— Ты должен что-нибудь сделать для мальчишки, — проговорил Дерюйтер, стоявший в комнате дирекции «Нефритовой бабочки».

Юй Хуа, словно не слыша, несколько мгновений пристально смотрел на него из-за конторки. Потом, с обычной отстраненностью, ответил:

— Я и так уже сделал. Его не стали судить, как следовало бы. Он будет набираться ума в тюрьме.

— Остальных отпустили сразу же, даже на ночь не задержали.

— Судьба Шань Фена — одиночество, он всегда был нелюдимым.

— Не можем же мы бросить его…

— Он убил блюстителя порядка. В полицейском участке. Со временем парнишка научится сдерживать инстинкты. Ему дадут лет пять-шесть, не больше, я говорил с судьей. Инспектор, дурак редкостный, оказался племянником председателя Торговой палаты. Больше сделать ничего нельзя, так как можно нажить новых врагов, а мне хватает и старых. И прошу тебя не устраивать побегов и прочей ерунды.

Глава Триады подошел к окну, заложил руки за спину и стал смотреть на ночную улицу. Аудиенция закончилась.

С минуту Дерюйтер разглядывал его спину. Рост небольшой, но какая огромная воля.

Взявшись за ручку двери, голландец горько усмехнулся, вспомнив слова Юй Хуа: «Судьба Шань Фена — одиночество».

«Как и удел того, кто с ним вместе», — подумал он. Жизнь словно затеяла с голландцем игру, с бесконечной жестокостью испытывая его терпение.

— Ганс! — снова заговорил Юй Хуа, и моряк остановился на пороге. — Никогда не говори мне, что я должен делать.

Выйдя за дверь, Дерюйтер столкнулся с худым, сгорбленным парнем, который сразу зашагал прочь. Где он мог его видеть? И почти сразу вспомнил: это Вэй, тот самый водолаз, что поднял со дна сосуды. За подводную отвагу юношу наградили непыльной работенкой в клубе. До чего же странная штука жизнь!

Тюрьма находилась в районе Тиланьцяо и называлась так же. Шань Фена поместили в камеру номер сорок семь на Чан-Ян-роуд сразу после полуночи. Между стенами непонятного цвета стояло множество нар. Узкая амбразура на трехметровой высоте и дырка в полу вместо туалета довершали обстановку. Едва Шань Фен вошел, как в нос ударил гадкий запах. Испарения двадцати пяти немытых тел, запертых в комнате, где должны находиться не более шести. Тошнотворная вонь испражнений. Мерзкий дух страха и безумия. Смрад обвивал и душил днем, как змей, а ночью тяжко давил на грудь.

Первое время Шань Фен силился разобраться, кто в камере главный. Без старшего нельзя. Но понять так и не смог: все соседи казались начисто лишенными воли. Один из них раздавал еду и воду, другой указал юноше место на нарах, третий молча за всеми наблюдал и, похоже, находился у стражи на привилегированном положении. А четвертый занимался тем, что отлавливал на себе вшей, подносил их к глазам, а потом с аппетитом поедал. Хоть дурачка удалось распознать. Больной на голову тоже должен присутствовать в коллективе.

— Брат, что ты натворил, почему оказался здесь? — Глупый Гон Бо первым из всех обитателей обратился к Шань Фену.

— Я убил мамашиного любовника, а она на меня донесла.

Придурок засмеялся:

— О, тогда мы тебя познакомим с Ко. Он сидит за то же самое. Может, вы уже и встречались раньше.

Но этот узник отбывал срок в другой камере, так что пришлось подождать.

Несколько дней спустя, во время ежедневной прогулки — когда две трети заключенных делали гимнастику, а треть осталась убирать помещения, — Гон Бо представил новичка Ко. Он оказался парнем чуть старше Шань Фена, в очках и очень важным. Дурачок отошел в сторонку, и двое осторожно стали обсуждать нестабильное равновесие между правительствами Пекина и Кантона. Не то чтобы Шань Фен хорошо разбирался в этом, но ему не хотелось ударить в грязь лицом перед Ко. А тот, в свою очередь, тоже не слишком откровенничал. «Оба мы думаем, что имеем дело со шпионом», — подумал юноша и решил проверить собеседника.

— Скажи, товарищ, а тебе известна новая линия, принятая на съезде партии? — Ко смутился, а Шань Фен продолжал наступать. — Ты понимаешь, о чем я говорю?

Если перед ним шпион, то он не узнает ничего сверх того, что и так известно полиции. Однако надо было скорее понять, с кем имеешь дело.

Но Ко отрицательно покачал головой:

— Гм… Думаю, ты неправильно осведомлен. Здесь все считают, что меня арестовали по политическим мотивам, как и тебя, полагаю, но… — Он еще больше сконфузился и наморщил лоб. — На самом деле я помощник типографа и насмерть избил одного богатого торговца, когда застал его с моей женой. А такую репутацию создали мои очки и умение читать. Ну и пусть думают, что я революционер, больше будут уважать. Мне жаль, что ты подумал…

Шань Фен подал руку и улыбнулся: «Здесь у нас будет достаточно времени».