Глава 12
– Скоро Новый год, – произнес кто-то за ее спиной, – а снега нет и нет. И тепло, как весной. Что за чертовщина?
Голос был тихим, едва различимым, непонятно было даже, кому он принадлежит, мужчине или женщине. Клавдия обернулась, недоуменно осмотрела кресты и памятники. Никого поблизости в этот ранний час не было. Она одна на кладбищенской дорожке. Кто же говорил? Может, дух умершего, схороненного по соседству с ее лапушкой Катенькой, говорит с ней?
Клавдия вытащила озябшую руку из кармана черного пальто, суеверно перекрестилась. Ей не было страшно. Кого тут можно бояться? Кто совершит грех? Ей было холодно.
Холод набросился на нее еще с вечера. Когда она, побродив бесцельно по магазинам и улицам, вернулась в свой дом, ее просто скрутило от озноба. Она и в горячей ванне лежала, что редко позволяла себе за долгую жизнь. И чаем с малиновым вареньем себя отпаивала. И носки шерстяные надела, и теплый халат, и пледом из овечьей шерсти укрылась. Ничего не помогало. Она мерзла так, будто находилась голышом в чистом поле на крепчайшем морозе.
Это было худо. Это был знак, она точно знала. Так было у ее бабки за неделю до смерти. Так точно было потом с ее матерью.
– Помру я скоро, Клавка, – предупредила тогда она свою подросшую дочь, расчесывая ей волосы на ночь. – Помру, а ты не реви, поняла? Час мой пришел. Чую я. Кости все морозом крутит…
Бабка почуяла кончину, потому что старая была. Мать болела долго и тяжело. А она почему? Почему чувствует приближение своего конца? Она не старая, не болеет ничем, тьфу-тьфу-тьфу. Никому не должна, ни перед кем не виновата ни в чем. Деньги – выходное пособие – не взяла, покидая дом, в котором проработала долгие годы. Ни на что претендовать не стала. Ничего просить не стала, хотя знала, что ей еще кое-что принадлежит в этом доме. Не заикнулась ни о чем. Ушла молча. К себе.
Эта вшивота заботливая, тьфу на него, посоветовал ей жилье купить. А того не знал, сволочь, что есть, есть у нее дом. Хороший, добротный, на окраине. Еще Катенькин отец позаботился. То ли выкупил, то ли отобрал у кого за долги, Клавдия не знала. Он просто вручил ей ключи и документы на собственность и попросил ни о чем не спрашивать и не рассказывать никому. Она и не спрашивала и не рассказывала. Жила всю жизнь с ними. Заботилась о нем, о дочке его.
Дом свой навещала крайне редко. Чтобы осенью отопление включить, а весной выключить. Огород не разводила, клумб не разбивала. Не до того было. Грибов, Катенькин отец, и тут обо всем позаботился. Велел своему садовнику время от времени в Клавином саду порядок наводить. Перед соседями, сказал, неловко, что усадьба запущенная. Тот приказание выполнил. И теперь у нее, у Клавдии, высокие туи вдоль забора, можжевельник и сосны на участке. В доме тоже все ладно, тепло, мебель добротная. Чего тогда ей кости крутит от озноба, а?
– Э, погода, погода, – раздался все тот же тоскливый бесплотный голос. – К чему-то все это приведет?
Клава даже оглядываться не стала, знала, что не увидит никого. Но на вопрос ответила мысленно: к ее погибели это приведет. Не погода, нет. Вся ломота телесная и озноб предрешают погибель.
– От чьей же руки погибну я, девонька? – шепнула она и погладила фотографию на Катиной могиле, заваленной венками и жухлыми цветами. – Тот же душегубец придет за мной или кто-то еще? Ой, девонька ты моя, девонька. Знаю ведь, от чьей руки ты погибла. Знаю…
С кладбища она поехала на почту получать пенсию. Вся эта блажь с пластиковыми карточками ей не нравилась. Больше устраивало по старинке поставить подпись в ведомости, взять наличные и положить их в кошелек. С почты проехалась по магазинам. Покупала что-то, сама не знала зачем. И пакетов оказалось неожиданно много. Даже ехать пришлось на такси, хотя не любила платить таксистам. Их считала крохоборами, а людей, что ездили на такси, баловнями. А тут самой пришлось машину взять.
Еле разместилась на заднем сиденье с покупками. Совать пакеты в багажник чужой машины отказалась наотрез. Таксист потом ворчал всю дорогу и называл ее колхозницей, Клавдия терпела. И за счетчиком следила зорко. И отсчитала все до копейки точь-в-точь.
– Не дай бог такой тещи кому-нибудь, – зло процедил ей вслед таксист и даже перекрестился.
Клавдия не обиделась. Такая вот она, что поделаешь. А тещей ей никогда не стать, потому что своих детей нет и не было никогда. Катенька для нее была ее ребеночком. Родилась на ее глазах, росла, осиротела дважды. А потом…
Потом погибла, голубушка. Из-за коварства нечеловеческого, из-за похоти и алчности. Клавдия не заметила, как снова расплакалась. Еле смогла калитку в воротах открыть. Пакеты еще эти.
– Разрешите, помогу? – вдруг раздалось со спины.
Голос был живым и энергичным, не то что тот, который она слышала на кладбище. Она обернулась. Мужчина. Высокий, белокурый, симпатичный. Глаза хорошие, добрые.
– Помогите, – вдруг доверилась ему Клавдия и протянула пакеты из левой руки. – До крыльца, там я сама.
Мужчина подхватил ее покупки, вошел за ворота, прошел до крыльца и не спешил уходить.
– Денег, что ли, дать? – не поняла Клавдия, подосадовав, что рановато подумала о нем хорошо.
– Нет, что вы, – он рассмеялся. – Мне бы с вами поговорить. Моя фамилия Макаров. Вот мое удостоверение.
Она прочла внимательно. Еще внимательнее его осмотрела. Нет, не помнила она его среди тех, что с ней говорили прежде. Не было его. Был какой-то неказистый один, потом свора молодых ребят, что шныряли по дому, по саду, гаражу, попросив разрешения. Она позволила. Парни осмотрели все поверхностно и исчезли. Больше ее не звали никуда, ни о чем не спрашивали.
А она бы и не сказала. Кому нужны ее догадки? Сочтут дурой старой – и только. Бабу посадили под замок невиновную и управились.
– Чего-то я вас не помню. Разве вы были?
– Нет, не был. И быть не мог.
– Чегой-то?
Они вошли в дом, Клавдия кивком велела разуваться, швырнула с полки гостевые тапки, ни разу никем не надеванные.
– Потому что я в том отделе не работаю, который ведет дело об убийстве вашей… Катерины Грибовой, – смущаясь, признался Макаров и послушно надел тапки.
– Не работаешь? А чего пришел?
За прямоту и честность мужчина со звонким энергичным голосом понравился ей еще больше.
– Понимаете, Клавдия… не знаю вашего отчества.
– Не нужно, не привыкла, – махнула она рукой и снова кивком погнала его в кухню.
– Хорошо. Понимаете, Клавдия, я не то чтобы сомневаюсь в компетентности своих коллег, нет. Я просто сомневаюсь в том, что Кира Степанова убила вашу Катю.
Она тут же охнула и на стул осела. Не все поняла из первых его слов. Зато полностью согласилась с последними.
– Она и не убивала, – хрипло воскликнула Клавдия, кивнула в сторону пакетов. – Разберешь, мил-человек? Что-то руки крутит, кости ломит. Чай станем пить. И поговорим тогда.
Мужчина оказался не гордый, все содержимое ее пакетов по полкам раскидал. Оставил печенье овсяное, пачку мармелада со вкусом дыни и пастилу. И в чайник воды налил, на огонь поставил.
Хороший мужчина. Такого бы вот Катеньке.
Они сели напротив, вцепились в чайные ложки, как в весла спасательной шлюпки. Уставились друг на друга.
– Баба эта не убивала Катю, – нарушила молчание первой Клавдия. – Видала я фотографии Катеньки, следователь показывал. Не смогла бы она. Тем более в темноте!
– Я тоже так думаю. Но господин Смотров со мной не согласен. Считает, что нечего огород городить, когда преступник на месте преступления готовый имеется. Не сумел убежать.
– А чего же, конечно, – зло фыркнула Клавдия. И неожиданно постучала себя по лобастой голове. – Чтобы убийцу поймать, надо головой думать, мозгами шевелить, побегать потом изрядно по городу. Эти, как их, улики собрать. А тут все на блюдечке! А невдомек вашему этому Смотрову, что блюдечко-то ему подсунули чужие преступные руки. Так-то вот. Просто облегчили задачу нерадивому полицейскому, и все. Бедная баба сидит в тюрьме, а убийца по городу гуляет.
– Кого-то конкретно подозреваете, Клавдия? – осторожным, не таким звонким голосом, как прежде, спросил Макаров.
– Конечно! Душегубца Илью! Он это, больше некому! – Она тяжело, с присвистом задышала, будто астма мучила долгие годы, хотя здоровье всегда отменным было. – Он как появился в нашем доме, у меня сразу сердце заныло. Сразу почуяла – погубит девочку. Сволочь он! Теперь вот сидит на добре-то Катенькином, как паук, и радуется.
– Послушайте, Клавдия, а Катерина оставила завещание?
– Что?
Она вздрогнула. Вопрос прозвучал неожиданно. Она задумалась, вспоминая, как впервые увидела Илью, и отвлеклась от гостя. А он что-то спросил такое, от чего у нее в голове сделалось шумно.
– Что вы спросили? – Ее толстые веки взметнулись вверх и замерли, взгляд остановился. – Завещание?
– Да. Катя оставляла завещание, не знаете?
– Завещание… Завещание…
Клавдия вдруг вспомнила давний странный разговор, значения которому не придала. Не ее это было дело, в разговоры хозяйские вникать. И забыла о тех словах давно. А тут вдруг вспомнила. Вспомнила и похолодела.
– Не знаю я, – почти грубо отрезала она и принялась ворочать пастилу в коробке, будто пыталась отыскать кусочек пожирнее. – Мне никто не показывал никакого завещания. Это вы у Ильи спросите, у душегубца. Уж он-то небось в курсе!
– Почему у Ильи?
– Ему все дуреха отписала. Еще жива была когда. – Клавдия прикрыла лицо крупной натруженной ладонью, всхлипнула. – Он теперь там хозяин. Всех охранников подчистую уволил, меня выгнал. Сейф небось ищет! Чтобы никто не видал, как он стены обстукивает.
– Сейф? Почему он должен его искать?
– А потому, что не знает, где он, – развеселилась Клавдия и одновременно откусила сразу от двух кусочков пастилы. – В кабинете, точно знаю, искал. Картина была на стенке сдвинута. Мне-то в том доме каждая пылинка родная. Я сразу заметила. Меня не провести.
– А мог кто-то еще интересоваться содержимым сейфа?
Макаров вдруг вспомнил, как обрадованно сверкнули глаза Ильи, когда он ему о странных шкафах в кухне сказал. Мог сейф быть в кухне, под неусыпным оком верной домработницы? Запросто мог!
– Кому он нужен, кроме него? – возмущенно откликнулась Клавдия. – Мне, что ли? Я и без того знала, где он спрятан. Зачем мне? А кому еще? Кроме него некому.
– Сейф в кухне? Возле вас всегда находился? – догадливо ухмыльнулся Макаров. И по тому, как насупилась Клавдия, понял, что угадал он. – Думаю, Илья его нашел.
– И что? – резким неприятным голосом крикнула Клавдия. – Нашел он! Там шифр! Замок! А он его не знает, вот так-то! И даже если бы знал…
Она внезапно замолчала, взгляд метнулся по кухонному столу и перепрыгнул на подоконник, на котором стоял странного вида цветочный горшок с не менее странным цветком. По виду искусственным.
Она опустошила сейф, вдруг догадался Макаров. Успела до того, как его нашел Илья.
Ай да Клавдия, ай да молодец.
Что же, интересно, там хранилось? Дом и фирма отошли Илье еще при жизни Катерины. Что там еще могло быть? Драгоценности? Могли. Акции какие-нибудь? Тоже запросто. Еще завещание там могло находиться. Наличные деньги. Да мало ли что. Люди устраивают тайники, чтобы спрятать что-то весьма ценное, особенно ценное. То, чего не должен видеть посторонний глаз.
Счета, вдруг понял Макаров. Там могли храниться счета загранбанков, о которых никому не было известно. Их сложно было унаследовать, потому что – правильно, они были левыми! Скорее всего, на предъявителя. И было завещание или нет, значения не имеет. Предъявляй документы и владей. И об этих счетах никому не было известно, кроме покойного Грибова, кроме Катерины. Ну и, возможно, Клавдии. Не просто же так покойный Грибов устроил тайник у нее в кухне. Надежнее охранника в доме не было.
– Вы все там подчистили, Клавдия? – напрямую спросил Макаров.
– Где? – Она недоуменно заморгала, как старая сова, разбуженная на ветке.
– В сейфе?
– С ума сошли? – возмутилась она вполне искренне, чем озадачила Макарова. – Как же я могу? Да я и шифра не знаю!
– Вы просто так сказали, что если бы Илья знал шифр, то это…
– Болтнула и болтнула, – хмыкнула она беспечно. – А вы прямо к каждому слову цепляетесь.
– Что вы имели в виду?
– То и имела, – скорбно поджала губы она. – Что, если и нашел еще чего, воспользоваться не успеет. Посадят его, вот так! Он же Катеньку убил. И я могу точно сказать, что в тот вечер его дома не было. Позвонила она ему, он подхватился и уехал! А приехал весь зеленый с лица, руки трясутся.
– Вы его встретили у порога?
– Думала, с Катей они вместе вернулись. А он один. И трясется весь. И зеленый, – снова повторила Клавдия с нажимом.
– На его одежде не было крови?
– Нет, крови не было, – с сожалением прищелкнула она языком. И тут же вызывающе вскинулась: – Мог и переодеться! У него вещи все почти в гостинице!
– В гостинице? В какой гостинице? – удивился Макаров. – Он же в доме поселился.
– Поселился, да не совсем. Они с Катенькой решили, что он сдаст номер после свадьбы. Мне не особенно что-то рассказывали, – попеняла своей любимице Клавдия, уставившись на ее портрет в черной рамочке на стене. – Так, что успею подслушать… Так вот, они решили, что номер Илья сдаст после свадьбы. Катя хотела ночь перед свадьбой одна провести, как положено. По мне, так блажь какая-то. Живут уж, чего уж. А она – нет. Приличия, говорит, надо соблюдать. Какой-то там еще девичник в доме собиралась устраивать. А с кем? Подруг-то особо не было. Марта одна Кляцкова, с ней дружили с детства, но она сейчас где-то за границей. С ней вот Катенька секретами когда-то делилась.
– А что касается коллег?
– Не-ет, что вы, – отмахнулась Клавдия. – Они не любили Катеньку за ее богатство и положение в обществе. Считали, что работает из капризов каких-то. И в коллектив особо не принимали. Сторонились ее. Она им платила тем же.
– И все же? Может, какие-то имена, фамилии? Кого из знакомых она собиралась пригласить на девичник? На свадьбу?
– Ой, точно вот не скажу. – Клавдия прижала к груди широкие ладони. Наморщила лоб. – Какая-то девочка приходила. Вика, кажется. С ней еще Таня. Фамилий не знаю, уж простите. Только это. Зачем они вам, девчонки-то? Что они могут знать? Все же и так известно!
– Что известно?
Макаров встал со стула, шевельнул пальцами в гостевой обуви. Ноги вспотели в мохнатых тапках. И спина покрылась испариной. В доме было очень жарко натоплено. А хозяйка будто и не замечала – в толстой шерстяной кофте и ежится все время, будто ее знобит. Может, заболела?
– Известно, кто Катеньку убил, – фыркнула со злостью ему в спину Клавдия. – Илья это. Он! Никому, кроме него, это было не нужно!
Да и ему зачем, рассеянно подумал Макаров, выходя на улицу и жадно хватая открытым ртом прохладный влажный воздух. Степанов хоть и не нравился ему, но на убийцу мало походил. Слишком вялый, инертный. И состояние ему на руки уже свалилось. Зачем ему было избавляться от невесты?
Если, конечно же…
Если, конечно же, в его жизни не успел появиться кто-то еще! Какая-то еще женщина!
Клавдия смотрела в окно сквозь тонкую тюлевую штору, как Макаров идет по брусчатой дорожке к калитке. Дождалась, пока он выйдет, пока захлопнется замок за ним, и только тогда пошла к входной двери запираться. Никого она особо не боялась. Привыкла жить в большом доме, шорохи и скрипы ее не пугали. Да кому она нужна, кто на нее позарится? Просто порядок есть порядок. Дом должен быть заперт, вот так.
Вернулась в кухню, прибрала со стола, ополоснула чашки, чайник. Заварку вылила в раковину. Остывший чай она не терпела, все должно быть свежим. Убрала посуду в шкаф над раковиной. Оглядела еще раз кухню – нарядную, просторную, человек десять запросто могли за столом усесться. Выключила свет и пошла в ванную. Кости ломало так, что впору выть было. Может, простыла, а? Может, не было никакого предчувствия? Или от стресса ее так ломает. Стресс-то какой был!
Она влезла в горячую воду, не дождавшись, пока вода поднимется. Уселась удобнее, обняла коленки руками, пристроила тяжелый подбородок на них. Задумалась.
И чего этому белобрысому от нее нужно было? Кого он спасти решил? И как-то в обход основных властей, как-то неправильно. Разве так бывает? Разве так можно? Жену Ильи, говорит, решил спасти, помочь ей. А разве ей поможешь в такой ситуации? Она сама, может, и не убивала Катеньку, но муж ее бывший убил. А она могла с ним сговориться.
Муж и жена, как говорится, одна сатана. Даже если они и бывшие. Неспроста же он ей адвоката нанял! Следователь рассказал и все удивлялся: чудак-человек. Чему тут удивляться? Сговорились эти двое. Сговорились ее девочку погубить и денежки себе заграбастать.
Ой, лихо-лихо!..
В ванне просидела Клавдия минут двадцать, да так и не согрелась. Кое-как вытерла трясущееся тело, натянула фланелевую ночную сорочку, поверх стеганый ватный халат. Покойный хозяин из Таджикистана ей, помнится, привез. На голову сухое полотенце накинула и со стоном и кряхтением пошла по дому. Все проверить надо было перед сном, все окна, двери, потом уж и в кровать лезть. Так у нее повелось.
Входная дверь закрыта. В кухне порядок. В гостиной тишина, только часы маятником воздух месят. В доме тепло, даже жарко, а ее знобит.
Клавдия оставила крохотный светильник над вешалкой включенным и пошла в спальню. Но не дошла. Вдруг позвонили. И не в ворота, а в дверь дома. Странно, неужели белобрысый калитку как следует не запер?
Она вернулась в прихожую, прижалась к прохладной металлической двери щекой. В дверном глазке маячила ненавистная физиономия Ильи. Вот сволочь!
– Чего тебе? – Она распахнула дверь, сунула руки в карманы теплого стеганого халата. – Чего приперся на ночь глядя?
– Время еще – девяти нет, – фыркнул тот со злостью и вошел без приглашения. – Чего это так рано укладываетесь?
– Не твое дело, – рявкнула Клавдия, и мерзким холодом свело лопатки. – Чего надо?
– Макаров к вам приходил, – коротко кивнул Илья, переминаясь с ноги на ногу. – Чего хотел?
– Не твое дело!
И она пошла на него, большая, грузная. Схватила за воротник тонкого кашемирового полупальто и потащила к выходу.
– Остановитесь! Да остановитесь же! – заверещал он, пытаясь вырвать воротник из ее пальцев. – Старая кобыла! Что ты делаешь?
– Вон отсюда! – Клавдия швырнула его спиной на входную дверь, которую Илья успел прикрыть, когда входил. – Чтобы я тебя тут больше не видела никогда! Или в полицию заявлю!
– Чего мент хотел? – Он будто не слышал. Стоял, отряхивался. Воротник поправлял, свитер под пальто. – Чего он все вынюхивает?
– А, испугался! – обрадовалась вдруг Клавдия и уперлась кулаками в бока. – А по твою душу приходил, вот! Никто не знает, где ты был. Этого у тебя нет, как его?..
– Алиби, – подсказал Илья.
– Его самого. Конец тебе теперь!
– Не думаю. – Он нагло ухмыльнулся, рассматривая с неприязнью пожилую женщину. – Как бы ты ни старалась, старая ведьма, посадить меня не получится. Кира ее убила, Кира! Уяснила?
Его наглость немного остудила ее пыл. И злость куда-то испарилась.
– Ты же знаешь, что она не могла. – апатично пробормотала Клавдия, плотнее запахивая халат на груди. Из двери, неплотно все же прикрытой, заметно сквозило.
– Может, и не могла, – равнодушно дернул он плечами, помолчал и вдруг проникновенным таким, сладеньким голосом выдал: – Зато ты могла, Клавдия.
– Что я могла? – она отшатнулась. – Катю убить? Спятил?
– Нет, не убить, – захихикал он мелко. – Сейф очистить. Признайся, старая ведьма. Это ведь ты, так? Ты вычистила сейф? Ты, не отказывайся, больше некому. У тебя в кухне за шкафами он был вмонтирован. Хитро, я скажу. Хитро! Кто бы когда подумал, что покойный Грибов свои сокровища доверит кухарке.
– А доверил.
Она стиснула зубы. Обиделась на кухарку, хозяева ее так никогда не называли. Покойный хозяин называл по имени, или дорогушей, или солнцем. Катенька всегда – няней, нянечкой. Если сердилась, что бывало крайне редко, тоже по имени.
Кухаркой ее никто не считал никогда. Членом семьи она была, оттого и все секреты знала. И сейф ей хозяин доверил. Стеречь доверил.
– Что там было, Клава? – Илья сделал осторожный шаг в ее сторону, глаза лихорадочно блестели, как у больного. – Скажи, что там было, а? Ты же вычистила сейф, ты! Больше некому!
– А тебе-то что? Ты кто такой? – Она зло сощурилась, помотала в воздухе кулаками. – Ты кто такой, чтобы в сейф лезть? Наследник? Нет! Член семьи? Нет! Ты чего там хотел найти, сволочь? Душегубец…
Она, наверное, хотела добавить что-то еще, что-то злое и хлесткое. Но не успела. Он шагнул еще раз вперед, размахнулся, будто ядро хотел метнуть, и нанес ей сокрушительной силы удар прямо в лицо. Прямо в отвратительное, старое, ненавистное лицо.
