Глава 9
На сей раз я сам посетил брата Тода, без вызова. Причина была банальной — я потерял направление на епитимью и хотел её обновить. Не то, чтобы я резко стал законопослушным гражданином или стремился искупить свои прегрешения, виновным я себя не считал, но уж больно грамота была хороша. Кусок натурального пергамента, с красивым и малопонятным текстом, с тремя сургучными печатями на чёрных шнурах — она производила неизгладимое впечатление на всех, кому я её показывал. Показывал конечно не расшифровывая её содержание. В большинстве случаев было достаточно махнуть ею перед мордой особо зарвавшегося чиновника или клерка, сопроводив грозным:
— Именем Имперской Инквизиции! — Чтобы местный бюрократ резко принимался за исполнение своих обязанностей. Особо хорошо это работало вкупе с запахнутым на груди чёрным плащом, который я оставил себе после эпопеи с мятежным адмиралом.
— Ой, кто к нам пришёл?! — Поприветствовал меня Тод, растопыривая руки в объятьях, при этом не сдвинувшись ни на дюйм со своего кресла.
Я застал его на его рабочем месте — за всё тем же столом, заваленном папками с документацией.
— Я что-то упустил из новостей? — Поинтересовался он. — чтобы такой закоренелый грешник сам вернулся. Я заинтригован, садись и рассказывай. — И он поёрзал в кресле, устраиваясь по удобнее.
— Тут такое дело, Ваше… ээээ… брат Тод, — начал я, усевшись за гостевой стол. — Каюсь, грешен.
Он кивнул:
— Кайся, я подумаю об отпущении.
— Я это… ну, грамо… ээээ… бланк епитимьи потерял.
Наступила тишина — брат Тод внимательно рассматривал меня.
— Я, это… ну, раскаиваюсь и покорно прошу выдать новый.
Он продолжал буравить меня взглядом — практически не моргая.
— Я понимаю и осознаю свою вину, — продолжил я каяться. — И готов искупить и всё такое.
Поднимаю глаза на Тода.
— Грамотку то дайте, а?
— Искупить — задумчиво проговорил он. — А скажи мне, грешник, зачем тебе она?
— Так я её на торпеду, на приборную панель в смысле прикрепил, магнитиком — она меня того — на праведный путь ну, направляет. И просвещает… и озаряет.
— Просвещает и озаряет, значит?
— Угу. И наставляет ещё. На грех… эээ… на сопротивление соблазнам греховным.
— Ну… — Брат Тод поднял взгляд на потолок своего кабинета словно пытался там что-то прочитать. — А расскажи мне, Рыцарь, как же так произошло, что ты её потерял?!
— Ну, — начал я собираться с мыслями, чтобы по детальнее рассказать о происшествии. — Вылетаю я, значит, со станции.
— В какой системе?
— В Neche, мы там сейчас Федералов гоняем, так вот — вылетаю…
— Neche, — перебивает меня Тод. — Как же, как же — помню. Анархия там сейчас. Но я тебя перебил, продолжай.
— Вот только вылетел, перешёл на сверхскорость, как меня раз — выдёргивают. Трое Агентов. Анаконда, Питон и Фер-де-Ланс. Честно скажу — это был эпический бой. Я все банки слил, но не посрамил родную Инквизицию — победил их. Правда щиты были почти на нуле…
— Что не посрамил — молодец, — снова прерывает он меня.
Киваю и продолжаю:
— Вышел снова на сверхскорость и к своим, нас трое было. Да только на курс к ним лёг — опять дёргают! Двое на этот раз — Утопийцы. Питон и Орёл.
— И ты, конечно, принял бой? Хоть и щиты едва живые были?
— Конечно! Неуместно Инквизитору бежать от врагов!
— Победил?
— Да, но они мне щиты всё же сбили и лобовое стекло того… разбили. Вот — грамота ваша, на епитимью — выдуло её в открытый космос. Не удержал магнитик. О чём я сейчас скорблю. Сильно. И прошу мне…
— Значит — выдуло?
Киваю.
— Мде, — он смотрит на меня как-то насмешливо. — Да ты герой прямо! Пять кораблей завалил один! Может тебе орден дать, а?
— Нет, что вы, — смущённо бормочу в ответ, — зачем мне орден, мне и медали достаточно и грамотки новой.
— Скромный… это хорошо. А скажи мне, друг ты мой любезный. — Тод вытаскивает из стопки папок одну и раскрывает её:
— Ага, вот. Вот что тут у меня есть кхм… «… и сие лицо, обозначив себя как Инквизитор третьего класса, предлагал в баре станции Дескартес, индульгенции по сходной цене. Индульгенции он выдавал кусками, отрезая их от пергаментного свёртка с тремя печатями. При этом находился в состоянии подпития. Так, с тремя девками, барными, он произвёл бартер, обменяв их услуги на печати со шнурами чёрными, заявив во всеуслышание, что сие есть печати добродетели и снимают оные грех прелюбодеяния на шестьдесят соитий каждая. Лицу, известному как злостный пират и еретик он отрезал четверть листа с письменами и объявил что сие есть…».
Тод захлопнул папку.
— Ну-с… так что — выдуло, говоришь? С магнитиком?
Молчу.
— Да… — Он встал и начал прохаживаться по кабинету. — Я тридцать лет в Инквизиции, но такого, — он указал на свой стол. — Такого ещё не видел. Тебе рассказать, что на самом деле было?
Отрицательно мотаю головой. Спалился. Эх… а так хорошо начиналось. Те, ну в баре, повелись на плащ по полной. Сначала, конечно, перетрусили, но когда я пару кружек — в подарок от заведения, принял — расслабились. Девки местные подтянулись — типа исповедуйте и грехи отпустите, отче. Грехи-то я им потом отпустил, но вот что меня дёрнуло грамоту ту достать и заявить что это глобальная индульгенция открытым листом, не знаю. Ну и слово за слово — продал её. Кусочками — всё как в донесении.
А когда выяснилось, что это не индульгенция — едва ноги унёс. Шалавы эти ещё разорались — типа фальшивка это, изнасиловали их. Едва удрал. Потом ещё отбиваться замучался, кто-то Федералам стуканул. Эх…
Молчу.
— Да… — брат Тод всё это время продолжал ходить по кабинету. — Ну и что мне с тобой делать?
— Простить?
Он аж поперхнулся от моего предложения.
— Тебя? Да за меньшее на костёр отправляли! — Тод остановился и внимательно на меня посмотрел: — Слушай, а давай мы тебя сожжём, а? И мне проще и тебе лучше.
— Лучше? Чем?
— Мучиться меньше.
Отрицательно трясу головой.
— Не хочешь. — Констатирует он. — Ну, это-то понятно. Что же мне с тобой делать.
И, видя что я порываюсь что-то сказать, делает жест рукой:
— Молчи уже, наговорил ты тут…
Ещё какое-то время проходит в тишине, нарушаемой только шагами Тода. Наконец он принимает какое-то решение и усаживается на своё место.
— Ладно. С учётом твоего очередного, — он вздыхает, — раскаянья и принимая во внимание твои предыдущие заслуги, я дам тебе шанс реабилитироваться.
Он чем-то щелкает и на стене напротив меня загорается проекция карты Галактики.
— Смотри и запоминай. Дело в следующем…
* * *
Если вам кто-то скажет, что рубка дальнего разведчика комфортное место — плюньте ему в глаза. Я третий час сидел в крохотной кабинке Даймондбека, пытаясь понять за что именно брат Тод решил столь изощрённым способом проявить своё неудовольствие. Ну пошалил малость — так оштрафуй. Поклоны там отбивать заставь или псалмы в хоре петь сутками — это бы я понял. Но часами сидеть в этом гробике — это превосходило все мыслимые границы. Не знаю, может кабины других скаутов этой модели и были попросторнее, но в том, что был выделен мне под эту миссию места свободного не было. От слова совсем.
Всё свободное пространство было занято дополнительными охладителями и модулями дополнительного бронирования.
Когда брат Тод протянул мне лист с характеристиками корабля для данной миссии мне стало грустно с первого взгляда.
— А щит где?
— Бронёй оттанцуешь!
— Так тут стандартный, лёгкий сплав! Меня распилят моментом!
— А ты не подставляйся, этот скаут весьма манёвренный.
— Оружие где? Эти две пукалки пульсовые — это и всё?
— Мы тебя не воевать шлём.
Со слов Тода задание было простое. Мне всего-то следовало скрытно прибыть в систему Dvorsi, на станцию Чернуха и там найти агента Инквизиции. Он должен передать мне информацию о системе, куда прибудет секретный курьер — прибыть в точку рандеву, подобрать один конт и вернуться назад — в Komadheny. Всё просто, да?
Сложности начинались при разборе деталей. Прежде всего агент был художником и специализировался на древне Земной живописи, а конкретно — на малых голландцах. Там вся станция была помешана на этой живописи. Постоянно проходили вернисажи, творческие вечера и прочая богемная суета. Сказать, что я не разбираюсь в живописи — это ничего не сказать.
Я так прямо и заявил Тоду — мол не по мне это. Как я найду вашего художника среди толп других таких же?
— Я всё что знаю про их стили — так это если морда на фото, эээ… на картине — это портрет. А если там еда навалена — это натюрморт. А эти — маленькие что — он карликов рисует? Голландских? Обкуренные карлики?
— Ну это же просто, — поморщившись от моей необразованности пояснил он. — Они как большие, но меньше. Ты про Рембрандта слыхал?
— Это пианист вроде был?
— Ты точно школу заканчивал? — Поинтересовался Тод и дождавшись моего утвердительного кивка продолжил: — Короче. Ищешь того, кто на вернисаже морские виды рисует. Или каналы. Ещё проще — вода и лодки рыбачьи.
— Понял. Рыбачка Соня, шаланды с контрабасом, да? Я ж не совсем тупой.
Он только вздохнул и вывел на экран несколько картин. Море, лодки, домики. Без карликов — я даже поближе подошёл, нет их там.
— Вот. Такие же ищи. Как найдёшь — выбирай любую и торгуйся. Художник не уступит. Ты тогда спросишь — мол сколько за холст, без рамы. Он расстроится — дескать только в сборе. Ты требуй только холст. Тогда он тебе даст скидку. Сумму скидки раздели напополам — это будет дистанция до системы, где тебя курьер встретит. Ясно?
Киваю:
— А с картиной-то что делать?
Тод отмахнулся:
— Себе оставь. На память.
Снова киваю, тоже дело — в каюте Анаконды повешу — как раз рядом с мишенью для дартса, а то рядом уже всю обшивку разодрал.
— Денег дадите? — Спрашиваю.
— На что?
— Как на что? — Начинаю загибать пальцы. — Топливо, мелкий ремонт, картину опять же мне что — за свои покупать?
— Ну ты нахал! У тебя полторы сотни лямов на счету! За свои справишься. Не обеднеешь. В грех алчности впал?
— Ни разу. За свои, так за свои.
На этом и расстались.
Неприятности начались едва я вывалился из сверхскоростного режима около станции.
— Алё, Чернуха, прошу добро на посадку.
— Минуточку, — быстро ответил мне приятным женским голосом диспетчер:
— Вы не могли бы зависнуть в вашей точке на пяток минут?
— Чего ради?
— Ваш корабль очень хорошо гармонирует на фоне планеты. Такое освещение удачное. Я сейчас, быстро, только набросок сделаю.
— Да сфоткай по быстрому и посадку давай!
— Это не правильно! Фотография… это… это…
Невежливо и грубо прерываю её возмущение:
— Площадка какая?!
— Следуйте на 27, она наиболее гармонирует с вашим кораблём. — В её голосе явно проступает обида. Ну и пофиг.
Паркуюсь, жду пока корабль опустится в ангар и выхожу. На площадке меня встречает бригадир посадочной команды — его комбез покрыт разноцветными пятнами.
— Стойте, стойте! — Он активно замахал руками, едва я сделал пару шагов с трапа. Замер. Что такое? Утечка?
— Отлично! Я сейчас этюд набросаю! Скаут на фоне двойной звезды.
— Чего? Куда кинешь? — Но на всякий случай стою неподвижно.
— Этюд. В мягко сиреневых полутонах. Вы сесть можете?
Чёрт! Я должен был догадаться — это же станция художников! Тут все на этой теме повёрнуты!
Подхожу к нему, не обращая внимания на его протестующие вопли.
— Так! Мне полный бак стандарта. ТО тоже стандартное.
Бригадир разводит руками.
— Ни как не могу.
— Почему?!
— Ну как вы не понимаете! — Он красивым жестом заламывает руки. — Стандарт он лазоревый.
— И что?
— А ваш корпус — лимонный.
— И что?
— Как Что? — Он театрально хватается за голову. — Это же вопиющий диссонанс!
Уффф… больные они тут все что ли? Подношу кулак в перчатке к его носу.
— Мужик! — покачиваю кулаком перед его лицом, — если ты сейчас же не заправишь и не проведёшь штатное ТО, то я этот дисно… днисо…, тьфу. Короче — яйца вырву! Понял?
— Фи! Хам! — Он отходит от меня и начинает раздавать команды своей команде, опасливо поглядывая на меня через плечо.
Делаю себе пометку проверить всё лично перед отлётом — с этих станется. Зальют вместо кислорода хлор и скажут — так красивее. Творцы, мля.
Поднимаюсь на жилой обод — там, если верить скаченному плану станции, место постоянно действующего Вернисажа, где — если судить опять же по путеводителю, можно купить произведения любых стилей и направлений, пройти экспресс обучение по всему творческому — от рисования карандашом до высекания скульптур из камня. Даже целый каталог натурщиц прилагался — его я изучил особо внимательно, некоторые экземпляры были весьма и весьма.
Едва я вышел из лифта, как все без исключения органы чувств были подвергнуты атаке. Оглушительно ревела музыка — не, я люблю классику, но не так же громко. Во все стороны били цветные лучи, формируя на прозрачной части обода сложные узоры, в воздухе витал запах духов, ацетона и пряностей и сквозь эти волны временами проступал явственный запах травки.
Впереди колыхалось и переливалось людское море — все куда-то шли, брели, сидели на палубе. Кто-то с кем-то дрался — наверное по их мнению дрался — один тип держал другого за лацкан пиджака и мерно отвешивал второму — здоровому бородатому мужику, пощёчины, что-то попутно объясняя окружившим их людям. Что характерно: жертва даже не делала попыток дать сдачи — просто сносила удары и рыдала.
Стоило мне сделать пару шагов как в меня вцепилась какая-то девица в обтягивающем, как вторая кожа, трико.
— Вам надо это увидеть, пойдёмте! — Она потянула меня куда-то вглубь толпы.
— Куда? Чего?
— Не спорьте! — Она тащила меня с натиском среднего буксира. — Мэтр Вольд де Маар даёт урок натурной биографики.
— Чего даёт?
Она резко отпустила меня и развернулась ко мне передом.
— Я вам нравлюсь?
Окидываю её взглядом — фигурка что надо, да и мордашка ничего… киваю.
— Это меня Мэтр разрисовал!
Чего?! Приглядываюсь — да она же голая! Совсем! Не верю своим глазам и провожу пальцем по ней, случайно, исключительно случайно — по груди. На её теле остаётся полоска чистой кожи а на пальце — след краски.
— Ой, ну что вы наделали! Придётся просить Мэтра исправить. Пойдёмте — она вновь хватает меня за руку и тянет к стене.
У стены сооружено нечто вроде подиума. На нём стоит голая девка, которую обмазывает испачканными в краске руками какой-то полуголый мужик.
— Вот! — он отходит в сторону, — а теперь мы добавим немного ванильного ноктюрна к получившейся композиции, что подчеркнёт насыщенность образа.
Он вытирает руки о свой голый торс и зачерпывает горсть краски из стоящего рядом ведра. Одного из вёдер — их там несколько.
Приглядываюсь — что-то знакомое угадывается в этом художнике. Очень сложно разобрать — он весь покрыт краской, лицо, торс, короткие шорты и даже ноги — всё пестрит пятнами различных цветов. Мэтр тем временем продолжает обмазывать девицу.
— Ах, волшебство творчества… это так прекрасно, — щебечет приведшая меня девчонка и протискивается в первые ряды, щедро оставляя следы краски на столпившихся вокруг.
— И последний штрих! — Мэтр распрямляется и залезает босой ногой в очередное ведро.
— А ну-ка повернись, — командует он девице и та поворачивается к нему филейной частью.
Шлёп! — он отвешивает ей пинок, формируя на её подтянутой попке отпечаток ступни.
— Всё мирское — тлен! — Провозглашает Мэтр, начиная мыть руки в отдельно стоящем ведре. — Суета сует и тлен. И быстротечно! — Он наклоняется на ведром и смывает краску с лица: — А посему жить нам должно…
Я перестаю его слушать, так как узнаю Вольдемара. На всякий случай кручу головой, но ни Урфина, ни Йоса или Пуффа рядом не видно.
— Привет, Вольд! — Кричу ему, размахивая рукой над головой, чтобы привлечь его внимание.
Стоящие рядом — наверное ученики, начинают недовольно шикать на меня — мол не дело прерывать лекцию Мэтра, но мне на них пофиг.
— Узнаёшь? Или забыл?
Вольд поднимает голову и какое-то время смотрит на меня непонимающим взглядом.
— Эээээ… ты? Здесь? Как? — Но тут же совладает с собой и провозглашает на всю окружающую подиум толпу: — Друзья мои! Велик космос, но он не преграда для истинного творчества и творцов! Давний мой друг и последователь почтил нас свои присутствием!
Присутствующие поражённо ахают и вокруг меня моментом образовывается пустое пространство — в которое торжественно вступает Вольд, протягивая руки ко мне в красивом приветственном жесте.
Мы обнимаемся и он шепчет мне на ухо:
— Чего припёрся?
Так же тихо отвечаю:
— По делам, проездом, уже сваливаю.
Он размыкает объятья и, продолжая удерживать меня вытянутыми руками за плечи, не сводя с меня взгляда, провозглашает:
— Увы! Муза зовёт моего друга от нас далече. Я буду грустить сегодня, вспоминая…
Тут он прерывает сам себя вновь обнимая меня.
— Через месяц приезжай, оторвёмся по полной. Не сейчас.
Мэтр отталкивает меня и подносит руки к лицу, будто он едва сдерживает рыдания.
— Увы мне. Горе! Печаль! Уведите меня из обители грусти!
И более деловым тоном, несколько контрастирующем с предыдущими рыданиями.
— На сегодня класс закончен. Соберите оплату.
Пара раскрашенных девиц начинает обходить толпу собирая оплату, а ещё несколько таких же раскрашенных под руки уводят поникшего головой Мэтра куда-то вглубь Жилого обода.
Фух… — Резко выдыхаю. Ничего себе! Вот это встреча… Несколько подёргиваний за рукав отвлекают меня от этих мыслей. Поворачиваюсь. За рукав меня держит всё та же разукрашенная девица, что и привела меня сюда.
— А вы правда знаете Мэтра?
— Волдем… Вольда? Конечно! Мы с ним в стольких приключениях побывали, столько пережили!
И — про себя, я ему гаду ту шутку с трупом Пуффа никогда не прощу!
— Это, наверное, так волнительно было! — Закатывает глаза девица. — В приключениях… а что вы искали?
— Как что? — Тяну время, пытаясь придумать что либо правдоподобное, ну не рассказывать же ей правду. — Вдохновение искали. И музу — другу нашему. И пути… новые. Творческие.
— Ах, — вздыхает она. — Это так романтично… А можно я, — она скромно опускает глазки, — буду вашей музой?
Вот только этого мне не хватало. Музу Инквизитора я себе представлял несколько иначе — ну там в боевой броне, с огнемётом наперевес. Но не обижать же её.
— Ты будешь моей музой. Обещаю. — От радости она аж начинает подпрыгивать и хлопать ладошками — недурственное зрелище.
— Только у меня дела сейчас. Я в этом… в поиске. Творческом. Но я вернусь. Когда-нибудь.
Она понимающе кивает.
— Спасибо! Я буду вдохновлять вас на расстоянии! — И сваливает туда же, куда увели Мэтра.
Фуххх… отбился. Дурдом какой-то. Творческий.
* * *
Нормальных художников — тех, которые кисточками по ткани рисуют, я нашёл довольно быстро. Они занимали приличный сектор обода. А вот найти конкретного было сложно. Все у кого я спрашивал про маленьких голландцев презрительно кривили морды, разной степени небритости и критически отзывались обо всех направлениях живописи кроме своего.
Первыми мне попались импрессионисты, кубисты и примитивисты — из их рядов я спасся бегством, поняв что и мои глаза и психика в опасности. Следующие ряды были заполнены портретистами — тут я задержался, галерея парадных портретов неизвестных личностей в роскошных мундирах и церемониальных робах так и зазывала остановиться и заказать свой портрет. В Инквизиторском плаще, с мечом — и чтобы ногой попирать нечто гнусное. На фоне аутодафе, естественно. Уверен — такая бы картина отлично смотрелась в моём кабинете. Потом я, правда, вспомнил, что кабинета у меня нет, а в каюте не так уж и много места. Пришлось отложить эту затею до лучших времён.
Далее шли ряды баталистов — и вот тут я завис конкретно, медленно переходя от полотна к полотну и любуясь сценами битв как далёкого прошлого так и современности. На одном полотне какой-то мужик в обрывках зелёного мундира, простеганного ватой, швырял связку бутылок с яркими этикетками в ступоходы надвигающейся на него шагающей бронемашины с чёрно-белыми крестами на корпусе. На другом — рыцарь я ярко алых доспехах вонзал штык своего карабина в зелёного и клыкастого гуманоида раза в три больше него самого. Рядом — с борта гигантского вёсельного корабля взмывали в воздух бипланы с красными кругами на бортах. Да — тут было на что посмотреть.
С трудом оторвался от этих картин и направился дальше — к пейзажистам. Но тут было не так интересно — леса, холмы, горы и снова леса и все вперемешку.
Наконец я добрался до своей цели — пошли картины с каналами, лодками, сетями. На моё счастье тут художников практически не было. Точнее — был всего один, да и тот дремал в раскладном креслице.
— Извините, — обратился я к нему. — Это маленькие голландцы?
И пальцами показываю — каких именно маленьких я ищу.
— Они самые, — неприветливо буркнул автор. — Интересуетесь?
— Да, с детства неравнодушен к Бетховену.
— К кому? — Художник даже соизволил поднять на меня голову.
— Ну к этим, знаменитым. Хоть и лилипутам. Моцарты там всякие, Рубенсы.
— К кому? — Он встал, внимательно рассматривая меня. А я что? Обычная средняя школа, не художественная даже. Типовое образование, я что их всех помнить должен что ли? У меня даже рисования не было, мы карабины изучали — мало ли.
— Уважаемый, — косясь на мою кобуру произнёс художник, что ж они все нервные-то такие. — Вы должно ошиблись…
— Ни разу, — я прошёлся вдоль ряда картин. Хм, а вот эта вполне закроет дырки на обшивке каюты. А дартс я перевешу.
— Я, пожалуй, вот эту возьму. — И указал пальцем на полотно, изображавшее нескольких мужиков удящих рыбу с пристани. — Нравится. Любил, знаете ли, рыбу ловить. О! У них и выпить есть — киваю на стоящую рядом с одним из рыбаков початую бутылку. Сколько?
— Две триста.
— А без рамки?
А художник-то напрягся.
— Без рамки нельзя.
— Да ладно вам. Я рамку и сам сделаю. Мне только картинку. Сколько?
— Не продаю без рамки!
— Ну поймите вы, — начинаю уговаривать его, — мне тащить так неудобно. А без неё — сверну и потом повешу.
— Нет, — он отрицательно качает головой. — Только в сборе.
— Хорошо, — примирительно поднимаю руки. — Скидку сделайте. Я куплю, а дальше моё дело.
Он прищуривается, пристально разглядывая меня. Повторяю:
— Скидку на картину маленького голландца. Сколько?
— Эх! Хорошо. Я сделаю вам скидку в пятьдесят пять точка пятьдесят… ну шесть монет.
Протягиваю ему карту для оформления покупки а сам считаю — искомая система должна быть ровно в двадцати семи с хвостиком годах отсюда.
Благодарю за покупку, сворачиваю картину в трубочку и направляюсь к ближайшему лифту, который унесёт меня из этого творческого безумия.
* * *
Вернувшись в корабль, я тут же запросил комп произвести подбор систем, находящихся не далее двадцати семи и семидесяти восьми светолет от данной. На двадцати семи световых годах оказалось несколько, но точно на нужном расстоянии была только одна — Herengul. Ни чем особо не примечательная система — даже полноценной станции нет, платформа. Туда я и проложил свой курс.
Выпрыгиваю. Пусто. В смысле кораблей — планеты-то крутятся по своим орбитам, им-то что до наших мелочных разборок. Отлетаю подальше от местного светила и перехожу в нормальное пространство. Глушу ход и зависаю в неподвижности — жду. Если художник не наврал, тут ко мне курьер должен сам выйти. Как он меня найдёт — не моё дело. Моё дело — ждать.
В безделье проходит час, другой, третий. Даже дремать пробовал — неудобно. В середине четвёртого часа моего вынужденного отдыха из сверхскорости ко мне вывалился корабль. Вовремя — я уже планировал подождать ещё часа полтора и свалить назад. А что? Я ждал-ждал, а не дождался.
— Привет! — Жизнерадостно поздоровался со мной пилот Имперского курьера.
— Привет, — с трудом стараясь не зевать ответил ему.
— Скучаешь?
— Не, блин. Веселюсь. Рисую.
Всё же посещение Чернухи не прошло для меня бесследно.
— Здорово! В каком стиле?
Блин! Да он что — издевается?!
— Я вот Кустодиевских женщин люблю! Моща! — Продолжает глумиться пилот курьера.
— А я по голландцам. Маленьким. — Отвечаю ему.
— Аааа… — тянет он. — Это там рыбаки, лодочки, да?
— Они самые!
— Эх… рад бы поболтать с творческой личностью, но увы — дела.
Это кого он, гад, обозвал сейчас?! Его корабль меняет курс и начинает готовиться к разгону.
— Ну, бывай! — Прощается пилот со мной и я вижу, что на радаре появляется отметка от сброшенного контейнера.
Хлоп! Его корабль исчезает в прыжке.
Меняю курс на конт. И это задание Тод посчитал сложным? Делов-то… Хотя да, не каждый выдержит пытки искусством и такого долгого ожидания. Зато я Вольдемара встретил. Эх, надо будет отпуск взять, навестить его. Как он там говорил? Через месяц?
С такими мыслями я неспешно подлетаю к конту и переправляю его в трюм. Всё. Дело — сделано, можно и домой. И что Тод… — додумать мне не удаётся.
Хлоп! Хлоп! И спустя небольшую паузу — Хлоп-Хлоп!
В окружающем пространстве становится тесно от внезапно появившихся кораблей. Присматриваюсь к силуэтам — Федералы! Пара их штурмовиков, рядом крутится туша десантного корабля и чуть в стороне — корабль огневой поддержки. Лихо… надо валить.
Врубаю полную тягу…
ХЛООООПППП!!!
Мою скорлупку отбрасывает появившимися гравитационными возмущениями — прямо рядом со мной возникает гигантский корпус Федерального Корвета.
Я ещё не успеваю восстановить контроль над хаотично вращающимся скаутом, как эфир оживает:
— Слушай сюда, курьер. Скидывай конт и сваливай. Десять секунд на раздумье.
Скинуть конт и сказать Тоду, что не дождался? А если тут жучки стоят? Не катит.
— Восемь. Стопори ход.
А они меня распылят моментом. Если из гаусовок — то могу и не воскреснуть как тот, пятый.
— Шесть! Активируем оружие.
А! Была не была! Выжимаю форсаж и начинаю крутиться.
— Три. Дурашка. Огонь!
Мне везёт и первые залпы проходят хоть и мимо, но в опасной близости. Скидываю конты с фольгой и тепловыми ловушками, сбивая наведение их турелей. Это даёт мне ещё несколько секунд, достаточных чтобы выбрать звезду для прыжка.
Снова сбрасываю помехи, продолжая крутиться — но в этот раз кто-то попадает и корабль вздрагивает от сильного удара. Это не лазер — бьют из орудий.
Комп начинает накачку генератора прыжка, я — продолжаю крутиться. Был бы щит — это дало бы мне пару лишних секунд жизни! Крутись, говорил Тод… козёл!
Корабль сотрясает мелкая дрожь — накрыли очередью из пулемёта.
— Топливный бак повреждён. Радиус прыжок снижен. — Радует меня комп.
Отлично, просто отлично! Сбрасываю помехи — ещё немного и всё, приплыли. Останется только сдаться. Был бы щит… Увы, его нет, зато есть охладители и их много.
Закладываю петлю — вовремя! Мимо проносятся два сиреневых сгустка, оставляя за собой быстро тающий след такого же цвета. Ого… это с Корвета — у него спаренные плазмомёты стоят.
Ну охладитель… и что с того? Тормоз! Вот он мой шанс:
— Комп! Тихий режим! Срочно!
Чуть не ломаю джой, переводя корабль в полёт по изогнутой, спиральной траектории.
— Тихий режим активирован! Внимание, нагрев в данном режиме может…
— Заткнись!
Комп затыкается, а я вижу как залпы моих преследователей впустую буравят вакуум.
Салаги! Отвыкли ручками стрелять?! Всё вам компы наведения подавай? На всякий случай скидываю конт с помехами, хотя мог бы и сэкономить.
Довольно улыбаюсь, представляя как вытянулись морды канониров. Я в безопасности, в относительной, конечно, но…
ВВВввввшшшшшшшшшш… Мимо проносятся два залпа плазмы — похоже, что на Корвете ГК жёстко фиксирован по курсу. Но на такой дистанции…
— Перегрев! Внимание — перегрев! — Информирует меня комп. Не страшно — прожимаю кнопку охладителя и температура систем спадает до стандартной. Наверное это красиво — если со стороны смотреть.
— Комп! Прыжок в ближайшую систему!
— Рассчитываю…
Буммссс…! Что-то с грохотом врезается в корпус, сотрясая весь кораблик. Что это было? Я подставился? Оглядываюсь — а Федералы-то не дураки. Они перевели турели в переднее положение и зафиксировали их, отключив автонаведение. Теперь они лупят по мне наводясь всем корпусом. Точность оставляет желать лучшего, но при их количестве стволов это только вопрос времени — ещё пара попаданий и мне каюк.
— Что с прыжком?
— Прыжок невозможен!
— Что?!
— Утечка топлива. Топливо будет исчерпано через…через…
— Давай на сверхскорость!
Корабль снова вздрагивает — на этот раз как-то мягко. Это лазер, он не сотрясает корпус как болванка снаряда.
— Повреждения бака увеличены. Топливо на исходе.
— Прыгай!
— Перегрев! Внимание — перегрев!
Прожимаю кнопку охладителя. На секунду представляю себе картинку со стороны — лимонно жёлтый скаут, летит, окутанный зелёным облаком охладителя, оставляя за собой лазоревый хвост истекающего топлива. Да, тот бригадир был прав — не гармоничное зрелище…
Корабль снова вздрагивает, возвращая меня к реальности.
— Повреждены маневровые! Камера форсажа уничтожена!
За-ши-бись!
— Переход на сверхскорость… 4… 3…
Кораблик, в который раз вздрагивает — судя по всему словил пригоршню картечин из дробовика, так мы, курсанты, прозвали фрагментальное орудие.
2… 1… Прыжок!
Пространство вокруг меня сжимается в конус чтобы через миг раскрыться видом системы.
Вырвался!
И что дальше?
— Комп! Статус систем?
— Прыжковый модуль неисправен. Маневровые функционируют на тридцати процентах, форсаж невозможен. Топливо закончится через полторы минуты данного полётного режима.
Отлично! Просто отлично! Ну до платформы мне не дотянуть — далеко. Что рядом?
А рядом крутится шар планеты. Мертвый и безжизненный. Зато рядом.
— Комп! Режим планетарной посадки!
— Исполняю!
На радаре начинают проявляться отметки кораблей моих преследователей. Да, выбора у меня особого нет — только на планету, там есть шанс затеряться среди её рельефа и сохранить конт, который им так нужен.
Снижаю скорость и начинаю движение к мёртвой, желтоватой равнине. Внезапно корабль начинает трясти — тут есть атмосфера?
— Комп. Состав атмосферы?
— Атмосфера отсутствует.
— А тряска?
— Топливо исчерпано. Питание двигателей нарушено!
Ясно. Эх… дотянуть бы…
Круг планеты превращается в плоскость по мере снижения. Судя по радару, мои преследователи не рискнули повторить мой манёвр и кружат на высокой орбите. Или ждут пока я разобьюсь, чтобы спокойно подобрать мой груз. Второе наверное вернее.
Спускаюсь ниже и пытаясь сохранить капли топлива для посадки, сбрасываю тягу до нуля. Мой скаут проваливается вниз.
— Внимание! Обнаружен некартографированный объект. Классификация затруднена — объект защищён помехами.
Что за дела?
— Выведи на лобовое.
На лобовом стекле загорается отметка, градусах в тридцати слева от моего курса, если, конечно, моё падение можно назвать курсом. Слегка выжимаю газ, разворачивая корабль к отметке.
— Комп! Насколько хватит топлива? Дотянем?
Комп не отвечает, просто высвечивая точку на экране — там я гробанусь. А что — в принципе неплохо. До объекта останется всего несколько километров.
Поверхность становится всё ближе и ближе и комп радует меня, что топлива осталось только для обеспечения безопасной посадки, и что он начинает процедуру принудительной посадки. Да, это не Бродяга — с ним хоть договориться можно. Но он отказался сопровождать меня, объяснив, что занят сборкой себе тела и это более важно, чем бесцельные мотания в пустоте.
Корабль начинает тормозить и опускаться к поверхности, раскачиваясь и заваливаясь, когда один за другим начинают вырубаться маневровые.
От серьёзных травм меня спасло то, что гравитация на этой планете была меньше стандартной — топливо окончательно кончилось, когда до поверхности оставалось несколько метров. Но всё равно — посадка, её финальная часть, была весьма чувствительной для моей тушки.
Когда перед глазами перестали гулять круги я первым делом запросил комп:
— До объекта сколько?
— Ориентировочная дистанция — три точка два стандартных километра.
Ну что ж — прогуляемся.
Выбрался из Скаута, огляделся — кругом простиралась равнина, кое где прерываемая небольшими, но причудливыми каменными образованиями. Самое ближайшее образование напоминало не то мост, не то арку. Пошёл к ней, надеясь с неё осмотреться и прикинуть маршрут.
Забрался — благо подъём был плавным и ровным.
Обернулся на кораблик. Поднятая при посадки пыль частично припорошила скаут и его лимонно жёлтый цвет, местами прикрытый этой пылью, очень органично смотрелся на общем желтовато-песочном фоне. Ну, по крайней мере, визуально нас найти будет сложно. А если тут поблизости есть металлические руды, то и со сканером придётся повозиться.
Почувствовав прилив оптимизма, я отвернулся и принялся искать неизвестный объект.
А вдруг мне повезёт и это окажется поселение? Или склад? Ну должно же мне повезти!
Объект я обнаружил быстро. На фоне чёрного космоса не заметить мигающие огоньки было сложно. Ну а раз огни мигают — значит там что-то работает. И, наверное, есть люди — механизмам-то зачем огоньки. А раз есть люди — значит есть и воздух, и еда, и сортир. Сорри, но что поделать — физиология. Белого брата я уже сутки как не видел.
Отметил пеленг на объект и уже приготовился спускаться на поверхность, как из-за дальнего основания моста появился луч прожектора. Я предпочёл залечь — на всякий случай. И вовремя! Едва я распластался по камню, как из-за опоры выдвинулся непонятный механизм…
