50
Венеция
Виктор пробежал мимо ярко освещенного западного входа в собор Сан-Марко. Высоко наверху, на фоне ночного неба, словно часовой, стоял сам святой Марк, а у его ног — позолоченный лев, расправивший крылья. Центр площади, слева от него, был огорожен полицейской лентой и наводнен карабинерами. Как обычно бывает в подобных случаях, собралась толпа любопытных. Из обрывков комментариев, которыми обменивались зеваки, Виктор узнал, что недавно здесь произошла перестрелка. Не задерживаясь, он направился к северному входу в собор, которым ему велела воспользоваться Зовастина.
Появление женщины с луком вывело его из себя. Она должна была погибнуть в Дании. Но если этого не случилось, значит, уцелели и двое других, что были с ней. Ситуация все больше выходила из-под контроля. Он должен был остаться и убедиться в том, что она утонула там, в лагуне, но его ждала Зовастина, и опоздать он не имел права.
Перед его мысленным взором все еще стоял умирающий Рафаэль с горящей стрелой в груди.
Зовастину не будет тревожить мысль о том, что на пепелище музея обнаружат труп. От несчастного Рафаэля не останется ничего, кроме горстки пепла.
Такой же, которая осталась от Эли Ланда.
— Вы пришли, чтобы убить меня? — спросил Эли. — Но чем я провинился?
Человек, вторгшийся в его дом посередине ночи, поднял пистолет.
— Для кого я могу представлять угрозу?
Виктор находился в соседней комнате, вне поле зрения обреченного на смерть историка, и слушал.
— Почему вы мне не отвечаете? — возвысив голос, спросил Эли.
— Я пришел сюда не для того, чтобы разговаривать, — ответил мужчина.
— А для того, чтобы застрелить меня?
— Я выполняю приказ.
— Вы знаете, почему вам отдали этот приказ?
— Меня это не интересует.
В комнате повисла тишина.
— Я жалею о том, что не успел сделать нескольких вещей, — проговорил Эли грустным и на удивление спокойным тоном. — Я всегда был уверен в том, что моим убийцей станет моя болезнь.
Виктор слушал с обострившимся интересом.
— Вы заражены? — с подозрением спросил незнакомец. — Но вы не выглядите больным.
— Я и не должен выглядеть больным. Но болезнь все равно во мне.
Виктор услышал характерный звук, который раздается, когда передергивают затвор.
Он стоял снаружи и наблюдал за тем, как полыхает дом. Худосочная пожарная служба Самарканда мало чего добилась. Через пару часов стены дома обрушились внутрь, а «греческий огонь» довершил дело.
Теперь Виктор знал кое-что новое.
Эли Ланд был небезразличен женщине из Копенгагена до такой степени, что она желала отомстить за его смерть.
Он обошел храм и увидел северный вход. В открытом проеме бронзовых дверей его поджидал мужчина.
Виктор внутренне собрался. Он должен быть в форме, чтобы появиться перед верховным министром.
Зовастина сунула договор папскому нунцию и злобно проговорила:
— А теперь позвольте мне мои законных тридцать минут наедине с саркофагом.
Папский нунций взмахнул рукой, и все священнослужители в робах рабочих вышли из пресвитерия.
— Вы еще пожалеете о том, что решились давить на меня, — угрожающе проговорила Зовастина.
— А вы, полагаю, узнаете, что опасно бросать вызов святому отцу Римско-католической церкви.
— Сколько армий под ружьем у вашего Папы?
— Их будет столько, сколько понадобится. Но никаких армий не понадобилось для того, чтобы поставить на колени коммунизм. Это сделал один человек — Иоанн Павел Второй.
— А ваш нынешний Папа — такой же крутой?
— Встаньте у него на пути — и узнаете.
С этими словами Микнер пошел прочь, пересек темный неф и направился к главным дверям собора. Уже из темноты до Зовастиной долетели его слова:
— Я вернусь ровно через тридцать минут.
Из той же темноты вынырнула фигура Виктора. Мужчина прошел мимо Микнера, и нунций приветствовал его кивком головы. Двое телохранителей Зовастиной по-прежнему стояли в нескольких метрах от хозяйки.
Виктор вошел в пресвитерий. Его одежда была мокрой и грязной, лицо перепачкано сажей. Однако Зовастину не волновало, через какие перипетии пришлось пройти командиру Священного отряда на пути сюда. Ее интересовало другое.
— Он у тебя?
Мужчина протянул ей слоновий медальон.
— Не подделка?
— Выглядит как настоящий, но у меня не было возможности проверить это.
Она сунула монету в карман. Проверка может подождать.
В десяти метрах от нее находился открытый саркофаг, и ничто другое в данный момент не имело значения.
Малоун последним перепрыгнул с борта лодки на бетонную пристань. Они снова находились в самом центре города, на знаменитой площади Сан-Марко, расположенной на берегу Венецианской лагуны. Легкая рябь покачивала пришвартованные к причалу гондолы. Площадь была заполнена полицией и зеваками.
Стефани указала на Кассиопею, которая все так же, с луком и колчаном, прокладывала себе путь сквозь толпу любопытных, направляясь к собору.
— Нам нужно приглядывать за этой Покахонтас.
— Мистер Малоун?
Обернувшись, он увидел человека лет под пятьдесят, одетого в брюки из легкого твила, рубашку с длинными рукавами и хлопчатобумажный пиджак. Он шел им навстречу. Кассиопея, видимо, тоже услышала вопрос незнакомца, поскольку остановилась, а затем, развернувшись, направилась к тому месту, где стояли Стефани и Малоун.
— Я — монсеньор Колин Микнер, — представился мужчина, подойдя к ним.
— Вы не похожи на священника.
— В этой одежде — нет. Мне сказали, что вы должны здесь появиться, и описание, которое я получил, полностью соответствует оригиналу: высокий светловолосый мужчина с пожилой женщиной.
— Вы не очень-то тактичны! — возмутилась Стефани.
Микнер усмехнулся.
— Меня предупреждали, что вы весьма щепетильны в том, что касается вашего возраста.
— От кого же, позвольте узнать, вы почерпнули столь исчерпывающую информацию о нас? — осведомился Малоун.
— От Эдвина Дэвиса, — ответила вместо священнослужителя Стефани. — Президент упоминал о том, что в Ватикане у него имеется превосходный источник информации. Насколько я понимаю, это вы.
— Мы с Эдвином давно знаем друг друга.
— Скажите, — заговорила Кассиопея, мотнув головой в сторону собора, — сюда только что не входил мужчина — низкорослый, коренастый, одетый в джинсы?
— Он там, — кивнул нунций, — вместе с министром Зовастиной. Его зовут Виктор Томас, и он является начальником личной гвардии Зовастиной.
— Вы неплохо информированы, — сказал Малоун.
— Этот комплимент уместнее адресовать Эдвину. Но я хотел бы задать вам один вопрос: почему у вас такое странное имя — Коттон?
— Долгая история. Сейчас нам необходимо попасть в собор, и, не сомневаюсь, вам известно, с какой целью.
Микнер жестом руки предложил им следовать за ним, и, обойдя уличного лоточника, они сошли с запруженного туристами — даже в этот поздний час — тротуара.
— Вчера мы получили кое-какую информацию относительно верховного министра Центрально-Азиатской Федерации Ирины Зовастиной и сразу же поделились ею с Вашингтоном. Она страстно желает заглянуть в могилу святого Марка, вот его святейшество и подумал: может, американцы тоже — одновременно с ней — захотят посмотреть на то, что там находится?
— Мы наконец можем идти? — нетерпеливо спросила Кассиопея.
— Вы, как я погляжу, нервничаете?
— Я просто хочу попасть внутрь собора.
— У вас лук со стрелами.
— Вы наблюдательны.
Микнер пропустил ее укол мимо ушей и обратился к Малоуну:
— Ситуация обещает быть жаркой?
— Не жарче, чем она уже есть.
— Здесь, — Микнер кивнул в сторону площади, — совсем недавно уже убили одного человека.
— А там, на Торчелло, горит музей, — ответил Малоун и тут же почувствовал вибрацию сотового телефона. Вынув его из кармана, он посмотрел на дисплей. Звонил Торвальдсен. Нажав на клавишу приема, он, не потрудившись поздороваться, произнес: — Прислать ей лук со стрелами было не самым умным поступком.
— У меня не было выбора, — ответил датчанин. — А сейчас мне необходимо поговорить с ней. Она рядом с тобой?
— Еще бы!
Он передал трубку Кассиопее, и она отошла в сторону.
Дрожащей рукой Кассиопея прижала трубку к уху.
— Слушай меня очень внимательно, — послышался голос Торвальдсена на другом конце линии. — Есть кое-что, о чем ты должна знать.
— Это просто кошмар какой-то! — воскликнул Микнер.
— И с каждой секундой этот кошмар становится все более кошмарным, — откликнулась Стефани.
Папский нунций с тревогой посмотрел на стоящую к ним спиной Кассиопею с трубкой сотового телефона, крепко прижатой к уху.
— По-моему, она пошла вразнос, — совсем не по-пасторски проговорил он.
— Это состояние хотя бы один раз в жизни наверняка испытывал каждый из нас.
Микнер улыбнулся.
— С этим не поспоришь.
Кассиопея закончила разговор, вернулась к ним и отдала Малоуну трубку.
— Что, получила приказ на марш-бросок? — спросил он.
— Что-то в этом роде.
Малоун повернулся к Микнеру.
— Сами видите, с кем мне приходится работать. Так, может, хоть вы сообщите мне что-нибудь полезное?
— Виктор и Зовастина находятся в пресвитерии собора.
— Очень полезно, ничего не скажешь!
Проигнорировав сарказм американца, нунций повернулся к Стефани и сказал:
— Мне необходимо поговорить с вами наедине. Я должен сообщить то, что просил передать вам Эдвин.
— У меня нет секретов от моих товарищей.
— Эдвин сказал, что эта информация — чрезвычайно важна и секретна.
— Мы сумеем сохранить ее в секрете.
Зовастина подошла к алтарному столу и опустилась на колени. Один из священников оставил рядом с ним светящуюся химическую палочку. Резким жестом она подозвала Виктора и велела ему опуститься на колени подле нее.
— Отошли тех двоих, — кивнула она на стоящих поодаль телохранителей. — Вели им обыскать собор, особенно второй этаж. Я хочу быть уверена в том, что за нами никто не подсматривает.
Виктор передал приказ охранникам и вернулся.
Зовастина переломила фосфоресцирующую палочку и с замиранием сердца осветила внутренность каменного саркофага. Она мечтала об этом моменте с того самого дня, когда Эли Ланд поселил в ее душе надежду на то, что ее сокровенные мечты, возможно, осуществимы. А вдруг он ошибался? Вдруг загадка Птолемея — это путь в никуда? Или она действительно указывает дорогу к реальному месту захоронения Александра Великого? К месту высоко в горах, где скифы открыли Александру тайну жизни.
Вот в чем заключался секрет! Тайна жизни — в загадочном снадобье! Она вспомнила, что писал придворный историк Александра: «У несчастного опухла шея, все горло покрыли нарывы — так, что он не мог глотать. Ему в глотку словно насыпали гальки, и с каждым выдохом он извергал из себя отвратительную слизь. Его тело покрылось чирьями, мышцы утратили силу. Каждый вдох давался ему с трудом».
И, несмотря на все эти ужасные симптомы, снадобье излечило больного всего за один день. Врачи из ее биолаборатории считали, что все это является симптомами инфекционного заражения. Возможно ли, что природа, наплодившая столь много вирусов-убийц, сумела создать и противоядия от них?
В каменном саркофаге не было никакой мумии.
Вместо того что она ожидала увидеть, взгляду Зовастиной открылась прямоугольная деревянная коробка около полуметра в длину, с двумя бронзовыми ручками по бокам. От разочарования у нее скрутило кишки, но, не выдавая своих чувств, она приказала Виктору:
— Вынь ее.
Виктор протянул руки, ухватился за бронзовые рукоятки древнего ящика и, вытащив его из саркофага, поставил на мраморный пол.
Что она ожидала увидеть? Двухтысячелетнюю мумию? Именно так! Египетские бальзамировщики знали свое дело и делали его на славу: тело, которое нужно было сохранить, будет сохранено навечно. Мумии в своих саркофагах покоились столетия. В неприкосновенности. На протяжении сотен лет. Эли Ланд не сомневался в подлинности загадки Птолемея. Но он также был уверен в том, что в 828 году двое византийцев вывезли из Александрии не останки святого Марка, а те, что покоились в Соме на протяжении шестисот лет. Тело столь почитаемого ими Александра Великого.
— Открой его!
Виктор отщелкнул застежки, запирающие ящик, и открыл крышку. Коробка была выстлана выцветшим от времени бархатом. В ней лежала еще какая-то тряпка. Зовастина сняла ее и обнаружила под ней человеческую челюсть, лопатку, тазобедренную кость, часть черепной коробки и пригоршню пепла.
Она закрыла глаза.
— А что вы ожидали увидеть? — прозвучал за ее спиной незнакомый голос.
