≈ * ≈
Ретрансляторная дорога вела его несколько дней, насыщенных коричневыми оттенками и обдуваемых ветрами, по неровной местности к югу от Жемчужного залива. Джону стоило приехать сюда еще как-нибудь, чтобы хорошенько изучить это место, потому что в бурю здесь не было ничего, кроме летающих «шоколадных» хлопьев, то тут, то там протянутых золотыми прожилками. Он остановился у кратера Бакхёйзена, где располагалось новое поселение — Родники Турнера. Здесь удалось подключиться к водоносному пласту, на нижний край которого действовало такое гидростатическое давление, что местные решили пустить воду под напором через ряд турбин и таким образом производить энергию. А добытую воду разливали в формы, замораживали и отправляли с роботами в поселения, что находились в засушливых регионах южного полушария. Здесь работала Мэри Данкел, показавшая Джону эти родники, электростанцию и резервуары льда.
— Когда проводили разведочное бурение, мы испугались до жути. Дошли до жидкого участка пласта, а он буквально взорвался, и нам еле-еле удалось справиться с фонтаном.
— Что бы было, если бы у вас не получилось?
— Даже не знаю. Там внизу много воды. Если бы она проломила скалу возле родника, могло бы образоваться что-то вроде одного из тех крупных каналов на равнине Хриса.
— Таких крупных?
— Кто знает? Это возможно.
— Ого!
— Вот и я говорю. Энн сейчас ищет способ, как определять давление водоносного слоя с помощью эха, которое исходит при сейсмических тестах. Но кое-кто хочет выпустить один-два таких пласта на поверхность, понимаешь? Они оставляют объявления в Сети. Не удивлюсь, если Сакс один из них. Крупные наводнения, после которых много воды и льда попадет в атмосферу, — он такое наверняка одобряет.
— Но такие наводнения так же разрушительны для ландшафта, как если бы мы запулили по поверхности метеоритом.
— О, гораздо разрушительнее! Те каналы, что образовались у склонов хаосов, получились при выходе пластов невероятных объемов. Самая близкая аналогия на Земле — комплекс долин и каналов на востоке штата Вашингтон, слышал о таком? Около восемнадцати тысяч лет назад там находилось озеро, занимавшее бóльшую часть Монтаны, его называют озеро Миссула. Его наполняла талая вода, а это был ледниковый период, и сдерживала его ледяная дамба. В какой-то момент эта дамба прорвалась, и озеро катастрофическим образом опорожнилось. Порядка двух триллионов кубометров воды в считанные дни вытекло на Колумбийское плато, а оттуда — в Тихий океан.
— Ничего себе!
— Вода неслась в сотни раз быстрее течения Амазонки и вырезала каналы в коренных породах, в базальте, залегавшем на глубине в двести метров.
— Двести метров?!
— Именно. И это ничто в сравнении с тем, что образовало каналы Хриса! Сеть этих каналов покрывает территорию…
— Двести метров коренной породы?!
— Ну разумеется, это не обычная эрозия. Видишь ли, при столь мощных наводнениях давления так колеблются, что происходит выделение растворенных газов, и, когда эти пузыри лопаются, они создают невероятное давление. Удары при этом способны разрушить что угодно.
— Выходит, это хуже, чем если ударить астероидом.
— Несомненно. Если только этот астероид не такой уж крупный. Но все равно находятся люди, которые желают этого, да?
— Разве?
— Сам знаешь, что есть. И все же наводнения в большей степени годятся для того, что они хотят сделать. Если направить его, например, в Элладу, получится море.
— Направить наводнение? — воскликнул Джон.
— Ну да, конечно, это было бы невозможно. Но если найти пласт в подходящем месте, то направлять не придется. Тебе стоит проверить, куда Сакс в последнее время посылал команду для исследования подземных вод. Вот и посмотри, что ты сможешь найти.
— Но УДМ ООН такого точно не разрешит.
— А с каких это пор Сакс обращает на них внимание?
Джон усмехнулся.
— Ну, теперь обращает. Они слишком многое для него сделали, чтобы их игнорировать. Они связали ему руки деньгами и властью.
— Может быть.
Той ночью в половине четвертого произошел небольшой взрыв в устье одной из скважин. Аварийный сигнал вырвал их из сна и отправил — полуголых, спотыкающихся — по туннелям, чтобы найти там фонтан, вздымающийся в клубящуюся в ночи пыль столбом белой воды, рассыпающейся в неровном свете торопливо включенных прожекторов. Взлетая к облакам пыли, вода возвращалась градом ледяных глыб размером с шары для боулинга. Будто снаряды, они бомбили скважину, и их уже насыпалось до колена.
После вечернего разговора Джона очень напугало это зрелище, и он побежал за Мэри. Поверх шума извержения и не стихающей бури у него в наушнике раздался ее голос:
— Очистите участок, я сейчас взорву заряд возле и постараюсь заглушить поток.
Она убежала куда-то в белой ночнушке, и Джон выгнал собравшихся обратно в туннели, ведущие в жилые отсеки. Мэри присоединилась к нему перед шлюзом, запыхавшаяся. Она повозилась со своей наручной панелью, и со стороны родника донесся негромкий звук взрыва.
— Пойдем посмотрим, — бросила она и побежала назад в туннель, из которого было видно место взрыва. Там среди разбросанных ледяных шаров валялся вышедший из строя бур.
— Да! Накрыли! — вскричала Мэри.
Раздались слабые возгласы. Некоторые спустились к роднику, чтобы посмотреть, можно ли было как-нибудь обезопасить его.
— Отличная работа! — Джон похвалил Мэри.
— После того случая я много читала о том, как закупоривать родники, — ответила Мэри, все еще тяжело дыша. — Мы все для этого приготовили, но испытывать пока не приходилось. Тут никогда нельзя знать заранее.
— А у вас шлюзы записывают, кто выходил? — спросил Джон.
— Да.
— Превосходно.
Джон вышел, чтобы их проверить. Подключил Полин к системе станции, стал задавать вопросы и просматривать ответы, появлявшиеся на экране его консоли. После временного сброса в ту ночь никто через шлюз не выходил. Он связался с метеоспутником, щелкнул по радару, зашел в поисковую систему (Сакс дал ему пароли для этого) и просканировал область вокруг Бакхёйзена. Признаков какой-либо техники поблизости не обнаружилось — только старые ветряные нагреватели. Ретрансляторы показывали, что по дорогам после него никто не ездил.
Джон тяжело сел перед Полин, чувствуя себя вялым и бестолковым. Он не знал, что еще проверить, а данные, которые он уже проверил, указывали на то, что ночью никто не выходил, чтобы причинить такой вред. Взрыв, вероятно, можно было подстроить за несколько дней, хотя так было тяжело скрывать взрывное устройство — ведь на родниках работали каждый день. Он медленно поднялся и отправился искать Мэри, а потом они вместе опросили людей, которые работали на роднике накануне. И никаких признаков повреждений не было замечено — вплоть до восьми вечера. После этого вся станция гуляла на вечеринке по случаю приезда Джона Буна, и через шлюз никто не проходил. Никаких зацепок.
С мыслями об этом он вернулся в постель.
— А кстати, Полин, пожалуйста, проверь записи Сакса и покажи мне список всех экспедиций по исследованию подземных вод за последний год.
Продолжив свой путь к Элладе, по-прежнему вслепую, он встретил Надю, которая вела надзор за строительством купола нового типа над кратером Рабе. Этот купол был самым крупным из когда-либо построенных, здесь использовали преимущества более толстой атмосферы и легких материалов, благодаря которым гравитация уравновешивалась давлением, делая герметичный купол, по сути, невесомым. Каркас сложили из усиленных ареогелевых балок, бывших новейшим достижением алхимиков; ареогель оказался таким легким и прочным, что у Нади захватывало дух от восхищения, когда она описывала его возможности. Строительство куполов над кратерами, по ее мнению, скоро уйдет в прошлое; теперь можно было с той же легкостью возводить ареогелевые колонны вокруг городов, обходя разве что прилегающие скалы так, чтобы все население оказывалось под огромным прозрачным шатром.
Она рассказала Джону все это, когда они гуляли по окрестностям, превратившимся теперь в большую стройку. По всему краю кратера предполагалось расположить отсеки, которые освещались бы естественным светом, а внутри — устроить ферму, способную прокормить 30 000 человек. Роботы-экскаваторы, размером с целые здания, жужжали в густой пыли, неразличимые даже на расстоянии пятидесяти метров. Эти громадины либо работали сами по себе, либо управлялись дистанционно, причем операторы, вероятно, не имели хорошего обзора, из-за чего находиться возле машин было небезопасно. Джон шел за Надей с некоторой тревогой — он помнил, как пугливы были шахтеры в Брэдбери-Пойнте, ведь они знали, что могло случиться! Ему оставалось лишь посмеяться над надиной забывчивостью. Когда земля под ногами задрожала, они просто остановились и посмотрели по сторонам, готовые отпрыгнуть в сторону от гигантской машины, откуда бы та ни приближалась.
Надя пожаловалась на пыль, из-за которой техника очень часто выходила из строя. Великая буря длилась уже четыре месяца и, став самой продолжительной за последние годы, до сих пор не подавала признаков стихания. Температура резко падала, люди ели консервы и различную сухую пищу — лишь изредка разбавляя их салатами или овощами, выращенными при искусственном свете. И повсюду была пыль. Даже когда они говорили об этом, Джон чувствовал, что она налипла на его губы, а глаза были сухими. Головная боль теперь вошла в порядок вещей, как и гайморит, боль в горле, бронхит, астма и другие заболевания легких. Плюс часто встречающиеся случаи поверхностного обморожения. Техника становилась опасно ненадежной: оборудование ломалось, компьютеры зависали или давали сбои. Как говорила Надя, дни в Рабе напоминали жизнь внутри кирпича, а закаты — пожары в угольной шахте. Ей осточертело здесь жить.
Джон сменил тему.
— А что ты думаешь о космическом лифте?
— Слишком крупно.
— Зато какой эффект, Надя. Суть в эффекте.
— Кто знает? Таких вещей никогда не знаешь заранее, разве нет?
— Он станет стратегически важным бутылочным горлышком вроде того, о каком говорила Филлис, когда мы обсуждали, кому строить станцию на Фобосе. Теперь она сделает свое бутылочное горлышко. Это дает большую власть.
— Аркадий тоже так говорит, но я не вижу причин, почему этот лифт не сможет стать совместно используемым ресурсом, как природные объекты.
— Ты оптимистка.
— Аркадий тоже так говорит, — она пожала плечами. — Я только пытаюсь рассуждать здраво.
— Как и я.
— Знаю. Иногда мне кажется, что только мы вдвоем и пытаемся.
— А Аркадий?
Она рассмеялась.
— Но вы же вместе!
— Да, да. Как ты и Майя.
— Туше.
Надя скупо улыбнулась.
— Я пытаюсь заставить Аркадия задуматься о чем-то. Это все, что в моих силах. Мы встречаемся с ним через месяц в Ахероне, там будем проходить лечение. Майя говорит, это хороший повод провести время вместе.
— Рекомендую, — усмехнулся Джон.
— А лечение?
— Лучший из вариантов, да?
Она хмыкнула.
Вдруг земля загрохотала под ними, они застыли и, повернув головы, вгляделись в тени, проявлявшиеся в пыли. Справа возникла черная масса; она была крупной, словно ходячий холм. Они отбежали в сторону, спотыкаясь и перепрыгивая через булыжники и строительный мусор. Джон уже думал, что это очередной удар, а Надя выкрикивала команды на общей частоте, кляня дистанционщиков за то, что не учли их передвижения:
— Следите за своими экранами, бездельники!
Затем земля перестала дрожать. Черная махина больше не шевелилась. Они осторожно приблизились к ней. Бробдингнегский самосвал на гусеничном ходу. Собран здесь, компанией «Машины Утопии»; робот, построенный роботами, большой, как офисное здание.
Джон таращился на него, чувствуя, как пот стекает у него по лбу. Им уже ничего не угрожало. Его пульс замедлялся.
— И такие чудовища работают по всей планете, — недоуменно сказал он Наде. — Режут, сносят, копают, наполняют, строят. Совсем скоро они смогут крепиться к тем двухкилометровым астероидам и строить там электростанции, которые будут использовать сам астероид как топливо, чтобы тащить их на орбиту Марса; там уже другие машины будут на него высаживаться и станут превращать камень в провод длиной в тридцать семь тысяч километров. Какие размеры, Надя! Какие размеры!
— Ну да, он большой.
— Да он невообразимо большой! Это что-то явно за пределами человеческих способностей, нам этого не понять. Дистанционное управление в увеличенном масштабе. Божественный манипулятор. Все, что можно представить, можно исполнить!
Они медленно обходили гигантский черный объект. Это был всего лишь самосвал — ничто в сравнении с тем, чем должен был стать космический лифт, но он сильно поразил Джона.
— Человеческие мышцы и мозги нашли продолжение в мощи роботов, таких крупных и сильных, что нам трудно ее осмыслить.
А то и вовсе невозможно. Наверное, в этом состоит часть твоего таланта, и Сакса тоже — напрягать мышцы так, что уже никто не понимает, насколько мы сильны. Я говорю о тех скважинах, просверленных в литосфере, о терминаторах, освещенных отраженным солнечным светом, о тех городах, спрятанных в останцах или зажатых между отвесными скалами, — а теперь еще этот провод, вытянутый в обход Фобоса и Деймоса, такой длинный, что достает от орбиты до поверхности планеты! Это же невозможно представить!
— Вообще-то возможно, — не согласилась Надя.
— Нет. Конечно, сейчас мы видим свидетельства нашей силы, она нас окружает, мы даже устали от этого окружения. А видеть — значит верить. Даже если у тебя нет воображения, ты видишь, какой силой мы обладаем. Может, именно поэтому в последнее время все становится таким странным, все говорят то о собственности, то о суверенитете, дерутся, предъявляют претензии. Люди грызутся, как боги на Олимпе, а все потому, что мы стали такими же могучими, как они.
— А то и более могучими, — добавила Надя.
Он ехал дальше, по горам Геллеспонт, изогнутой гряде, окружающей бассейн Эллада. Однажды ночью, пока он спал, марсоход каким-то образом сошел с ретрансляторной дороги. Он проснулся и различил в пыли, что оказался в узкой долине между двумя невысокими скалами, образовавшимися при типичном расширении оврагов. Он подумал, что, двигаясь дальше по долине, снова попадет на дорогу, поэтому решил не менять направления. Но дно долины нарушили тянущиеся поперек неглубокие канальцы, и Полин остановила, развернула марсоход и стала пробовать другие ответвления, следуя своему алгоритму поиска пути. Но она тормозила то перед ущельем, то перед скалой, возникающими из мрака. Когда Джон не выдержал и взял управление на себя, стало еще хуже. В стране слепых трон принадлежит только автопилоту.
Но постепенно он приблизился к устью долины, где, как показывала карта, проходила ретрансляторная дорога, которая затем спускалась к другой, более широкой долине. И он, успокоившись, остановился на ночь, уселся перед телевизором и принялся ужинать. «Мангалавид» впервые показывал представление эолии, построенной в Лабиринте Ночи. Эолия оказалась небольшим зданием с щелями, которые свистели, ухали или скрипели в зависимости от угла и силы ветра, проникающего в них. Для премьеры к обычному ветру, что дул вниз по склону, добавили еще несколько нисходящих порывов, и получилась музыка — скорбная, яростная, нестройная или неожиданно гармоничная. Может, это было лишь игрой воображения, но определенно не было простой случайностью. Почти алеаторная эолия, как сказал комментатор.
А затем начались земные новости. О существовании геронтологической терапии узнали чиновники из Женевы, и новость за один день разнеслась по всему миру. Теперь по этому вопросу шли горячие обсуждения в Генеральной Ассамблее. Многие делегаты требовали, чтобы терапия проходила с соблюдением основных прав человека, гарантированных ООН, и финансировалась развитыми странами, а сбор средств начался незамедлительно, чтобы затем обеспечить всем равный доступ к терапии. Тем временем поступали и другие сообщения: некоторые религиозные лидеры, включая папу римского, выступали против терапии, возникали массовые беспорядки, некоторые медицинские центры были повреждены. Правительства пришли в смятение. Все лица в телевизоре выражали гнев и требовали перемен. Наконец, Джона передернуло от их различий, ненависти и отчаяния, и он выключил телевизор. Он уснул, но хорошо выспаться в ту ночь ему не удалось.
Ему снился Фрэнк, когда какой-то звук его разбудил. Это был стук в лобовое стекло. Посреди ночи. Не успев как следует проснуться, он запер шлюз и, сев, подумал, как быстро отреагировал. Когда он этому научился? Он потер челюсть и переключился на общую частоту.
— Эй, здесь кто-нибудь есть?
— Марсиане, — ответил мужской голос. У него был английский акцент, но Джон не узнавал этого человека. — Мы хотим поговорить.
Джон встал и выглянул через лобовое стекло. Ночью в вихрях бури почти ничего не было видно. Но ему показалось, что он заметил какие-то фигуры во тьме внизу.
— Мы просто хотим поговорить, — повторил голос.
Если бы его хотели убить, они могли бы взорвать марсоход, пока он спал. Да и ему не верилось, что кто-либо желал ему навредить: для этого не было никаких причин!
И он впустил их.
Их было пятеро, все мужчины. В поношенных, грязных прогулочниках, залатанных лоскутами из материала, не предназначенного для такой одежды. На гермошлемах не было распознавательных знаков, вся краска содрана. Когда они стали их снимать, Джон увидел, что один из них азиат, молодой, лет восемнадцати на вид. Пройдя вперед, юнец уселся на водительское сиденье и склонился над штурвалом, чтобы получше рассмотреть приборную панель. Второй оказался невысоким чернокожим мужчиной с узким лицом и длинными дредами. Он сел на мягкую скамью напротив кровати Джона и стал дожидаться, пока остальные тоже поснимают шлемы. Затем они присели на корточки, внимательно уставившись на Джона. Он никогда не видел никого из них прежде.
Узколицый произнес:
— Мы хотим, чтобы ты замедлил скорость иммиграции. — Это его голос он слышал, когда они были снаружи. Теперь его акцент походил на карибский. Он говорил тихо, почти шепотом, и Джон понял, что отвечать надо тоже тихо.
— Или остановить ее, — добавил молодой человек, сидевший на водительском сиденье.
— Заткнись, Касэй, — узколицый не сводил глаз с лица Джона. — Слишком много людей прибывает сюда. И ты это знаешь. Они не марсиане, их не заботит то, что происходит здесь. Они хотят пересилить нас, и вас тоже. И ты это знаешь. Мы понимаем, что ты пытаешься обратить их в марсиан, но они прибывают слишком быстро. Чтобы справиться с ними, нужно только замедлить приток.
— Или остановить его.
Мужчина закатил глаза, гримасой взывая к пониманию Джона, словно желая сказать: «Молодежь — что с нее взять?»
— Я ничего не могу сказать о… — начал Джон, но мужчина его оборвал.
— Ты не можешь их защищать. Ты — это сила, и ты на нашей стороне.
— Вы от Хироко?
Молодой щелкнул языком по небу. Узколицый ничего не ответил. Четверо пристально смотрели на Джона, пятый упорно смотрел в окно.
Джон спросил:
— Это вы устроили саботаж в мохолах?
— Мы хотим, чтобы ты положил конец иммиграции.
— Я хочу, чтобы вы положили конец саботажным действиям. Из-за них здесь становится только больше людей. И полиции.
Мужчина внимательно его разглядывал:
— Почему ты думаешь, что мы держим связь с саботажниками?
— Найдите их. Ворвитесь к ним среди ночи.
Мужчина улыбнулся.
— С глаз долой — из сердца вон.
— Это необязательно.
Они определенно пришли от Хироко. По принципу бритвы Оккама не могло существовать больше одной скрытой группы. Или могло? Джон почувствовал головокружение и подумал, что они, возможно, добавили что-то в воздух. Выпустили какой-нибудь наркотический аэрозоль. Он чувствовал себя странно: все казалось нереальным и походило на сон. Ветер обдувал марсоход снаружи, посылая к нему потоки эольской музыки, похожие на странное протяжное уханье. Голова у Джона работала медленно и тяжело, ему хотелось зевать. «Точно, — подумал он, — мне это снится, а я все еще пытаюсь встать».
— Почему вы скрываетесь? — услышал он свой голос.
— Мы созидаем, создаем Марс. Как и ты. Мы на твоей стороне.
— Значит, вы должны помочь, — он пытался думать. — Что скажете насчет космического лифта?
— Нас он не волнует, — усмехнулся парень. — Он не имеет значения. А вот люди имеют.
— Лифт привезет сюда гораздо больше людей.
Мужчина задумался.
— Замедли иммиграцию, и его не смогут даже построить.
Вновь наступило долгое молчание, прерывавшееся лишь жуткими завываниями ветра. Не смогут даже построить? Они думали, что его будут строить люди? Или, может быть, имели в виду финансирование?
— Я постараюсь разобраться, — пообещал Джон. Когда парень, повернувшись, уставился на него, Бун поднял руку, опережая его. — Я сделаю все, что смогу, — он продолжал держать руку перед собой. — Это все, что я могу сейчас сказать. Если я пообещаю, что чего-то добьюсь, это будет ложь. Я вас понял. Я сделаю все, что смогу. — Он постарался поразмыслить еще немного, хоть это было и тяжело. — Вы тоже должны нам помогать. Нам нужна помощь.
— Каждый помогает по-своему, — тихо сказал мужчина. — Сейчас мы уйдем. Но будем следить за тем, что ты делаешь.
— Скажите Хироко, что я хочу с ней поговорить.
Все пятеро посмотрели на него, молодой напрягся и возмутился.
Узколицый кратко улыбнулся.
— Увижу — скажу.
Один из сидящих на корточках вытащил просвечивающуюся голубую массу — аэрозольную губку, едва различимую в ночном освещении. Затем рука, в которой он ее держал, сжалась в кулак. Да, это был наркотик. Джон сделал выпад, застав молодого врасплох, вцепился в обнаженную его шею — и упал, парализованный.
Когда он пришел в сознание, их уже не было. У него болела голова. Он переместился на кровать и впал в беспокойный сон. Невероятно, но ему снова снился Фрэнк, и Джон рассказывал ему об этом посещении. «Ты дурак, — сказал Фрэнк. — Ты не понимаешь».
Когда он снова проснулся, уже наступило утро, и за лобовым стеклом кружилась темно-коричневая пыль. Ветер за последний месяц несколько смягчился, но пока об этом нельзя было говорить с уверенностью. Облака пыли быстро меняли формы и растворялись, словно галлюцинации при отключении органов чувств. Эта буря в самом деле отключала органы чувств, создавая весьма клаустрофобические ощущения. Он принял омег, оделся, вышел наружу и немного прогулялся, вдыхая тальк и пригибаясь, чтобы различать следы своих гостей. Они прошли по коренной породе и исчезли. Трудное они выбрали место для встречи, подумал он. Марсоход, заблудившийся посреди ночи… Как они вообще его нашли?
Хотя если они выслеживали его…
Вернувшись внутрь, он связался со спутниками. Радар и инфоробот не выдавали ничего. Даже если бы они шли пешком, он бы их увидел на экране, значит, у них имеется убежище. В таких горах, как эти, спрятаться проще простого. Он открыл «карту Хироко» и грубо обвел кругом место, где сейчас находился, захватив заодно горы на севере и на юге. На его карте уже несколько таких кругов, но наземные бригады ни один не проверили как следует и вряд ли проверят, так как эти круги выпадали в основном на хаосы — неосвоенные территории размером с Вайоминг или Техас.
— Как здесь много места, — пробормотал он.
Он прошелся внутри марсохода, рассматривая пол. Затем вспомнил свое последнее движение. Посмотрел на ногти: да, там остался маленький кусочек кожи. Взял блюдце для образцов из небольшого автоклава и осторожно соскоблил то, что было под ногтем. Идентификация генов находилась далеко за пределами возможностей марсохода, но любая достаточно крупная лаборатория сумела бы определить личность парня, если данные о его геноме имелись в базе. Если же нет, это тоже стало бы полезной информацией. И, может быть, Урсула и Влад смогли бы определить его родителей.
Позже в тот день он вернулся на ретрансляторную дорогу, а в конце следующего дня достиг бассейна Эллада. Там он встретил Сакса — тот участвовал в конференции по поводу нового озера, которая затем, как оказалось, переросла в конференцию о сельском хозяйстве в условиях искусственного освещения. Следующим утром Джон вытащил его в прозрачный туннель между зданиями, и они шли в меняющейся желтой мгле, а темно-оранжевое солнце светило сквозь облака на востоке.
— Кажется, я виделся с Койотом, — признался Джон.
— Да ладно! Он тебе не сказал, где Хироко?
— Нет.
Сакс пожал плечами. Похоже, его мысли сейчас заняты выступлением, которое ему предстояло провести вечером. Поэтому Джон решил подождать и вечером пришел на конференцию, где присутствовали все, кто находился сейчас на озерной станции. Сакс заверил публику, что микробактерии в атмосфере, на поверхности и в вечномерзлом грунте растут со скоростью, которая почти достигла предельной — около двух процентов, — и что уже в ближайшие десятилетия им придется рассматривать вопросы, связанные с выращиванием различных культур в природных условиях. Никаких аплодисментов после этого заявления не последовало: все были поглощены проблемами, вызванными Великой Бурей, которая, как они считали, была следствием просчетов Сакса. Как язвительно заметил один из выступающих, поверхности по-прежнему достигало всего 25 процентов солнечного света и буря не собиралась заканчиваться. Температура падала, гнев нарастал. Новоприбывшие не видели на несколько метров перед собой, и психологические проблемы, варьирующиеся от тоски до кататонии, принимали пандемический характер.
Сакс ответил на это, слегка пожав плечами:
— Это последняя глобальная буря, — пообещал он. — Это время войдет в историю как героическое. Наслаждайтесь им, пока оно длится.
Его слова приняли весьма прохладно, но Сакс не обратил на это внимания.
Через несколько дней в поселение прибыли Энн и Саймон вместе со своим сыном Питером — ему исполнилось три. Он был, насколько они знали, тридцать третьим ребенком, родившимся на Марсе: колонии, основанные после первой сотни, оказались весьма плодовитыми. Джон играл с мальчиком, узнавая новости у Энн и Саймона и обмениваясь историями о Великой Буре. Джону казалось, что Энн нравится буря и ее ужасающее влияние на процесс терраформирования — ведь это было что-то вроде аллергической реакции планетарных масштабов: температура опускалась ниже исходной, безрассудные экспериментаторы боролись со своей жалкой застопорившейся техникой… Но довольной она не выглядела. Она даже была раздражена, как и всегда.
— Наша команда исследовала подземные воды в вулканическом кратере в Дедалии и нашла образец, в котором имелись одноклеточные микроорганизмы, явно отличающиеся от цианобактерий, которые вы распространили на севере. А кратер почти полностью окружен коренной породой и весьма удален от мест распространения биоты. Мы отправили образцы в Ахерон на анализ, и Влад заключил, что они похожи на мутировавшие бактерии тех видов, которые были выпущены. Он предположил, что они могли быть введены в породу загрязненным бурильным оборудованием, — Энн ткнула Джона в грудь. — «Скорее всего, земным», — сказал Влад. Скорее всего, земным!
— Сколее сево, жемным, — повторил мальчик, идеально передав интонацию Энн.
— Ну, скорее всего, так и есть, — сказал Джон.
— Но мы никогда этого не узнаем! Они будут обсуждать это целыми столетиями, напишут целые труды только на эту тему, но мы никогда не узнаем наверняка!
— И все-таки тут слишком сложно сказать, но, скорее всего, они действительно земного происхождения, — сказал Джон, улыбаясь мальчику. — Если бы что-либо неземное сумело эволюционировать, об этом стало бы сразу же известно.
— Скорее всего, — повторила Энн. — Но что, если они произошли от какого-нибудь общего источника — например, по теории панспермии или при извержении переместились с одной планеты на другую с микроорганизмами, сохранившимися в камне?
— Но это маловероятно, разве нет?
— Мы не знаем. И теперь уже не узнаем.
Джон едва разделял ее озабоченность.
— Может, их даже принесли «Викинги» — мы этого не знаем, — сказал он. — Мы никогда особо не старались обеззараживать наши исследования, просто так уж повелось. У нас все-таки есть и более важные проблемы.
Например, глобальная пылевая буря, самая длинная из всех, что были зафиксированы, или приток иммигрантов, чьи обязательства перед Марсом были столь же бедны, как их жилищные условия, или грядущий пересмотр договора, который вызывал множество разногласий, или ненавистные многим попытки терраформирования. Или то, что состояние их родной планеты становилось критическим. Или попытка (а то и две) причинить вред Джону Буну.
— Ну да, ну да, — сказала Энн. — Знаю. Но то все политика, от нее мы никуда не денемся. А это была наука, вопрос, на который я хотела получить ответ. Но теперь не смогу. И никто не сможет.
Джон пожал плечами.
— Мы никогда на него не ответим, Энн. Да это и не важно. Это один из тех вопросов, которому суждено навсегда остаться без ответа. Разве ты этого не знала?
— Сколее сево, жемным.
Через несколько дней после этого на площадку космопорта небольшой озерной станции приземлилась ракета, и в пыли вырисовалась маленькая группа землян, все еще подпрыгивающих при ходьбе. Говорили, что это следователи, прибывшие по распоряжению УДМ ООН, чтобы разобраться в саботаже и связанных с ним происшествиях. Всего их было десять человек — восемь опрятных молодых парней, словно вышедших из телевизора, и две привлекательные девушки. Большинство работало в американском ФБР. Руководитель, шатен по имени Сэм Хьюстон, попросил Буна побеседовать с ним, и тот вежливо согласился.
Когда они встретились следующим утром за завтраком — там уже было шестеро агентов, включая обеих девушек, — Джон стал кротко, не колеблясь отвечать на все вопросы. Хотя подсознательно говорил лишь то, что, как он думал, те уже знали, плюс еще немного, чтобы казаться честным и любезным. Агенты, опрашивая его, держали себя вежливо и относились к нему с почтением, но были предельно скрытны, если он задавал вопросы в ответ. Похоже, они немного знали о жизни на Марсе, поэтому спрашивали о том, что происходило в первые годы в Андерхилле или в период, когда исчезла Хироко. Они явно было осведомлены об основных событиях того времени и об отношениях среди звезд первой сотни, и они долго расспрашивали о Майе, Филлис, Аркадии, Наде, Саксе, ахеронской группе… обо всех, кто был хорошо известен этим молодым землянам, — обо всех, кто постоянно мелькал в их телевизорах. Но, судя по всему, они знали гораздо меньше того, что было записано и отправлено на Землю. Джон вдруг подумал, что это же можно было сказать и об остальных землянах. Ведь больше никакими источниками информации они не располагали.
В конце беседы один из агентов по фамилии Чанг спросил, не хотел ли он еще что-нибудь им рассказать. Джон, решив промолчать, помимо прочего, о ночном визите Койота, ответил:
— Что-то ничего не приходит в голову.
— Чанг кивнул, и Сэм Хьюстон произнес: Мы были бы вам весьма благодарны, если бы вы предоставили нам доступ к вашему компьютеру в части, касающейся дела.
— Мне жаль, — ответил Джон с извиняющимся видом, — но к своему компьютеру я никого не подпускаю.
— Он что, самоуничтожится, если его попытаются взломать? — удивленно спросил Хьюстон.
— Нет, просто я никого не подпускаю. Он содержит мои личные записи, — Джон смотрел ему в глаза, остальные агенты тоже смотрели на Хьюстона.
— Мы, э-э, можем получить ордер в УДМ ООН, если хотите.
— Честно говоря, я в этом сомневаюсь. И даже если получите, я не предоставлю вам доступ.
Джон улыбнулся ему, почти рассмеявшись. Еще одна ситуация, когда быть Первым Человеком на Марсе полезно. Сейчас они ничего не могли сделать, не создав себе лишних проблем, которые того не стоили. Джон поднялся из-за стола и обвел группу таким надменным взглядом, на какой только был способен, — а он был хорош в этой роли.
— Если смогу быть полезен вам чем-либо еще, дайте мне знать.
И покинул помещение.
— Полин, подключись к коммуникационному центру и скопируй оттуда все, что сможешь, из того, что они отправляют на Землю.
Затем позвонил Гельмуту, помня, что о звонках также станет известно. Он задавал вопросы быстро, будто при проверке основных личных данных. Да, агентов действительно прислало УДМ ООН. Они входили в оперативную группу, созданную за последние полгода, чтобы разобраться с возникшими проблемами.
Выходит, на Марсе появилась полиция, равно как и детективы. Что ж, этого следовало ожидать. Хотя все равно это неприятно. Теперь он не мог добиться многого — не мог влиять на марсианские события так, как ему хотелось, потому что они наблюдали за ним, подозревая его в чем-то из-за отказа дать доступ к Полин. Впрочем, в Элладе все равно делать больше нечего. Здесь не проявлялось никаких саботажных действий и едва ли что могло случиться сейчас. Майя не одобряла его занятия и не хотела вмешиваться в эти дела — ей хватало проблем и с технической стороной проекта выкачки водоносного слоя.
Должно быть, теперь ты у них главный подозреваемый, — желчно заметила она. — С тобой вечно что-то происходит: самосвал в Таумасии, родник в Бакхёйзене, а теперь ты не показываешь им свои записи. Почему бы тебе не дать им доступ? — Потому что эти люди мне не нравятся, — ответил Джон, вперив в нее взгляд. Сейчас его отношения с Майей вернулись на круги своя. Ну, или не совсем: они вполне бодро занимались повседневными делами, словно играя в театре, зная, что у них найдется время для всего, зная, что представляет собой их настоящее, что ждет их на последней базе их отношений. Так что в некотором смысле у них все стало даже лучше. С виду, однако, это казалось той же старой мелодрамой. Майя отказывалась его понимать, и Джон в итоге сдался.
Затем он провел пару дней, обдумывая свое положение. Он спустился в станционные лаборатории с образцом кожи, что достал у себя из-под ногтя. Здесь Джон обработал образец, клонировал его и прочитал. В базе данных по Марсу ни у кого не было такого генома, и он отправил данные в Ахерон, чтобы там провели анализ и предоставили любую доступную информацию. Урсула отправила назад ответ в зашифрованном виде, добавив в конце всего одно слово: «Поздравляю».
Он снова прочитал сообщение и громко выругался. Затем вышел прогуляться, поочередно то смеясь, то ругаясь. «Черт тебя подери, Хироко! Гори же ты в аду! Вылезай из своей норы и помоги нам! Ха-ха-ха-ха! Вот сука! Как же я устал от твоих персефонских штучек!»
В ту минуту даже пешеходные туннели казались ему гнетущими, поэтому он отправился в гараж, оделся и вышел через шлюз, чтобы прогуляться снаружи — впервые за несколько дней. Миновав выход в северном районе города, он оказался на ровной поверхности. Бродил в пределах колышущейся колонны обеспыленного воздуха, что создавал каждый город, размышляя и осматривая постройки.
Эллада не должна была стать такой впечатляющей, как Берроуз, Ахерон, Эхо или даже Сензени-На. Она располагалась в самой низкой точке бассейна, и здесь не было никаких возвышений, откуда мог открываться какой-либо обзор. Впрочем, в клубящейся пыли это не имело особого значения.
Город был построен в форме полукруга, которому предстояло превратиться в побережье нового озера. Когда это случится, прибрежная часть должна превосходно смотреться, но пока она столь же невыразительна, как Андерхилл — со всеми своими новейшими обслуживающими машинами и электростанцией, элементами вентиляции, кабелями и туннелями, напоминающими сброшенную змеиную кожу… Город походил на старую научную станцию, где не было места для эстетики. Что ж… Не могли же они делать так, чтобы каждый новый город получался лучше предыдущего.
Мимо него прошли двое, забрала их шлемов были поляризованы. «Странно, — подумал он, — ведь в бурю достаточно темно». Затем они набросились на него и повалили. Он оттолкнулся от песка в безумном прыжке, будто Джон Картер, и выставил кулаки, но, к его удивлению, нападавшие стали убегать, растворяясь в клубящихся облаках. Он стоял, пошатываясь, и смотрел им вслед. Они исчезли в пелене пыли. Кровь пульсировала у него в венах, он ощутил, как горит плечо. Ощупав рукой спину, понял, что они порезали ему прогулочник. Он придавил рукой порез и быстро побежал. Теперь он совсем не чувствовал плеча. Бежать с рукой на шее было жутко неудобно. Сначала казалось, что его запасы воздуха не пострадали, но затем он обнаружил порез в трубке, возле шеи. Рукой, которой держался за плечо, он быстро выбрал на панели максимальную подачу воздуха. По спине спускался холод, будто ее обливала призрачная ледяная вода. Было минус сто градусов Цельсия. Он задерживал дыхание и чувствовал, как пыль прилипает к губам, набивается в рот. Невозможно было сказать, какое количество CO2 проникает в его систему воздухоснабжения, но для того, чтобы убить его, многого и не требовалось.
Во мгле показался гараж, и он побежал к нему, весьма довольный собой, пока не добрался до шлюза, где нажал на кнопку, но ничего не произошло. Да, такое случалось — иногда запирали наружный вход, оставив открытой внутреннюю дверь. Но сейчас его легкие горели, ему нужно было вдохнуть. Он обежал гараж сбоку, где пешеходный туннель соединял его с жилыми отсеками, добрался до них и посмотрел на них сквозь слой пластика. По ту сторону никого не было видно. Он убрал руку от пореза на плече, со всей возможной быстротой открыл ящичек, что был у него на левом предплечье, достал оттуда маленькую дрель, включил ее и врезался в пластик. Тот продавливался, не ломаясь и лишь собираясь вокруг сверла, пока дрель чуть не вывихнула Джону руку в локте. Он с силой ткнул сверлом, и пластик наконец прорвался. Он принялся распарывать его книзу, расширяя дыру до тех пор, пока не смог просунуть внутрь гермошлем. Оказавшись внутри по пояс, он остановился, заткнув дыру своим телом, как пробкой. Отстегнул шлем, сорвал его с головы и сделал глубокий вдох, будто после долгого нырка, затем выдох, и снова вдох-выдох, вдох-выдох. Нужно было вывести этот СO2 из крови. Шея и плечи онемели. В гараже зазвенел сигнал тревоги.
После двадцати секунд интенсивных размышлений он рывками пролез ногами вперед в дыру и бросился по разгерметизированному туннелю в сторону жилищ, в противоположную от гаража. К счастью, дверь открылась по команде. Оказавшись внутри, он запрыгнул в лифт и поехал на третий подземный этаж, где жил в одном из гостевых номеров. Когда двери лифта распахнулись, он сначала хорошенько осмотрелся. Никого не было видно. Он поспешил в свою комнату. Внутри он стянул с себя прогулочник и спрятал его вместе с гермошлемом в шкафу. Посмотрев в ванной на свое побелевшее плечо и верхнюю часть спины, содрогнулся — он получил ужасное обморожение. Выпил обезболивающее и тройную дозу омегендорфа, надел рубашку с воротником, брюки и туфли. Причесался, постарался успокоиться. В зеркало на него смотрело лицо с остекленевшим взглядом, отрешенное, чуть ли не ошарашенное. Он покривился, изображая страшные гримасы, похлопал себя по щекам, сменил выражение лица и задышал глубже. Лекарства начали действовать, и его отражение стало выглядеть несколько лучше.
Джон вышел в коридор и направился к большому залу, который тянулся еще на три этажа вниз. Проходя вдоль перил, глядя сверху на людей, он чувствовал странную смесь ликования и ярости. К нему приблизился Сэм Хьюстон в сопровождении своей сотрудницы.
— Прошу прощения, мистер Бун, но не могли бы вы пройти с нами?
— В чем дело?
— Случилось еще одно происшествие. Кто-то прорезал насквозь дыру в пешеходном туннеле.
— Прорезал насквозь? И вы называете это происшествием? У нас зеркальные спутники сходят с орбит, самосвалы падают в мохолы, а вы называете какую-то проделку происшествием.
Хьюстон уставился на него, и Бун чуть не рассмеялся ему в лицо.
— Вы думаете, что я смогу чем-то помочь? — спросил он.
— Мы знаем, что вы работали над этим по просьбе доктора Расселла. И мы подумали, что вам, возможно, будет интересно.
— О, понимаю. Что ж, пойдемте посмотрим.
Затем они около двух часов ходили по следам, и все это время его плечи горели огнем. Хьюстон, Чанг и остальные следователи говорили с ним как бы по секрету, но при этом смотрели на него настороженно и явно оценивающе. Джон отвечал им слабой улыбкой.
— Интересно, почему сейчас? — в какой-то момент сказал Хьюстон.
— Может быть, кому-то не нравится, что здесь появились вы, — предположил Джон.
Лишь когда весь этот фарс закончился, у него появилось время подумать, почему он не захотел, чтобы они узнали о нападении. Во-первых, это неизбежно привело бы к тому, что появилось бы еще больше следователей, и в этом не было ничего хорошего. Во-вторых, это стало бы горячей новостью и на Марсе, и на Земле, и он оказался бы в центре внимания, будто снова попав в аквариум.
А он терпеть не мог аквариумов.
Но было еще кое-что, чего он не мог просто так оставить. В подсознании он все еще был детективом. Он презрительно фыркнул. Чтобы отвлечься от боли, он гордо расхаживал по залам, каждый раз надеясь уловить плохо скрытое удивление. Он вернулся из мертвых! Кто тут из вас меня убил? И раз или два замечал, как кто-то отводил глаза от его рыскающего взгляда. Но вообще он понял, что многие отводили глаза, когда он на них смотрел. Как от взгляда уродца или обреченного на смерть. Он никогда прежде не задумывался о своей славе в таком ключе, и это рассердило его.
Действие болеутоляющей таблетки подходило к концу, и он поспешил в свой номер. Дверь оказалась открыта настежь. Ворвавшись внутрь, он обнаружил двух следователей УДМ ООН.
— Что вы тут делаете?! — гневно воскликнул он.
— Просто ищем вас, — ответил один из них мягко. Джон сурово смотрел на агента, встречая такой же пристальный взгляд. — Мы не хотели бы, чтобы кто-нибудь что-нибудь предпринял.
— Вы имеете в виду проникновение со взломом в мой номер? — спросил Бун, прислонившись к косяку дверного проема.
— Это часть нашей работы. Простите, если доставили неудобства. — Они беспокойно переминались с ноги на ногу, не имея возможности покинуть комнату.
— А кто дал вам на это право? — Бун сложил руки на груди.
— Ладно, — они переглянулись, — мистер Хьюстон — начальник…
— Позвони ему, пусть придет сюда.
Один из них прошептал что-то в наручную панель. Спустя подозрительно короткое время Сэм Хьюстон появился в коридоре, и, когда он приблизился, Джон, недружелюбно на него взглянув, усмехнулся:
Вы что, прятались за углом? Хьюстон подошел к нему почти вплотную и тихо проговорил прямо в лицо:
— Послушайте, мистер Бун, мы тут занимаемся очень важным расследованием, а вы ему препятствуете. Даже если вам кажется, что вам закон не писан…
Бун дернулся вперед так, что Хьюстону пришлось отпрянуть, чтобы не стукнуться нос в нос.
— Вы — не закон, — сказал Джон и ткнул его пальцем в грудь, отстранив от своей комнаты. Теперь уже Хьюстон начал терять самообладание, и Бун рассмеялся:
— Что вы мне сделаете, офицер? Арестуете? Будете угрожать? Скажете что-то хорошее, что я смогу включить в свой отчет на «Евровиде»? Вы этого хотите? Вы хотите, чтобы я показал всему миру, что Джона Буна изводит какой-то мелкий выскочка, который прилетел на Марс и думает, что он шериф на Диком Западе? — Он вспомнил, что сам считал тех, кто говорит о себе в третьем лице, самопровозглашенными идиотами, и добавил: — Джону Буну такие вещи не по душе! Ох как не по душе!
Остальные двое воспользовались возможностью выскользнуть из комнаты и теперь внимательно наблюдали за происходящим. Лицо Хьюстона приняло цвет горы Аскрийской, и стали видны зубы.
— Никто не может ставить себя выше закона, — процедил он. — Здесь происходят преступные деяния, причем весьма опасные, и некоторые из них происходили тогда, когда вы находились поблизости.
— Например, проникновение со взломом в мой номер.
— Если мы решили, что для продолжения расследования необходимо проверить ваш номер, ваши записи, то мы это сделаем. Мы имеем на это право.
— А я говорю, не имеете, — надменно ответил Джон и щелкнул пальцами перед лицом Хьюстона.
— Сейчас мы обыщем ваш номер, — сказал агент, тщательно проговаривая каждое слово.
— Убирайтесь, — с презрением произнес Джон, сделав шаг к остальным двоим, и махнул им, показывая, чтобы ступали прочь. Пренебрежительно скривив губы, он рассмеялся. — Да-да, уходите! Убирайтесь отсюда, бездари… Идите читайте «Порядок осмотра и захвата».
Он вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь.
Замер. Судя по звукам, они уходили, но в любом случае он должен был вести себя так, будто его это не заботило. Он рассмеялся, отошел в ванную и принял еще обезболивающего.
Они не осматривали шкаф — в этом ему повезло, иначе было бы нелегко объяснить, не говоря правды, откуда у него порванный прогулочник, а это совсем бы все запутало. Удивительно, как все усложнялось из-за собственной попытки скрыть, что его пытались убить. Это заставило его задуматься. Все-таки покушение вышло крайне неуклюжим. Ведь наверняка существует сотня более действенных способов убить человека в прогулочнике на Марсе. Если бы они просто пытались его напугать… Или надеялись, что он скроет нападение, его уличат во лжи, а затем станут подозревать в чем-то?..
Он потряс головой. Бритва Оккама, бритва Оккама. Основной инструмент детектива. Если кто-то на тебя нападает, значит, он хочет причинить тебе вред — это основа, неоспоримый факт. Теперь важно выяснить, кто это. И так далее. Болеутоляющее было сильным, но омегендорф уже почти выветрился. Соображать было трудно. Теперь новая проблема — надо уничтожить прогулочник и скафандр, а тот был слишком объемным. Но теперь Джон во все это вовлечен, и пути назад не было. Он рассмеялся. Он знал, что в конце концов что-нибудь придумает.
