Солнце уже склонялось за полдень. Кругом стояла такая полуденная тишина, когда все живое впадает в какую-то сладкую истому, когда даже птицы перестают петь и дремлют в тени древесных ветвей, точно собираясь с силами для второй половины дня. Все еще находясь под впечатлением, которое произвела на него статуя богини, Андрей Иванович облокотился на верхнюю ступень террасы и, рассеянно блуждая глазами по двору храма, задумался о своем открытии.

На каменном дворе было душно и жарко, сверху палило солнце, раскаленные ступени жглись: казалось, из них тоже выделялись белые горячие лучи и рассеивались в воздухе. Андрея Ивановича мучила жажда. Он помнил, что в нескольких шагах от храма была вода, но точно какая то сила приковывала его к месту и он, как очарованный, продолжал сидеть и думать. Лицо каменной богини стояло перед ним, как живое. Он находил в этих чертах что-то знакомое, как будто родное: ему казалось, что он видел это лицо когда то прежде, но это было давно, так давно, что уже давным-давно позабылось…

Потом, вследствие какой то ассоциации идей ему вспомнилась простодушная вера первобытных христиан, которые были вполне убеждены, что языческие боги действительно существуют, но что они — злые демоны, совращающие праведников на путь погибели, и что античные статуи языческих храмов — воплощения этих демонов. Он вспомнил, как христианские исповедники, борясь с отживающим язычеством, одухотворяли этих идолов и наравне с языческими приписывали им таинственную силу… И вот он сам испытывает на себе влияние чар языческого кумира.

Эта мысль рассмешила Андрея Ивановича. Он поднялся на ноги и отправился к водоему. Перевесясь через каменный барьер и подставив пригоршню под струйку холодной и светлой, как хрусталь, воды, лившейся из каменной трубы в центре водоема, он напился, умыл лицо и руки, и освеженный, с новыми силами, отправился продолжать свои исследования.

Бодро поднялся он по ступеням в портик задней части храма и заглянул в узкую дверь, проделанную в стене: за дверью господствовала темнота и только слабый луч света пробивался откуда-то снизу. Войдя в дверь, Андрей Иванович несколько времени стоял, присматриваясь к окружающему мраку. Чрез несколько времени он уже в состоянии был рассмотреть, что находится в довольно обширной комнате. Посредине ее стоял большой каменный стол, вдоль стены тянулись широкие каменные же лавки, над ними, на стенах, чернели многочисленные ниши, вероятно, заменявшие собой шкафы и служившие для хранения различных предметов нужных для богослужения. Свет пробивался в это помещение из полукруглого отверстия, проделанного внизу стены, противоположной входу. Подойдя ближе, Андрей Иванович увидел ступени узкой лестницы, уходившей под эту стену. Свет, падавший на ступени откуда-то сверху, вероятно, проходил из храма, с которым задняя комната, по-видимому, сообщалась этой лестницей.

Андрей Иванович спустился по лестнице, прошел несколько шагов по ровной площадке, нагнувшись под полукруглым сводом стены, и встретил новую лестницу.

Переступив по ней несколько ступеней, он увидел над собой пустой цилиндр около двух аршин шириной, несколько суживавшийся кверху. Свет падал из верхней части этого цилиндра, ярко освещая винтовую лестницу, поднимавшуюся до половины его высоты и оканчивавшуюся огороженной площадкой, на которой свободно можно было стоять двоим. Взобравшись на эту площадку, Андрей Иванович, как раз на уровне лица, нашел что-то вроде трубы, сделанной из какого-то металла и загнутой улиткой. Прямо над ней приходились два отверстия, в которые широкими волнами врывался свет. Заглянув в одно из них, Андрей Иванович увидел внутренность храма: два ряда колонн и статуй, постепенно уменьшаясь, тянулись по обеим сторонам, справа и слева. Самыми ближайшими предметами, которые можно было видеть, смотря вниз, были несколько громадных каменных колосьев и гигантская рука, державшая серп.

Из всего этого Андрей Иванович заключил, что находится внутри статуи богини, — что улиткообразная труба представляет собою ничто иное, как обыкновенную говорную трубу, посредством которой изобретательные жрецы некогда возвещали устами богини священную волю богов благодаря этому приспособлению, казавшемуся доверчивому народу действительно небесным глаголом и приносившему жрецам весьма земные выгоды.

Андрей Иванович приложил рот к раструбу говорной трубы и, не повышая голоса, произнес: "Богиня Церера!" В то же мгновение мощные звуки загремели под сводами и, отражаясь в разных углах храма, усилились до невероятной степени, точно все стоящие в храме статуи воскликнули единогласно: "богиня Церера!" Эффект вышел поразительный. Когда загрохотали эти звуки по храму, Андрей Иванович даже вздрогнул от неожиданности: он сам не узнал своего голоса — до того этот голос был изменен и усилен улиткообразной трубой и эхом храма.

Несколько раз Андрей Иванович повторил свои опыт, то усиливая, то ослабляя звук голоса, и храм гремел и грохотал от чудовищных звуков, вылетавших из говорной трубы. Что думали об этом верующие богомольцы, наполнявшие некогда храм богини, слыша этот сверхъестественный голос, казалось, потрясавший самые стены? В каком благоговейном страхе, простершись на полу храма, внимали они этим звукам, вполне убежденные, что сама небожительница вещает им свою священную волю! "Да, древние жрецы-строители этого храма, — продолжал думать Андрей Иванович, — имели солидные познания в акустике и умели извлекать пользу из своих познаний. В этом нужно отдать им справедливость".

Спускаясь по винтовой лестнице вниз, Андрей Иванович заметил в основании цилиндра просвет по швам одной плиты, быть может, умышленно не скрепленной с другими цементом. Он уперся в нее рукой, и плита, скользнув по мозаичному полу, подалась, как будто на петлях, и открыла квадратное отверстие, в которое свободно мог пройти человек: это была потайная дверь, служившая для сообщения комнаты жрецов с храмом и, вероятно, нужная им для совершения каких-нибудь таинственных деяний. Андрей Иванович воспользовался этой дверью и очутился в храме. Глаза его, уже привыкшие к темноте, были почти ослеплены волнами света, заливавшими храм. В этом ярком освещении все внутреннее убранство храма сияло особенным великолепием, но, утомленный полученными впечатлениями, Андрей Иванович быстро прошел между рядами сверкающих колонн и статуй и остановился на несколько секунд только в портике, чтобы бросить последний взгляд на общий вид храма.