Глава 18

Часом позднее Форд пришел завтракать. Ароматы кофе, бекона и оладий придали ему сил. На пороге он приостановился. Группа была не в полном составе. Некоторые дежурили в Бункере, у кого-то как раз брали показания. Хазелиус сидел на обычном месте во главе стола.

Глубоко вздохнув, Форд вошел в зал. Ученые и прежде выглядели изможденными; сегодня же, молчаливые, с красными глазами и устремленными в пустоту взглядами, они вообще походили на зомби. Особенно поражало осунувшееся лицо Хазелиуса.

Форд налил себе кофе. Несколько минут спустя появился Уордлоу. Уайман стал краем глаза наблюдать за ним. Удивительно, но, в отличие от остальных, разведчик казался вполне отдохнувшим, невозмутимым и необыкновенно приветливым. Проходя к своему месту, он приветствовал всех кивками.

Кейт то и дело удалялась на кухню и приносила новые блюда с едой. Форд старался не смотреть на нее. Завели отрывочный разговор на посторонние темы. Упоминать о Волконском никто не желал.

На свободный стул рядом с Уайманом опустилась Коркоран. Он почувствовал, что она пристально смотрит на него, повернул голову и увидел многозначительную улыбку на ее губах.

– Где ты был ночью?

– Вышел прогуляться.

– Понятно. – Она усмехнулась и перевела взгляд на Кейт.

Считает, что мы с ней спим, подумал Форд.

Коркоран обвела коллег взглядом и громко сказала:

– О нас сегодня трещат в новостях. Читали?

Все замерли.

– Неужели никто не видел? – Мелисса посмотрела на остальных с торжеством в глазах. – Нет-нет, это не то, что вы думаете. О Петре Волконском не говорят ни слова. По крайней мере, пока.

Она снова окинула всю группу взглядом, довольная, что к ней приковано всеобщее внимание.

– Речь совсем о другом. Вообще, это очень странно. Знаете проповедника Спейтса из Вирджинии? Он выступает по телевидению? На сайте «Таймс» сегодня появилась статья о нем и о нас.

– Говоришь, Спейтс? – спросил с другого конца Иннс, немного подавшись вперед. – Это тот самый, которого застукали с проститутками? Какое отношение он может иметь к нам?

Коркоран шире улыбнулась.

– Свою прошлую воскресную проповедь он полностью посвятил «Изабелле».

– С какой это стати? – изумился Иннс.

– Он заявляет, что мы – кучка ученых-безбожников, которые стремятся опровергнуть «Бытие». Эту проповедь, от начала и до конца, можно посмотреть в записи, на его сайте. «При-иветствую всех вас от и-имени нашего Го-оспода и Спаси-ителя, Иису-уса Христа!» – процитировала Коркоран, прекрасно имитируя протяжный южный говор и снова демонстрируя свой дар подражать.

– Ты, что, шутишь? – спросил Иннс.

Мелисса легонько толкнула Форда ногой.

– А ты об этом не слышал?

– Нет.

– Ни у кого нет времени на блуждания по Интернету, – злобно проворчала Тибодо. – Лично мне и на работу-то его не хватает!

– Что-то я ничего не пойму, – произнес Долби. – Каким таким образом мы стремимся опровергнуть «Бытие»?

– Мы исследуем Большой Взрыв – атеистическую теорию, которая утверждает, что вселенная возникла без Божьего участия. Стало быть, объявили войну верующим. И считаемся ненавистниками Христа.

Долби покривился и покачал головой.

– Если верить «Таймс», проповедь вызвала взрыв негодования, – продолжала Коркоран. – Конгрессмены с юга требуют провести расследование и грозят закрыть наш проект.

Иннс повернулся к Хазелиусу.

– Ты об этом знал, Грегори?

Тот устало кивнул.

– Что же нам делать?

Руководитель поставил на стол чашку с кофе и провел рукой по глазам.

– Шкала интеллекта Стэнфорд-Бине показывает, что умственное развитие семидесяти процентов человечества не превышает среднего уровня. Иными словами, более двух третей всего населения планеты – середнячки и круглые идиоты.

– К чему это ты? – спросил Иннс.

– К тому, что так устроена жизнь, Джордж. Нам остается лишь мириться с этим.

– Но ведь надо как-нибудь ответить на обвинения, опровергнуть их, – сказал Иннс. – Лично я убежден, что теория о Большом Взрыве прекрасно сочетается с верой в Бога. Одно не исключает другого.

Эдельштайн поднял глаза от книги. В них блеснули огоньки.

– Если ты в самом деле так считаешь, Джордж, значит, не понимаешь ни веру в Бога, ни суть Большого Взрыва.

– Подожди-ка, Алан, – возразил Кен Долби. – Но ведь можно доказывать теории, в том числе и о Большом Взрыве, и при этом верить, что любое событие произошло по воле Господа.

Эдельштайн перевел на него взгляд своих темных глаз.

– Если теория полноценная, то есть такая, какой и должна быть, тогда Бог тут совершенно ни к чему. Он представляется пассивным наблюдателем. А кому нужен совершенно бесполезный Господь?

– Может, выскажешь свои настоящие соображения, а, Алан? – с нотками сарказма спросил Долби.

– Вне всякого сомнения, – профессионально громким голосом произнес Иннс, – мир достаточно велик, чтобы вмещать в себя и Бога и науку.

Коркоран закатила глаза.

– Лично я буду выступать против всякого утверждения, сделанного от имени «Изабеллы» о ее отношении к Богу, – заявил Эдельштайн.

– Хватит спорить, – сказал Хазелиус. – Никаких утверждений мы делать не станем. Пусть об этом позаботятся политики.

Открылась библиотечная дверь, и в зал столовой вышли три не опрошенных вчера ученых, специальные агенты Грир и Альварес, и лейтенант Биа. Воцарилось молчание.

– Хотел бы поблагодарить всех за содействие, – жестко произнес Грир, держа в руке блок бумаги для записей и обращаясь ко всей группе. – Мои координаты у вас есть. Если что-нибудь потребуется или если вспомните какие-нибудь важные подробности, пожалуйста, позвоните.

– Когда будет известно, что произошло? – поинтересовался Хазелиус.

– Через два-три дня.

Снова помолчали. Затем Грегори спросил:

– Можно задать несколько вопросов?

Грир перевел на него взгляд.

– Оружие было в машине?

Агент ответил после некоторого колебания.

– Да.

– Где именно?

– Рядом с водительском сиденьем.

– Насколько я понимаю, доктор Волконский получил пулю в правый висок, когда сидел за рулем. Правильно?

– Да.

– А окна были открыты? Хотя бы одно из них?

– Нет. Все были закрыты.

– Система АУ была включена?

– Да.

– Двери закрыты?

– Закрыты.

– Ключ был в замке зажигания?

– Да.

– На правой руке доктора Волконского обнаружили пороховой нагар?

Непродолжительное молчание.

– Мы еще не получили результаты анализа, – сказал Грир.

– Спасибо.

Форд сразу догадался, к чему клонит Хазелиус. Грир явно тоже мгновенно понял его. Когда агенты и детектив ушли, завтрак продолжился в напряженной тишине. Казалось, в воздухе висит никем не произнесенное слово «самоубийство».

Перед уходом Хазелиус встал и осмотрел всех присутствующих.

– Позвольте, я скажу несколько слов. Прекрасно понимаю, что вы потрясены. Я тоже.

Ученые поерзали на стульях. Форд посмотрел на Кейт. Она выглядела не то чтобы просто потрясенной – на ней не было лица.

– Петру из-за неполадок с «Изабеллой» пришлось особенно тяжело, – продолжил Хазелиус. – Мы все знаем почему. Для устранения проблем с программным обеспечением он прилагал нечеловеческие усилия. По-видимому, ему не хватило выдержки. Хотелось бы в память о нем прочесть несколько строк из стихотворения Китса, посвященных волшебным мгновениям открытия.

Хазелиус помолчал и поднял глаза на коллег.

– Как я уже говорил, любое открытие, которое имеет хоть небольшое значение, дается человеку ох как непросто. Всякая серьезная попытка изучить непознанное таит в себе опасность и может нанести вред душе и телу. Вспомните первое кругосветное плавание Магеллана, экспедиции капитана Кука, программу «Аполлон» или, например, «Спейс шаттл». Вчера мы с вами, измученные суровыми условиями исследовательской работы, потеряли товарища. Лично я, независимо от результатов расследования – думаю, большинство из нас примерно знают, какими они будут, – лично я буду всегда считать Петра героем.

Он снова умолк, переполненный чувствами, прочистил горло и продолжил:

– Следующий запуск «Изабеллы» запланирован на завтра, на двенадцать дня. Каждый прекрасно знает, что должен делать. Те из нас, кто будет еще не в центре, соберутся здесь в одиннадцать тридцать и отправятся к «Изабелле» группой. В одиннадцать сорок пять двери Бункера закроются на замок. На сей раз, леди и джентльмены, клянусь, каждый из нас почувствует себя потрясенным Кортесом, вперяющим взор в безмерность океана.

Его взволнованный голос поразил Форда. То был голос человека, всем сердцем верящего в победу.