Когда я учился в пятом классе, однажды в доме дедушки появился мой папа и совершенно ни с того ни с сего начал настаивать на том, что я должен стать членом молодежной команды по баскетболу. Мы почти не виделись за весь предыдущий год, а он был обеспокоен баскетболом? В конечном итоге выяснилось, что таким образом отец пытался отбить у меня охоту к «художественным» занятиям, таким как игра на гитаре и сочинение музыки. У меня не было большого интереса к баскетболу, но я все равно записался, просто чтобы успокоить его. Неудивительно, что он пропал на второй день после того, как я присоединился к команде, и никогда не видел ни одной моей игры. Честно говоря, я был рад этому, потому что играл я ужасно. Но я научился паре вещей из практики. Примечательно, что в начале сезона я помню, как боролся за то, чтобы сделать простой бросок из-под кольца. Казалось, что все остальные в команде были в состоянии это сделать, но только не я. Мои ноги и руки двигались неправильно. Я подбрасывал мяч, но он не попадал в цель. Он летел куда угодно, но не в кольцо. Однажды тренер во время тренировки отвел меня в сторону и дал отличный совет:

– Ты слишком напрягаешься. Перестань думать и просто получай удовольствие. Это не требует тех усилий, которые ты предпринимаешь.

Я тут же сделал удачный бросок, под гром аплодисментов моего дедушки, который наблюдал с трибун.

Через шесть месяцев после переезда в Калифорнию я дал такой же совет Анне.

– Милая, мы, должно быть, слишком много думаем об этом. Давай не думать, а просто получать удовольствие. Миллиарды людей сделали это, поэтому это не требует тех усилий, которые мы предпринимаем.

Она тихо проворчала что-то в ответ, вертя в руке тест на беременность. Это был шестой тест за прошедшие шесть месяцев.

– Может быть, я просто не могу забеременеть. Что, если из-за выкидыша что-то нарушилось?

– Да ладно. Ты не веришь в это.

– Ну, тогда, может быть, причина в тебе?

– Или, может быть, наши головы мешают. Может быть, мы слишком много думаем об этом. Сколько книг мы уже прочитали по этому поводу? Я честно думаю, что нам просто нужно немного расслабиться. Успокоиться и получать удовольствие. – Я ткнул ее в бок. – Давай не будем прикладывать усилия и посмотрим, что произойдет.

Судя по всему, это был удачный трюк.

Пять недель спустя я находился в своем офисе, когда раздался звонок.

– Угадай, кто, наконец, беременный! – Она практически кричала в трубку.

Я прикинулся дураком. Анна потом говорила, что я не притворялся.

– Беременный чем, дорогая?

– Чем же еще? Ребенком!

– О! Неужели… Хизер и Стюарт?

– Ничего подобного.

– Новая подруга Ланса? Как твой папа говорил, ее зовут?

– Что-то у тебя не очень получается, да?

– Хорошо, еще одно предположение. Неужели это… ты?

– Да, гений. Это я!

– Это потрясающе! Честно говоря, я так рад за тебя, за нас. Ты успешно провела тест на беременность и даже не подожгла квартиру?

– Удивительно, да? Я думаю, что успешно справлюсь с этой беременностью.

Ей надо было постучать по дереву. В шестнадцать недель у Анны случился еще один выкидыш. Во второй раз мы оба пережили такой удар эмоционально гораздо труднее, хотя наши индивидуальные механизмы выживания были весьма различны. В то время как Анна отказалась от всего и ничего не делала, а только плакала и хандрила на протяжении двух недель, я с головой ушел в работу, проводя в офисе долгие часы.

По иронии судьбы, моя мнимая вовлеченность в успех компании обернулась для меня и моей карьеры огромным благом. Когда руководство увидело, насколько напряженно я работаю, они наградили меня повышением, назначив линейным менеджером на место Марка, который к тому времени перешел на новую должность. К сожалению, это означало, что долгие часы задержек станут теперь не столько пластырем, которым заклеивается боль от еще одной сорвавшейся беременности, а скорее неотъемлемой частью моих новых обязанностей.

После того как Анна выплакала все слезы, она постепенно вернулась к своему счастливому состоянию. Не желая сидеть дома в одиночестве, она пошла работать на неполный день в магазин рукоделия. В свободное время она вновь загорелась желанием опубликовать свои книги и начала отправлять их на рецензию. К сожалению, от ее горячего желания огонь так и не разгорелся. Через три месяца после отправки макетов и рукописей почти в сто издательств детской литературы она получила почти сто писем с отказами.

Это произошло как раз тогда, когда ее кисть и перо стали еще менее активны, чем мои пальцы и гитара. Однажды вечером, за ужином, она объявила, что окончательно ставит на своей мечте крест.

– Я думаю, у меня нет необходимых качеств, чтобы заниматься этим как писатель-иллюстратор.

По выражению ее лица я мог сказать, что на самом деле она просто выражала досаду и, возможно, искала поддержки от единственного человека в мире, на которого могла опереться. И в глубине души я знал, что должен был поощрять ее старания, чтобы она никогда не сдавалась. Но тогда мои мысли были заняты лишь моей давней мечтой, которая, казалось, испарялась так же быстро. Осуществится ли она когда-нибудь? Захочет ли кто-нибудь когда-нибудь купить одну из моих песен? Возможно, нет. Поэтому вместо того, чтобы сказать ей правду о том, что она редкий талант, и что если она продолжит работать, то в конечном итоге кто-нибудь опубликует ее книги, я просто кивнул головой. Я согласно кивнул! Из всех поступков, о которых я сожалею как муж, этот был одним из самых ужасных. Глупый, бессердечный кивок, которым было сказано: «Ты права, дорогая. У тебя нет для этого необходимых качеств», хотя я искренне верил, что они у нее есть.

Я просто слишком устал от разочарований, чтобы сделать над собой усилие. Ее глаза сразу наполнились влагой – верный признак того, что я только что разбил ее сердце. Она пыталась сохранить самообладание и не позволить себе расплакаться.

– И поскольку я теперь не буду больше рисовать и писать, я хочу попытаться вновь забеременеть, – спокойно сказала она.

Опять? Разве двух неудавшихся попыток не достаточно? Но я только что сказал, что ей лучше отказаться от своей мечты, и я не мог разбить ее сердце дважды за одну минуту. Поэтому я пожал плечами и сказал:

– Хорошо… может быть, третий раз станет счастливым.

До этого мы бывали на приеме у акушера только во время или после беременностей, но никогда до. На этот раз Анна была вынуждена и полна решимости сделать все, что было в ее силах, чтобы выносить ребенка. Для этого она прошла обследование в женской консультации еще до того, как мы начали пытаться забеременеть. У нее взяли несколько анализов и провели ультразвуковое обследование. В конечном итоге женщина-врач высказала свой прогноз.

– У вас недоразвитая шейка матки, – заявила она, как само собой разумеющееся, как будто этим все и объяснялось.

– Такими же бывают и некоторые врачи, – пробормотал я себе под нос. Анна нахмурилась.

– Не обращайте внимания на моего мужа. Он тоже может быть недоразвитым.

Доктор отмахнулась.

– О, я не обращаю внимания. Мистер Брайт, недоразвитость шейки матки означает, что ей трудно выдержать вес плода. Почти треть всех выкидышей во втором или третьем триместре происходит по этой причине.

– Из-за чего это случается? – спросила Анна.

– Чаще всего трудно найти определенную причину. Но в вашем случае, похоже, всегда были некоторые пороки развития матки, вероятно, с самого рождения. Я видела в медицинской истории, что ваша мать умерла от рака шейки матки.

– Да, это так.

– Ну, может быть, это как-то связано с этим. Вероятно, вы унаследовали этот дефект, который теперь проявляется именно так. Надо непременно внимательно следить за своим здоровьем по мере того как вы становитесь старше. – В кабинете воцарилась тишина. Анна смотрела на меня, давая возможность нам обоим ощутить всю тяжесть плохих новостей. Наконец она задала тот вопрос, который, я знал, она обдумывала.

– Таким образом, у меня нет надежды завести ребенка?

– Ну, – сказала врач, – это, безусловно, связано с некоторыми сложностями. И большим риском. Но при определенной помощи, я думаю, у вас есть неплохой шанс выносить ребенка весь положенный срок. Никаких гарантий, конечно, но у нас на самом деле есть приличный процент успешного вынашивания. План заключается в том, что на сроке в четырнадцать недель будет проведен так называемый серкляж – ушивание шейки матки. Когда плод будет полностью сформирован, мы удалим швы. Это должно дать организму дополнительную поддержку, необходимую для того, чтобы доносить плод до тридцать шестой или тридцать седьмой недели. Этого будет достаточно.

Улыбка на лице Анны была полна надежд и оптимизма.

– Это лучшая новость за последнее время.

Обретя новую силу, Анна выложила хорошо продуманный план забеременеть, используя специальные диаграммы и графики, брошюры и стопки книг, рекомендованные OB. Шесть недель спустя она сделала тест на беременность. Результаты были положительными. Четырнадцать недель спустя доктор выполнил серкляж, который вызвал тревожное количество кровянистых выделений. Две недели спустя выделения прекратились. Через неделю кровянистые выделения возобновились. Через три дня после этого у Анны в третий раз произошел выкидыш. Еще через три недели Анна перестала плакать.

Последующие два года в Калифорнии были пугающе похожи на первые два. Я много работал, создавая себе имя в маркетинговой фирме, в то время как Анна упорно трудилась над тем, чтобы забеременеть. Дважды. Обе беременности закончились преждевременно. В конце концов, я думаю, мы оба впали в оцепенение из-за всего этого. В середине шестого года жизни там Анна разбудила меня поздно ночью. Было видно, что она плакала.

– Еще раз, – сказала она. Я перевернулся и протер глаза.

– Еще раз для чего?

– Я хочу еще раз забеременеть.

– Зачем? Мы же знаем, чем это закончится.

– Шесть – магическое число?

– Навряд ли.

Анна включила свет. Я думаю, для того, чтобы я видел, насколько она была серьезной. Потом она показала пальцем на картину, которая висела над кроватью. Один из нас обвивал своим телом земной шар.

– Ты сказал, что обыщешь весь мир, чтобы найти меня. В том месте, где я хочу находиться в этом мире, должны быть дети. Это та мечта, от которой я не готова отказаться.

Полностью проснувшись, я облокотился на руку, чтобы лучше видеть ее. Она была прекрасна, как всегда, но нечто в ней, в большей степени ее сердце, выглядело сейчас более хрупким, чем в прежние годы. Во многом это было результатом огромных потерь, которые она пережила, пройдя через пять выкидышей. У кого бы не было шрамов на сердце после такого? Но я знал, что часть ее обид была вызвана моими многочисленными мелкими и легкомысленными поступками. Такими, например, как уйти из дома, не поцеловав ее на прощание только потому, что я опаздывал, или остаться допоздна на работе, когда знал, что она ждет меня дома, или выбрать просмотр шоу, чтобы расслабиться после долгого дня, в то время как ей хотелось, чтобы я играл ей на гитаре. Маленькие вещи, которые я считал само собой разумеющимися и на которые не обращал внимания или просто забывал сделать. Иногда мелочи, когда суммируются, становятся не такими уж незначительными.

– Ведь ты не шутишь, правда?

Она кивнула головой и потом задала вопрос, который я хотел бы, чтобы у нее никогда не было повода задавать.

– Ты считаешь меня виноватой, Итан?

– В чем?

– В том, что я потеряла столько детей. Тебя это возмущает?

– Господи, нет!

– Ты никогда не задумывался о том, что если бы женился на другой, то уже сейчас был бы отцом?

– Конечно, нет. Я бы не хотел быть женатым на ком-то другом.

Она встретилась со мной глазами, как будто пытаясь поймать меня на лжи.

– Хорошо… – медленно произнесла она, – но даже если ты не хочешь быть женатым на ком-то другом, ты по-прежнему уверен, что хочешь быть моим мужем?

– Откуда такие мысли, Анна? Я люблю тебя, искренне и без затей. Я всегда любил тебя и всегда буду любить.

Она не мигая смотрела на меня, но, наконец, ее лицо расслабилось и мне показалось, что я уловил на нем след любимой улыбки.

– Ты обещал, что будешь исполнять серенады на гитаре. Это было единственное, что тебе надо было делать для того, чтобы сказать мне, что ты любишь меня. Но так как ты больше не играешь, я думаю, время от времени мне нужно слышать слова, подтверждающие, что ты меня любишь.

– Анна, мне очень жаль. Я люблю тебя, как ненормальный, даже если я должным образом не показываю вида и не говорю об этом. Я исправлюсь. Но, как я уже говорил раньше, я на сто процентов с тобой в этом вопросе. И если ты по-прежнему готова продолжать пытаться завести ребенка, то я все для этого сделаю.

Она притянула меня к себе и крепко обняла.

– Я надеялась услышать это от тебя.

Через месяц Анна оставила записку в гитаре, в которой сообщалось, что она беременна в шестой раз. Мы старались не слишком радоваться, узнав на собственном опыте, что чем больше надеешься, тем больнее бывает, когда надежды не сбываются. Анна обратилась к врачам только тогда, когда проходила с ребенком два месяца. В тот момент мы узнали, что эта беременность будет не такая, как предыдущие пять. Если не качественно, то, по крайней мере, количественно, если можно так выразиться.

– Близнецы! – крикнула Анна, когда я пришел домой после работы в день, когда ей делали УЗИ. – Тебе надо было отменить свои встречи и пойти со мной, Итан! Два маленьких сердечка бьются бок о бок прямо на экране.

– Ты шутишь.

Она не шутила. Анна протянула мне черно-белый снимок, на котором были видны признаки двух жизней, растущих внутри ее.

Принимая во внимание историю ее предыдущих выкидышей, плюс риск при вынашивании близнецов, врач предпринял дополнительные меры, чтобы обеспечить жизнеспособную беременность, в числе которых был назначен постельный режим, начиная с трех месяцев.

Лежать в постели весь день надоедает очень быстро, но Анна все это время пребывала в жизнерадостном настроении, убеждая себя, что конечный результат стоит того. Когда мы вступили в седьмой месяц, ее скромный оптимизм поменялся на обнадеживающий энтузиазм.

– На этот раз мы собираемся сделать это, не так ли? – спросила она однажды утром, когда я одевался на работу.

– Мы действительно собираемся стать родителями. С двумя младенцами мы будем самыми занятыми родителями в районе.

– Меня не волнует, даже если мы станем самыми занятыми родителями в мире. Не могу дождаться, – мечтательно сказала она. – И не только потому, что я устала сидеть в постели, как клуша. Я просто очень хочу видеть их, держать на руках и слышать их плач.

– Я тоже… минус плач.

– Да брось ты. После всего, что мы пережили, что может быть прекраснее, чем звук двух маленьких детей, кричащих во всю силу своих легких?

Тут она была права. Когда несколько лет слышишь слезные рыдания жены, оплакивающей детей, которые так и не появились на свет, крик двух малышей, требующих немного внимания, будет действительно желанным. Волнение родителей нарастало с каждым днем. Дедушка Брайт часто звонил, чтобы узнать, как идут дела. Зная, что Анна чувствует себя словно курица, запертая в курятнике, он время от времени аккуратно справлялся о ее душевном благополучии, но налицо были все признаки, что она переносит свое положение как истинный герой.

Октавий тоже часто звонил, чтобы удостовериться, что его маленькая девочка успешно выдерживает суровое испытание.

В середине седьмого месяца к нам с неожиданным визитом приехали брат Анны Стюарт и его жена Хизер.

– Это папа послал вас проверить, все ли у меня в порядке? – спросила Анна, как только они ввалились в нашу малюсенькую спальню.

– Не-а. Я просто хотел лично поделиться хорошей новостью, – ответил Стюарт. Лицо Анны погрустнело.

– Так ты приехал не для того, чтобы узнать, как я себя чувствую?

– Ну… конечно… Я имею в виду, конечно, мы хотим знать, как идут дела. Э-э, как идут дела, сестренка?

Хизер хлопнула его по спине и закатила глаза.

– В первую очередь мы приехали из-за тебя, Анна. Но у нас есть кое-какая действительно приятная новость, так что мы подумали, уж коли мы здесь, тебе было бы интересно услышать ее лично.

– Да я просто шучу, – ответила Анна. – Что случилось? Я хочу знать все об этом.

– Пожалуй, мы подождем, – предложила Хизер, – пока ты нас полностью не проинформируешь о том, как протекает беременность.

– Что тут рассказывать? Я просто лежу весь день в постели и жду, когда малыши выскочат. Теперь давайте, что у вас за новость такая срочная?

– Покажи нам хоть детскую комнату вначале, – сказал Стюарт. – Папа говорит, что ты заставила Итана работать поздно ночью, чтобы доделать ее.

– К сожалению, из-за запретов врачей я не могу выбраться из этой жалкой постели, чтобы показать кому-либо абсолютно очаровательную пару кроваток и коллекцию бесценных картин в исполнении вашего покорного слуги. Поэтому выкладывайте свою новость. Не заставляйте беременную даму ждать.

Стюарт и Хизер охотно улыбнулись друг другу. Потом Стюарт начал расплываться в неудержимой улыбке. Казалось, что она так и будет шириться, пока не повредит мочки его ушей.

– Хорошо, пожалуйста… Я ухожу на пенсию! – Он вскинул руки, словно забил гол.

Если он именно это хотел показать, то я сильно удивлен, что он, оказывается, знает футбольные жесты. Говорю без обид.

– Вы можете в это поверить? – спросила Хизер. Я бросил быстрый взгляд на Анну, у которой челюсть отвисла так же, как и у меня.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил я. – Тебе, кажется, тридцать пять. Ты просто не можешь уйти на пенсию.

– Тридцать четыре, если точно. И я только что это сделал. Вчера.

– Разве это не потрясающе? – восторженно сказала Хизер. – Нам так повезло. Почти выигрыш в лотерею!

– Ты выиграл в лотерею? – наседал я. – Из-за чего еще можно взять и бросить свою работу?

– Я не бросил, если быть точным, – ответил Стюарт. – Мы продали нашу стартаповскую компанию большой технологической фирме, и я не вижу необходимости оставаться после слияния. Я пришел к выводу, что буду наслаждаться воспитанием детей, пока они еще маленькие. Так что я собираюсь какое-то время поработать папой полного дня.

– Ничего себе, – произнес я, искренне ошеломленный известием. – Не возражаешь, если я спрошу… За сколько она ушла?

– Триста.

– Тысяч? Это не та сумма, на которую долго протянешь. Ты уверен, что это разумно?

– Миллионов, Итан. Это крупный успех.

Моя челюсть отвисла до самого пола.

– Но ты… Я имею в виду… Разве у тебя не что-то около двадцати процентов акций в компании?

Когда на его лице появилось выражение безмятежной радости, я почувствовал, что хочу заткнуть ему рот. Никто не должен выглядеть настолько счастливым.

– Двадцать пять процентов, что в моем случае составляет почти семьдесят пять миллионов. Конечно, они обложат меня черт-те каким налогом, но меня это не волнует. У нас и так будет достаточно.

Мне кажется, я не произнес больше ни слова, пока они были у нас в гостях. Я смутно помню, как Анна говорила, что очень рада за них, и насколько помню, я слышал, как Хизер упомянула что-то насчет планов покупки нового дома за наличные, но все остальное было как в тумане. У меня голова шла кругом. Конечно, я был рад за них и их успех, но в то же время я вдруг почувствовал себя ужасно неполноценным. В моих собственных мечтах всегда были слава и богатство, но вот передо мной Стюарт Берк, социально никчемный ботаник, который несколько часов каждую неделю посвящает тому, что общается в чате с себе подобными, обсуждая «Трон», фильм 80-х годов, и который вдруг купается в деньгах и ему море по колено. Завидовал ли? Несомненно. Я молча поклялся прямо тогда, что так или иначе, но тоже стану успешным. На самом деле я не чувствовал себя неудачником. И не собирался рано уходить на пенсию, чтобы больше не работать, как Стюарт. Но я собирался сделать все для того, чтобы Анна и двое наших маленьких детей имели все, что им хочется.

Чуть больше чем через две недели после того, как я узнал, что наши родственники теперь миллионеры, мы получили очень хорошие новости: мы с женой прошли отметку в восемь месяцев, и врач был готов снять швы, которые удерживали шейку матки Анны. К всеобщему изумлению, шейка матки крепко держалась даже после снятия швов. Не успели мы опомниться, как оказались на сроке в восемь месяцев и одну неделю. Затем, не успев моргнуть глазом, мы достигли восьми с половиной месяцев, и врач решил, что для Анны и малышей самым безопасным будет вызвать роды. В среду утром, под моросящим дождиком, затаив дыхание, мы отправились в больницу для проведения планового кесарева сечения.

После тридцатиминутной подготовки бригада врачей извлекла замечательную красивую маленькую девочку. Через минуту или две спустя из утробы Анны вынули еще одну девчушку. Две девочки! Две здоровые, красивые девчонки! В тот момент я почувствовал себя самым богатым человеком в мире.

– Ты их видела, Анна? Они здесь! Они это сделали! Ты это сделала!

– Мы сделали это. Вместе.

Я взял ее за руку и смотрел, как врачи и медсестры занимаются с малышками в другом конце палаты. Это был самый счастливый момент в моей жизни. Но он продлился недолго. Первое, что я заметил, медсестры, которые занимались старшей девочкой, сильно суетились и о чем-то перешептывались. И они выглядели более серьезными, чем бригада с ребенком номер два. Я поймал обрывки лихорадочного перешептывания. «Скачки сердечного ритма… Легкие… кислород… быстрее!» Анна тоже услышала шепот и попыталась заглянуть за врача, который все еще занимался ее маткой, но ей не удалось ничего разглядеть.

– Все нормально, – сказал я. – Уверен, что они просто принимают меры предосторожности.

Но они не просто принимали меры предосторожности. Легкие ребенка не были сформированы настолько, насколько все надеялись, и они были заполнены жидкостью, которая еще больше усложняла ситуацию. Когда шепот начал возрастать, ведущий педиатр приказал бригаде перевезти ребенка в другую палату. Когда они вышли, он повернулся и буквально на долю секунды остановил на мне свой взгляд. Я понял по его глазам, что положение серьезное.

– Итан! Скажи мне, что случилось!

В тот момент я еще не знал наверняка, что случилось. Знал только, что что-то не так.

– Все хорошо, дорогая, – солгал я. – Все будет в порядке.

Но хорошо не будет. Специализированная бригада реаниматологов заставила ребенка дышать, но только с помощью аппарата. Следующие двадцать четыре часа девочка провела заключенная в пластиковый пузырь, под постоянным наблюдением в педиатрическом отделении интенсивной терапии. Меня к ней не допускали. На следующий день она скончалась. Врач Анны сыпал кучей бессмысленных медицинских терминов, при помощи которых пытался описать состояние нашей дочери, но я разобрал лишь его прощальную фразу.

– Вы знаете, даже при всех достижениях в медицине иногда просто случаются такие вещи.

Как мне хотелось ему врезать. Почему он вынужден был сказать такое? Мы прекрасно знали, что вещи «случаются просто так». Сколько раз надо стать свидетелем «просто случайных» вещей, чтобы стать экспертом в них? Мы не могли понять, и ни один врач не мог нам объяснить, почему они продолжают происходить с нами.