Глава 12
Не зная, как объяснить странные теории патриотичного норвежца, я водил его на званые обеды и балы, представляя как типичного идеалиста и норвежского богатыря, прибывшего ознакомиться с преимуществами демократии в нашей стране.
— Значит, вы ратуете за свободу, господин… э-э… Бладхаммер?
— Датчане для нас подобны британцам, — раскатисто басил он.
— И вы надеетесь построить нечто вроде нашей республики?
— Я хочу стать норвежским Вашингтоном.
Когда я поделился с ним предупреждением Астора, он стал повсюду таскать с собой похожий на колчан чехол с драгоценной картой и появлялся везде со своей наглазной повязкой, в старом плаще и с новой тростью, увенчанной набалдашником из слоновой кости в виде головы единорога со стальным рогом; все это делало норвежца таким же неприметным, каким может быть задиристый петух в курятнике.
— Надо немедленно отправляться на запад, — требовательно заявил он.
— Нельзя, сейчас самая глухая зимняя пора.
В феврале до нас наконец дошли вести о том, что выборы нового президента завершились.
— Итан, может, нам не стоит ехать в Вашингтон? — с тревогой спросил Магнус.
— Исследования требуют денег, — ответил я, начиная очередную партию в фараона, в который играл здесь наряду с пикетом, басетом и вистом.
Серебряные доллары Талейрана уже уполовинились.
Как большинство людей, я упорно игнорировал добрые советы, раздаваемые мною же окружающим, особенно в части азартных игр. Но на самом деле мне хотелось задержаться из-за гостеприимства Ангуса Филбрика, пригласившего нас пожить в его доме благодаря моей скромной славе. У него служила одна юная особа из Германии с косами, которые подпрыгивали на ее груди, как барабанные палочки, и я подозревал, что она великолепно согреет мою постель, если мне позволят еще хоть пару дней попрактиковаться в дипломатии. Мое желание подогревал и тот факт, что до сих пор мне не удалось соблазнить ни одной немки или англичанки.
Мы с Магнусом буквально попали в полосу неудач, хотя, честно говоря, вину за эти напасти я возлагал на простые совпадения. Сначала на нас понеслась телега с колбасой, которая странным образом удрала от своего осла и едва не переехала нас. Потом из-за пожара в нашей гостинице Филбрик предложил нам временный приют. В полночной темноте мы оказались на уличном спуске, обледеневшем от беспечно выплеснутых на дорогу ведер воды, и наше неудержимое соскальзывание тормозил только рог трости Бладхаммера, породивший искристый фонтан. Группа скрытых под капюшонами незнакомцев, вероятно хотевшая помочь нам, исчезла, едва завидела в ручище моего одноглазого спутника это потенциальное оружие.
— По-моему, нас выследили, — заключил Магнус.
— Европа осталась за океаном! Не болтай чепуху, приятель.
Однако в ту самую ночь, когда я уговорил Гвендолин, скажем так, прибрать поздним вечером в моей комнате, наше пребывание в Манхэттене внезапно закончилось. Девушка пришла, как и обещала, более того оправдала все мои надежды, и я уже начал погружаться в блаженный сон, когда вдруг что-то — вероятно, щелчок двери и скрип массивной мебели — заставило меня проснуться с ощущением опасности. Место Гвендолин рядом со мной успело остыть, а в комнате стоял странный запах. Я натянул ночную рубаху, подошел к двери, но не смог открыть ее. Вероятно, с другой стороны дверную щеколду привязали к подпирающим стены комоду или сундуку. Я принюхался. Запах серы? Присмотревшись, я обнаружил, что едкий дым поднимается из-под кровати.
Окно также крепко закрыли, а винтовка и томагавк исчезли.
Для Гвендолин наше любовное свидание, очевидно, не закончилось, как для меня, блаженной и сонной истомой, в действительности эта красотка оказалась чертовски деятельной и коварной шлюхой. Не имея времени на раздумье, я схватил тяжелый фаянсовый таз для умывания, разбил им стекло и переплет запертого окна и головой вперед нырнул в темноту заднего двора. Приземлившись, я удачно прокатился кубарем по мерзлому снегу и вскочил на ноги, держа прочный таз наподобие щита.
— Итан!
Я глянул в сторону кухонной двери и увидел там Магнуса Бладхаммера, который смотрел прямо на меня, вращая тростью над головой, словно собирался швырнуть ее в меня. Неужели он и есть мой враг? Я пригнулся, выставив перед собой таз, как жалкую защиту, и вдруг он взорвался — но не от трости Магнуса, а от пули, просвистевшей буквально над моей головой. Я смутно осознал грохот выстрела, не понимая, откуда стреляли. Потом раздался потрясенный хрип, и, обернувшись, я увидел, как одетый в черное противник приваливается к стене уборной, пистолет выпал из его руки, а в шею над самым плечом этого мерзавца глубоко вонзился острый рог прогулочной трости Бладхаммера. Когда этот тип рухнул возле дворовой постройки, я увидел вспышку очередного огнепроводного шнура.
— Что за дьявольщина?
Почти одновременно прогремело два взрыва. Извергнувшийся из окна моей спальни поток огня, отягченный осколками и кирпичными обломками, заставил меня еще больше пригнуться к земле, а через мгновение и злосчастная уборная Филбрика грянула оглушительным контрапунктом, взметнув к небу фонтан нечистот и взорванных останков моего неизвестного врага. Оказавшись между двух ударных волн, я мгновенно сжался в комок. Ошметки, в основном зловонные, усеяли снег черными пятнами, забрызгав и меня темными потрохами. Перья из разорванного матраса плавали в воздухе, точно снежинки, прилипая к моей ночной рубашке и волосам в тех местах, куда попали грязные брызги. Если бы бомба в моей спальне не сработала, то я встретился бы с Создателем, оседлав трон в уборной.
В полуоглушенном состоянии я слышал собачий лай и звон колоколов.
Еще не сообразив толком, куда мне бежать в таком положении, я вновь увидел Магнуса, размахивающего моей винтовкой. Я невольно съежился, но он не стал стрелять в меня.
— Я обработал кочергой твою пассию, и она бросила ее, после того как вместо тебя попала в твой импровизированный щит, — пояснил он. — За тридцать секунд ты истратил три жизни! И вдобавок пришлось пустить в расход мою великолепную полезную трость.
— Мне казалось, я заслужил более милосердное отношение, — пролепетал я в оцепенелом изумлении, еще содрогаясь от страха глянувшей мне в глаза смерти.
На ватных и окоченевших голых ногах я поковылял к нему, весь облепленный перьями, а Магнус вдруг начал хохотать. Проклятые злоумышленники, возможно, и не убили меня самого, но определенно покончили с моим достоинством.
— Ну и видок у тебя, Итан, прямо как у мокрой курицы! — воскликнул мой компаньон. — Похоже, хлопот у меня с тобой будет больше, чем с колченогим псом.
— Как-то я засомневался, действительно ли милая Гвендолин лопотала по-немецки. Может, это был датский язык, — промямлил я, стряхивая часть перьев.
— Теперь уж ее не спросишь. Она убежала к каким-то всадникам и ускакала с ними в ночную тьму.
Пораженный Филбрик смотрел на нас через рваную дыру в стене его дома.
— Может, нам все-таки пора отправляться в Вашингтон, — в раздумье произнес я.