Глава шестнадцатая
Гас умер под утро, так и не придя в сознание. Он просто перестал дышать, и всё. Лимон долго колотил в ворота, требовал, чтобы открыли — хотя толком не знал, зачем. Просто что-то надо было делать. Наконец Зее и Дину оттащили его и не то чтобы успокоили, но — смирили.
В сарае, не считая мёртвого Гаса и погружённого в себя взрослого, осталось шесть человек. Помимо Лимона, Зее и Дину, это были два третьеклассника из «серой» гимназии и молчащая девочка примерно того же возраста. Кто она, откуда — понять было нельзя. На ней был балахон, сделанный из мучного мешка (что именно мучного, ясно было по штемпелю) и бахилы — наверное, тоже из мешка, только более грубого и толстого. Зее пыталась её разговорить, но без толку.
Остальных продали. Лимон не сомневался, что с утра продадут и их.
Весь вчерашний день, пока было светло, он обшаривал сарай в поисках хоть какого-то оружия — обрезка трубы, палки, куска арматуры… Но нет — хозяева хорошо подготовились к приёму гостей. Только бесполезные колёсные диски, веник, тряпьё. Жестяные кружки, палочки для еды.
Всё.
В туалет выводили. Питьевая вода стояла в деревянной бадейке без ручки.
Вечером, когда продали последнюю партию — кажется, действительно для ухода за свиньями, — Лимон начал подметать пол. Он тупо и аккуратно мёл, и мёл, и мёл — сначала от центра к стенам, потом вдоль стен. Кучка пыли и всяческого сора росла. Потом он сел перебирать тряпьё. Это приходилось делать уже почти исключительно на ощупь, свет мерк. Но пока он не померк окончательно, Лимон нашёл несколько вещей, которые могли пригодиться: разорванная на спине рубашка из плотной ткани, несколько здоровенных непарных носков, детские ползунки, прожжённая в нескольких местах непромокаемая накидка. Её было очень трудно порвать голыми руками, тогда Лимон заточил о цементный шершавый пол палочку для еды и с её помощью сделал несколько проколов-надрезов в неподатливой ткани; после этого она стала рваться на ленты.
— Что это будет? — тихо спросила Зее.
— Ещё не знаю, — соврал Лимон. — Рви теперь ты…
Потом, в полной уже темноте, он стал руками перебирать собранную пыль. Что-то совсем лёгкое — в основном это были щепочки и сухие листья — он отсеивал, более тяжёлый и плотный мусор ссыпал в носки, вложенные один в другой. Подливал немного воды из кружки, трамбовал, досыпал снова. Наконец получилось две увесистые колбаски. Их он засунул в оторванные рукава рубашки, завязанные узлом у манжет. Это уже стало походить на дубинки. Потом — всё так же вслепую — стал плести из матерчатых лент тугие косички. Из косичек сделал удобные ручки с петлями, чтобы дубинки не выскользнули из рук. Смочил дубинки ещё немного, чтобы не пересохли за ночь, и оставил пока. Теперь нужно было наточить как можно больше палочек для еды…
— Ты хочешь уйти прямо отсюда? — тихо, на ухо, спросил Дину.
— Нет, с дороги, — так же тихо ответил Лимон. — Не думаю, что нас станут обыскивать.
— Это да. Значит, надо попасть в одну партию…
— Ага. Типа, мы Гаса одного не оставим…
Но под утро Гас умер. А Лимон почувствовал, что больше так не может…
Сначала неразборчиво загалдели голоса, а следом раздался рёв трактора. Потом рёв снизился до нормального бормотания, а ещё немного спустя звук сдвинулся и удалился.
Охотники отправились на охоту.
С этого момента заработал основной план.
Дину подсадил Лимона, и тот забрался на балку, проходящую над воротами. Балка была узкая, чуть шире ступни, но впереди неё и на метр выше проходила стяжка стропил, так что получалось даже удобно: стоишь пятками на балке, руками упираешься в брус… Зараза, этот брус состоял из сплошных заноз! Надо было сообразить взять наверх каких-нибудь тряпок… ладно, потерпим.
Лимон пристроился над самым краем ворот — там, где образуется щель, через которую входят. И приготовился ждать.
Но ждать почти не пришлось. И даже Дину с Зее едва успели занять свои позиции: Зее перед дверью на одном колене, низко наклонившись вперёд, и Дину за спиной — делает вид, что душит её за шею; и третьеклашки не очень уверенно заголосили: «Ой, не надо, ой, не надо!..» — когда заскрипел ворот, и дверь, подёргавшись, начала отъезжать.
Она отъехала ровно настолько, чтобы человек мог протиснуться боком. Лимон глубоко вдохнул и задержал дыхание.
Сначала вдвинулась кастрюля с кашей, потом шляпа. Потом вошедший увидел Зее и Дину — и застыл.
Лимон отцепился от стяжки и, напрягши пресс, рухнул вниз, точно на шляпу. Раздался сухой хруст, потом — грохот отлетевшей кастрюли. Тёплая волна ударила Лимона в лицо, он едва успел зажмуриться. Вскочил. Дину уже отволакивал обмякшее тело в тень.
— Тихо! — скомандовала Зее, и третьеклашки тут же замолчали.
Лимон снимал с лица налипшую кашу. А ведь могла быть горячая, подумал он мельком. Дину обшаривал убитого.
— Нож, — сказал он. — И пистолет. Кому что?
— Нож, — сказала Зее.
— Ты как стреляешь? — спросил Лимон.
— Нормально. Правда, пока только по мишеням… — Дину выпрямился. — А что?
— У меня ещё руки не совсем свои, — сказал Лимон. — Так что пистолет тебе.
— Хорошо, — сказал Дину равнодушно.
Лимону не понравилось это равнодушие, но он промолчал. Подошёл к трупу. Постоял над ним. Это был незнакомый парнишка примерно его лет. Ну и всё, подумал Лимон.
Никаких чувств и ощущений не было. Просто усталость. Уже привычная.
— Кто-то идёт, — сказала Зее.
— Работаем, — сказал Лимон. — Дину, стрелять в крайнем случае, помнишь?
— Угу, — сказал Дину.
Зее метнулась к воротам, взяла конец верёвки — точнее, косицы, сплетённой из той непромокаемой накидки, — села в намеченном месте в той же позе: на колене, руками в пол, низко опустив голову — чтобы не было видно светлого пятна лица. С другой стороны от щели, взявшись за другой конец верёвки, сел Лимон. Дину отошёл на несколько шагов, встал спиной к воротам, левую руку заложил за спину, правую вытянул — то ли целясь в кого-то, то ли просто показывая.
Третьеклашки уже без команды заныли: «Ой, не надо!..»
Резко стало темно. Светлый прямоугольник на полу почти полностью заняла тень. Потом Лимон увидел ноги. Здоровенные ноги в резиновых сапогах с обрезанными голенищами.
— Что вы тут…
Ноги переступили и продвинулись чуть вперёд.
— Да что за джакч!
— Ха! — сказал Лимон; выждал полсекунды и рванул верёвку на себя и чуть вверх.
Получилось! Они с Зее дёрнули почти одновременно, и обладатель огромных резиновых сапог опрокинулся назад, звучно приложившись затылком. Лимон тут же подскочил к нему и дубинкой изо всех сил вмазал в район солнечного сплетения. Зее уже тянула за одну ногу, Лимон вцепился в другую — поволокли!
Тяжёлый, гад…
Но на три шага оттащить удалось.
— Руки вяжи!
Вдвоём быстро как смогли перемотали скрещенные запястья — тоже крестом. Крест на крест. Кидонский знак…
— Кляп!
Зее всё помнила чётко.
Лимон рывком раздвинул челюсти пленника, и Зее воткнула в рот — поглубже, поглубже! — свёрнутую тряпку.
— Ноги.
Уже спокойнее связали лодыжки. И, наконец, пропустили отдельную верёвку между путами и почти притянули лодыжки к запястьям — хоть сейчас на картинку в «Спутник разведчика». Мешал только толстый живот.
— Не порвёт? — тревожно спросила Зее.
— Не знаю, — сказал Лимон. — Но верёвка уже всё.
— Вижу…
— Дину, что снаружи?
— Пока тихо.
— Зее, нож держи наготове…
Он ощупал огромное и почему-то очень горячее тело. Ещё один пистолет и ещё один нож, на этот раз вообще какой-то кривой жабокол размером чуть поменьше кавалерийской сабли. И ещё ножичек, складной… Всё? А, нет, запасной магазин — отлично.
Вот теперь можно и присмотреться — кто таков?
— Я его помню, — сказала Зее. — Он нас вчера сгружал. Кажется, его то ли Хряком звали, то ли Кабаном…
По лицу нельзя было сказать, сколько толстяку лет. И по рукам тоже. Пухлые, обветренные, грязные. Ну и ладно. Не интересно.
— Ну что? — сказал Лимон. — Третьего не ждём?
— А этого?
— Пусть пока валяется…
И тут Лимону показалось, что глаза толстяка моргнули. То есть чуть-чуть приоткрыл их и тут же зажмурил, но зажмурил крепче, чем было.
— Эй, Кабан, — сказал он и пнул толстяка в бок. — Очнулся?
Тот сделал вид, что не слышит. Лимон со щелчком раскрыл складной нож. Толстяк распахнул глаза и замотал головой. И даже замычал через нос.
— Очнулся, — сам себе покивал Лимон. — Много вас там ещё? — он кивнул в сторону щели. — Один, два? Три, пять, двадцать?
Толстяк таращился.
Лимон присел на корточки. Поднёс нож к кончику носа толстяка.
— Слушай меня, ты. Рабовладелец. Сейчас я буду медленно называть цифры. Сколько ваших там ещё осталось. Когда надо будет, ты моргнёшь. Если моргнёшь неправильно — а я по глазам пойму, что ты врёшь, — я для начала отрежу тебе нос. Понял? Моргни. А теперь поехали. Один? Два? Три?
Толстяк судорожно сжал веки.
— Ну, молодец. Пока живи…
— Кто-то идёт, — сказал Дину.
Лимон вскочил. Передёрнул затвор пистолета. Какая-то не наша модель… Предохранитель был автоматический, как у «герцога» — срабатывал при обхвате рукояти. А вот как вынимается магазин?.. ладно, разберёмся после.
Лимон молча показал Дину и Зее, где им стоять, сам присел, прикрыл лицо локтем. В первую секунду не увидит, а потом — плевать. Дину распластался по стене, в руке — дубинка. Зее присела за спиной Лимона.
Ну же…
— Эй вы, говнорезы, чего ворота не запираете? — раздалось со двора. — Разбегутся тараканы — самих вас продам свинарям…
Из-под локтя Лимон увидел здоровенного — на этот раз не жирного, а именно по-деревенски здоровенного, жилистого и явно очень сильного парня, босого, в выцветших солдатских штанах, голого по пояс. Оружия видно не было — впрочем, это ещё ни о чём не говорило, и у этих двоих пистолеты были заткнуты за пояс сзади. Он стоял по ту сторону ворот и, приложив руку ко лбу, вглядывался в сумрак сарая.
Если сейчас не войдёт, придётся стрелять, подумал Лимон. Жаль, лучше бы ещё немножко потихариться…
И тут в глубине сарая закричала немая девочка. Это было так неожиданно и страшно, что Лимон чуть было не обернулся.
— Я кому говорил — моих девок не трогать? — и парень быстро вошёл в сарай. — Таху, у тебя ещё…
И тут Зее за спиной Лимона издала странный хакающий звук. Что-то чёрное метнулось в воздухе, а парень вдруг схватился за живот, замер, недоверчиво посмотрел вниз — потом медленно повернулся и на подгибающихся ногах двинулся к выходу. Дину ударил его дубинкой — но попал не по голове, а по плечу. Тот лишь дёрнулся…
— Держи его! — закричала Зее.
Дину прыгнул на полуголого, как защитник при игре в мяч: ударяя в корпус плечом и скрещенными руками. Удар пришёлся в бок. Парень отшатнулся, но на ногах устоял; Дину перекатился через плечо и снова принял стойку для прыжка. Лимон бросился к деревенскому, но Зее неожиданно обогнала его, прыгнула и повисла у того на плечах, вцепившись пальцами в лицо. Парень взвыл и крутнулся на месте, и только тут Лимон увидел — вернее, понял, — что из живота его торчит рукоять ножа. Парень пытался отодрать скрюченные пальцы от своего лица, и это у него наверняка получилось бы — поэтому Лимон повторил то, что сделал Дину: прыжок защитника. Но он бил в живот…
Ощущения были такие, будто Лимон врезался в кирпичную стену — и всё-таки проломил её. Парень рухнул на спину, прижав Зее, Лимон навалился на них сверху. Наверное, можно было вставать, вернее, нужно было вставать, но тело вдруг перестало слушаться. Непонятно с чего вернулись вдруг вчерашние онемение и неподвижность… Лимон наконец сумел сползти вбок, и тогда Зее тоже начала выбираться.
Потом Лимон увидел в своей руке пистолет. Так с ним и бросился. Ну… бывает.
И тут он увидел, как к ним приближается немая девочка. Она шла, странно выворачивая ступни и слегка расставив руки. Голова её была наклонена и повёрнута немного в сторону, поэтому смотрела она косо и исподлобья. Зрелище было совершенно кошмарное…
— Что, всё? — спросила она глухо.
— Не знаю, — сказала Зее, отодвигаясь. Она тоже не могла встать.
Немая девочка подошла вплотную и упала на колени — почти ткнувшись ими в голову лежачего. Лицо его было в нескольких местах разодрано до мяса. Несколько долгих секунд она смотрела на это лицо, потом подняла руки и обрушила на него свой кулачок. Потом ещё раз и ещё…
— Ты что? — спросил Лимон.
— Пусть, — сказала Зее. — Это он — Илли… ну… и её, наверное, тоже…
Ноги лежащего вдруг немного согнулись в коленях, задрожали и распрямились. Резко запахло дерьмом.
— Всё, — сказала Зее. — Ты убила его.
— Правда? — спросила девочка.
— Правда.
— Это хорошо… он больше не будет…
— Не будет. Ты посиди там ещё немного, хорошо?
— Нет, я с вами.
— А потом с нами. Не сейчас. Не сию минуту… Джедо, ты как?
— Сейчас будет нормально…
Лимон сел, потом встал. Всё тело болело. Это что, я так вложился в прыжок? Похоже на то…
— Сейчас… — только не допустить, чтобы началась дрожь. Что там надо? — запрокинуть голову, высунуть язык и подышать открытым ртом? Вдох — выдох… вдох — выдох… ну и ещё разочек… — Я готов.
Потом он понял, что только что возникла какая-то несообразность. Ведь Илли убил тот гад, который без подбородка. А Зее сказала…
— Ты сказала: «это он — Илли». Он — что?
— Он… изнасиловал её. Они и меня хотели… но Илли убили, начался скандал…
— Ясно… Тогда бери свой ножичек, и пошли. Дину, ты в норме?
— Вполне. Хотя думал, что выбил плечо. Как каменный, джакч. Извини, Зее.
— Ничего.
Лимон, держа пистолет двумя руками стволом вниз, приблизился к щели и наконец-то выглянул наружу.
Перед ним расстилался весьма обширный двор, местами засыпанный щебнем. Слева виден был высокий неряшливый забор из жердей, перед ним косо врос в грязь тракторный прицеп с каркасом для тента. Дом, большой, сложенный из шлакоблоков, двухэтажный в центре и с двумя одноэтажными пристройками по бокам, стоял справа. Прямо — открывалось пустое свободное пространство, некоторое время Лимон ничего не мог понять, потом сообразил: там, наверное, начинался обратный скат холма, дальше шла какая-то не видимая отсюда долина, а ещё дальше угадывалась лесистая невысокая гряда Гуррахачи, сейчас почти скрытая туманной дымкой и почти сливающаяся с небом. А это значит, что там, по долине, проходит шоссе, до которого отсюда самое большее десять километров…
— Дину, — позвал Лимон. — Готов?
— Вроде бы.
— Как ты думаешь, где они?
— Не знаю.
— В доме?
— Не думаю. Деревенские днём редко в доме сидят.
— Вот и я так думаю… Этот гад откуда пришёл, с какой стороны?
Дину задумался.
— Я его увидел… вон там. То есть он шёл не из дома, а скорее из-за дома. Дорожек тут нет…
— Угу… Слушай, обыщи его, а? Я что-то…
Дину внимательно посмотрел на Лимона.
— Ты совсем жёлтый, — сказал он. — Ладно. И вообще — посиди пока. Вот тут сядь и сиди. Дыши деревенским воздухом.
Лимон так и сделал. Привалившись плечом к створке ворот, он опустился на пол и стал смотреть перед собой. Объёмная картина почему-то вдруг стала плоской, чуть размытой по краям. Пейзаж… Маркиз любит рисовать такие вот пейзажи. У него вся комната ими завешена. И у Лимона над кроватью висит картина: горное озеро, деревянный причал, у причала полузатонувшая лодка.
Вернулся Дину.
— Ещё один ножик, — сказал он. — Девушка довольна?
— Девушка довольна, — подтвердила Зее.
— А ты уже не хрипишь, — сказал Лимон.
Она потрогала горло:
— Ещё болит. Но уже сносно.
— Надо идти, — сказал Лимон. — Если мы хотим выбраться.