Для нас с Жизелью накрыли стол в патио, и мы уселись завтракать – я во второй раз, она в первый. Жизель почти ничего не ела, жаловалась, что внутри у нее все болит после вчерашних приступов рвоты. В случившемся она винила всех, кроме себя.

– Бо должен был меня остановить, – заявила она. – Я думала только о том, чтобы вам всем было весело. Поэтому и не заметила, как напилась.

– Я тебя предупреждала: не стоит увлекаться ромом, – напомнила я.

Жизель только рукой махнула.

– Раньше со мной ничего подобного не случалось, – сказала она и поморщилась, вспомнив свои недавние мучения.

Жизель сидела за столом в своих огромных солнцезащитных очках, так как от света у нее начиналась резь в глазах и головная боль. Бледные ее щеки покрывал толстый слой румян, губы она накрасила вызывающе ярко.

Облака, затянувшие горизонт утром, развеялись, небо сияло лазурной голубизной, блестящие листья магнолий сверкали в солнечном свете. Голубые сойки порхали с ветки на ветку, оглашая воздух радостным гомоном. В этом чудесном саду не было места тоске и унынию, однако тревожные предчувствия не оставляли меня. Медленно, но верно они овладевали моей душой, подобно серым тучам, затеняющим небосвод. Дафна уже успела во мне разочароваться. Вскоре отец тоже поймет, что появление еще одной дочери принесет ему слишком много хлопот. Жизель убеждена, что обманывать родителей – это в порядке вещей, и ждет, что я буду ее сообщницей. И что же мне теперь делать? Может, стоит пойти к Нине, попросить у нее какого-нибудь магического снадобья? Вдруг она поколдует немножко и все мои неприятности развеются как дым?

– Сидишь мрачная, как на похоронах, – заметила Жизель. – Смотреть противно. Я же сказала, переживать не о чем!

– Как же, не о чем, – проворчала я. – По твоей милости на меня разозлилась Дафна. И папа того и гляди рассердится тоже.

– Долго ты собираешься называть маму Дафна? – спросила Жизель. – Неужели тебе трудно сказать «мама»?

Я отвела глаза и пожала плечами:

– Со временем… я попытаюсь называть ее так… но для этого мне нужно к ней привыкнуть. Я ведь совсем ее не знаю. И отца, конечно, тоже. Всю жизнь я провела в разлуке с ними.

Жизель уставилась на меня, задумчиво пережевывая круассан с джемом.

– Однако папу ты называешь папой. Почему же с мамой у тебя не получается?

– Не знаю, – потупившись, вздохнула я.

Ложь, опутавшая меня со всех сторон, становилась все мучительнее, и конца ей не предвиделось. Когда-нибудь ложь доведет нас всех до большой беды, в этом я не сомневалась.

Жизель отпила кофе, продолжая буравить меня глазами. Я невольно поежилась под ее подозрительным взглядом.

– А чем вы с Бо занимались в домике для переодевания? – вопросила она прокурорским тоном.

– Ничем. – Я невольно залилась румянцем. – Это все придумал Бо. Хотел тебя позлить. Мы просто стояли и разговаривали.

– Значит, в домике для переодевания, в полной темноте, вы с Бо Эндрюсом просто стояли и разговаривали? – насмешливо уточнила она.

– Да.

– Плохая из тебя лгунья, дорогая моя сестрица, – усмехнулась Жизель. – Придется мне заняться твоим обучением.

– У меня нет никакого желания достигнуть в этой сфере большого мастерства.

– Хочешь не хочешь, а придется, – возразила Жизель. – Если, конечно, ты намерена остаться в этом доме!

Прежде чем я успела ответить, к нам приблизился Эдгар.

– Что такое, Эдгар? – раздраженно спросила Жизель.

Страдая похмельем, она болезненно воспринимала малейший шум и любую помеху.

– Мсье Дюма только что вернулся домой, – сообщил Эдгар. – Они с мадам Дюма в библиотеке и хотят видеть вас обеих.

– Скажи им, мы будем через несколько минут, – бросила Жизель и повернулась к дворецкому спиной. – Вот только кофе допью.

Судя по напряженному взгляду Эдгара, он был задет столь пренебрежительным обращением. Я улыбнулась ему, и лицо его немного смягчилось.

– Хорошо, мадемуазель, – отчеканил он.

– Эдгар слишком много о себе воображает, – пробурчала Жизель, когда он ушел. – Расхаживает по дому с таким важным видом, словно он здесь хозяин. Если я переставлю вазу, он непременно вернет ее на место. Как-то раз я переставила все фотографии в гостиной – нарочно, чтобы его позлить. На следующий день все они были на прежних местах. Он помнит, где должна стоять каждая пепельница. Если не веришь, попробуй переставь что-нибудь.

– Наверное, он очень гордится тем, что содержит такой огромный дом в полном порядке.

Жизель покачала головой и проглотила последний кусочек круассана.

– Ладно, идем. Сейчас нам будут промывать мозги, но это придется вынести, – вздохнула она, поднимаясь.

Подходя к библиотеке, мы услышали сердитый голос Дафны.

– Когда я прошу тебя приехать домой к обеду или пообедать со мной в городе, у тебя всегда находятся неотложные дела! Ты по горло занят работой и не можешь уделить мне даже малую толику своего драгоценного времени. Но если речь идет о твоей каджунской доченьке, ты готов бросить все дела и примчаться сюда, чтобы нанять для нее учителя живописи! – выговаривала она отцу.

Жизель ухмыльнулась и схватила меня за рукав.

– Отлично, – прошептала она. – Обожаю, когда они устраивают такие разборки.

Я вовсе не разделяла ее радости. Подслушивать мне совершенно не хотелось, к тому же я боялась, что в пылу ссоры они проговорятся и Жизель узнает правду.

– Я всегда рад возможности провести время с тобой, Дафна, – попытался оправдаться отец. – Но иногда дела вынуждают меня отказаться от этого удовольствия. Что касается Руби, мне кажется, учитывая сложившиеся обстоятельства, я просто обязан быть с ней особенно внимательным.

– Ах вот как! – воскликнула Дафна. – А я, значит, не заслуживаю твоего внимания? Прежде ты думал иначе.

– Зачем ты так говоришь, Дафна? Ты же знаешь, как я тобой восхищаюсь.

– По-моему, ты восхищаешься только своей каджунской принцессой. И даже ее дикая выходка не умерила твоего восхищения. Или я не права?

– Разумеется, я очень расстроен, – ответил отец. – Честно говоря, я никак не ожидал подобного.

Разочарование, прозвучавшее в его голосе, заставило мое сердце болезненно сжаться. Жизель, напротив, расплылась в счастливой улыбке.

– А вот я как раз ожидала чего-то в этом роде, – заявила Дафна. – И предупреждала тебя.

– Жизель, что ты наделала… – прошептала я.

– Пошли! – быстро сказала она и потащила меня за собой в библиотеку.

Увидев нас, отец и Дафна оглянулись. Вид у отца был такой расстроенный, что я чуть не расплакалась.

– Садитесь, девочки, – сказал он со вздохом и указал на кожаный диван.

Жизель послушно уселась, я последовала ее примеру, но устроилась как можно дальше от нее, в другом уголке дивана. Несколько мгновений отец смотрел на нас, потом взглянул на Дафну, которая выжидательно подняла голову и сложила руки на груди.

– Дафна рассказала мне о том, что она обнаружила в твоей комнате, Руби, – с запинкой произнес отец. – И о том, чем вы занимались вчера вечером. Я не против, если вы обе выпьете за обедом немного вина. Но похищать из бара ром и распивать его с мальчишками…

Я метнула укоризненный взгляд на Жизель, которая сидела, благонравно сложив руки на коленях и опустив голову.

– Девушки из хороших семей так не поступают, Жизель, – обратился к ней отец. – Ты должна была остановить Руби.

Вместо ответа Жизель сняла свои солнцезащитные очки и залилась слезами. Слезы текли из ее глаз ручьями, словно внутри у нее находился резервуар и стоило лишь повернуть невидимый кран, чтобы жидкость хлынула наружу.

– Я не хотела! – пролепетала она. – Особенно здесь, у нас дома. Но Руби настаивала. А я не хотела с ней спорить. Ты же сам сказал, мы должны окружить ее любовью. Как я могла отказать ей в удовольствии? А теперь ты во всем винишь меня!

Потрясенная столь наглой ложью, я пыталась поймать ее взгляд, но она старательно избегала смотреть в мою сторону.

– Я не говорю, что во всем виновата ты, – покачал головой отец. – Но не скрою, вы обе очень меня расстроили. Руби, я знаю, что в семье, где ты выросла, алкоголь был неотъемлемой частью жизни, – повернулся он ко мне.

Я молча затрясла головой.

– Но в нашей семье совсем другие правила и обычаи. Спиртные напитки у нас употребляют лишь в определенных случаях. И уж конечно, юные девушки не должны делать этого без разрешения взрослых. Подобные поступки могут привести к самым печальным последствиям. Вдруг кто-нибудь из ваших приятелей сядет за руль пьяным? Страшно подумать, чем это может кончиться.

– К тому же алкоголь затемняет разум, – вставила Дафна – И мальчишки могут склонить вас к тому, о чем вы будете сожалеть на трезвую голову. Не забывай об этом, – посоветовала она моему отцу.

Он послушно закивал:

– Девочки, ваша мама права. Надеюсь, вы обе это понимаете. Все, что я хочу сейчас, – забыть об этом неприятном случае. Я готов простить вас обеих, но при одном условии: вы обе дадите мне честное слово, что подобное безобразие никогда не повторится.

– Клянусь! – поспешно заявила Жизель. – У меня нет ни малейшего желания пробовать эту гадость снова. Хватит с меня и одного раза. И так голова раскалывается. Некоторые люди привыкли пить, им все нипочем, – добавила она, многозначительно посмотрев на меня. – А я чуть не умерла.

– Пусть это станет для тебя хорошим уроком, – процедила Дафна, метнув в меня злобный взгляд.

Я опустила голову и прикусила губу. Внутри у меня все кипело, и я боялась, что изо рта повалит пар.

– А ты что скажешь, Руби? – обратился ко мне отец.

Я сглотнула подступивший к горлу ком и выдавила:

– Честное слово!

– Замечательно! Теперь мы с вами… – просияв, начал отец, но осекся, услышав, как хлопнула входная дверь. – Думаю, это учитель живописи, – сказал он, взглянув на часы.

– Полагаю, учитывая сложившиеся обстоятельства, будет правильнее отложить его визит, – кислым тоном произнесла Дафна.

– Отложить? Но… – Отец посмотрел на меня и поспешно отвернулся. – Но это невозможно. Он уже здесь. Уважаемый человек потратил время, чтобы явиться к нам, и…

– Тебе не следует принимать решения так поспешно, – изрекла Дафна. – Надеюсь, в следующий раз, прежде чем решить что-нибудь относительно девочек, ты посоветуешься со мной. Не забывай, что я – их мать!

Отец прикусил губу, словно удерживая рвущиеся наружу возражения, и кивнул:

– Обещаю, больше я не буду ничего предпринимать, не обсудив это с тобой.

– Простите, мсье, – раздался в дверях голос Эдгара, – но пришел профессор Эшбери. Вот его карточка. – Он протянул отцу визитку.

– Проводи его в кабинет, Эдгар.

– Хорошо, мсье.

– Думаю, мне ни к чему присутствовать при вашем разговоре, – заметила Дафна. – К тому же я должна ответить на множество телефонных звонков. Как мы и предполагали, все наши знакомые желают узнать историю таинственного исчезновения и внезапного возвращения Руби. Я уже чувствую, без конца рассказывать эту историю будет невероятно утомительно. Нам следует ее записать и издать отдельной брошюрой.

С этими словами Дафна резко повернулась и вышла из комнаты.

– А я пойду приму аспирин, – сказала Жизель. – Потом расскажешь мне о встрече с учителем, Руби.

Прежде чем скрыться за дверью, она обернулась и улыбнулась мне, но я не ответила на ее улыбку.

Едва она вышла, в библиотеку вошел профессор Эшбери, так что у меня не было возможности рассказать отцу правду о событиях вчерашнего вечера.

– Добрый день, профессор! – воскликнул отец, протягивая вошедшему руку.

Профессор Эшбери, мужчина среднего роста, по виду слегка за пятьдесят, был в джинсах, серой спортивной куртке и голубой рубашке с синим галстуком. Худощавое лицо его, с резкими чертами и крупным костистым носом, показалось мне каким-то угловатым, а губы – извивистыми и тонкими, как у женщины.

– Добрый день, мсье Дюма! – ответил профессор мягким, но звучным голосом.

Ладонь отца совершенно потонула в его широкой длиннопалой ручище. Я заметила, что на мизинце он носит изящное серебряное кольцо с бирюзой.

– Спасибо за то, что нашли время прийти и встретиться с нами. Кстати, позвольте вам представить мою дочь Руби, – с гордостью сказал отец, поворачиваясь ко мне.

Благодаря впалым щекам и резко скошенному лбу глаза профессора казались больше, чем были на самом деле. Глаза эти, карие с серыми крапинками, имели обыкновение останавливаться на каком-нибудь предмете и замирать, словно владелец их находился под гипнозом. Взгляд его прилип к моему лицу так прочно, что я невольно смутилась.

– Здравствуйте, Руби! – приветствовал меня профессор.

Он запустил пальцы в длинные каштановые с проседью волосы, откинул прядь со лба и улыбнулся. В глазах его вспыхнули веселые искорки, но в следующее мгновение взгляд профессора вновь стал внимательным и серьезным.

– Где вы учились живописи до сих пор, мадемуазель?

– На уроках рисования в школе.

– В школе? – переспросил он, состроив столь пренебрежительную гримасу, точно я упомянула какое-то заведение для трудновоспитуемых.

Профессор обернулся к отцу за объяснениями.

– Именно поэтому я решил, что Руби необходимо заниматься частным образом, причем с самым опытным и талантливым наставником, – поспешно сказал отец.

– Я не вполне понимаю, мсье, – пожал плечами профессор. – Мне сказали, что работы вашей дочери выставлены в художественной галерее, и я думал…

– Это действительно так, – торжествующе улыбаясь, перебил отец. – Сейчас я покажу вам ее работы. То есть одну – на данный момент это все, что у меня есть.

– Вот как? – спросил озадаченный профессор. – У вас только одна ее картина?

– Пока одна. Это долгая история, профессор. Но идемте! – Он встал, чтобы отвести профессора в кабинет.

Картина с голубой цаплей по-прежнему стояла на полу, у письменного стола.

Профессор Эшбери прилип к ней взглядом, потом подошел ближе и приподнял ее.

– Вы позволите? – обратился он к отцу.

– Разумеется!

Профессор продолжал изучать картину, держа ее на вытянутых руках. Наконец он кивнул и вернул ее на место.

– Мне нравится ваша работа, – повернулся он ко мне. – Вам удалось передать движение. Более того, удалось соединить реалистическое изображение с мистическим ощущением. Игра теней схвачена очень точно. Вне всякого сомнения, у вас есть чувство цвета… Должно быть, вы провели в бухте немало времени?

– Всю свою жизнь.

Брови профессора удивленно взлетели. В поисках объяснений он повернулся к отцу.

– Простите, мсье. Не хотелось быть излишне любопытным… Но вы представили Руби как вашу дочь…

– Она и есть моя дочь, – улыбнулся отец. – Просто так получилось, что мы с ней до последнего времени жили порознь.

– Понятно, – кивнул профессор.

Судя по выражению его лица, он не был особенно шокирован, однако считал себя вправе продолжить расспросы.

– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактным, но я должен иметь представление о жизни своих учеников, в особенности тех, с кем занимаюсь частным образом. Вы же понимаете, что искусство, настоящее искусство, исходит отсюда! – Он прижал правую руку к сердцу. – Я могу обучить вашу дочь техническим приемам, но то, что она воплотит на холсте, зависит лишь от состояния ее души, ее жизненного опыта, ее собственного видения. Этому не научит ни один учитель. Вы понимаете меня, мсье?

– Д-да… конечно, – пробормотал отец. – У вас будет возможность узнать все обстоятельства жизни Руби, профессор. Но прежде я хотел бы услышать ответ на вопрос, который занимает меня сильнее всего. Вы считаете, у нее есть талант?

– Несомненно! – заверил профессор Эшбери.

Он снова бросил взгляд на картину и повернулся ко мне.

– Возможно, вы станете самой лучшей моей ученицей, – добавил он.

Отец просиял от гордости, а я переминалась с ноги на ногу, чуть живая от смущения.

– Я, разумеется, не специалист по части живописи, но я тоже не сомневаюсь: Руби ждет большое будущее, – заявил отец.

– Чтобы увидеть ее талант, не надо быть специалистом, – улыбнулся профессор Эшбери.

– Позвольте показать вам студию, где вы будете заниматься с Руби.

Студия явно произвела на профессора сильное впечатление. Впрочем, она бы произвела сильное впечатление на любого.

– Ни одна студия в нашем колледже не сравнится с этой, – прошептал он так тихо, словно боялся, что его услышат попечители колледжа.

– Я не жалею никаких средств, профессор, если они ведут к достижению важной для меня цели! – заметил отец.

– Да, я вижу это, мсье, – кивнул профессор. – И буду рад видеть вашу дочь в числе своих учеников. Разумеется, если она готова много работать и беспрекословно выполнять все мои требования.

– Уверен, что так. Да, Руби?

– Что? Ах да, да! Спасибо! – выпалила я, все еще ошеломленная лестным отзывом профессора Эшбери.

– Мы с вами начнем с элементарных вещей, – предупредил профессор. – Сначала вы должны овладеть основами мастерства. Я разрешу вам свободно писать, лишь когда почувствую, что вы готовы к этому. Талант даруется многим, но лишь избранным хватает терпения и силы воли правильно развивать его.

– Руби будет стараться! – заверил отец.

– Надеюсь, мсье.

– Давайте вернемся в мой кабинет, профессор, и обсудим финансовые вопросы, – предложил отец.

Профессор кивнул, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– На какой день вы назначите ваше первое занятие, профессор?

– Думаю, на ближайший понедельник. И хотя у вашей дочери лучшая домашняя студия в городе, время от времени ей нужно будет приходить ко мне.

– Это не проблема.

– Tres bien, – сказал профессор, кивнул мне на прощание и вышел вслед за отцом.

Сердце мое бешено забилось от счастья. Бабушка Кэтрин всегда верила в мой талант – и, как выяснилось, не ошибалась! Она плохо разбиралась в живописи и уж тем более никогда не училась искусству. Но чутье подсказало ей, что я смогу добиться успеха. Сколько раз она повторяла, что я непременно стану знаменитой художницей. И вот теперь профессор, преподаватель колледжа, взглянув на мою картину, сказал, что я смогу стать его лучшей ученицей.

Подпрыгивая от радости, я побежала наверх, чтобы отыскать Жизель. Счастье переполняло меня, и в душе не осталось места для обиды и злобы. Жизель выслушала мой сбивчивый рассказ, лениво переставляя флакончики духов на своем туалетном столике. Когда я закончила, она с недоумением взглянула на меня:

– Ты и правда хочешь тратить все свободное время на какие-то занятия? Тебе что, школы мало?

– Конечно хочу. Это совсем не то, что школа. Я всегда мечтала заниматься живописью.

Жизель пожала плечами:

– Нет, мне хватит школьной мороки. Поэтому я и пением заниматься не стала. У нас и так почти нет времени на развлечения. То уроки надо делать, то к контрольным готовиться, то еще какой-нибудь ерундой заниматься. Родителям дай только волю, они не оставят ни одной свободной минутки. – Жизель помолчала и добавила: – Впрочем, не сомневаюсь, твой пыл скоро остынет. Когда у тебя появятся друзья и ухажеры, ты не захочешь терять время на всякую чушь.

– Для меня это не чушь! – отрезала я.

– Ладно, хватит об этом! – зевнула Жизель. – Держи! – Она бросила мне темно-синий берет. – Примерь-ка. Мы сейчас прокатимся во Французский квартал, развлечемся там немного. Может, в этой штуковине ты будешь выглядеть более стильно.

С улицы уже доносилось громкое бибиканье клаксона.

– Это Бо и Мартин! – подпрыгнула Жизель. – Идем!

Она схватила меня за руку и потащила за собой. Ни малейших сожалений по поводу того, что она только что оговорила меня перед отцом и Дафной, Жизель явно не испытывала. Ложь легко и свободно наполняла этот дом.

– На этот раз вы не собираетесь морочить нам голову? – спросил Мартин, распахивая перед нами дверь спортивной машины Бо.

– При дневном свете одурачить вас будет не так просто! – заявила моя сестрица. – Одного взгляда достаточно, чтобы понять: Жизель – это я.

Мартин посмотрел сначала на нее, потом на меня и кивнул.

– Да, ты права, – произнес он таким тоном, что трудно было понять, кто из нас может считать его слова лестными.

Бо расхохотался. Раздосадованная Жизель заявила, что мы с ней поедем на заднем сиденье.

Прижавшись друг к другу, мы кое-как устроились на узком сиденье спортивной машины. Бо так резко сорвался с места, что мы едва успели удержать на голове береты. Машина неслась по улице, мы визжали, причем визг Жизели был куда громче и радостнее моего. Я не привыкла к такой стремительной езде, и при каждом резком повороте сердце мое замирало от страха. Думаю, две совершенно одинаковые девушки с ярко-рыжими волосами, развевающимися по ветру, являлись весьма эффектным зрелищем. Люди провожали нас изумленными взглядами, молодые люди восхищенно присвистывали.

– Тебе нравится, когда на тебя таращатся мужчины? – спросила Жизель.

Мотор ревел во всю мощь, ветер свистел у нас в ушах, и, хотя мы сидели рядом, приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Я не знала, что ответить. В бухте, когда я шла по дороге в город, водители проезжавших мимо машин часто присвистывали или окликали меня. Мне это казалось забавным и даже приятным. Но однажды водитель грязного маленького грузовика, замедлив ход, долго ехал за мной вслед, уговаривая сесть к нему в кабину. Он обещал, что всего лишь подвезет меня до города, но взгляд его, полыхающий темным огнем, напугал меня не на шутку. В конце концов я повернулась и со всех ног бросилась домой, а он уехал прочь. Бабушке Кэтрин я ничего об этом не сказала, так как боялась, что она положит конец моим прогулкам в город.

Я знала, многие девушки умирают от желания поймать на себе восхищенный мужской взгляд. Однако, несмотря на все их ухищрения, мужчины даже не глядят в их сторону. Спору нет, мужское внимание казалось мне лестным, но одновременно и пугающим. Что касается моей сестры-близняшки, то она светилась от удовольствия и, судя по всему, не могла понять, почему я не разделяю ее восторга.

Прогулка по Французскому кварталу в обществе Жизели, Бо и Мартина совсем не походила на прогулку с отцом. Хотя мы шли по тем же самым улицам, мне показывали то, чего я не видела раньше. На этот раз мы оказались здесь ближе к вечеру, и наряды женщин, прогуливающихся у дверей джаз-клубов и баров, поразили меня своей откровенностью. На мой взгляд, туалеты этих дам мало чем отличались от нижнего белья, а избыток макияжа делал их похожими на клоунов.

Сегодня музыка играла громче, тени казались гуще, внутренние дворы – таинственнее. В дверях многих ресторанов и баров стояли зазывалы – иногда мужчины, иногда женщины, – приглашавшие прохожих заглянуть на огонек и насладиться лучшим в Новом Орлеане джазом, зажигательными танцами и самой изысканной кухней. Мы остановились у прилавка, чтобы купить сэндвичи с креветками. Хотя никому из нас не было восемнадцати, Бо удалось убедить продавца продать нам четыре бутылки пива. Усевшись на скамейку, мы принялись есть и пить. На другой стороне улицы показались двое неспешно идущих полисменов, и сердце мое ёкнуло. Если они нас арестуют, это будет достойным завершением сегодняшнего дня! К счастью, полисмены нас не заметили или не сочли нужным связываться с богатыми юнцами.

Покончив с едой, мы принялись бродить по магазинам – любоваться сувенирами, игрушками и всякими новинками. Жизель потащила нас в маленький магазинчик, который при ближайшем рассмотрении оказался секс-шопом. Объявление у входа сообщало, что заходить в этот магазин разрешается только лицам, достигшим восемнадцати лет. Тем не менее продавец не стал гнать нас прочь. Бо и Мартин, хихикая и подмигивая друг другу, принялись листать иллюстрированные журналы, а Жизель, толкнув меня в бок, указала на здоровенный резиновый пенис. Когда она попросила продавца показать его поближе, я сломя голову выскочила из магазина.

Все остальные, хохоча, последовали за мной.

– Неужели папа не сводил тебя сюда, когда вы гуляли по Французскому кварталу? – осведомилась Жизель.

– Какая гадость! – выдохнула я. – Зачем люди покупают подобные вещи?

Этот вопрос вызвал у Жизели и Мартина очередной взрыв хохота. Бо лишь слегка улыбнулся.

На углу Мартин попросил нас подождать, а сам подошел к какому-то парню в черной кожаной жилетке, надетой на голое тело. Руки и плечи парня сплошь покрывали татуировки. Мартин что-то сказал ему, тот кивнул, и оба скрылись в переулке.

– Куда это пошел Мартин? – спросила я.

– Хочет нам кое-что принести, – загадочно сообщила Жизель и взглянула на Бо, который молча улыбнулся.

– Что за «кое-что»?

– Увидишь, – бросила Жизель.

Тут появился довольный Мартин:

– Ну, куда двинем сейчас?

– Давайте покажем ей Город сказок, – предложила Жизель.

– Может, лучше пройдемся по шикарным магазинам и погуляем по галерее над океаном? – возразил Бо.

– Ну, это вряд ли ее поразит. Кроме того, необходимо ее немного просветить, она ведь такая дремучая. Ей теперь предстоит жить в Новом Орлеане, и она должна знать все главные городские достопримечательности, – настаивала Жизель.

– Что это за Город сказок такой? – спросила я, рисуя в воображении что-то вроде огромного магазина, где продаются книги, игрушки и сувениры в виде персонажей знаменитых сказок. – Что там продается?

Услышав это, вся троица снова заржала.

– Не знаю, почему любой мой вопрос кажется вам смешным, – раздраженно процедила я. – Уверена, если бы любой из вас приехал в нашу бухту, идиотским вопросам не было бы числа. И уж конечно, вы растерялись бы куда сильнее, чем я сейчас.

Слова мои возымели действие. Хохот прекратился.

– Она права, – заметил Бо.

– Глупости! – пожала плечами Жизель. – Во-первых, у меня нет ни малейшего желания ехать в эту дурацкую бухту. Во-вторых, сейчас она живет в городе, а значит, ей пора забыть про свои обожаемые болота. Пойдем! – Она схватила меня за руку. – Сейчас ты увидишь Город сказок своими глазами и скажешь нам, что, по твоему мнению, там продается.

Мартин снова улыбнулся, но Бо выглядел обеспокоенным. Не в силах противиться собственному любопытству и натиску Жизели, я послушно следовала за ней. Вскоре мы оказались на улице, вдоль которой стояли нарядные разноцветные дома.

– Это что, магазины?

– Сейчас сама увидишь.

Она указала на внушительное белоснежное здание с огромными окнами и стеклянным куполом на крыше. Роскошный лимузин остановился у тротуара, шофер поспешно выскочил и открыл дверцу перед весьма представительным пожилым джентльменом. Джентльмен поднялся на крыльцо, позвонил в колокольчик, и почти сразу входная дверь распахнулась.

Мы стояли так близко, что слышали музыку, долетавшую из глубины дома, и видели женщину, открывшую дверь. Высокая, оливково-смуглая, она была одета в платье из блестящей красной парчи, на руках и на шее у нее сверкали фальшивые бриллианты. Я решила, что они фальшивые, так как для настоящих они были слишком велики. Что самое удивительное, на голове у дамы красовался плюмаж из красных перьев.

В дверном проеме я разглядела роскошный зал, хрустальные люстры, зеркала в позолоченных рамах, бархатные диваны. Чернокожий пианист лениво перебирал клавиши. Прежде чем дверь закрылась, я успела заметить девушку, которая несла поднос, уставленный бокалами с шампанским. Наряд ее состоял из кружевных трусиков и лифчика.

– Что это за место? – изумленно прошептала я.

– Дом Лулу Уайт, – ответил Бо.

– Там что, вечеринка?

– Можно и так сказать. Только гостям здесь приходится платить, – ухмыльнулась Жизель. – Это бордель, детка. Дом, где живут проститутки, – пояснила она, снисходя к моей непонятливости.

Я потрясенно уставилась на закрытую дверь. Не сколько секунд спустя она распахнулась вновь. На улицу вышел еще один джентльмен, сопровождаемый девушкой в ярко-зеленом платье с вырезом чуть ли не до пупа. Лицо девушки было закрыто веером из белых перьев. Когда она опустила руку, у меня отвисла челюсть. Девушка проводила клиента до машины и поцеловала на прощание. Машина сорвалась с места, а девушка обернулась и увидела нас.

Это была Энни Грей, моя недавняя попутчица, отыскавшая адрес отца с помощью магии вуду. Она тоже узнала меня.

– Руби! – воскликнула она и помахала рукой.

– Ого! – хмыкнул Мартин.

– Откуда она тебя знает? – спросил потрясенный Бо.

Жизель от удивления лишилась дара речи.

– Привет! – откликнулась я.

– Ха, да ты никак прибарахлилась? Родственнички помогли? – осведомилась Энни.

Я кивнула, чувствуя, что язык прилип у меня к нёбу. Энни махнула рукой в сторону белоснежного дома:

– Там работает моя тетя. Я пока в помощницах. Но скоро начну вкалывать по-настоящему. И папаша нашелся?

Я кивнула.

– Привет, мальчики! – расплылась в улыбке Энни.

– Привет, – промямлил Мартин.

Бо едва заметно кивнул.

– Мне пора, – сказала Энни. – Скоро вы обо мне узнаете. Вот увидите, я буду петь в каком-нибудь шикарном клубе!

Помахав рукой на прощание, она взбежала на крыльцо и исчезла за дверью.

– Вот так номер! – обрела наконец дар речи Жизель. – Ты что, с ней знакома?

– Мы с ней вместе ехали в автобусе и… – начала объяснять я.

– Мисс Святая Невинность знакома с проституткой! – перебила Жизель. – Зачем же ты притворялась, что не знаешь, чем занимаются в Городе сказок?

– Я и в самом деле не знала!

– Подумать только, какие бывалые подруги у на шей маленькой скромницы! – обратилась Жизель к молодым людям.

Бо и Мартин пялились на меня как на великую диковину.

– Мы вовсе не подруги! – воспротивилась я.

Жизель расплылась в насмешливой улыбке.

– Я же сказала, мы ехали вместе в автобусе!

– Идем отсюда, – проронила Жизель.

В молчании мы двинулись по улице. Мартин то и дело бросал на меня многозначительные взгляды и качал головой.

– Куда поедем? – спросил Бо, когда мы подошли к машине.

– Ко мне домой, – сказала Жизель. – Папа наверняка еще не вернулся из офиса, мама на чайной вечеринке.

– И что мы будем делать? – поинтересовалась я.

– Увидишь, – ответила Жизель, и добавила, повернувшись к мальчикам: – Да, напрасно я рассчитывала, что бедняжка будет шокирована. Она, оказывается, прожженная! Водит дружбу с проститутками!

– Я же сказала, никакие мы не подруги! В автобусе мы сидели рядом и… – в очередной раз пустилась в объяснения я.

– Для случайной попутчицы она слишком хорошо осведомлена о твоих делах, – отрезала Жизель. – Она даже знала, что ты приехала в Новый Орлеан искать своего папочку. Сознайся, вы работали вместе?

Мартин, слушая ее, давился со смеху и, похоже, умирал от любопытства.

– Прекрати, Жизель! – взмолилась я.

Бо включил мотор, и машина понеслась под аккомпанемент хохота Жизели. Вскоре мы оказались дома. Эдгар приветствовал нас у дверей.

– Мама уже вернулась? – спросила Жизель.

– Нет, мадемуазель.

Жизель бросила взгляд заговорщицы на Бо и Мар тина и повела нас в свою комнату.

Придя к себе, она сорвала с головы берет и распахнула окна настежь. Бо повалился на кровать; Мартин, устроившись на табуретке у туалетного столика, смотрел на меня, глупо ухмыляясь.

– Закрой дверь! – приказала Жизель.

Я повиновалась. Жизель кивнула Мартину, и тот вытащил из кармана несколько сигарет, по виду похожих на самокрутки дедушки Джека.

– Сигареты? – Я подавила вздох облегчения.

Многие ребята в бухте начинали курить лет в десять-одиннадцать. Иные родители даже не особенно возражали, хотя, конечно, не поощряли юных курильщиков. Я пробовала курить несколько раз, но ощущение того, что рот мой превращается в пепельницу, показалось мне не слишком приятным. Запах сигаретного дыма, исходивший от одежды некоторых моих одноклассников, раздражал меня, и я всегда морщилась, когда они ко мне приближались.

– Это не сигареты, – пояснила Жизель. – Это косяки.

– Косяки?

Мартин прыснул со смеху. Бо поднял голову и с любопытством взглянул на меня.

– Ты не знаешь, что такое марихуана? – спросила Жизель.

Разумеется, я слышала о марихуане, хотя ни разу не видела косяков своими глазами. В некоторых барах нашего городка продавались подобные штуковины, но бабушка Кэтрин строго-настрого предупредила меня, чтобы я не пробовала эту дрянь ни при каких обстоятельствах. Разговоров о марихуане в школе ходило предостаточно, некоторые ребята хвастались, что курили ее. Но среди моих друзей таких не было.

– Конечно знаю, – ответила я.

– Но ни разу в жизни не пробовала покурить?

Я покачала головой.

– Поверим, что по этой части она действительно неопытна? – повернулась Жизель к Бо.

Тот пожал плечами.

– Клянусь, никогда не пробовала! – заявила я.

– Значит, сейчас попробуешь в первый раз, – ухмыльнулась Жизель. – Мартин!

Мартин протянул нам всем по сигарете. Я замешкалась, прежде чем взять свою.

– Смелей, смелей! Косячок тебя не укусит! – подбодрил Мартин. – Тебе понравится, вот увидишь!

– Если хочешь общаться со мной и моими друзьями, не строй из себя праведницу! – заявила Жизель.

Я вопросительно взглянула на Бо.

– Разок можно попробовать, – кивнул он.

Я неохотно взяла сигарету. Мартин дал каждому закурить. Я втянула дым и тут же выдохнула его.

– Нет, нет! Косяк надо курить по-другому, не так, как обычную сигарету! – возмутилась Жизель. – Ты что, притворяешься или правда полная тупица?

– Я не тупица, – обиделась я и оглянулась на Бо.

Растянувшись на кровати, тот с удовольствием потягивал марихуану. Несомненно, у него имелся немалый опыт.

– Это довольно приятно, – поделился он ощущениями.

– Надо вдохнуть дым и задержать во рту, – наставляла меня Жизель. – Только тогда поймаешь кайф. Давай, пробуй.

Она стояла рядом с видом надсмотрщицы, вперив в меня ледяной взгляд. Мне оставалось лишь повиноваться.

– Вот теперь правильно, – заметил Мартин, который курил свой косяк, сидя на полу по-турецки.

Жизель включила музыку. Все смотрели на меня, и я продолжала послушно втягивать дым, задерживать его во рту и выдыхать. О том, что происходит, когда куришь марихуану, я не имела ни малейшего понятия. Вскоре голова моя стала удивительно легкой. Я закрыла глаза, и мне показалось, что я медленно взлетаю и парю под потолком. Наверное, выражение блаженства, появившееся на моем лице, было очень забавным, потому что вся троица захохотала. На этот раз я присоединилась к ним и тоже зашлась беспричинным смехом. Хохотала я до колик в желудке, и чем ощутимее становились эти колики, тем сильнее я хохотала. Иногда мне удавалось успокоиться, но, стоило мне взглянуть на Жизель или кого-нибудь из мальчиков, накатывал новый приступ.

Вдруг, неожиданно для меня самой, смех мой перешел в рыдания. Сама не зная почему, я залилась слезами. Усевшись на пол, я рыдала как ребенок и не могла остановиться.

– Пожалуй, с нее хватит. – Бо вытащил окурок из моих пальцев и отправился в туалет, чтобы его выбросить.

– Отличная штука! – довольно изрек Мартин. – Но чертовски дорогая.

– С ней нужно что-то делать! – заявил вернувшийся Бо, взглянув на меня.

Я не только не перестала плакать, но, напротив, заливалась слезами еще пуще. Плечи и грудь мои сотрясались от рыданий.

– С непривычки ее здорово пробрало.

– Ну и чем я могу ей помочь? – пожала плечами Жизель.

– Попытайся ее успокоить.

– Вот сам и успокаивай, – буркнула Жизель и растянулась на ковре.

Мартин, хихикая, пристроился рядом с ней.

– Хорошо, попробую, – кивнул Бо.

Он подошел ко мне и взял меня за руку повыше локтя:

– Идем, Руби. Я отведу тебя в твою комнату. Тебе лучше лечь.

По-прежнему всхлипывая, я с помощью Бо поднялась на ноги и побрела к дверям.

– Это твоя комната? – спросил он, подведя меня к соседней двери.

Я кивнула. Оказавшись у себя, я растянулась на кровати, закрыв глаза ладонью. Рыдания мои постепенно стихли, сменившись слабым хныканьем. Но тут пришла новая напасть – я начала икать. Бо сходил в ванную и принес мне стакан воды.

– Выпей! – приказал он, усевшись на кровать рядом со мной и приподняв мою голову.

Я послушно сделала несколько глотков.

– Спасибо, – пробормотала я и снова начала хохотать.

– О нет! – простонал Бо. – Умоляю тебя, Руби, попытайся взять себя в руки. Успокойся!

Я хотела сдержаться, но смех рвался наружу, мешая мне дышать. Внутри у меня порхали тысячи бабочек, и я хохотала и хохотала, извиваясь от щекотки. Наконец, совершенно изнуренная, я стихла, допила воду и закрыла глаза.

– Прости, – прошептала я. – Мне так стыдно.

– Ничего страшного. Я слышал, что некоторые люди реагируют на марихуану именно так. Но своими глазами вижу такое в первый раз. Тебе лучше?

– Да, намного. Только я очень устала, – пролепетала я, опуская голову на подушку.

– Ты удивительная девушка, Руби, – заметил он. – В чем-то дашь Жизели сто очков вперед, а в чем-то совершенно неопытна.

– Я не врала.

– Ты о чем?

– Я не врала. Та девушка… проститутка… я правда познакомилась с ней в автобусе, когда ехала сюда.

– Понятно.

Несколько минут Бо молча сидел рядом. Вдруг я почувствовала, как рука его тихонько погладила меня по волосам, а губы его коснулись моих губ. Я не стала открывать глаз. После, вспоминая об этом поцелуе, я не могла сказать с уверенностью – произошел он в реальности или же был галлюцинацией, возникшей в моем затуманенном марихуаной мозгу.

Бо встал. И не успел он закрыть за собой дверь, как я уже спала.

Проснулась я оттого, что кто-то тряс меня за плечо так яростно, что вся кровать ходила ходуном. Открыв глаза, я увидела Жизель.

– Мама послала меня за тобой.

– Что?

– Тебя ждут ужинать, кретинка!

Я медленно села, протерла глаза и взглянула на часы:

– Неужели я так долго спала?

– Дрыхла как убитая, – усмехнулась Жизель. – Смотри не вздумай рассказать, чем мы тут занимались, понятно?

– Понятно.

– Вот и молодец.

Она пристально посмотрела на меня, и губы ее тронула хитрая улыбка.

– Бо, похоже, в тебя втрескался. Он так переживал, что ты расклеилась.

Я уставилась на нее, не находя слов.

– Мне он уже начал надоедать, так что все складывается очень удачно, – пожала плечами Жизель. – Может, я тебе его уступлю. А ты потом тоже окажешь мне какую-нибудь услугу. Давай поторапливайся! – добавила она и вышла из комнаты.

Несколько мгновений я сидела не двигаясь. Разве может парню нравиться девушка, которая так мало ценит его привязанность? Девушка, которая готова уступить его другой, потворствуя собственной прихоти, и отправиться на поиски новых поклонников.

А может, Жизель просто блефует, уступая мне то, что уже потеряла? И самое главное – хочу ли я принять этот подарок?