Нанаец считал, что у каждого человека должна быть точка опоры, дающая чувство равновесия в жизни. Для него такой точкой была Полярная звезда. Не имело значения, что она находилась в небе, главное, Нанаец ощущал с ней связь, потому что твёрдо знал: никто не сдвинет её с места, она будет одинаково сиять над его головой и в родной стране, и на чужбине. Поэтому он никогда не отчаивался. Был равнодушен к шарам, к пирамидам, а к вечно ускользающему горизонту относился с уверенностью человека, который понимал, что за романтической полоской скрывается не что иное, как другая земля, над которой всё так же сверкает его любимая Полярная звезда, и что он увидит её, когда доберётся до того места. Поэтому Нанаец не боялся уходящих за горизонт дорог, не боялся незнакомых территорий.

Как и Гр, по профессии он был военным рассветчиком, то есть человеком, знающим все оттенки того прекрасного явления, которое встаёт по утрам над миром. Нанаец отлично понимал роль этого явления в жизни Земли, понимал, что это явление надо защищать от всех, кому ненавистно солнце. Может быть, именно специальность, именно знание всех нюансов каждого из времён суток и подтолкнули его к размышлениям о мировых дорогах — слишком нелепо, на его взгляд, выглядела пыль на их поверхности в живительных лучах рассвета. Кроме того, ему казалось странным, что люди, с умным видом рассуждающие о высоких материях, никогда не глядят себе под ноги! Он был жизнерадостным, оптимистичным человеком. Среднего роста, спортивного телосложения, с тёмно-пшеничного цвета волосами, с несколько покатой спиной, напоминающей о занятиях боксом, Нанаец уверенно шёл по жизни. Ничто не раздражало его взгляд, везде он чувствовал себя комфортно, ибо ему было точно известно: из любого, даже самого запутанного лабиринта всегда можно найти выход, лишь бы не терять точку опоры в небе. Главное — никогда не останавливаться, невзирая на встречающиеся тупики и возвращения назад. А если выхода вдруг не окажется, надо просто врубаться в стену и ломиться вперёд до тех пор, пока она не рухнет или не даст трещину. Энергия била в нём ровным ключом, наводящим на мысль о его связях с природой. Ничем иным невозможно было объяснить этот странный, стабильный в разных обстоятельствах оптимизм. Нанаец соглашался с любыми условиями, которые предлагала ему жизнь, в том смысле, что оставался всегда довольным, переплавлялся ли он через бушующую реку, выполняя военное рассветное задание, или же сидел в номере отеля на берегу океана, где, бывало, отдыхал со всей семьёй.

Нанаец никогда не огорчался, вернее, его никто не видел огорчённым. Свои эмоции он держал при себе и доверял их лишь Полярной звезде, беседуя с ней, когда не спалось, да верной подруге жене.

Как-то, уже уволившись из войск, измученный бессмысленными поисками работы, он занялся рытьём котлована под собственный бизнес. Взял кредит под квартиру, купил экскаваторы импортные — своих к тому времени в стране не осталось, — и давай копать! Почва попалась каменистая, трудная — машины сломали ковши. Так Нанаец даже глазом не моргнул, когда представители банка отбирали у него квартиру, выгоняя жену и двух малых дочерей на улицу. А мог бы и моргнуть. Мог бы и возмутиться, имел полное право как пострадавший, землю-то ему нарочно подсунули такую — труднообрабатываемую! Однако неудавшийся бизнесмен только шире открыл глаза, слегка поскрежетал зубами, как будто хотел есть, и дольше обычного разговаривал в эту майскую ночь, проведённую под открытым небом, со своей любимой Полярной звездой.

А после экскаваторов, в другой раз, когда он попал в руки разбойников? Им не понравился запах чудного клевера, который Нанаец стал выращивать после того, как устроил семью в саманной халупе на окраине города. Разбрызгав бензин по невинной траве, негодяи хотели брызнуть топливом и на бывшего офицера, да остановились, напуганные его безмятежно-железным взглядом. Нанаец смотрел на них так беззастенчиво-спокойно, так бесшабашно-уверенно, что проходимцы почувствовали ужас в своих сердцах и сбежали, правда, успев кинуть спичку в траву. Попадись он фашистам, и те никогда бы не догадались, бывает ли ему страшно.

Многие друзья Нанайца и сейчас помнят, как он потерял дачу в горах. Приехал, а дома нет. То ли селем унесло вниз по течению речушки, то ли землетрясением передвинуло в другое место, то ли те же разбойники разобрали на доски. Нанаец даже ухом не повёл от расстройства. Все тогда заподозрили, что у него в другом ущелье припрятан не один десяток таких дач, но это была неправда, и все это хорошо знали, однако всё равно засомневались. Люди имели право ошибаться, глядя на хладнокровный вид этого человека. Никто не мог поверить, что можно расставаться с личной собственностью так легко, как это делал Нанаец.

Что касается его самого, то, несмотря на знакомство с разбойниками, он ко всем людям относился одинаково ровно, с одинаковой уверенностью в том, что все честны и порядочны, только несчастны порой. Глядя на него, человек начинал верить в свои лучшие качества. Чувствуя стабильность его настроения, люди тянулись к нему, некоторые даже пытались прижаться, чтобы, напитавшись здоровой энергетикой, поправить собственные отношения с жизнью. Они увлекались его идеями и с радостью шли за ним в надежде стать такими же, как он, жизнелюбами. Но людей часто поджидало разочарование — путь к оптимизму был намного длиннее, чем он представлялся вначале, не всем хватало сил пройти его до конца. Поэтому многие считали себя обманутыми задором Нанайца, они злились, накидываясь на него с упрёками. «Это несправедливо! — говорили обиженные. — Вместо того чтобы вывести нас на просторы счастья, ты заставляешь работать!» Им было невдомёк, что оптимизм Нанайца напрямую зависел от его умения трудиться.

Он любил широту и размах предприятий, замышляя такие дела, от которых захватывало дух: если бизнес, так с котлованом, если котлован, так размером с футбольное поле! Вместо лопаты — бульдозер, а вместо палатки — Толковый дом! По-другому ему было неинтересно. Многие завидовали Нанайцу, наблюдая за тем, с каким упорством он ковыряется в сухой земле, зная, что найдёт там если не изюминку, то хотя бы косточку от неё, которую посадит у себя на огороде и будет ждать, пока из неё не вырастет виноград редкого сорта. Такое уже было и не раз. Про него говорили за спиной: «Этот всегда найдёт изюминку в куче дерьма!», подразумевая, что надо быть к нему поближе, на всякий случай. А вдруг там окажется целая россыпь косточек или горсть изюма? В том, что Нанаец поделится с ними, никто не сомневался.