– Сядем здесь, – распорядилась Жизель, указывая на шезлонги на дальнем конце бассейна, у кабинки для переодевания.

Свет из окон дома не проникал сюда, так что мы оставались в полутьме. Вечер был такой же теплый, как в бухте, только без свежего бриза, который в сумерки обычно прилетал с залива. Небо было затянуто тучами, – похоже, собирался дождь.

Жизель поставила корзинку на стол. Я достала колу, лед и стаканы. Жизель решила, что мы должны глотнуть колы с ромом еще до прибытия молодых людей – для куража, как она выразилась. Мне показалось, что рома она плеснула куда щедрее, чем колы. Я слишком хорошо знала, как коварен алкоголь, и попыталась предостеречь Жизель:

– Человек, которого я называла дедушкой, был пьяницей. От виски и пива у него все мозги протухли.

Я рассказала, как однажды, подплыв к дедушкиной хижине на пироге, увидела, как он в приступе белой горячки носится на галерее. Рассказала, на какие безумства вдохновлял его алкоголь, как он переворачивал вверх дном весь дом, перекапывал двор в поисках несуществующих сокровищ, а после засыпал на полу или прямо на голой земле.

– Ну, от глотка рома мы вряд ли начнем вытворять подобные фокусы, – усмехнулась Жизель. – Ты что, думаешь, я впервые в жизни пробую спиртное? Все мои друзья выпивают, и никто из них не похож на твоего сумасшедшего старикана.

Тем не менее я смотрела на свой стакан в замешательстве, не решаясь отпить. Жизель сделала хороший глоток.

– Кончай строить из себя праведницу! – заявила она. – Надеюсь, ты не намерена испортить нам всю потеху! Отступать уже поздно – мальчишки явятся с минуты на минуту. Кстати, один из них вполне может стать твоим другом.

– Я не собираюсь портить тебе потеху. Только…

– Выпей и расслабься! – скомандовала Жизель. – Пей!

Я неохотно взяла стакан и чуть-чуть отпила. Жизель сделала еще несколько глотков. Вкус у напитка оказался довольно противным и напоминал лечебную настойку бабушки Кэтрин. Я невольно скорчила гримасу. Жизель, заметив это, укоризненно покачала головой:

– Представляю, какую тоскливую жизнь ты вела у себя в бухте. Вкалывала целыми днями, а про нормальные развлечения даже не слыхала. Правильно говорят: дураков работа любит.

– Почему это? – возмутилась я.

– Потому! – отрезала Жизель. – Ладно, не обращай внимания. Это всего лишь поговорка. Ох, какая ты все-таки дикая! – добавила она, театрально всплеснув руками. – Да и какой спрос с человека, всю жизнь просидевшего на болотах. Мама правильно говорит, тебя нужно учить всему, даже ходить и говорить. Придется мне за это взяться.

Жизель залпом осушила свой стакан. Даже дедушка Джек расправлялся с алкоголем не так стремительно. Интересно, ей и в самом деле море по колено или она просто притворяется?

– Привет! – раздался у меня за спиной голос Бо.

Обернувшись, я увидела на дорожке два темных силуэта. Сердце мое моментально забилось где-то в горле.

– Помни, что я говорила! – прошипела Жизель.

– Ничего не получится, – шепотом ответила я.

– Получится!

Молодые люди подошли ближе. Я разглядела, что Мартин примерно на дюйм или около того выше Бо. Худощавый и длинноногий, он слегка раскачивался при ходьбе. Друзья были совершенно одинаково одеты – синие джинсы, белые рубашки с расстегнутым воротом. Когда они оказались на островке света от фонаря, я заметила на левом запястье Мартина золотые, наверняка безумно дорогие часы, а на правом – серебряный идентификационный браслет. Волосы у него были черные как вороново крыло, глаза темные. Улыбка, играющая на его губах, показалась мне скорее хитрой, чем приветливой, тем не менее я не могла не признать – выглядит он отлично.

Жизель незаметно толкнула меня локтем и многозначительно кашлянула, подавая знак начинать.

– Привет! – произнесла я.

Голос мой предательски дрогнул, но, ощущая затылком горячее, пахнущее ромом дыхание Жизели, я набралась духу и продолжала: – Мартин, познакомься с моей сестрой Руби.

Мне казалось, обман наш будет раскрыт в ту же секунду. Но на лице Мартина, растерянно переводившего взгляд с меня на Жизель и обратно, отражалось только безграничное изумление.

– Ну вы даете, девчонки! – наконец выдохнул он. – Вас же невозможно различить!

Жизель глупо захихикала.

– Спасибо, Мартин. – Она кокетливо потупила глазки. – Это настоящий комплимент.

Я бросила взгляд на Бо. Он слегка прикусил губу. Скорее всего, он догадался, что происходит, но решил не портить представления.

– Бо рассказал мне твою историю, – обратился Мартин к Жизели, которую принимал за меня. – Я много раз бывал в бухте и в самой Хоуме. Может, даже видел там тебя.

– Ну, если бы я тебя увидела, я бы этого не забыла! – произнесла Жизель, идиотски растягивая слова. – У нас на болотах такие симпатичные парни – большая редкость.

Мартин просиял, тоже довольный комплиментом.

– Здорово, что вас теперь две! – заявил он, глядя то на меня, то на нее. – Я всегда завидовал, что у Бо такая красивая девушка, как Жизель. А теперь у нас появилась вторая Жизель!

– Ну, я совсем не такая красивая, как моя сестра, – пропищала Жизель, поводя плечами и хлопая ресницами.

Кровь, подогретая алкоголем, закипела у меня в жилах. Смотреть, как она издевается надо мной, было невыносимо. Чувствуя, что больше не в силах сдерживать раздражение, я решила немножко осадить свою сестрицу.

– Что ты, Руби! – возразила я. – По-моему, ты даже красивее!

Бо расхохотался. Я метнула в него испепеляющий взгляд, и он тут же осекся, озадаченно сдвинув брови. Однако, заметив стаканы в наших руках, Бо понимающе ухмыльнулся.

– Похоже, девчонки не скучали, пока ждали нас, – обратился он к Мартину, кивнув на стол и корзинку на нем.

– А, это! – фыркнула Жизель, приподняв стакан. – Сущий пустяк по сравнению с тем, чем мы занимались в бухте.

– А чем вы занимались в бухте? – полюбопытствовал Мартин.

– Пожалуй, я воздержусь от рассказов, – хихикнула Жизель. – Не стоит приводить городских мальчиков в смущение.

Бо и Мартин удивленно переглянулись.

– А по-моему, стоит! – заявил Мартин. – Я буду счастлив, если двойник Жизель приведет меня в смущение!

Жизель снова захихикала и протянула Мартину стакан с ромом и колой. Он уселся за стол и глотнул. Я повернулась к Бо. Глаза наши встретились, но он ничего не сказал, явно не желая прекращать забаву.

– Я тоже не прочь выпить. А ты, Жизель? – обратился он ко мне.

Я уже хотела раскрыть обман, но, ощутив на себе огненный взгляд Жизели, решила повременить.

– Конечно, я тоже выпью, Бо, – заявила я, усаживаясь в шезлонг.

Интересно, как долго Жизель намерена разыгрывать эту дурацкую комедию?

– Ваши родители намерены обратиться в полицию? – спросил Мартин. – Надо, чтобы похитители получили по заслугам.

– Нет, – покачала я головой. – Наказывать некого. Люди, у которых она жила, уже умерли.

– Но сколько мучений они причинили мне прежде, чем умереть! – простонала Жизель.

Мартин смотрел на нее, открыв рот:

– А что они делали?

– О, это невозможно описать. Особенно когда разговариваешь с парнем.

– Никто ее не мучил! – заорала я.

Жизель попыталась уничтожить меня взглядом.

– Откуда тебе знать, Жизель? – надменно изрекла она. – Или ты думаешь, я рассказала тебе обо всех своих страданиях? Конечно нет! Я не хочу, чтобы тебе по ночам снились кошмары.

– Вот это да!

Мартин повернулся к Бо, который по-прежнему едва заметно ухмылялся.

– Возможно, Жизель, тебе не стоит досаждать сестре расспросами, – произнес он, усаживаясь на шезлонг рядом со мной. – Зачем пробуждать тяжелые воспоминания?

– Правильно! – подхватила Жизель. – Сегодня вечером я хочу забыть о своем ужасном прошлом! – Рука ее скользнула по плечу Мартина. – Ты знаком с каджунскими девушками, Мартин?

– Нет. Но я немало о них слышал.

Жизель нагнулась к нему так близко, что губы ее почти касались его уха.

– Все, что ты слышал, правда! – выпалила она и расхохоталась, закинув голову.

Мартин тоже засмеялся и несколькими глотками осушил свой стакан.

– Жизель, не могла бы ты налить нам еще? – обратилась она ко мне таким сладким голосом, что внутри у меня все закипело.

Сделав над собой героическое усилие, я подавила желание плеснуть ей колы в лицо, повернуться и уйти прочь. Вместо этого я встала и стала готовить коктейли по рецепту Жизель. Пусть забавляется, если ей это по душе. Мне от ее насмешек ни холодно ни жарко. Но это первый и последний раз, когда я позволила себя втянуть в подобную идиотскую авантюру.

Бо не сводил с меня глаз, и Жизель это заметила.

– Мне так нравится кольцо, которое ты подарил моей сестре, Бо! – сообщила она. – Надеюсь, настанет день, когда какой-нибудь красивый молодой человек подарит мне такое же. Ради этого я на все готова!

От злости я выронила бутылку. Она упала на стол, но не разбилась. Бо вскочил:

– Давай я тебе помогу. – Он схватил бутылку и не дал рому вылиться.

– Ох, Жизель, какая ты неловкая! – воскликнула моя сестрица. – Разве можно попусту тратить такой отличный ром!

Руки у меня по-прежнему дрожали. Бо сам разлил ром и колу по стаканам и взглянул мне в глаза:

– Ты чем-то расстроена?

Я отрицательно покачала головой.

Бо вернул бутылку Жизели.

– Благодарю, Бо! – пропела она с приторной любезностью. – Ты очень мил.

К сожалению, я почти ничего не могу рассказать о себе, не нарушая приличий, – вновь повернулась она к Мартину. – Но мне бы очень хотелось побольше узнать о тебе.

– Я готов удовлетворить твое любопытство, – улыбнулся он.

– Пойдем пройдемся, – предложила она, поднимаясь с шезлонга.

Мартин вопросительно взглянул на приятеля, но на лице у Бо не дрогнул ни один мускул. Неужели ему не надоела эта глупая забава? Он ведь давным-давно раскусил хитрость Жизели. Почему же он не даст ей понять это? Хочет узнать, как далеко она зайдет?

Жизель меж тем подошла к Мартину и, хихикая, принялась поить его из стакана, как младенца. Он послушно глотал, кадык его ходил ходуном. Наконец Жизель оторвала стакан от его губ и сама допила ром.

– Мартин, у тебя очень сильные руки, – заявила она, коснувшись его предплечья. – Я думала, такие мускулы бывают только у каджунских парней!

Жизель бросила взгляд на меня, издевательски улыбнулась и добавила:

– И у каджунских девушек! Они ведь ни в чем не уступают парням.

Мартин поднялся, протянул ей руку, и они скрылись в темной аллее. До нас доносился только смех Жизели, который становился все громче и глупее.

– Твоя сестра отлично освоилась на новом месте, – заметил Бо, снова усаживаясь в шезлонг рядом со мной.

– Бо, разве ты… – начала я, но он приложил палец к моим губам:

– Не надо ничего говорить. Я знаю, как ты к этому относишься… Жизель…

Он придвинулся ко мне почти вплотную.

– Но…

Прежде чем я успела хоть что-то сказать, губы его коснулись моих губ, сначала мягко, затем более настойчиво. Мгновение спустя я оказалась в кольце его рук. Ладони его скользили по моей спине. У меня перехватило дыхание, и, когда губы наши наконец разомкнулись, я принялась судорожно хватать воздух ртом. Он тем временем целовал меня в нос и терся щекой о мою щеку.

– Ты права, – шептал он, касаясь губами моего уха. – Зачем нам тянуть? Я с ума схожу, когда ты рядом. У меня одно лишь желание – ласкать тебя.

Руки его, скользнув по моим бедрам, поднялись выше и коснулись груди. Он прижимался ко мне все сильнее, вдавливая меня в шезлонг.

– Бо… подожди…

Губы Бо вновь завладели моими. На этот раз он отважился на французский поцелуй, который мне описывала Жизель. Когда наши языки переплелись, возбуждение и страх пронзили меня, подобно электрическому разряду. Я принялась извиваться, мотать головой и наконец освободила свои губы.

– Прекрати, – прошептала я. – Разве ты не видишь, что я не Жизель? Я Руби. Мы решили вас разыграть.

– Что?

Хитрая улыбка Бо и озорные огоньки, блеснувшие в глазах, подтверждали, что он давным-давно раскусил наш розыгрыш. Я уперлась руками ему в грудь и оттолкнула. Он поднялся, все еще изображая изумление и растерянность.

– Значит, ты Руби?

– Бо, прекрати! – взмолилась я. – Ты догадался об этом, как только нас увидел. Я это сразу заметила. Я вовсе не такая дурочка, какой меня пытается представить Жизель. И я не ожидала, что ты так со мной поступишь.

На щеках Бо вспыхнул румянец. Пытаясь скрыть неловкость, он перешел в наступление:

– Ты понимаешь, что это довольно опасная шутка?

– Понимаю и очень жалею, что согласилась в этом участвовать. Но я не ожидала, что Жизель зайдет так далеко.

– Ох уж эта Жизель, – вздохнул Бо. – Вечно она выдумывает всякие дурацкие розыгрыши. Пожалуй, ее стоило бы хорошенько проучить.

– Что ты имеешь в виду?

Прежде чем он успел ответить, я заметила на балконе Жизель и Мартина. Бо проследил за моим взглядом. Когда парочка принялась целоваться, лицо его окаменело.

– Ее выходки начинают мне надоедать, – процедил он дрожащим от злобы голосом. – Пойдем! – скомандовал он, хватая меня за руку.

– Куда?

– В домик для переодевания. Дадим ей хороший урок.

– Но…

– Не бойся. Мы просто посидим там и поболтаем. А она пусть думает, что мы тоже не теряем времени даром. Может, это отобьет у нее охоту дурачить людей.

Он втащил меня в домик для переодевания и гром ко хлопнул дверью, явно рассчитывая привлечь внимание Жизели и Мартина. В маленькой комнате стояла кушетка, но мы оба не двигались с места. Бо закрыл дверь, и мы очутились в полной темноте.

– Она сразу сообразит, что к чему, – шепотом сказал Бо. – Мы с ней здесь уже бывали. Она знает, чем можно здесь заниматься.

– Мне все это не нравится, – пробормотала я. – Жизель меня возненавидит.

– Можно подумать, до сих пор она тебя обожала, – усмехнулся он.

Разговаривать в полной темноте было странно и неожиданно легко. Не видя лица собеседника и зная, что он не видит меня, я чувствовала себя свободной и раскрепощенной. Наверное, Бо испытывал сходное чувство.

– Зря я на тебя разозлилась, – сказала я. – Ты тут ни при чем. Я сама во всем виновата. Не надо было уступать Жизели.

– Она хотела поставить тебя в глупое положение. Это ее любимое развлечение. Но хватит об этом. Теперь тебе не надо никого изображать. Я мало знаю тебя, Руби, но уже понял – ты замечательная девчонка. В жизни тебе пришлось нелегко, но это не испортило твой характер. Надеюсь, Жизель тоже не сможет его испортить.

Мгновение спустя я ощутила, как рука его коснулась моей щеки. Прикосновение было мягким и осторожным, но все же оно заставило меня вздрогнуть.

– Знаешь, ты целуешься лучше, чем она, – долетел до меня шепот Бо.

Сердце мое колотилось как бешеное. Рука его погладила мое плечо, я чувствовала на лице его дыхание. Губы его приближались и приближались, пока не встретились с моими. Бо приглушенно застонал, когда наши языки соприкоснулись. В следующее мгновение кто-то забарабанил в дверь. Мы отскочили друг от друга как ошпаренные.

– Бо Эндрюс, выходи отсюда немедленно, слышишь! – орала за дверью Жизель. – Немедленно!

Бо расхохотался.

– Кто это? – спросил он, не открывая двери.

– Ты прекрасно знаешь, кто это! – рявкнула Жизель. – Выходи!

Бо открыл дверь. На пороге стояли разъяренная Жизель и сконфуженный Мартин. Жизель слегка покачивалась, сложив руки на груди.

– Чем вы здесь занимались? – грозно сверкая глазами, вопросила она.

– Руби, мы с твоей сестрой всего лишь… – начал Бо.

– Ты прекрасно знаешь, что я не Руби, а она – не я, – перебила Жизель. – Не притворяйся дураком, Бо Эндрюс.

– Что? – выдохнул он, пытаясь изобразить изумление. Бросил на меня взгляд и покачал головой. – Ну вы даете! Обвели нас вокруг пальца! Как не стыдно!

– Прекрати! – бросила Жизель. – Это была всего лишь маленькая шутка. А ты! – Она насквозь прожгла меня полыхающим злобой взглядом. – По-моему, ты слишком увлеклась своей ролью! А еще ломалась, твердила, что нас сразу же раскусят!

– Слушайте, что происходит? – подал наконец голос Мартин. – Я совсем запутался. Кто из вас кто?

Мы одновременно повернулись к нему. Бо и Жизель заржали как лошади. Я, опьяненная скорее поцелуями Бо, чем ромом, последовала их примеру.

После того как наш розыгрыш был раскрыт, мы снова уселись за стол. На этот раз Мартин сидел рядом со мной. Жизель подливала в колу ром, и стаканы опорожнялись, едва она успевала их наполнить. После нескольких глотков голова у меня пошла кругом. Через какое-то время Жизель потащила Бо к домику для переодевания и, с торжествующим видом оглянувшись на меня, захлопнула дверь.

Я сидела в шезлонге, вспоминая ласковые прикосновения и поцелуи Бо. Внутри я ощущала какую-то приятную теплоту и не могла понять, был то эффект рома или же поцелуев.

Мартин неожиданно приблизился ко мне, заключил в объятия и припал губами к моим губам. Я резко оттолкнула его.

– Что-то не так? – с недоумением спросил он. – Я думал, мы оба хотим приятно провести время.

– Мартин, наверное, ты слышал, что с девушками из бухты можно не церемониться, – процедила я. – Одно скажу: я не такая. Прости, если разочаровала тебя.

Мартина, судя по всему, изрядно развезло от выпитого. Пробормотав какие-то невнятные извинения, он рухнул в свой шезлонг и уснул. Внезапно из домика для переодевания появились Бо и Жизель. Согнувшись чуть не пополам, Жизель держалась за живот. Почти тут же ее вырвало. Мартин проснулся и растерянно уставился на нее. Жизель не знала, куда деться от смущения.

– Вам обоим лучше уйти, – обратилась я к Бо. – Я о ней позабочусь.

– Такое с ней не в первый раз, – сообщил он и шепнул мне на ухо: – Этой ночью мне будет сниться твой поцелуй.

Лишившись от удивления дара речи, я смотрела вслед молодым людям. Стоны Жизели вывели меня из оцепенения.

– О, кажется, я сейчас умру!

– Не умрешь! – успокоила я свою сестрицу. – Но помучиться тебе придется. Я же тебе рассказывала, как мучился в таких случаях мой дедушка.

Жизель снова застонала и извергла остатки ужина.

– Я испортила новую блузку, – всхлипнула она. – Ох, как мне плохо. Голова раскалывается.

– Тебе лучше лечь, Жизель.

– Мне не дойти до дому. Ноги не слушаются.

– Я тебе помогу! – сказала я, обнимая ее за талию. – Идем!

– Только бы мама нас не увидела, – бормотала Жизель. – Подожди! Надо спрятать бутылку из-под рома.

Все эти хитрости были мне противны, но выбора не оставалось. Пришлось повиноваться, положить бутылку в корзину и взять ее с собой. Стараясь не поднимать шума, мы с Жизелью проскользнули в холл.

В доме стояла тишина. Мы двинулись вверх по лестнице. Жизель хныкала, повиснув у меня на руке. Когда мы поднялись на второй этаж, я услышала еще какой-то звук, похожий на приглушенный плач.

– Кто это? – шепотом спросила я.

– Ты о чем?

– Похоже, кто-то плачет.

– Не обращай внимания, – бросила она. – Отведи меня в комнату. Быстрее!

Оказавшись у себя, Жизель немедленно рухнула на кровать.

– Тебе надо раздеться и принять душ! – сказала я, но она даже не пошевелилась.

– Оставь меня в покое, – пролепетала она. – Об одном прошу – оставь меня в покое. А бутылку спрячь в своем шкафу.

Секунду спустя она заснула мертвецким сном. Делать было нечего. Я тоже чувствовала себя далеко не лучшим образом. Не надо было слушаться Жизель и пить эту отвратительную смесь, корила я себя.

Оставив Жизель спать одетой, даже не сняв с нее туфли, я направилась в свою комнату. Выйдя на площадку, я снова услышала всхлипывания, прислушалась и поняла, что они долетают из комнаты справа. Я на цыпочках подошла к дверям и припала к ним ухом. Да, несомненно, в комнате кто-то плакал. И скорее всего, это был взрослый мужчина.

Звук шагов на лестнице заставил меня отскочить от дверей и метнуться в свою комнату. Прежде всего я спрятала в шкафу корзинку, потом вернулась к двери и, чуть приоткрыв ее, выглянула в щелочку. Площадку пересекла Дафна, в голубом шелковом халате; она ступала так тихо, что казалось, плывет по воздуху. Помедлив у дверей, из-за которых доносились всхлипывания, она покачала головой и прошествовала дальше, в свою спальню.

Не зная, как поступить, я несколько раз прошлась по комнате взад-вперед. Может, все-таки постучать в ту дверь и узнать, кто плачет в столь поздний час? Вдруг это отец? Мысль эта заставила меня выскочить на площадку и приблизиться к загадочной двери. Всхлипывания стихли. Сколько я ни прислушивалась, из комнаты не доносилось ни звука. Но я все же решилась постучать. Ответа не последовало.

– Есть там кто-нибудь?

Опять никакого ответа. Я снова постучала. Тишина. Я уже собиралась вернуться к себе, как вдруг чья-то рука легла мне на плечо. Обернувшись, я увидела отца.

– Руби, что случилось? – спросил он с улыбкой.

– Я… мне показалось, в этой комнате кто-то плачет… и я решила постучать… – пробормотала я.

Отец покачал головой:

– Тебе показалось, моя дорогая. В этой комнате давно никто не живет. А где Жизель?

– Спит, – быстро ответила я. – Но мне не показалось. Я точно слышала – здесь кто-то плакал!

– Игра воображения. Здесь некому плакать. Стран но, что Жизель улеглась спать так рано. Может, это твое благотворное воздействие, милая? Я тоже иду спать. Не забудь, завтра в два придет учитель рисования. Я тоже буду дома, чтобы поговорить с ним.

Я кивнула.

– Спокойной ночи, детка.

Он поцеловал меня в лоб и направился к дверям своей спальни. Я не двигалась с места. Неужели у меня действительно разыгралось воображение? Неужели ром сыграл со мной такую шутку?

– Папа! – окликнула я.

Отец обернулся:

– Да, дорогая?

– Ты сказал, в этой комнате давно никто не живет. А кто жил в ней раньше?

Он бросил взгляд на дверь, потом посмотрел на меня, и я увидела, что темные глаза его полны слез.

– Мой брат. Жан.

Испустив глубокий вздох, он исчез за дверями спальни. По спине у меня пробежал холодок, касаясь кожи тонкими паучьими лапками. Изнуренная событиями и потрясениями минувшего дня, я вернулась в свою комнату и принялась готовиться ко сну. И в мыслях, и в чувствах моих царил полный сумбур. С наслаждением растянувшись на кровати, я закрыла глаза. Голова у меня кружилась, казалось, кровать слегка покачивается, как лодка на волнах. Самые разные картины возникали у меня перед глазами, сменяя друг друга. Я видела улицы Нового Орлеана, по которым гуляла с отцом, горы юбок и блузок, купленных мне Дафной, восхитительную новую студию, лицо Жизели, замышляющей свой дурацкий розыгрыш. Но чаще всего мне представлялся поцелуй Бо, и я чувствовала, как по моему телу вновь и вновь проходит электрический разряд. Вспоминая, что не смогла устоять и ответила на поцелуй, я невольно содрогалась. Его губы оказались такими нежными, язык – таким требовательным, что сопротивляться было невозможно. Но ведь я прекрасно знала, что Бо ухаживает за моей сестрой. Похоже, дурная кровь Лэндри, текущая в моих жилах, сделала свое дело.

Но может, дурная кровь здесь ни при чем? Просто после того, что обрушилось на меня в эти дни, душа моя пребывала в смятении. Несмотря ни на что, я чувствовала себя одинокой и потерянной и потому так живо откликнулась на тепло и ласку. Любопытно все-таки, поцелуи молодых людей неизменно производят на девушек такое ошеломительное действие? Или же поцелуи Бо – какие-то особенные? Я попыталась вспомнить, что испытывала, целуясь с Полом. Но сознание того, что мы не имели права быть вместе, лишали мои воспоминания ясности. Мысль о первой любви была для меня неотделима от пронзительного чувства вины, хотя я прекрасно понимала, что мы оба ни в чем не виноваты.

Ох, какой все-таки это был длинный, насыщенный и утомительный день! Утомительный, но и чудесный одновременно. Неужели теперь вся моя жизнь будет состоять из подобных дней?

Вопросы теснились в голове, не находя ответа. Наконец усталость взяла свое. Прежде чем провалиться в сон, я вновь услышала всхлипывания, но никак не могла понять, откуда они доносятся – из дальних уголков моего сознания или из окружающей меня темноты.

Никогда прежде я не просыпалась так поздно, как на следующее утро. Наверняка все в доме уже встали и позавтракали, со стыдом думала я, поспешно умываясь и одеваясь. Причесываться было некогда, и я, повязав волосы банданой, сбежала по лестнице. Вошла в столовую и обнаружила, что она пуста. Точнее, там не было никого, кроме Эдгара, который чистил столовое серебро.

– Все уже позавтракали?

– Позавтракали? О нет, мадемуазель. Мсье Дюма позавтракал и уехал на работу, но из дам вы встали первая. Что вам подать сегодня? Может быть, яйца и овсянку?

– Да, спасибо.

Эдгар сказал, что принесет мне апельсиновый сок и кофе, и отправился на кухню. Я уселась за стол, ожидая, что вот-вот в холле раздадутся шаги Жизель или Дафны. Но никто так и не появился, и завтракать мне пришлось в одиночестве. Эдгар стоял поодаль, готовый исполнить любое мое желание.

Когда я покончила с едой, Эдгар тут же убрал тарелки. Как все-таки трудно привыкнуть, что тебя опекают и обслуживают, ничего не давая сделать своими руками! Мне было бы намного приятнее самой отнести тарелки на кухню и вымыть их.

– Вам нравится Новый Орлеан, мадемуазель? – с улыбкой спросил Эдгар.

– Очень! Вы, Эдгар, всю жизнь здесь живете?

– Да, мадемуазель. Мои предки служили в семье Дюма еще со времен Гражданской войны. Конечно, тогда они были рабами.

Он направился в кухню, а я пошла за ним следом, чтобы поблагодарить Нину за чудесный завтрак. Мое появление удивило ее, однако слова благодарности, несомненно, были ей приятны. К тому же она была рада возможности сообщить, что больше не считает меня злым духом.

– Если бы у меня оставались сомнения, пришлось бы пойти ночью на кладбище и убить там черную кошку, – сказала она.

– Но зачем? – выдохнула я.

– Нет лучшего средства отделаться от злого духа, мадемуазель. Кошку надо выпотрошить, а внутренности сварить в соленой воде со свиным салом и яйцами. Дать немножко остыть и съесть.

– Кошмар! – выдохнула я, чувствуя, как у меня сжимается желудок.

– В ближайшую пятницу нужно вернуться на кладбище и позвать кошку, – продолжала свои наставления Нина. – Когда она замяукает в ответ, нужно назвать по именам всех мертвецов, которых ты когда-либо знала. Потом сказать кошке, что ты веришь в дьявола. После этого ни один злой дух не сможет причинить тебе вреда. Конечно, лучше всего это действует в октябре, – добавила она, немного помолчав.

Разговоры о духах заставили меня вспомнить загадочные всхлипывания, которые я слышала минувшей ночью.

– Нина, а вы никогда не слышали плача… в комнате, где прежде жил мой дядя Жан?

Глаза Нины, и без того огромные как плошки, стали еще больше. Лицо ее исказилось от ужаса.

– Ты слышала плач?

Я кивнула. Нина поспешно перекрестилась, протянула руку и крепко сжала мне запястье.

– Идем со мной, – скомандовала она.

– Но куда?

Не отвечая, Нина тянула меня к задним дверям.

– Куда мы идем?

Мы были уже в задней части дома.

– В мою комнату. – Она открыла дверь.

Оглядевшись по сторонам, я онемела от изумления.

Стены маленькой комнаты были сплошь увешаны талисманами и тотемами вуду: куклами, костями, шкурками змей и черных кошек, прядями человеческих волос, завязанных кожаными шнурками, корнями причудливой формы. На полках теснились бутылочки с порошками и настойками всевозможных цветов, банки со змеиными головами и прочие диковины. Внимание мое привлекла фотография женщины, восседавшей на резном кресле, напоминающем трон. Перед фотографией стояли две белые свечи.

– Это Мари Лаво, – пояснила Нина, заметив мой любопытный взгляд. – Королева вуду.

Вся прочая обстановка комнаты состояла из узкой кровати, ночного столика и ротангового шкафа.

– Садись. – Она указала на единственный стул.

Я послушно села. Нина подошла к полке, отыскала маленькую глиняную банку, вручила ее мне и приказала держать как можно крепче. Из банки исходил неприятный резкий запах. Я невольно поморщилась.

– Это сера, – объяснила Нина.

Она зажгла белую свечу и, не сводя с меня глаз, принялась бормотать заклинание.

– Кто-то наложил на тебя проклятие, – сообщила она. – Надо его снять.

Она поднесла свечу к глиняной банке и подождала, когда сера вспыхнет. Тонкая струйка вонючего дыма устремилась вверх. У меня защипало глаза, но, следуя наставлениям Нины, я продолжала сжимать банку. Она кивнула, довольная моим послушанием.

– Закрой глаза, – приказала она. – Пусть дым омоет твое лицо.

Я выполнила и это распоряжение.

– Хватит! – Через несколько секунд Нина забрала у меня банку и погасила пламя. – Теперь все будет хорошо. Ты молодец, что не стала надо мной смеяться и сделала все как надо. Ты вроде говорила, что твоя бабушка – знахарка?

– Да, – кивнула я.

– Наверняка она передала тебе часть своей силы, – заявила Нина. – Но помни: злые духи с особым упорством преследуют тех, кто обладает силой. Победа над ними приносит духам больше чести.

– А кто-нибудь еще слышал плач в этой комнате? – вернулась я к занимавшему меня вопросу.

– Не надо об этом говорить, – отрезала она. – Стоит помянуть дьявола, и он войдет в твою дверь с длинной тонкой сигарой в зубах. А теперь пойдем назад. Мадам скоро спустится к завтраку.

Когда я вошла в столовую, Дафна уже сидела за столом, как всегда безупречно одетая.

– Ты уже позавтракала?

– Да.

– А где Жизель?

– Наверное, у себя.

Дафна сердито вскинула бровь:

– Это просто невозможно. Почему она позволяет себе полдня валяться в постели?

Учитывая, что сама Дафна едва встала, гнев ее показался мне не вполне справедливым.

– Будь добра, сходи к ней и скажи, что я прошу ее немедленно спуститься, – распорядилась она.

– Да, мадам.

Я поспешила исполнить приказ. Постучав в комнату Жизели и не получив ответа, я сама открыла дверь и обнаружила, что она крепко спит, так и не раздевшись.

– Жизель, Дафна хочет, чтобы ты встала и спустилась к завтраку, – сказала я, но моя сестрица даже не пошевелилась.

– Жизель! – Я слегка тряхнула ее за плечо.

Она застонала, повернулась на другой бок и снова закрыла глаза.

– Жизель, просыпайся!

– Убирайся прочь, – захныкала она.

– Дафна хочет, чтобы ты…

– Оставь меня в покое. Я умираю. Голова раскалывается, а в желудке пожар.

– Я говорила, что этот ром не доведет до добра. Особенно если пить его стаканами.

– Ох, какая ты умная, даже противно! – пробормотала она, не открывая глаз.

– Что я, по-твоему, должна сказать Дафне?

Ответом мне было молчание.

– Жизель!

– Мне наплевать, – простонала она, пряча голову под подушку. – Скажи, что я умерла.

Я смотрела на нее в полной растерянности. Ясно было, что поднять ее – выше моих сил.

Услышав, что Жизель не желает вставать, Дафна не стала скрывать досаду.

– Что это значит – не хочет вставать? – Она так резко опустила кофейную чашку на блюдце, что хрупкий фарфор едва не треснул. – Чем вы обе занимались этой ночью?

– Мы… болтали с Бо и его другом Мартином, – пролепетала я. – У бассейна. Они ушли довольно рано, и мы легли спать.

– Ах, вы всего лишь болтали!

– Да, мэм.

– Ты можешь звать меня «мама», или, если тебе угодно, Дафна, – отчеканила она. – Но не смей звать меня «мэм». Когда меня так называют, я чувствую себя старухой.

– Простите… мама.

Она метнула в меня гневный взгляд, поднялась и вышла. Я осталась сидеть за столом. Мысль о том, что мне снова пришлось врать, камнем лежала у меня на сердце. Впрочем, я никого не обманывала. Я всего лишь утаила часть правды. Расскажи я все, это навлекло бы неприятности на Жизель. И все же на душе у меня скребли кошки. Так или иначе, за два дня в этом доме я стала настоящей лгуньей.

До меня донеслись шаги Дафны, поднимавшейся по лестнице. Обычно она двигалась почти бесшумно, но сейчас была так сердита, что позволяла себе громко топать.

Я решила пойти в библиотеку, отыскать какую-нибудь интересную книгу и за чтением скоротать время до прихода учителя живописи. Но едва я устроилась в кресле с книгой в руках, сверху донесся пронзительный вопль Дафны:

– Руби!

Я поставила книгу на место и поспешила на зов.

– Руби!

– Да?

– Немедленно иди сюда!

Похоже, она увидела, в каком состоянии Жизель, и ждет от меня объяснений, с ужасом подумала я. Что же делать? Как выгородить Жизель и в то же время не слишком увязнуть в обмане? Поднявшись наверх, я увидела, что дверь моей комнаты распахнута настежь. Дафна была там, а вовсе не в комнате Жизели. Я нехотя вошла.

– Подойди сюда! – скомандовала Дафна.

Прямая как струна, она стояла, сложив руки на груди. Кожа у нее на скулах натянулась так туго, что казалось, вот-вот порвется.

– Я поняла, почему Жизель не может встать, – изрекла она. – Значит, вчера вечером вы всего лишь болтали с молодыми людьми?

Я молчала.

– Всего лишь болтали, – повторила она и, сделав широкий жест, указала на мой шкаф. – Что там стоит на дне? Что?!

Голос ее сорвался на визг.

– Бутылка рома.

– Бутылка рома, – кивнула она. – Бутылка, которую ты украла из бара.

Я отрицательно замотала головой.

– Не пытайся лгать! Жизель во всем созналась. Рассказала, как ты украла бутылку и научила смешивать ром с колой.

От неожиданности у меня отвисла челюсть.

– Чем вы еще занимались? – продолжала допрос Дафна. – Как ты развлекала Мартина Фаулера?

– Никак, – выдавила я.

Она мрачно усмехнулась, будто мои слова подтвердили самые худшие ее подозрения.

– Я пыталась предостеречь Пьера, – процедила она. – Говорила ему, что ты выросла в мире, который не имеет с нашим ничего общего. Там у тебя сложились понятия и представления, которые невозможно изменить. Я предвидела, что твое влияние на Жизель может оказаться пагубным, а к ее благотворному влиянию ты останешься глуха. Не пытайся ничего отрицать! – бросила она прежде, чем я успела открыть рот. – Я тоже была юной девушкой. Я знаю, как трудно противиться искушениям, особенно если кто-то убеждает тебя в сладости запретного плода.

Дафна устремила на меня взгляд, исполненный укоризны:

– И это после того, как мы были к тебе так добры! Приняли тебя в дом, обеспечили всем необходимым… после того, как я потратила на тебя столько времени и сил. Я вижу, ты выросла среди людей, которым неведома благодарность. Среди людей, которые не знают, что такое достоинство и порядочность. Вряд ли тут можно хоть что-то исправить.

– Это неправда! – пролепетала я, еле сдерживая слезы. – Все это неправда!

– Прошу, избавь меня от своих уловок и хитростей! – прошипела Дафна. – Не сомневаюсь, что на них ты мастерица. Дашь сто очков вперед любой цыганке. Судя по всему, единственное, что ты умеешь, – изворачиваться и обманывать. Иди и отнеси бутылку в бар.

– Я даже не знаю, где он находится, – всхлипнула я.

– Я не собираюсь больше тебя слушать! Ты и так испортила мне настроение на весь день. Разумеется, все это станет известно твоему отцу, – заявила она и вышла из комнаты, более не удостоив меня взглядом.

Слезы, кипевшие у меня под ресницами, хлынули ручьями и обожгли щеки. Я бросилась к шкафу, схватила злополучную корзинку и устремилась к дверям Жизели. Из ванной доносился шум воды и пение. Видно, Жизель принимала душ. Я рывком распахнула стеклянную дверь.

– Ты что? – выпучила глаза Жизель, изображая удивление. – Что тебе нужно, Руби?

– Как ты могла все свалить на меня?

– Подожди минуту.

Она выключила воду.

– Дай мне полотенце, будь добра.

Я поставила корзинку на комод и протянула Жизели полотенце.

– Так что там у вас произошло?

– Зачем ты сказала Дафне, что это я взяла бутылку из бара? Ведь это подло!

– Ох, Руби, не злись. Я не могла иначе, честное слово. Видишь ли, месяц назад у меня уже вышла одна история. Мама поймала меня, когда я вернулась посреди ночи и от меня пахло виски. Она тогда просто взбесилась. Орала, что запретит мне выходить из дому. Если бы выяснилось, что сейчас во всем виновата я, она бы точно посадила меня под замок.

– Ловко ты вывернулась, ничего не скажешь! А то, что она теперь считает меня воровкой и пьяницей, – это ерунда!

– Тебе все сойдет с рук. Ты только что появилась в доме. Папа на тебя не надышится. Даже если мама немного посердится на тебя, ничего страшного в этом нет. Наказывать тебя никто не будет, вот увидишь. Мне жаль, что все так вышло, – добавила Жизель, закручивая на голове полотенце. – Но когда мама приперла меня к стенке, я жутко растерялась. Не успела придумать ничего лучше.

В ответ я лишь молча вздохнула.

– Мы же сестры, – сияя улыбкой, продолжала Жизель. – А сестры должны всегда быть заодно.

– Что значит «быть заодно», Жизель? Вместе врать?

– Разумеется. Если мы хотим друг друга выручать, маленькая ложь просто необходима. Без лжи на этом свете не проживешь, – беззаботно заявила она.

Я снова вздохнула. Дафна тоже говорила о «маленькой лжи», без которой невозможно прожить на свете. Судя по всему, ложь – это фундамент, на котором строится счастье и благополучие семьи Дюма. Вот только можно ли назвать эту ложь маленькой?

– Не бойся, все обойдется, – прервал мои размышления голос Жизели. – Если папа слишком расстроится, я сумею запудрить ему мозги. Скажу, ты подговорила меня, потому что мне самой очень этого хотелось… ну, в общем, что-нибудь в этом роде. Он окончательно собьется с толку и не станет наказывать никого. Я проделывала такие фокусы множество раз, – заявила она с хитрой ухмылкой.

Жизель завернулась в полотенце и вышла из ванной.

– Да хватит тебе дуться! – бросила она. – Тоже мне трагедия. Мир не перевернулся, и никакой катастрофы не произошло. Скоро к тебе придет твой учитель живописи, а после за нами заедут Бо и Мартин. Поедем во Французский квартал, проветримся.

– А… что мне делать с этим? – пробормотала я, указывая на корзинку. – Я даже не знаю, где этот ваш бар.

– В кабинете. Я тебе покажу. Только давай сначала решим, что мне надеть.

– Хорошенькое утро сегодня выдалось! – вздохнула я. – Сначала я рассказала Нине о том, что слышала какой-то плач, и она потащила меня в свою комнату и принялась окуривать серой. Потом на меня набросилась Дафна!

– Ты слышала плач?

– Ну да, какие-то тихие всхлипывания. По-моему, они доносились из комнаты, где прежде жил Жан.

– А-а, – равнодушно протянула Жизель.

– Ты тоже их слышала?

– Конечно, – бросила она, сняла с вешалки юбку и приложила к себе. – Может, вот эту? Она не такая короткая, как твои, но красиво облегает мои бедра. И это нравится Бо, – добавила Жизель с многозначительной улыбкой.

– Очень красивая юбка. Но ты так и не сказала, что это за всхлипывания? Раз ты их слышала, ты наверняка знаешь, кто это плакал?

– Папа, кто же еще. Он часто приходит в комнату дяди Жана и плачет. Сколько я себя помню, он делал так чуть не каждый вечер. Никак не может смириться… с тем, что произошло.

– Но я его видела… вчера вечером… и он сказал, что никто не плакал… что мне померещилось…

– Естественно, он не хочет, чтобы кто-нибудь об этом знал, – пожала плечами Жизель. – И мы все делаем вид, что ничего не замечаем.

– Как это все грустно, – вздохнула я. – Папа рассказывал мне, каким красивым и обаятельным был Жан. Как это ужасно – умереть совсем молодым, когда перед тобой открывается вся жизнь и…

– Умереть? – перебила Жизель. – Что значит «умереть»? Папа сказал тебе, что дядя Жан умер?

– Ну… я так поняла… он сказал, что во время крушения мачта ударила Жана по голове и… – Я осеклась, припоминая рассказ отца во всех подробностях. – Папа сказал, что Жан долго находился в коме и медицина оказалась бессильна. Вот я и решила, что…

– Что он умер? Ошибаешься!

– Значит, он жив? Почему же тогда папа так о нем горюет?

– Жив-то он жив, только стал чем-то вроде овоща, – усмехнулась Жизель. – Хотя выглядит не плохо, ничего не скажешь. Тем не менее крыша у него полностью съехала, он никого не узнает и ничего не помнит.

– А… где он сейчас?

– В какой-то клинике за городом. Мы навещаем его раз в году, в день его рождения. То есть в этот день я езжу к нему вместе с папой. Папа видит его намного чаще. А мама не ездит к нему никогда. – Жизель сняла с вешалки блузку. – Подходит к этой юбке?

Схватив блузку, она подбежала к зеркалу и принялась перед ним вертеться. Я ждала, пока она налюбуется собой.

– А почему в доме нет ни одной фотографии Жана? – спросила я, когда Жизель наконец оделась.

– Слушай, мне надоело об этом говорить! – простонала она. – Фотографий нет, потому что папе больно на них смотреть, неужели не понятно? Удивляюсь, что он выложил тебе эту историю. – Она снова метнулась к зеркалу. – Тебе нравится эта блузка?

– Очень мило, – промямлила я.

– Ненавижу это слово! – процедила Жизель. – Мне вовсе не хочется быть «очень милой». Скажи лучше, я выгляжу сексуально?

Я бросила на нее оценивающий взгляд:

– Ты забыла надеть лифчик!

– С памятью у меня все в порядке, – ухмыльнулась она. – Многие девушки теперь предпочитают обходиться без лифчика.

– Правда?

– Истинная правда. Да, детка, тебе многому пред стоит научиться. Впрочем, что взять с такой дремучей особы. Тебе крупно повезло, что ты наконец выбралась из своих болот!

Честно говоря, сейчас я вовсе не была в этом уверена.