Глава 12
БОДЖЕР НАГГИНС
Ночь была невероятно холодной. Обратный путь в отель показался Дойлу самым длинным в его жизни. Спаркс был совершенно опустошен, как будто выпотрошен. Дойлу, конечно, льстило доверие, оказанное ему Спарксом, но то, что он узнал, тяжкой ношей легло на его плечи. Он не мог припомнить такой мрачной новогодней ночи. Они обгоняли подвыпивших и возбужденных людей, кутивших всю ночь напролет. Все отмечали уход старого года и приход нового, стараясь заменить отжившие пороки на новую добродетель. Стремление людей подчинить себе время, ограничив его условными рамками, показалось Дойлу донельзя смехотворным и пустым. Разве можно надеяться, что априорная природа человека способна к изменению, когда одно только существование Александра Спаркса убеждает в противоположном?
Они вошли в отель с черного хода, поднялись в номер, разожгли камин и откупорили бутылку коньяка. У Дойла болел желудок, и он не хотел пить коньяк. И все-таки сделал глоток, после которого по телу разлилось приятное тепло, он согрелся и наконец-то немного расслабился. Спаркс не отрываясь смотрел на плясавшие огоньки в камине; пламя блестящими искорками отражалось в его темных глазах.
— Скажите, Джек, когда вы поняли, что брат снова врывается в вашу жизнь? — спросил Дойл, прерывая тягостное молчание.
— Александр покинул Англию и некоторое время жил в Париже, затем перебрался на юг Франции. Из Марселя он отплыл в Марокко, потом пересек Северную Африку и прибыл в Египет. Примерно через год после этого чудовищного преступления он находился в Каире.
— Но за ним тянулся след…
— Чепуха. Убить сестру, отца и мать равносильно первородному греху, согласны? Совершив это, он преступил черту, за которой муки совести и вообще любые нравственные нормы перестали существовать для него раз и навсегда. Он ощущал себя всесильным повелителем в семье, а потом и в школе, то есть среди людей, окружавших его, и дальнейшей своей целью он избрал достижения неограниченного господства над миром. Первым делом ему надо было сколотить капитал, то есть обеспечить себе полную финансовую независимость. В ночь убийства, прежде чем поджечь усадьбу, он выкрал самое ценное из египетской коллекции отца. В Каире Александр продал эти вещи и сразу выручил весьма солидную сумму.
— А других преступлений он не совершил? — спросил Дойл.
— В тот год Каир потрясли несколько жутких убийств. Когда-то у отца была любовница, англичанка, работавшая вместе с ним в посольстве. Вскоре после появления Александра она исчезла, позже ее голову нашли на рынке. Отсечение головы — довольно распространенный способ мести среди мусульман, и, естественно, подозрение пало на местных головорезов. Правда, смущало клеймо в виде буквы «А» на лбу жертвы. Кстати, звали ее Эстер.
Дойл почувствовал, как к горлу подступает новый приступ тошноты. Он подумал, что быть полезным Джеку в борьбе против его брата — это значит не давать волю эмоциям и не раскисать, узнавая о каждом новом злодеянии этого монстра.
— Через неделю, — продолжал Джек, — Александр прикончил богатого коллекционера-египтянина, его жену и детей. Я думаю, коллекционер слишком долго торговался с Александром и тот потерял терпение. Предметом сделки был древний кинжал, ставший орудием убийства. Александр любил пускать в ход такие вещи, находя в этом особое удовольствие. Каир в то время был охвачен страшной паникой: опасались возмездия, которое должно обрушиться на город как кара за надругательство над гробницей. Из нее был похищен кинжал, обнаруженный впоследствии в коллекции убитого. По всему его дому валялись клочья истлевших бинтов, в которые оборачивают мумии; повсюду виднелись следы босых ног. Теми же бинтами были задушены жена и дети, рукоять похищенного кинжала тоже была обернута этой материей. Из груди убитого было вырезано сердце; оно лежало в ритуальном кувшине под пеплом листьев таниса. Это растение в древности использовалось жрецами при захоронении мумий фараонов. Не кажется ли вам, Дойл, что во всем чувствуется рука Александра? — спросил Спаркс.
— Уверен, что это его преступления, — ответил Дойл и вспомнил убийство уличной проститутки в Лондоне.
— В следующем месяце в пустыне, где велись археологические раскопки, нашли задушенными двух охранников. Их тела лежали внутри гробницы, многие найденные во время раскопок предметы исчезли, включая саму мумию. И на этот раз содеянное приписали мести умершего, потревоженного в своей усыпальнице.
— Александр, похоже, увлекся оккультизмом?
— Да, совершая преступления, он утверждался в мысли о своем господстве в реальной жизни и все больше интересовался магией и вообще потусторонним. Египет в этом отношении повлиял не только на него. Как это ни странно, Дойл, во всех древнеегипетских храмах заключена какая-то таинственная сила. Тогда-то Александр впервые и соприкоснулся с черной магией и в дальнейшем всю свою жизнь целиком посвятил этому дьявольскому занятию. И с годами его аппетиты все увеличивались…
— Куда же он отправился из Египта?
— Насколько я мог выяснить, последующие пять лет Александр кочевал по Ближнему Востоку, обучаясь в различных школах, так или иначе связанных с черной магией. Это были и последователи Зороастра, суфисты и даже хашишины — убийцы, провозгласившие культ Старца Гор.
— Но ведь они были уничтожены столетия назад? — удивился Дойл.
— Согласно официальной версии… Крепость хашишинов, к примеру, разгромили турки, но те же турки утверждают, что малочисленные группы этих маньяков укрылись в отдаленных горных районах и до сих пор обитают в Иране и Сирии. Вам также сообщат, что техника убийств, которой владеют хашишины, обнаруживает себя в современных политических убийствах; они, как правило, остаются нераскрытыми. Можно не сомневаться, что Александр не только отыскал эту секту, но и усвоил самые изощренные методы убийств хашишинов.
— Слава богу, что я не знал всего этого раньше, — взволнованным голосом проговорил Дойл. — Иначе при виде Александра меня хватил бы удар…
По выражению глаз Спаркса Дойл понял, что его слова созвучны мыслям Джека.
— Далее Александр последовал в Индию, — продолжал Спаркс. — Там он проник в секту тагов, многочисленную и разветвленную организацию убийц. Англичанину, заклятому врагу индийцев, сделать это было нелегко, вот тут-то и пригодились его знание языков и умение искусно гримироваться. Таги обычно используют для убийства удавку; тот шарф с грузом на концах, который произвел на вас впечатление в Кембридже, — одно из их излюбленных орудий.
— Вы, похоже, многое заимствовали из их арсенала, — заметил Дойл.
— Во время моих многолетних странствий по следам Александра я, конечно, кое-чему научился. Вас это настораживает, доктор? — спросил с улыбкой Спаркс.
— Отнюдь. Теперь я буду спать спокойнее, — удовлетворенно хмыкнул Дойл.
— И правильно сделаете, — сказал Спаркс.
У Дойла вновь появилось ощущение, что он находится в одной клетке с хищным зверем. «Не дай бог, если знания и способности Джека когда-нибудь обернутся против меня», — невольно подумал он.
— Значит, за все годы, проведенные на Востоке, страсть Александра к оккультизму все возрастала? — спросил он.
— Совершенно верно, — подтвердил Спаркс. — Пока я изучал геометрию, спряжение французских глаголов и тому подобное, Александр рыскал по Гималаям — его целью было найти легендарные школы йогов в Северной Индии и в Непале.
— Я читал об этом… Если верно то, что пишут об этих школах, то нравственные устремления йогов представляются возвышенными. Такого человека, как Александр, вряд ли допустили бы в подобную школу.
— В некоторых случаях так и было. Однако существуют разные направления йоги, скажем, такие, которые придерживаются… — как это называется у Блаватской?
— Левосторонняя тропа, — подсказал Дойл.
— Верно! Кстати, вы никогда не обращали внимания, что английское слово «зловещий» одного корня с латинским «левый»?
— Что-то не припомню…
— Насколько я понял, Александр отдался во власть целого сонмища чертей, и они привели его в «высшую школу Тридцати Трех Степеней Нанесения Увечья» Темного братства. Как я ни пытался выяснить всю топографию передвижений Александра по прочим высшим школам, картина остается смутной.
— Это и были годы ваших странствий по Юго-Восточной Азии, не так ли? — заметил Дойл, пытаясь составить нечто целое из беспорядочного прошлого Спаркса.
Спаркс кивнул и продолжил:
— Я распростился с университетом незадолго до окончания. Все лучшее, что можно было почерпнуть в стенах, я получил. В поисках Александра я обрел тот практический опыт, который невозможно получить за партой.
Дойл решил, что дальше эту тему развивать не стоит.
— Джек, а когда Александр вернулся в Англию?
— Трудно сказать. Я потерял его след в Непале… И по возвращении домой в течение многих лет полагал, что мистика и магия захватили его настолько, что все остальное его перестало интересовать. Позже оказалось, что я глубоко заблуждался: Александр вернулся в Англию двенадцать лет назад, незадолго до того, как я начал карьеру.
— А как вы узнали, что он вернулся?
Сцепив руки и склонив голову, Спаркс некоторое время пристально смотрел на огонь в камине…
— В то время у меня возникло чувство, что деятельность криминального мира Лондона направляется какой-то… жестокой силой, скажем так. Паутина преступных связей была соткана умелой рукой, которая тонко манипулировала ими. Ее скрытое присутствие скорее ощущалось, нежели замечалось в каких-то конкретных делах. Но даже в тех случаях, которые мне удалось проверить, за кажущейся хаотичностью кровавых преступлений проглядывала какая-то общая цель.
— И что же это за цель?
— Ничего конкретного. Как вам известно, кое-кого из преступного мира я нанял на службу — надо надеяться, они вернутся на праведный путь. Так вот, от них я узнал о неком господине, который возглавляет подпольный бизнес — игорные дома, контрабанда, работорговля, проституция, наркотики. Деньги непрерывным потоком стекаются к нему.
— И вы полагаете, что это Александр?
Спаркс помолчал.
— Я не уверен, — продолжил он, — что такой человек существует. Ни один из моих подопечных не может похвастаться тем, что видел или общался с ним. И все же могу сказать, что никто, кроме моего брата, не способен на это. И никто не может быть так опасен, как он.
— А мне кажется, что установленный в криминальном мире порядок существовал в Лондоне и до Александра. Ибо, увы, преступность всегда составляла неотъемлемую часть человеческого опыта.
— Не стану возражать. Но что вы хотите этим сказать?
— Думаю, что за всей этой незаконной деятельностью стоит нечто худшее, нежели то, о чем вы рассказали. Нечто выходящее за рамки преступного мира…
— Вы имеете в виду Темное братство? — спросил Спаркс.
— Во всяком случае, какую-то организацию, стоящую особняком и имеющую собственные тайные цели.
— Возможно, это так, — пожал плечами Спаркс.
— А вы уверены в том, что Александр поклялся быть верным Братству?
— Единственный союзник Александра — он сам, — сказал Спаркс. — И если даже он связал себя какими-то обязательствами, то исключительно из собственных амбиций. Как только ситуация изменится, Александр не задумываясь преступит любую клятву.
— В любом случае сотрудничество с преступным миром, пусть и временное… — начал Дойл.
— Представляет угрозу безопасности нашей стране, более серьезную, чем война или эпидемия. Нельзя на это закрывать глаза, — договорил за него Спаркс.
Дойл помолчал некоторое время и спросил:
— А когда вы видели брата в последний раз?
— В Топпинге.
— Я имею в виду, с глазу на глаз.
— Ни разу с той памятной Пасхи… Двадцать пять лет тому назад, — ответил Спаркс.
Дойл наклонился к нему ближе.
— А когда вы впервые по-настоящему поняли, что Александр именно тот господин, которого вы только что описали?
— Вчера. Когда я увидел полыхавший Топпинг.
Дойл не мигая смотрел на огонь в камине.
— Теперь-то вы понимаете, в какую игру мы ввязались? — сочувственно проговорил Спаркс.
Дойл кивнул, сделал глоток коньяка и мысленно спросил себя: «Не в последний ли раз в своей жизни я встречаю Новый год?»
* * *
Ларри караулил за дверью. Дойл, дремавший укутавшись в одеяло, пробудился внезапно, словно от толчка, и увидел, что все их вещи уже упакованы, а Спаркс сидит за столом и изучает карту Лондона. Было всего половина пятого утра, и за окном едва брезжило. Протирая глаза, Дойл попросил Ларри сварить крепкого кофе, надеясь, что это как-то поможет ему стряхнуть остатки сна. И голова, и тело ужасно болели. Дойл знал, что для восстановления сил ему необходим длительный отдых, однако в ближайшее время на это рассчитывать не приходилось.
— На улице Рассел дюжина издательств, и все они недалеко от музея, — энергично проговорил Спаркс. — Дойл, не предлагали ли вы свою рукопись издательству «Ратборн и сыновья»?
— Ратборн? Это же девичья фамилия леди Николсон… Да, кажется, именно им я и предлагал, — ответил Дойл. — О боже, вы полагаете…
Внимание Дойла на секунду привлекла небольшая коробочка, лежавшая на карте. Никогда раньше он ее не видел и хотел было рассмотреть, однако Спаркс тут же спрятал коробочку в карман и стал сворачивать карту.
— Ну, значит, с него мы и начнем, — сказал он. — А тем временем Ларри перевезет вещи в другое место. Боюсь, оно не понравится вам так же, как «Мелвин», но мы не задержимся там более чем на сутки. Это было бы неблагоразумно.
— Я думал, что успею хотя бы побриться, — сокрушенно проговорил Дойл, видя, что Ларри уже выносит сумки из номера.
— У вас еще будет время на это, чуть позже. Давайте же, Дойл, нам надо поторапливаться, — бросил на ходу Спаркс.
Дойл схватил с подноса последнее пирожное и кинулся вслед за ним.
Навстречу им по лестнице торопливо поднимался Барри — да, это Барри, убедился Дойл, заметив шрам на щеке.
— Нашел парня, которого вы однажды прошляпили, — коротко сообщил Барри.
— Нельзя ли яснее, Барри? — не останавливаясь, сказал Спаркс.
— Того самого боксера, который встречал мистера Лэнсдоуна Дилкса, после того как его повесили.
— Отлично, — сказал Спаркс, выходя из отеля. — Дойл, поезжайте с Барри. Нажмите хорошенько на этого типа и выясните все, что он знает о достопочтенном мистере Дилксе. Встретимся в полдень у книжного магазина Хэчарда, на Пиккадилли. Удачи вам!
Спаркс сел в небольшой экипаж, возницей которого был Ларри, помахал им рукой; кеб укатил.
«Мы так не договаривались», — проворчал про себя Дойл. Он оказался один посреди улицы ни свет ни заря в морозное утро Нового года… Барри, похоже, был нисколько не удивлен внезапным отъездом Спаркса.
— Сюда, сэр, — позвал он, неопределенно махнув рукой.
Дожевывая пирожное, Дойл направился вслед за Барри.
Над Лондоном занимался новый день.
Барри вел Дойла по узким улочкам Ковент-Гардена. Зеленщики и цветочницы уже суетились у прилавков, готовясь встретить первых покупателей. Девушки-цветочницы, позевывая, курили дешевые сигареты и зябко жались друг к другу. Торговцы наперебой предлагали овощи, выращенные в теплицах. Ароматы, наполнявшие утренний воздух, заставили Дойла сглотнуть слюнки: ноздри щекотал запах молотого кофе, свежих булочек только что из печи, жаренных на вертеле колбасок и ветчины. Отчаяние Дойла было неописуемым, когда он обнаружил, что забыл кошелек в саквояже, увезенном теперь Ларри бог знает куда. Все мольбы относительно того, чтобы остановиться и перекусить — за счет Барри, разумеется, — оставались без ответа. Барри беспрестанно раскланивался, поднося руку к шляпе и кивая головой, как заводной болванчик. Дойл пришел к выводу, что Барри, вероятно, знаком чуть ли не со всеми женами зеленщиков и невероятным числом продавщиц в магазинах. «Выходит, Барри действительно большой знаток и покоритель женских сердец», — пронеслось в голове у Дойла.
Вскоре они оказались у небольшого спортивного зала на одной из боковых улочек Сохо. Это было приземистое обшарпанное здание, стены которого пестрели обрывками старых афиш, возвещавших о славных, но уже забытых сражениях современных гладиаторов. Над входом виднелась полустертая надпись, убеждавшая в пользе физических упражнений: «В здоровом теле — здоровый дух».
В дальнем углу зала за рингом азартно играли в кости борцы, боксеры и их болельщики. Игральное поле было отмечено мятыми банкнотами и бутылками дешевого джина, выстроившимися вдоль замызганной стены. Барри попросил Дойла подождать в сторонке и вскоре вернулся с каким-то спортсменом. Это был верзила, мускулистые руки которого сплошь покрывала татуировка, где пираты и русалки кружились в едином замысловатом танце. На плоском лице боксера красовался сплющенный нос. Дышал он ртом, ибо нос как дыхательный орган больше не работал. Глаза его утонули так глубоко, что были похожи на темные скважины под разбитыми бровями. На тяжелом подбородке остался желтый след от жевательного табака. Боксер был коротко подстрижен, и его прическа сильно смахивала на прическу Барри. Дойл подумал, что не иначе как Барри приложил руку…
— Разрешите представить вам мистера Боджера Наггинса, экс-чемпиона в полусреднем весе Нового Южного Уэльса и Океании, владений ее величества, — сказал Барри.
Дойл протянул руку для пожатия. Ладонь этого бегемота была липкой и мягкой, как бисквит; стойкий запах джина, исходивший от него, чувствовался даже на расстоянии.
— Артур Конан… — начал было Дойл.
Барри вдруг закашлялся, энергично жестикулируя за спиной Боджера.
— Максвелл Триз, — поправился Дойл, назвавшись первым пришедшим в голову именем.
— Боджер Наггинс, экс-чемпион в полусреднем весе Нового Южного Уэльса и Океании, — совершенно изумленный собственным красноречием, произнес боксер, продолжая трясти руку Дойла. — Можете звать меня просто Боджер.
— Спасибо, Боджер.
Глаза Боджера чуть косили, поэтому казалось, что он приглядывается к вам с излишней подозрительностью.
— Все, кто меня знает, так меня и зовут. Боджером. Боджер-Доджер — складно получается, верно, сэр? — радостно сообщил экс-чемпион.
— Да, складно, — пробормотал Дойл, пытаясь высвободить руку.
— Седрик, — загадочно сказал Боджер.
— Седрик? — растерялся Дойл.
— Когда крестили, так и назвали. Мамаша назвала меня Седриком.
— В честь?.. — вежливо подсказал Дойл.
— Ну да, в честь моего рождения, — гордо выпятив грудь, ответил Боджер.
— Боджер, расскажи джентльмену то, о чем ты рассказывал мне, — перебил своего приятеля Барри и шепнул Дойлу: — Он немножко умом повредился, сэр, я так думаю.
Дойл кивнул. Лицо Боджера выражало невероятное напряжение, от волнения его брови задвигались, словно под ними включился моторчик.
— Помнишь, ты рассказывал мне о мистере Лэнсдоуне Дилксе? — добавил Барри.
— Ух! Ну и олух же я! — Боджер с размаху двинул себе по лбу.
Трудно было сказать, что означал этот в высшей степени выразительный жест. Скорее всего, он пробуждал упрямую память спортсмена, хотя, возможно, служил стимулом к тому, чтобы заставить работать те участки мозга, которые еще способны на это.
— Лэнсдоун Дилкс! Черт! Ну ты и дубина, Боджер Наггинс! — Боксер размахнулся во второй раз.
— Ну, ну! — воскликнул Дойл. — Не волнуйтесь, Боджер, все в порядке.
— И то верно, — мгновенно успокоившись, сказал боксер.
— Так вы знали этого мистера? Лэнсдоуна Дилкса?
— Ох, долгая это история, — тяжело вздохнул Боджер, видимо подразумевая под этим нечто драматическое и ужасное. — Ну, значит, так…
Хорошо знакомый с привычками своего приятеля, Барри сунул ему в ладонь мятую банкноту.
— Да, — приободрившись, начал Боджер, — я сам, стало быть, из Квинсленда. Оттуда. В общем, из Брисбеина. Через соленый океан.
— Понятно, — сказал Дойл. — Вы родом из Австралии. Боджер удовлетворенно щелкнул пальцами и подмигнул Дойлу, словно тот раскрыл некий невероятный секрет.
— Точнее некуда! — воскликнул он. — Из Австралии.
— Значит, мы с вами понимаем друг друга. Продолжайте, Боджер, — попросил Дойл.
— Да. Кулаками я махал что надо. Кровавый спорт. Но Боджер Наггинс драться умел. Я так считаю, если мужик хочет показать, что голыми руками заткнет за пояс любого, пусть дерется. Боджер Наггинс был молодец! Чемпион Нового Южного Уэльса и Океании в полусреднем весе…
И для того чтобы продемонстрировать свои выдающиеся способности, как это случается со всеми спортсменами, Боджер размашисто двинул огромным кулаком, пронеся его в каком-нибудь дюйме от груди Дойла.
— Но дело вот какое, — продолжил он. — Наш бонза, «маркиз» наш из Квинсберри, он любил побаловаться, знаете ли. Ну, наряжал нас в женское платье и устраивал танцульки. — Не в силах сдержать негодование, Боджер смачно сплюнул изжеванный табак на пол. — Если хотел посмотреть, как дерутся девчонки, старый козел, катился бы в какой-нибудь бордель для бонз… Правильно я говорю?
— Мне трудно судить, — сказал Дойл. — Мне бы насчет мистера Лэнсдоуна Дилкса…
— Я как раз к этому подхожу, сэр, — пояснил Боджер, устрашающе поигрывая мускулами. — И Боджер решил слинять из родного дома и попытать силы по другую сторону этой большой лужи. В Англии, стало быть. Как вспомню наше суденышко, ух…
— Значит, вы оказались в Лондоне, — подсказал Дойл.
— Еще как оказался. Эти ребята обещали мне мой титул чемпиона, да только сперва хотели, чтоб я подрался с одной башкой. Ну, это, понимаете…
Боджер вдруг поперхнулся и побледнел.
— Заказной матч, — выдержав уважительную паузу, проговорил Барри.
— Так точно, — пробормотал Боджер, мотнув головой, как бык. — Он самый. С каким-то свистуном… Хотели поглядеть, как Боджер с ним разделается, а потом и присуждать свой дерьмовый титул. А Боджер говорит: по-честному так по-честному, Боджер устроит, конечно, зрелище. Чтоб чемпион Наггинс сдрейфил, этому не бывать. Да только пусть джентльмены выкладывают денежки сколько положено…
— И вы участвовали в этом матче? — спросил Дойл. Сплюнув снова, Боджер утвердительно кивнул.
— Но сперва-то они мне сказали, что матч не может состояться в зале или где там еще, в общем, на ринге. Ну и отвезли меня на те склады, у речки.
— То есть это был незаконный бой, — проговорил Дойл, чувствуя себя переводчиком у этого величественного недоумка.
— Нет… да. Не совсем законный, — туго соображая, повторил Боджер. — Ну, по правде-то сказать, если дерешься голыми кулаками, кое-какие правила все же соблюдаешь.
— Насколько я понимаю, вас привезли на верфь и там же познакомили с вашим противником, — терпеливо продолжал Дойл.
— Свистун мягкотелый, — зло фыркнул Боджер. — С бледной рожей, как будто сроду перчаток боксерских не видал. Ну, начали мы, а этот типчик и драться не дерется, и не падает. Никакой техники. А Боджер забивает его по науке. И так шестьдесят пять раундов. Я ему всю морду расквасил. Но после пятидесятого раунда он уже про полотенце забыл. А чем я виноват, я их предупреждал, верно?
— Конечно, не виноваты, — подтвердил Дойл.
— Ну вот, начали мы шестьдесят шестой раунд. С того дня шестьдесят шесть — самое несчастливое число для меня!
И в порыве чувств Боджер схватил Дойла за лацканы пальто, словно это могло помочь ему убедить собеседника в своей неоспоримой правоте.
— Выходим мы снова и приветствуем друг друга как положено. А потом Боджеру удается зацепить его левой так, что этот свистун согнулся пополам. Ну а Боджер подбавляет ему своим коронным — апперкотом в носяру, и кость, ясно, вдребезги, он и повис у меня на кулаке, как мешок, ну и потом рухнул на землю, и дух из него вон.
— Вы хотите сказать, что ваш противник свалился замертво, — заключил Дойл.
— Сдох как миленький, — подтвердил Боджер, все еще держа Дойла за лацканы.
— Бедняга.
— Извини-и-те. Он-то знал, куда напросился, верно? А на Боджера как раз беда свалилась. Копы набежали. Что за бойня, говорят. Бой без перчаток, и все такое. Ну, суд присяжных. Пятнадцать лет каторги. Добро пожаловать в тюрягу в Ньюгейте, и прощай, Боджер.
Отпустив Дойла, Боджер лихо сплюнул, проследив, как коричневая кашица шлепнулась об угол стены и поползла вниз.
— Там, как я понимаю, вы и повстречались с мистером Лэнсдоуном Дилксом.
— Мистер Лэнсдоун Дилкс, да. У него была такая же ослиная рожа, что и у Боджера, сказать правду.
— Тот же тип лица, — поправил Дойл.
— Еще какой тип, — сказал Боджер. — Он один мог устроить настоящую заварушку. Природа, конечно, дело такое. А посади двух таких рядом — и пожалуйста вам, взрывоопасная смесь.
— Значит, вы ссорились? Вы это имеете в виду, Боджер? — спросил Дойл.
— Еще как, — громко пощелкивая пальцами, ответил Боджер. — А что удивляться? Один хлеще другого. Боджер со спокойной совестью скажет вам, что этот Дилкс был под стать ему. Это уж точно.
— Следовательно, вы отбывали срок вместе с Дилксом до самой его казни? — уточнил Дойл.
— Казни? — сдвинул брови Боджер.
— Ну да. В феврале прошлого года, когда Дилкс ушел в мир иной.
Боджер с ошеломлением смотрел на Дойла.
— В мир иной? — тупо переспросил он.
— Да-да. Когда он умер. Когда ему петлю на шею надели, — теряя терпение, повторил Дойл. — И сонмы ангелов унесли его на небеса. Это что, новость для вас, Боджер?
— Вроде того. Потому что дорогуша Дилкси выглядел здоровехоньким, когда Боджер видал его последний раз.
— И когда же это было?
— Когда мы слезли с поезда…
— А вы не ошибаетесь, Боджер? — упорствовал Дойл.
— Если Боджер говорит: «вместе слезли с поезда», стало быть, это так и было, чего тут ошибаться? — с раздражением проговорил Наггинс. — Бежали с поезда, что такого?
Дойл и Барри удивленно переглянулись. Для Барри это было тоже в новинку.
— Где вы слезли с поезда, Боджер? — спросил он.
— Где-то на севере. Вроде как в Йоркшире.
— Когда это было?
— Так уж вышло, что Боджер помнит точнехонько, потому как это был его собственный день рождения: четвертого марта.
— Четвертого марта прошлого года? — в полном замешательстве воззрился на беднягу Боджера Дойл.
— Эй, да вы, выходит, дурак? Или как?
— Боджер, простите мою глупость, — сказал Дойл. — Но следует ли вас понимать так, что вы и Дилкс сели на поезд до Йоркшира четвертого марта прошлого года, то есть месяц спустя после того, как Дилкса повесили? И за много лет до окончания вашего срока?
— Правильно. Лэнсдоун и я, и еще те, кто подписался на это.
— В каком смысле «подписался»?
— Ну, с этим типом, который заявился в тюрягу.
— В тюрьму Ньюгейт?
— А вы, похоже, не улавливаете, а?
— Пожалуйста, Боджер, мне необходимо понять. Что это был за человек?
Боджер поднял глаза к потолку.
— Бородища. В очках. Короче, сутенер.
— Ну хорошо, Боджер. И к чему этот джентльмен клонил? Что он вам обещал?
— Я вам вот что скажу: про эту чертову фабрику он ничего толком не объяснил. Да, сэр. Потому я и дал деру, как я вам рассказал. И думаю, что они все равно меня ищут…
В этот самый момент воздух прорезали резкие полицейские свистки.
— Копы!
Тревога мгновенно охватила всех в зале. Те здоровяки, что играли в кости, кинулись врассыпную. Боджер развернулся и, прежде чем Дойл успел сообразить, помчался в раздевалку. Дверь с грохотом распахнулась, и в зал ввалился целый эскадрон полицейских с дубинками. Еще одна группа полицейских ворвалась с черного хода, и справиться с игравшими в кости было делом считанных минут. Боджер ловко уворачивался от ударов, и полицейским пришлось с ним повозиться. Схватив Дойла за руку, Барри предлагал оставаться на месте.
— Нам же будет лучше, сэр, если мы не побежим, — сказал он, пытаясь перекричать гвалт.
— Но ведь Боджер как раз собирался сообщить нам…
— Не беспокойтесь, сэр, очень похоже, что мы окажемся с ним в одной камере.
— Но мы ведь не играли в кости!
— Попробуйте докажите это копам. Как ни крути, мы попались.
К ним направлялись двое полицейских. Барри положил обе руки за голову, посоветовав Дойлу сделать то же самое. Вместо этого Дойл ринулся навстречу полицейскому.
— Послушайте, — закричал он. — Я врач!
— А я королева Виктория, — проговорил полицейский, свалив Дойла с ног мощным ударом.
Первое, что увидел Дойл, придя в себя, было озабоченное лицо Барри.
— Хреново себя чувствуете, сэр? — жалостливо спросил Барри.
— Где мы?
— В тюряге. Думается, нас засунули в Пентонвилл.
Дойл попытался сесть, но голова кружилась, как на карусели.
— Осторожно, сэр, — сказал Барри. — Тут у вас шишак здоровенный.
Дойл нащупал у себя на лбу огромную шишку размером с гусиное яйцо. Дотрагиваться до нее было больно.
— Что произошло, Барри?
— Вы малость поскользнулись, сэр, в полицейском фургоне. А потом вас разок кинули на пол, ничего особенного, сэр. Ну, пока я вас не усадил на эту скамейку, вы были чуток не в себе.
Когда в глазах перестало двоиться, Дойл огляделся. Они находились в общей камере, которую вместе с ними занимало сборище головорезов, и среди них он узнал многих игроков в кости. Камера была жутко грязной и больше напоминала общественный туалет, чем что-либо другое. Тараканы величиной с палец бесстрашно шныряли повсюду, залезая в ботинки и одежду арестантов; те, похоже, вполне свыклись с такой компанией.
— Случалось бывать за решеткой, сэр? — спросил Барри.
— Никогда.
Барри с сочувствием посмотрел на Дойла:
— Местечко, конечно, не особо приятное. Дойл огляделся.
— А где Боджер?
— Боджера Наггинса здесь нету, сэр, — ответил Барри.
— А в фургоне он был?
— Я бы сказал, что нет, сэр.
— Вы думаете, он сбежал из спортивного зала? Вы видели?
— Нет, сэр, не видел.
Дойл снова дотронулся до шишки на голове.
— Какое нам предъявили обвинение?
— Обвинение? Никакого, сэр.
— Но они не могут так просто держать нас здесь, не предъявляя никакого обвинения.
— Вы и взаправду в первый раз тут, да, сэр? — едва заметно улыбнувшись, спросил Барри.
— Произошла какая-то чудовищная ошибка. Скажите им, что мы требуем адвоката, — не совсем уверенным голосом проговорил Дойл. — У нас есть на это право.
— Оно, конечно, сэр. Только лучше будет, если все как будто впервой, сэр, — произнес Барри, что-то обдумывая.
Дойл с удивлением посмотрел на Барри. Его ироничный тон ясно давал понять, что привычные нормы общения в стенах этого заведения перестали существовать. Порывшись в кармане, Дойл вытащил помятый бланк рецепта. Знакомые буквы «RX» показались ему какой-то абракадаброй.
— Барри, у вас есть что-нибудь, чем можно писать? — спросил он.
Понимающе кивнув, Барри двинулся по камере и через минуту принес огрызок карандаша. Дойл торопливо написал несколько слов на бланке.
— Нам также понадобятся деньги, — сказал Дойл.
— Сколько?
— А сколько у вас есть?
Барри тяжело вздохнул.
— Встаньте вот сюда, сэр.
Привстав со скамьи, Дойл загородил Барри. Повернувшись к стене, Барри вытащил из-под подкладки пальто небольшой сверток. К изумлению Дойла, это была толстая пачка пятифунтовых банкнот.
— Пойдет, сэр? — Барри протянул ему банкноту.
— Более чем достаточно, Барри, — пробормотал Дойл, пытаясь скрыть изумление.
Барри спрятал деньги обратно. Дойл аккуратно разорвал банкноту пополам.
— Э-э-э… вы что это? — ошеломленно выдохнул Барри.
— Вы знаете здесь какого-нибудь полицейского, которому можно доверять?
— Я вас что-то не понимаю, сэр…
— Хорошо. Скажем иначе: у вас есть тут кто-нибудь, кто за деньги возьмется помочь нам?
Барри выглянул из-за решетки.
— Вроде есть, сэр.
Дойл свернул записку, вложил в нее половину банкноты и вручил ее Барри.
— Вторую половину, когда получим ответ.
— Понял, сэр, — проговорил Барри, двинувшись к двери. Он не мог удержаться, чтобы не прочесть, кому адресована записка.
Она предназначалась инспектору Клоду Лебу.
* * *
Через два часа Дойла вызвали из камеры и отвели в комнату для допросов. Через минуту в комнату вошел Лебу. Он закрыл за собой дверь и, сердито подергивая усы, повернулся к Дойлу.
— Здравствуйте, Клод, — приветствовал его Дойл.
— Ну что, доктор, застукали за игрой в кости? Я что-то не припомню, чтобы вы увлекались азартными играми, Артур.
— Я не играл в кости, Клод. Типичный случай, когда человек оказывается не в том месте и не в то время.
Лебу уселся, сложив руки на животе. Он приготовился задать ряд вопросов, уже крутившихся у него в голове. Дойл, помня совет Спаркса как можно меньше доверять полицейским, обдумывал, что ему следует сказать Лебу, чтобы не привлечь пристального внимания его начальства.
— Что-то вы внешне на слугу смахиваете, Дойл, — заметил Лебу.
— За последние дни было совершено несколько попыток покушения на мою жизнь, — объяснил Дойл. — И я решил изменить внешность.
— Почему вы не пришли ко мне?
— Потому что меня не было в городе с того дня, когда мы виделись в последний раз, — ответил Дойл, довольный тем, что в этом есть доля правды. — Я считал, что безопаснее всего покинуть Лондон.
— И как?
— Оказалось, что нет. Мои враги преследовали меня повсюду.
— Когда вы вернулись, Артур?
— Вчера вечером.
— Вы дома были?
Петрович, подумал Дойл, ему известно о Петрович.
— Нет, не был. Я не был уверен, что буду там в безопасности, — как можно спокойнее произнес Дойл, вспомнив вдруг своих пациентов, которым ему приходилось иногда говорить неправду.
— Ваша квартира сгорела, — сказал наконец Лебу.
— Сгорела?
— Боюсь, дотла.
Дойл замотал головой. Еще один пожар. Нетрудно догадаться, кто это сделал. Значит, теперь он остался без жилья. Но не это беспокоило его сейчас. Он легко смирился с потерей своих вещей, но смириться с тем, что все свидетельства убийства Петрович и разорения его дома исчезли навсегда, было выше его сил. Дойл почувствовал, как гнев закипает в нем, заслоняя остальные чувства.
— Клод, я хочу кое о чем вас спросить, — сказал он. — Как инспектора полиции.
— Валяйте.
— Вам случайно не знакомо имя Александр Спаркс?
Сдвинув брови, Лебу уставился в потолок. Минуту спустя он отрицательно покачал головой и вытащил из кармана блокнот.
— Как, вы говорите, его зовут?
Дойл повторил имя по буквам.
— Этот человек преследует меня. И вы тоже ищете его, хотя и не догадываетесь об этом. Именно он совершил все эти преступления и, возможно, многие другие.
— И что заставляет вас так думать?
— Я видел его трижды, когда он преследовал меня.
— Вы можете его описать?
— Лица я не видел ни разу. Одет он во все черное. И капюшон на голове. Черный капюшон.
— Черный капюшон… В каких местах его можно встретить чаще всего?
— Никто этого толком не знает.
— Круг знакомых?
Дойл в недоумении пожал плечами.
— Он преследовал кого-нибудь еще?
— Извините, инспектор, этого я не знаю.
Лебу побагровел.
— Но хоть что-то вы знаете? Хоть размер его шляпы?
Дойл склонил голову и тихо сказал:
— Извините, Клод. Этот человек исчезает так же внезапно, как и появляется, и тем не менее с большой долей уверенности могу утверждать, что именно он является заправилой преступного мира Лондона.
Захлопнув блокнот, Лебу заерзал на стуле.
— Послушайте, Артур, — проговорил он, осторожно подбирая слова. — Вы врач. Врач, который мог бы занять весьма завидное положение в обществе. Скажу вам по-дружески: вы никогда не достигнете этого положения, если, вырядившись как клоун, будете гоняться по всей Англии, отыскивая каких-то мистических убийц, якобы собирающихся прикончить вас.
— Вы не верите мне, Лебу. Вы вообще не верите, что на меня нападали.
— Я верю, что вы верите, будто так оно и было.
— А как насчет того, что мне удалось обнаружить на полу дома тринадцать на улице Чешир?
— Ну что ж. Я отдавал это в лабораторию на анализ.
— И вы должны признать, что это была кровь, Клод.
— Кровь, конечно. Похоже, вы действительно были свидетелем убийства.
— Я же говорил вам.
— Ну да, здоровенного хряка там действительно прирезали.
Дойл в растерянности замолчал.
— Да, Артур, это была кровь обыкновенной свиньи.
— Кровь свиньи? Но это невозможно.
«Что это значит?» Дойл сжал ладонями голову.
— С вас недостаточно этого фингала на тыкве, Артур? — насмешливо спросил Лебу.
— Простите, Клод, я в замешательстве. В последние дни мне действительно пришлось туго.
— Я не сомневаюсь.
Лебу беззастенчиво уставился на Дойла. Съежившись под пристальным взглядом полицейского, Дойл почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
— Джон Спаркс, — едва слышно проговорил он.
— Простите?
— Джон Спаркс.
— Родственник того джентльмена?
— Брат.
— И что насчет Джона Спаркса, Артур?
— Это имя вам знакомо?
Лебу помедлил с ответом.
— Возможно.
— Он говорил мне, что находится на службе королевы, — прошептал Дойл.
Лебу насторожился.
— И что прикажете делать с этим?
— Может быть, вы проверите его?
— Что еще вы расскажете мне о Джоне Спарксе, Артур? — спросил Лебу, пытаясь вызвать Дойла на откровенность.
Дойл колебался.
— Это все, что я знаю.
Они переглянулись. Дойл почувствовал: все, что их связывает, может в любой момент оборваться. Лебу поднялся со стула.
— Мой совет вам, Артур: оставайтесь в Лондоне.
— Значит, я могу идти?
— Да. Но я должен знать, где найти вас в случае необходимости.
— Можете справляться в госпитале Святого Варфоломея. Я предупрежу об этом.
— Ну ладно, — тоном наставника проговорил Лебу. — Не думаю, что с вами все в порядке, Артур. Впрочем, вам, как врачу, виднее. Но может, вам стоит обратиться к психиатру?
Ну и отлично, подумал Дойл, он не считает меня преступником, принимая за сумасшедшего.
— Я благодарен вам за заботу, инспектор, — уважительным голосом произнес Дойл.
Стоя уже в дверях, Лебу вдруг спросил:
— Вам есть где остановиться, Артур?
— Спасибо, Клод. Я устроюсь.
Лебу кивнул.
— Извините, Клод, а имя Боджер Наггинс говорит вам что-нибудь?
— Боджер Наггинс?
— Призер, точнее, экс-чемпион в полусреднем весе. Он был в зале, где играли в кости, но в камере я его не видел.
— В чем он замешан, этот Боджер Наггинс?
— Мне достоверно известно, что он сбежал из тюрьмы Ньюгейт и его разыскивает полиция.
— Больше не разыскивает.
— Извините?
— Час назад мы вытащили труп мистера Боджера Наггинса из Темзы.
— Он утонул? — в замешательстве спросил Дойл.
— Ему перегрызли глотку. Похоже, какое-то животное.
