Глава 18
Камер на подъездах не было, Макаров об этом знал. Магазинов, где были бы эти камеры, тоже. Оставалась надежда на людей – любопытных, въедливых, дотошных, которым все было не так, все мешало, все раздражало. Такая публика по обыкновению часто приходила Макарову на помощь.
Три подъезда в доме Егоровой, три в доме напротив. И ни одного, ни одного очевидца. Никто ничего не видел. Вечер субботы, а народ будто ослеп!
– А что вы хотите? – возмутился молодой парень, поглощающий свой ужин прямо в прихожей со сковороды. – Суббота же! Народ отдыхает после трудовой недели. После пятницы!
– После пятницы? – не понял Макаров.
– А то. – Парень подцепил ложку с верхом макарон с мясом, отправил в рот, принялся энергично жевать, бубня с набитым ртом. – Некоторые в пятницу устают почище, чем за всю неделю.
И он протяжно вздохнул, и глаза его заволокло печалью. То ли переживал, что не так устал в пятницу, как остальные, то ли наоборот.
– И никто ничего не видел, – тоже вздохнул Макаров, но по другой причине.
– Слышь, майор, а ты в тридцать седьмой квартире был? – вдруг оживился парень.
– Был, – вспомнил он.
– И что? – Парень швырнул ложку в пустую почти сковороду, подозрительно сощурился. – Молчит?
– Сказали, что ничего не видели.
– Сказали? Не понял, почему сказали, а не сказала?
– Там пара семейная проживает с двумя детьми? – уточнил Макаров.
– Так теща на выходные к ним приезжает с детьми сидеть. Потому что молодежь, как правило, за город уматывает на пару дней. А бабка сидит с пацанами. Она… – и он неожиданно сжал руку в кулак, в которой до этого ложку держал, – это такая тварь, скажу я тебе, майор! Приезжает на субботу-воскресенье, а ухитряется на неделю вперед всем тут кровь свернуть.
– В смысле?
Дмитрий оживился.
Вот оно, вот! Если кто-то что-то и мог видеть, то эта женщина. Или подобные ей. Потому что мимо них не то что бродячий кот в подъезд, мышь туда не проскочит. Им потому что что? Правильно, им до всего есть дело.
– То ей моя собака на коврик перед дверью нассала, то еще что-нибудь. – Парень выругался. – А я что, дурак, да? Я для чего собаку полтора часа выгуливал, чтобы она потом ей порог метила? Такая тварь, майор! Ты ее потряси, потряси. Она точно тебе что-нибудь скажет.
И напоследок парень так удовлетворенно заулыбался, что Макаров тут же счел свои надежды преждевременными. Парень вполне мог просто мстить пожилой женщине, решив, что майор ее в отдел потащит.
– Мама? А при чем тут мама? – возмущенно вытаращилась молодая женщина из тридцать седьмой квартиры. – Что все вечно к ней цепляются?
– Совершенно не было в мыслях. – Он терпеливо улыбался. – Просто она может быть ценным свидетелем, вот и все.
– О, она может, – фыркнул из-за спины хозяйки ее муж, небрежно побритый, небрежно одетый, стремительно набирающий вес молодой еще в принципе мужик. – Мама может быть ценным свидетелем, ценным кадром, ценным гвоздем в любой заднице.
– Заткнись, придурок! – рявкнула на него супруга, и ее несимпатичное лицо пошло красными пятнами. Глянула на Макарова с ненавистью: – Что вам вообще от нее нужно?
– Мне вообще-то нужны ее координаты. Обо всем я сообщу ей лично.
– А вы ее не арестуете? – с надеждой выпалил зять и тут же получил пинок в колено.
– Я повторяю, мне она нужна как ценный свидетель, – настойчиво проговорил Макаров.
А про себя подумал: если, конечно, старая перечница не взяла в субботу вечером молоток в руки и не пустила его в ход.
«Старая перечница», которую Макаров нашел по адресу на бумажке в соседнем микрорайоне, оказалась на удивление приятной особой. Она остроумно шутила, угостила Макарова великолепным кофе и отказалась отвечать на его вопросы до тех пор, пока он не попробует ее фирменный кекс. Он попробовал, не пожалел, тут же запросил еще кофе и еще кекса.
Дама, которая назвалась Инной Степановной, раскраснелась от удовольствия. Принялась шутить с удвоенной силой, без конца поправляя аккуратную прическу. А потом вдруг сделалась серьезной, уселась напротив Макарова и произнесла:
– Знаете, я вот шучу, а всю меру ответственности, конечно же, понимаю!
– Это вы о чем?
Он не сразу уловил, потому что отвлекся на кекс, который просто таял во рту и исчезал на блюдце.
– Это я о показаниях, которые вы приехали с меня снимать. – Инна Степановна слегка побледнела. – Вдруг я что-то такое скажу и это сможет навредить хорошему человеку? Вдруг я видела не тех людей, не те машины. Обратила внимание совершенно не на то, на что следовало обратить. Назову вам кого-то, и вы станете трепать благородных людей.
– Поверьте мне, – Макаров клятвенно приложил обе руки к груди, – благородных людей точно трепать не станем. Нам просто нужна информация, хоть какая-то. Просто странно как-то, Инна Степановна, получается. Выходной день. Вечер выходного дня, точнее. Все дома, не на работе. И никто ничего не видел.
– Возможно, люди что-то и видели, но говорить не хотят. Сейчас ведь столько оборотней в погонах развелось, сами понимаете. – И ее пальчик игриво коснулся левого плеча Макарова. – Сейчас отмолчаться стало проще и полезнее, чем быть полезным. Не так ли?
Он промолчал.
– Многие просто могли не обратить внимания на кого-то, кто не хотел к себе внимания привлекать.
– И кто же это? – Он насторожился, ее тон сделался многообещающим.
– Некий мужчина, который поставил машину подальше от подъезда и предпочел пройти почти сотню метров пешком. И это при том, что места на стоянке были. Да и погода была, как говорится, нелетная. Вошел в подъезд, пробыл недолго. А вышел… Не вышел – выбежал! И с оглядкой, с оглядкой.
– Вы можете его описать?
Наконец-то! У него даже все тело заныло, когда он понял, что женщина что-то видела. Но она тут же его разочаровала.
– Знаете, нет. – Она недовольно поморщилась. – Я собаку выгуливала. И следила, чтобы она все свои дела сделала в отведенном для этого месте, а не на коврики соседей. Мерзавец!
Макаров даже не стал спрашивать, кто именно. Понятно, что тот парень со сковородкой.
– Человек был мужчиной, это точно. Не переодетая женщина, – резко сказала она снова. – Среднего роста. Крепкого телосложения, но не толстый, нет. Широкая куртка чуть выше колен, капюшон. Лица не видно. Орудие убийства у него из кармана не торчало.
И она мелко рассмеялась, будто это было смешно. Макаров внутренне поежился.
– Почему вы сказали об орудии убийства?
– Потому что ваши на другой день весь двор и все мусорки перевернули. Ясно, что искали.
– Вы им не говорили, что видели постороннего?
– Кто бы мне дал слово молвить! – гневно воскликнула она. – Дочка, как только услышала про убийство, сразу меня домой отправила и к ним пока велела не соваться. Вот зятю радость. Мерзавец!
– В котором часу это было, Инна Степановна? – поспешил отвлечь ее Макаров. Судя по всему, в мерзавцах у нее ходили многие.
– Начало одиннадцатого, точно до минуты не скажу. После десяти точно. Детей загнала в кровати и пошла с собакой на улицу. Через какое-то время этот подъехал, мимо стоянки, за джипом встал, вышел, теньком прошел – и в подъезд. Пробыл недолго, вышел, снова в машину и уехал. А наутро началось!..
Итак, убийство произошло между десятью и одиннадцатью вечера, что совпадает с заключениями экспертов. Убийца предположительно мужчина. Судя по описанию, среднего роста, крепкого телосложения. Это не Виталик. Тот высокий и мешковатых курток до колен не носит. И не Борис Иванович, тот толстый и грузный.
Кто же это? Кто? Кого взяла за жабры Егорова Ниночка, решившая промышлять шантажом? На наемника непохоже, слишком непрофессионально. Хотя…
В давнем деле Виталика Илова фигурировал молоток. Не потому ли Ниночку убили именно этим предметом? Кто-то знал? И решил Виталика подставить.
И снова обдало холодом: Ирина. У нее был мотив. У нее был букет мотивов отомстить Ниночке. И любовника она у нее отбила, и подставить перед акционером решила, и шантажировать начала. И это только то, что известно Макарову!
Могла Ирина нанять кого-то для осуществления своего преступного замысла?
Запросто, родился неутешительный ответ.
– Вы отвлеклись.
Сухонькая ручка Инны Степановны легла на локоть Макарова. Он вздрогнул.
– Простите, задумался. – Он отодвинул пустую чашку. – Все было великолепно, спасибо. Вы мне очень помогли.
– Ой, да что вы!
Она засеменила за гостем в прихожую, без конца что-то лопоча о старинных рецептурах, забытых ныне. О бабушке-мастерице, передавшей ей много чего по наследству. И вдруг, когда Макаров уже взялся за дверную ручку, хозяйка преградила ему дорогу, привалившись спиной к двери.
– А почему вы меня не спрашиваете о машине, Дмитрий?
– Да-да, машина! – Он мысленно дал себе подзатыльник. Упустил главное, отвлекшись на мысли об Ирине. – Вы рассмотрели, какого она была цвета, номера запомнили?
– Конечно, – фыркнула женщина и самодовольно улыбнулась. – Это был «Ниссан Альмера» 2008 года, серебристого цвета, номер…
Макаров записывал с приоткрытым ртом. Дама не переставала его удивлять.
– Машина точь-в-точь такая же, только цвет другой, как была два года назад у моего зятя, пока он ее не рассадил, мерзавец.
– А нет, Дима, «Ниссана» с такими номерами, – порадовал его на следующий день ближе к обеду знакомый капитан из районного ГИБДД. – Номерочек этот, Дима, выходит, липовый.
– Ага. Вот так вот, значит.
Он не знал, радоваться или впадать в уныние. Если номера липовые, то сто процентов – на машине приезжал злоумышленник. А если нет? Что, если дотошная Инна Степановна что-то перепутала в темноте, выгуливая собаку?
– Вы за кого меня принимаете, майор Макаров! – возмутилась она с легким повизгиванием. – Это только мой зять, мерзавец, считает меня выжившей из ума старухой. Номер точно тот, который я вам продиктовала. Если его не существует в природе, значит, он поддельный. Вам это понятно?
Это ему было понятно, непонятно было, где теперь искать эту машину.
– В угоне никаких «Ниссанов Альмера» не числится, Дим. Неугоняемый экземпляр, тем более восьмого года. Сам подумай!
Он подумал. И пришел к выводу, что кто-то использовал свою машину в преступных целях. Просто вешал на нее липовые номера, и все.
– А владельцев таких машин много по городу? – спросил он, отчаянно надеясь, что немного.
– Знаешь, прилично.
– Подготовишь?
– Легко! Но не сразу. Завтра к вечеру устроит?
Его бы устроило вчера, но выбора не было. Условились о встрече на завтрашний вечер. А пока он снова решил навестить Смотрова.
– Снова ты! – возмутился Геннадий, только увидев Макарова входящим в свой кабинет. – Чего опять?
– Машинка в моем деле одна засветилась. Надо бы сверить данные, Ген, – миролюбиво улыбнулся Макаров. – Вы же проверяли машины, которые в день убийства Грибовой засветились на ближних к ее дому камерах?
– Умный, да? – Смотров кисло улыбнулся. – Проверяли. И толку?
– В смысле?
– В том самом, что засветилась как раз машина Степанова, который у меня под замком сидит. Понятно тебе?
– Да ладно.
– Вот тебе и ладно, – Смотров неуверенно улыбнулся. – Его жена приехала на такси, она и не скрывала. И таксиста нашли, подтвердил. А вот муженек ее следом на своей машине ехал. Или почти следом.
– Что это значит?
– Поотстал минут на несколько. Но не заблудился, поверь мне. Адрес своей невесты знал хорошо. Вернее, адрес одной из ее квартир, понатыканных по городу. К слову, знаешь, сколько их?
– Кого? – Макаров на мгновение отвлекся, не понял.
– Не кого, а чего. У нашей покойницы, вернее, у ее покойного отца, – четыре. – Смотров поднял вверх четыре растопыренных пальца. – Четыре квартиры! Та, в которой произошло убийство, самая маленькая, всего-то под сотню квадратов. Вот уроды! Мы с семьей всю жизнь друг другу на подолы едва не наступаем, а у этой кроме дома четыре квартиры в городе! Пустующих, никому не нужных квартиры! Но сейчас не об этом, Дима. Сейчас о том, что твой так называемый подзащитный…
И Смотров очень мерзко посмотрел на него. Видимо, ждал, что Макаров станет отрицать и возмущаться. Но он промолчал.
– Так вот, твой так называемый подзащитный, – снова повторил Смотров с меньшим нажимом, – не имея алиби на момент убийства своей невесты, засветился на камерах видеонаблюдения поблизости. Что еще могу добавить, Дима? Добавить нечего.
– А что он сам говорит?
– А ничего. – Смотров с раздражением ткнул папку с делом кончиками пальцев. – Впал в депрессию. Молчит. Даже с адвокатом не разговаривает.
– А Кира Степанова, она что?
– О, вот тут история просто невероятная! Это просто жена декабриста, честное слово. Она о себе забыла, она теперь своего мужа защищает. И не его шаги она в темноте слышала. И не мог-то он никого убить. Он мухи, по ее словам, не обидит. Даже жаль ее, честное слово.
– Ген, а записи с камер есть у тебя?
– Есть, конечно. А что? – И Смотров тут же поджал губы и подозрительно уставился на незваного гостя.
– Хотелось бы взглянуть.
– Да взгляни, чего. – Смотров неуверенно провел рукой по затылку, взгляд его заметался. – Копию надо сделать.
– Я подожду.
– Ага, я щас. – Гена пошел к выходу, у двери застыл. – Только, Дим, записи-то не с камер дома, на доме камер нет. А с проспекта, с которого можно во дворе въехать.
Макаров смиренно кивнул. А про себя подумал, что Степанов, значит, возле дома не засветился. Нет его на записях. А по проспекту он мог и просто кататься, не так ли?
Смотров делал копии целых полчаса. Наверняка с кем-то советовался, решил Дима, с благодарностью принимая флешку. Видимо, позволили.
– Новый год послезавтра, – мечтательно произнес Смотров, вызвавшийся проводить его к выходу. – Жена готовится. Вкуснотой второй день пахнет. Жду не дождусь! Ты-то как? В одиночестве?
– Нет, я с семьей, – коротко обронил Макаров.
И внутри неприятно заныло, стоило вспомнить утренний звонок бывшей жены, забывшей, что она бывшая. Тут же принялась раздавать приказания: купи то и то, забери оттуда и оттуда. Пришлось вежливо, но твердо остановить ее запал. Напомнить, что они давно не в браке. И что приготовлениями ему заниматься совершенно некогда. Хорошо, если он к полуночи успеет.
– С семьей? – изумился Смотров. – Ты же вроде развелся, нет? Я путаю?
– Нет, не путаешь. Развелся. Давно. Но это не мешает нам поддерживать нормальные дружеские отношения.
И он внутренне содрогнулся. Дружить с бывшей женой он не стал бы по приговору. Уже много раз пожалел, что пошел у дочки на поводу, согласившись вместе с ними праздновать. Наверняка без сюрпризов не обойдется.
Как чувствовал!
Дочка оказалась совсем не одна. И не только с подругами. Прилетел ее Олег, они без конца целовались и обнимались, не стесняясь никого. Подруги натащили в дом его родителей каких-то голосистых придурков, которые начали напиваться задолго до боя курантов. И бывшая учудила, прикатила с очередным поклонником. Хотя, кажется, Макарову его морда была знакома. Может, по сводкам где проходил?
Еле дождался поздравления президента, пригубил дежурный бокал с шампанским и через пять минут ушел в отцовскую спальню. И одному побыть хотелось, но больше по причине, чтобы никто ее не занял. При мысли, что на отцовском стареньком диване расположится кто-то, кроме него, передергивало.
Подруги дочери, их пьяные друзья, бывшая с очередным, так много разговоров, шума, шального смеха, нестройного пения, громкой музыки… И зачем, спрашивается, он согласился? Лучше бы у себя остался.
– Пап, – в дверь сунулась дочка, личико счастливое, румяное, глаза сияют, – все в порядке?
– Все нормально, – он открыл крышку ноутбука, похлопал ладонью по дивану рядом с собой. – Посиди со мной.
– Хорошо, только недолго, папка. Олег, он приехал! – И Василиска счастливо рассмеялась, обняла его за шею, усаживаясь рядом. – Еле вырвался. И это из-за меня, представляешь!
– Представляю.
Он глубоко вздохнул, пытаясь сквозь душную волну Василискиных духов уловить запах дорогого отцова табака и столярного клея. Не вышло. Сделалось грустно.
Живущее при его родителях прошлое, степенное, неторопливое, с традиционными праздничными пирогами, долгим чаепитием, романсами под гитару, негромкими разговорами о политиках и диссидентах, безвозвратно уходило, растворялось в агрессивном настоящем, снующем с айфонами и айпадами. Оно, это прекрасное чинное прошлое, потерянно ежилось, натыкаясь на рассеянные равнодушные взгляды, оторванные от мониторов. Оно недоумевало и смущалось мелкой подлости, ставшей нынче в порядке вещей. Не понимало измен просто ради секса, когда в семье царили любовь и благополучие.
Все стало не таким. Все стало стремительным и неглубоким.
– Пап, ты чего? – Василиска ткнула его локотком в бок. И вдруг безошибочно угадала: – Жаль дедов дом разорять?
Он промолчал.
– Ты не переживай, мы передумали. Олег сказал, что эти родовые гнезда грех рушить.
– Так и сказал? – не очень поверил Макаров.
Он слушал внимательно сегодняшнего Олега, чуть подвыпившего, чуть расслабившегося. Ему показалось, что он таких милых слов даже не знает.
– Или что-то наподобие, – не стала спорить Василиска. И снова локтем в бок его – раз. – Расстроился, что мама не одна?
– Я тебя умоляю. – Он невольно рассмеялся. – Даже рад, поверь! А то бы она меня сейчас…
– Это точно. – Дочка тоже рассмеялась. Поерзала по дивану, вскочила и направилась к двери, оттуда погрозила пальчиком. – Ты только не скучай, ладно?
Он клятвенно прижал ладонь к сердцу. И стоило ей уйти, тут же перевел взгляд на монитор компьютера.
Он просмотрел эту запись раз десять, наверное. И так толком ничего и не понял. Что там происходило в тот вечер в окрестностях дома, где погибла Катерина Грибова? Куда они все ехали? Зачем, главное?
Первым по проспекту проехал Виталик на своем внедорожнике, его Макаров безошибочно узнал. Следом за ним погибшая Егорова. Раз!
Проехали мимо камеры, назад не возвращались до поры.
Потом проехал Степанов и тоже назад не вернулся. Потом Ирина на своей машине.
Через какое-то время – Макаров точно знал, что к тому часу полиция уже вовсю работала в квартире погибшей, – все поочередно потянулись назад. Сначала Виталик очень быстро проехал, как будто бежал от чего-то. За ним следом с интервалом минут пять Степанов. Ирина за Степановым ехала колесо в колесо.
А вот погибшая Ниночка…
А погибшая Ниночка не сразу уехала с места происшествия, если, конечно, все они там тусовались неподалеку. Она проехала в обратном направлении аж через десять минут. И ехала она позади той самой машины, справки о которой наводил Макаров. Той самой, которая въезжала к ней во двор в вечер ее убийства.
Только вот номера на той машине теперь были другими. Совсем не те были номера.
