теперь милосердные боги без сомнения пошлют вам хороший аппетит и затем приятную ночь. Прошу вас пожаловать за мной: я провожу вас туда, где вам приготовили ужин и постели. Нарайян пойдет вместе с нами.