Причуды Мухи
Совещание уже заканчивалось. На него собрались все сотрудники станции, чтобы обдумать план дальнейшей работы.
Сегодня со всех концов Союза шли поздравления, вопросы и… упреки… Станция работала, но неожиданные неудачи обеспокоили всю страну. Всесоюзное бюро погоды, дважды получив подробную информацию, вызвало начальника для персонального отчета. Шаровая молния, наделавшая бед в колхозе «Юг», и срыв дождя в районе одной из МТС испортили весь триумф станции, которая впервые в мире творила плановые дожди.
— Мы овладели стихией, — запальчиво говорил Горный. — И никто из вас, я уверен, не думает, что мы снова вернулись в область опытов. Смешно было бы сейчас приходить в отчаяние от нашей маленькой неудачи, когда с орошаемых дождями полей вокруг к нам несутся сотни приветствий!.. Но в нашей работе не может быть никаких упущений. Ведь со дня на день мы вступим в последний решительный бой!.. Шаровая молния разрушила колхозную лабораторию, покалечила одного из лучших работников колхоза. И эта молния — не правда ли, профессор? — запятнала нас, работников станции. Но мы сотрем это пятно! За него мы заплатим колхозу чудесными дождями. Враг навсегда покинет наши советские воздушные пространства. У нас ему нет места!
Горный остановился, закуривая папиросу. Маленькая аудитория замерла в напряжении, глядя на своего начальника. С нескрываемым интересом впился глазами в лицо Горного радист Толя. Рая мрачно повернулась в сторону профессора. Мак, волнуясь, пригладил на голове свой ежик, а Григорий вскочил со стула. Только Гандин, вполне спокойный, подравнивал пилочкой ногти. Пауза казалась очень длинной…
Холодно-прозрачные глаза Горного остановились на фигуре профессора, сидевшего в уютном кресле под цветами олеандров. Ролинский весь съежился под этим взглядом и, пряча глаза, сунул нос в книгу.
А Горный уже продолжал:
— Наш враг — эти стихийные явления, эти неожиданные молнии — должен быть побежден. Поймите, слова «стихия» отныне не существует — есть слово «мы». И молния может возникать только по нашей воле.
Мак решительно не понимал отца — что же он, наконец, думает? Кто виновник молнии? Люди или стихия? Настороженно глянул на затылок профессора, и ему показалось, что тот облегченно вздохнул.
Вдруг Григорий снова вскочил. Румянец залил его щеки до самых кончиков больших оттопыренных ушей.
— Борис Александрович, — сказал он. — Если окажется, что это я, подлец, виноват в этой молнии, посадите меня в «Голубя» и, зарядив его сотней ракет, выбросьте меня кормить своим мясом марсиан!..
— Дурачок! — сказал ласково Горный. — По твоей неудачной и трагической шутке я вижу, что ты теряешь выдержку. Но не нужно тебе кормить марсиан; с чего ты взял, что они людоеды? Нужно со всей ясностью выяснить, почему возникла шаровая молния и стабилизировалась часть облаков. Мы должны дать исчерпывающий отчет Бюро погоды. Иначе… иначе мы потеряем почетное имя первой станции дождевания и снова станем только… исследовательской лабораторией, да еще и неудачной!
— Этого не может быть! — горячо воскликнула Рая.
Тогда вдруг поднялся на ноги Ролинский. Он сдвинул свои очки далеко на подбородок, и желтая бледность покрыла его лицо.
— Я хотел бы, однако заметить, — глухо сказал он, — что шаровая молния до сих пор занимает важнейшее место в метеорологии… Я это хорошо знаю… Изучая шаровую молнию, я когда-то попытался ее воспроизвести, но… не сумел. Двадцать лет назад, — продолжал он, заметно волнуясь, — эта мерзавка совершенно неожиданно немного попортила мне жизнь… Вы, наверное, слышали. Она уничтожила мою первую лабораторию и убила мою жену и моего помощника. И никто не может сказать, как и почему она возникла именно сейчас.
Все затихли, сочувственно глядя на старого ученого. Только Горный бодро произнес:
— А мы сможем это сказать. Даже вы, Николай Иванович, потому что именно вам я поручаю научное исследование этого вопроса.
— Я?.. — взмолился профессор. — Я же говорю, что тоже не знаю.
— Уважаемый профессор, на «Победителе» нет слова «не знаю»! — резко оборвал Горный.
Бодрый, словно наэлектризованный, он уже перешел к другим делам. Требовалось дать десятки новых указаний, приказов химику, инженеру, Гандину… профессору. Новое наступление облаков должно было состояться через два дня.
Мак вылез из-за олеандров и подошел к отцу.
— Папа, я хочу с тобой серьезно поговорить. Что… ты знаешь о наших привидениях? — с волнением спросил он.
Но Горный совершенно безразлично ответил:
— Хорошо, сынок, как-нибудь потом, сейчас нет времени.
Мак даже обиделся. Нет, он не понимал сегодня папу. Ведь отец, такой умный, должен, наконец, обратить внимание на странные явления! Маку казалось, что их неудачи почему-то были связаны с этими галлюцинациями. Он же сам видел летающий шар… Или то был отблеск шаровой молнии и он просто струсил?!
Погрузившись в раздумья, Мак не заметил, как остался один в кают-компании. Все уже разошлись. Он начал расхаживать взад и вперед по серебристой, как лунный свет, дорожке, но Муха, запрыгнув в комнату, прервала нить его мыслей. Она начала бегать за ним, путаясь между ногами и лая, — собаке показалось, что Мак что-то ищет.
— Ох, какая же ты дура! — рассердился Мак и сел в кресло, где только что сидел профессор.
Между тем Муха закрутилась, как волчок, под креслом.
Она так чихала, посапывала и возилась, что Мак нашел нужным посмотреть, чем она увлеклась. Его глазам представилась интересная картина: Муха кусала, грызла зубами и разрывала книгу, которую, очевидно, забыл профессор.
— Злодейка! Варварка!.. — закричал Мак, бросаясь отбирать книгу.
На книге все же осталось немало следов от зубов Мухи. Это был «Невидимка» Уэллса…
— «Невидимка», — проговорил Мак. — «Невидимка»…
Он застыл, взволнованный до крайности. Казалось, даже волосы на голове зашевелились…
— «Невидимка»! — повторил Мак и, как безумный, выбежал из комнаты.
