Глава 11
Кира равнодушно смотрела в симпатичное взволнованное лицо Макарова. Дмитрий? Кажется, Дмитрием его зовут. Странно, но она почти забыла о его существовании. Удивительно, что Ирка о нем вспомнила и позвала на помощь.
Странно.
Все в ее жизни вдруг стало странным. Сначала ушел Илья. Потом ее арестовали ни за что. Поселили сначала в одиночной камере, а после избрания судом меры пресечения – в камере, забитой странными женщинами.
– Вас не обижают? – спросил взволнованный Макаров.
– Нет.
Ее в самом деле не обижали. Странно, но ее с первых минут взяла под свое покровительство какая-то энергичная толстая тетка. Ее в камере все слушались. Кира тоже начала слушаться. Спала когда та велела, вставала тоже по ее окрику. Отдавала все, что ей приносили. Ей-то зачем? Ей ничего не нужно. А женщинам радость.
– Эх, Кира! – с сожалением вздохнула толстуха, когда Кира отдала уже третью передачку. – Какая же ты капуста! Теперь вот и я уже верю, что ты не убивала свою соперницу.
Странно. А раньше не верила? Почему? Ее же обвиняют несправедливо! Ее же арестовали ни за что!
Но доводы, приведенные толстой покровительницей, оказались железобетонными.
– А тут все ни за что сидят. Кто-то украл, потому что жрать хотел. Кто-то убил, потому что тот заслужил. Кто-то обманул, потому что того требовали обстоятельства. Здесь все несправедливо осужденные.
И они все потом долго и оглушительно ржали над ее наивностью. А ей было все равно. Она грустно улыбалась и не злилась совсем. И за несколько дней даже привыкла к порядкам в камере, установленным толстой женщиной. Жить везде можно. Тут даже иногда бывало весело. Много веселее, чем в последние дни, которые она проводила в одиночестве у себя дома. После ухода Ильи…
– Кира, очнитесь, – грозно потребовал Макаров, заметив, что она его совсем не слушает. – Я задал вам вопрос.
– Да-да, простите. – Она поежилась, ее последние дни постоянно знобило, хотя в камере было жарко и очень душно. – Я прослушала.
– Расскажите мне все о том дне, когда это произошло. Все, включая малейшие детали.
– Это вы о чем?
– Что видели, слышали, чувствовали. Может, какие-то ассоциативные звуки или запахи. Я не сочту это сумасшествием. Я сочту это уликами, – твердо закончил Макаров. – Кира?
– Хорошо. – Она кивнула, прикрыла глаза. – Хорошо, я расскажу.
И начала рассказывать, как говорила с Катериной по телефону, как не хотела ехать к ней, а потом взбесилась, когда та предложила ей отступные.
– Я ненавидела ее, поймите. Очень сильно ненавидела! Это все, – Кира повела вокруг себя руками в комнате для допросов, – возможно, мне в наказание.
– Просто за ненависть не лишают свободы, – угрюмо отозвался Макаров. – Итак, вы поехали к ней, потому что взбесились?
– Да. Мне хотелось наорать на нее, ударить, расцарапать ей глаза, ее холеное молодое личико! – Губы Киры нервно дернулись и плотно сжались, через мгновение она произнесла: – Я очень, очень, очень ее ненавидела. И даже сейчас. Мне ее не жаль, представляете? Это ужасно, но мне ее не жаль.
Макаров кивнул.
– Но потом, пока я объяснялась с консьержем, весь мой пыл куда-то улетучился. Все показалось мелким, неважным. Этот въедливый дядька, он так прицепился ко мне. Шарил в моей дорожной сумке, как таможенник, честное слово. И это отвлекло.
– Что было потом?
– Потом я позвонила в квартиру, мне никто не открыл. Я сама толкнула дверь, а там темно.
– Света не было? – Он настороженно вытянул шею. – Точно не было света?
– Не было.
– Дальше.
– Я пошла, держась за стену. Кажется, я звала ее по имени. Не помню, – жалко улыбнулась Кира и заправила грязные прядки волос за уши. – Но когда я вошла в комнату…
– Все так же в темноте?
– Да. Когда я вошла, на меня сразу упало что-то тяжелое. Оно свалило меня с ног, придавило. Кажется, я потеряла сознание. Или нет? Мне чудился свет и шаги. Свет, как в детстве, сквозь листву яблонь. Игольчатый такой, острый.
И Кира рассказала Макарову о своем домике в саду. О каждом славном дне, который начинался с солнечного света. В нем плавали мельчайшие пылинки, казавшиеся ей позолоченной сахарной пудрой. О маминых шагах.
– Шаги были? – перебил Макаров жестким голосом. – Вспомните, Кира, точно были шаги?
– Да. Были шаги. И свет. Какой-то странный, бликами.
– Это вполне мог быть свет карманного фонарика.
Он потер лицо ладонями, будто пытался проснуться. И начал говорить почти так же отрешенно, как и она. Только она вспоминала, поняла Кира, а он выдумывал на ходу.
– Предположим, что кто-то был там до вашего прихода.
– Кто?
– Тот, кто убил ее, Кира.
– И зачем он там остался? Убил бы и ушел.
– Предположим, что этот человек хотел, чтобы вас обвинили в убийстве. И тогда все становится понятным. Он дождался вас, чтобы все обставить как следует. Выпачкать вас в крови, оставить ваши отпечатки на ноже. Отключить вас, чтобы вы дождались приезда полиции.
– Но зачем? Зачем это кому-то?
– Чтобы вы раз и навсегда исчезли из его жизни вместе с Катериной.
– На Илью намекаете? – Кира криво ухмыльнулась. – Со мной-то понятно. Я не совсем хорошо вела себя после расставания. Скандалила. Да вы видели. Катерину зачем ему убивать? У них же любовь была! Убить незадолго до свадьбы, не дождавшись состояния? Глупо, согласитесь.
– Вы кое-чего не знаете, Кира.
– Чего?
– Катерина переписала свою фирму и дом на Илью. Незадолго до своей смерти все оформила на него.
– О господи! Нет!
Кира подобрала ноги под казенный жесткий стул и вытянулась в струнку, сразу напомнив Макарову испуганного суслика. Даже дыхание, кажется, не вырывалось из посиневших приоткрытых губ.
Она за Илью перепугалась, понял он. За то, что ему может грозить за содеянное зло. Вот дура! Он еле сдержался, чтобы не плюнуть себе под ноги.
– Кира, – окликнул он женщину, которая не подавала признаков жизни. Если бы не широко распахнутые глаза, он бы подумал, что она умерла, сидя на стуле. – Кира, вам надо думать о себе прежде всего.
– Он не мог! Илья не мог! Это кто-то другой. Другой, понимаете? Вы зачем явились сюда? Чтобы обвинить моего мужа?! Чтобы поменять нас местами? Но я не хочу! Он мой муж!
– Вы разведены, – жестко осадил ее Макаров. – Он теперь не ваш муж, Кира.
– Да, но он теперь одинок, он свободен…
Эта последняя ее фраза не давала покоя Макарову два дня. Он ее анализировал на все лады. И так прикладывал к обстоятельствам, и эдак. И чем больше анализировал, тем меньше ему это все нравилось. Выходило гадко.
– А что, если она на самом деле убила Катерину? Почему вы не допускаете этого, Ирина? – задал он осторожный вопрос ее подруге, которая согласилась выпить с ним кофе.
Место выбирала она, и Макаров трижды возрадовался, что не пригласил ее ужинать в ресторан. Кофе с пирожными уже обошлись ему в копеечку, еле хватило наличных, а на карточке было почти пусто. Ирина выбрала самую дорогую кофейню в городе.
– Я не допускаю, Дмитрий. И даже допускать не желаю.
Ирина плотно сжала губы и молчала минут пять, рассматривая его с нескрываемой неприязнью. Ему сначала провалиться хотелось. А потом зло взяло.
– Она любит своего Илью и любить будет всегда, – обронил он. – И ради него готова на все. Даже на то, чтобы убить соперницу. Он ведь теперь свободен.
– Не мелите вздор, Дмитрий. Он свободен, а она-то нет! Она-то станет сидеть, и не год и не два! А Илюша за это время может раз сто жениться.
Ирина протянула через стол к нему руки, такие нежные, такие изящные, с таким безукоризненным маникюром, что Макаров даже испугался, что она коснется его. А она не испугалась. Коснулась его ладоней, грустно глянула.
– Вы, как и вся следственная группа, пытаетесь идти по ложному пути. Кто-то очень умный и коварный это предвидел. Видимо, он неплохо знал Киру, раз был уверен, что она станет всячески защищать Илью, выгораживать его. Может, это он?
– Мотив?
– Избавиться от обузы в образе двух сошедших от него с ума женщин. Он ведь о-очень не любит никаких осложнений, наш Илюша. – Ее красивый рот нервно дернулся. – Его все приводит в бешенство и раздражение. Все, что идет не по плану. Вы бы узнали, где он был тем вечером, Дмитрий.
– Пытался.
– И?
– У него нет алиби на то время, когда убивали его невесту.
– Оп-па. – Ирина одернула руки, будто Макаров обжег ей кожу, хотя он поглаживал ее ладошки достаточно нежно. – И? Что вы медлите? Его надо, как это у вас говорится, пускать в разработку! Так, кажется?
– Ирина, Ирина, погодите… – Он осторожно взял в руки хрупкую кофейную чашечку, отхлебнул. – Вы забываете, что не я веду это дело.
– Да помню я, помню. Но это же ваши коллеги! Нажмите на них, есть же какие-то рычаги, в самом деле.
– Я пытался, – нехотя признался Макаров.
Рычагов у него никаких не было. Гена Смотров махал в его сторону руками и даже слушать ничего не хотел. Считал, что доказательств вины Киры Степановой у него предостаточно.
– Но меня просто не стали слушать. У них уже сложилась четкая картина происшествия. Илью они считают непричастным. И считают, что, раз погибшая уже успела на него все перевести, у него смысла ее убивать просто не было. Зачем?
– И Кира у них по-прежнему единственная подозреваемая, – сникла сразу Ира, и возраст мгновенно прорезался в глубоких складках на ее лбу и возле рта. – Господи, что же делать? Это же не она! Не она, понимаете?!
– Следствие считает иначе. Но они хотя бы переквалифицировали статью, по которой Кира проходит обвиняемой. Они теперь считают, что Катерина готовила на нее нападение, поэтому ждала ее в темноте, не включая свет. Но Кира оказала сопротивление. Они боролись в темноте и…
– Вы в эту чушь не верите! – угадала Ирина.
– Не верю. Но не я веду дело, Ирина.
– Надо искать убийцу, вы это понимаете? Надо, Дмитрий! И никто, слышите, никто, кроме вас, не спасет ее! Я все сделаю для вас, все! Только найдите убийцу. – Красивые пальцы молитвенно сплелись, замерев возле рта. – Любые деньги, любые условия!
– Даже так? – удивился Макаров и вдруг как ляпнет: – А замуж за меня пойдете, если я найду убийцу?
– Замуж? – Ее будто под дых вдарили. Она согнулась, нависнув над столом, взгляд заметался. И вдруг, забыв о манерах, тоже как ляпнет: – Сдурел, Макаров?
– Почему сдурел-то?
Он рассмеялся. Этот ее растерянный вопрос как будто породнил их. Вот только что они сидели напротив друг друга за столом, как на разных берегах. Она терзалась переживаниями, наезжала на него, хмурилась. Он сопротивлялся как мог. Чтобы и не обидеть, и не оттолкнуть, но чтобы и не обнадеживать особо. Дистанция, разделительная полоса, баррикада – вот что между ними было с первых минут их встречи.
И вдруг – бац, что-то такое стронулось, сдвинулось, разрушилось, и они в одной лодке. И он весь такой из себя сильный и надежный. И она вся такая растерянная и слабая.
– Я тот еще подарочек, Макаров, – фыркнула Ирина и неожиданно сделалась веселой. И морщинки на лице разгладились, и молодость будто вернулась. – Со мной с ума сойдешь.
– А я готов, – пожал он плечами и тоже развеселился. И поверил, что у него все получится. – Так что, готова подписать соглашение, Ир? Я нахожу убийцу, ты выходишь за меня замуж, а?
– О господи! – Она закатила глаза, забарабанила нервно пальчиками по столу. Потом вернула ему взгляд, испуганный такой, потерянный. – Я боюсь, Макаров. Жутко боюсь.
– За Киру? – не сразу понял он.
– Замуж выходить боюсь! – фыркнула Ирина и прикусила губу.
– В смысле за меня?
– В смысле вообще. Я же никогда не была там – в замужестве! Даже не знаю, что это такое. По другим вижу, что не очень-то это хорошее дело. И характер у меня – ужас просто.
– А-аа, понял.
Он поднялся со своего места, на котором ощущал себя как на другом берегу. Пересел на другой стул, к ней ближе. Развернул Иру к себе. Положил ладони на ее колени.
– Ирина, что хочу сказать. Я ведь тоже не ангел. Моя бывшая жена утверждала, что моральный урод, вот так. Но… – он вытянул шею, дотянулся до ее щеки – гладкой, нежной. Осторожно поцеловал. – Но что-то подсказывает мне. Может, моя ментовская интуиция, не знаю. Может, мое мужское естество мне шепчет, что ты… Ты моя женщина, понимаешь?
– Макаров, ты сумасшедший.
И вместо того, чтобы оттолкнуть его, встать и уйти, как шептала ей ее женская интуиция, не подводившая прежде ни разу, Ирина обвила его шею руками, уперлась лбом в его лоб и повторила:
– Макаров, ты сумасшедший.
– Переживу, – шепнул он.
– Со мной намаешься!
– Переживу, – повторил он. – Так ты согласна?
– О господи!
Ирина толкнула его в плечи. Отпрянула. Сделалась серьезной, без улыбки. Снова превратилась в надменную бизнес-леди. Выпрыгнула из общей лодки и размашистым кролем метнулась к своему берегу. И произнесла оттуда чужим холодным голосом:
– Давайте не станем отвлекаться на всякую чепуху, Дмитрий. Давайте делать дело.
