Кардинал Энрико Микеланджело Росси, помощник государственного секретаря Святого престола в Ватикане, шел по центральному проходу огромного Кортилья дель Бельведер, внутреннего дворика Бельведера, к огромной сосновой шишке из бронзы, знаменитой Пинье, служившей когда-то центральной частью одного из многочисленных фонтанов, расположенных здесь. Фонтаны давно исчезли, Бельведер превратился в простую лужайку с одной блестящей позолоченной «Sfera con Sfera» — «Сферой в сфере» Арнальдо Помодоро, как будто кто-то пытался на деле доказать стремление «Новой» церкви к простоте и скромности.

Размышляя об этом, старик улыбнулся. Он шел по территории самого дорогостоящего владения Ватикана в Риме, наполненного бесценными произведениями искусства, которые оплачены потом миллионов бедняков. Вокруг стояли здания, имеющие огромное архитектурное значение. Все это не облагалось налогами и процветало за счет обещаний бессмертия и рая, одной из величайших волшебных сказок, позволявшей церкви успешно продавать индульгенции.

Кардинал Росси прежде всего был прагматиком; вера в церковь всегда оставалась основой его жизни. Вера в великодушного бога или любого другого бога — совсем другое дело. Причем он не видел ни малейшего конфликта в своих взглядах. Апостол Фома сомневался в Воскресении до тех пор, пока сам не ощутил раны Христа. Росси считал, что он поверит в рай и ад, когда окажется в одном из этих мест, а до тех пор воздержится от выводов, осознавая, что работа, которую он делает на земле, направлена на обеспечение безопасности церкви и на удовлетворение его собственного честолюбия.

Рядом с ним шагал мужчина, одетый как приходской священник. Он не имел права носить облачение, но оно обеспечивало ему легкий доступ в Ватикан, да и в любое место в Риме, — ничто так не растворяется в сознании этого города, как католический священник. У него были темные волосы и очки с толстыми линзами. Убийство книжного торговца в Париже являлось последним поручением кардинала, которое он выполнил.

— Все прошло удачно? — тихо спросил кардинал.

— Проблем не возникло.

— Книга?

— Он ее отдал.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел, как они заходили в магазин и вышли с небольшим пакетом, завернутым в бумагу. В совпадения я не верю.

— Тогда зачем было его убивать?

— Вы так сказали.

— Но ты должен был помешать им узнать местонахождение корабля.

— Я опоздал и решил, что лучше сделать хотя бы часть работы.

— А ты уверен, что это были они?

— Да, именно за ними я следил в Севилье. Хорошенькая рыжая женщина и британский лорд.

— То, что они до сих пор живы, все усложняет. Длинная нить соединила всех участников событий. Если она приведет ко мне, для «Черных рыцарей» это станет катастрофой. Более того, серьезная опасность будет угрожать самой церкви. Нельзя допустить, чтобы нас могли хоть как-то связать с происходящим.

— Я всегда к вашим услугам, ваше преосвященство, — сказал человек в очках с толстыми линзами.

Кардинал нахмурился — мысль о том, что собеседник играет словами за его счет, ему не понравилась.

— Как верный пес?

— Мы все Гончие Бога, — ответил фальшивый священник.

— Речь совсем не о том, — проворчал кардинал.

Он остановился перед каменным постаментом, на котором стояла позеленевшая от времени бронзовая сосновая шишка, и посмотрел на нее, пытаясь вспомнить, какой религиозный смысл в нее вложен, но потерпел неудачу. Кардинал Росси подумал, что вокруг слишком много святых, грешников и знаков, начертанных на небесах, и уследить за длинными и изощренными мифами этого места совсем непросто. Казалось, с каждым проходящим годом они претерпевают бесконечные изменения. Вот, к примеру, прежде святого Христофора почитали как мученика, а теперь он разошелся в миллионах маленьких медальонов, висящих в миллионах грузовиков на зеркалах заднего вида. Даже святой Валентин развенчан — скорее всего, он оказался просто-напросто изобретением Джеффри Чосера в его поэме «Птичий парламент».

— Интересно, какой святой покровительствует убийцам? — задумчиво проговорил кардинал Росси.

— Святой Гунтрамн, — ответил стоявший рядом с ним мужчина. — Он позвал врача к своей умирающей жене, а когда тот не сумел ей помочь, перерезал ему горло бритвой.

— Ну, тут я должен тебе довериться, — пробормотал кардинал, повернулся и зашагал обратно к сияющей разбитой сфере Помодоро. — Свяжись с Гусманом. Расскажи ему об искателях сокровищ. С ними следует разобраться быстро и аккуратно. На сей раз нельзя допустить ошибку.

— Как пожелаете. — Мужчина кивнул.

— Bene, — сказал кардинал. — А теперь оставь меня.

Кардинал Росси двумя пальцами благословил убийцу. Мимо, подобно стайке черно-белых чаек, пробегала группа розовощеких пухленьких монахинь-туристок в старомодных рясах с апостольниками. Он их также благословил, и каждая замедляла шаг, склоняла голову, быстро крестилась и бормотала: «Да смилуется над нами Бог». Кардинал повернулся к мужчине в очках с толстыми линзами, но тот уже успел исчезнуть.

— Иди с Богом, — сказал кардинал, вовсе не имея этого в виду.

Кэт-Кей — частный остров к югу от Бимини, который заявляет о себе как о месте, где спрятана часть сокровищ Генри Моргана, где находился один из главных перевалочных пунктов контрабандистов-конфедератов, где во время Второй мировой войны была база торпедных катеров и где герцог Виндзорский явил себя ничего не подозревающей публике в килте, отделанных бахромой оксфордских туфлях для гольфа и носках с рисунком в виде разноцветных ромбов.

На самом деле маленький невзрачный остров из архипелага Бимини, ближайший к Майами, был популярным местом встречи и складом для контрабандистов рома во время сухого закона, здесь также любили собираться мелкие и крупные гангстеры и политики, чтобы поиграть в азартные игры и развлечься с женщинами. Кроме того, на острове Кэт-Кей превосходно ловился тунец. Здесь проходит действие последнего романа Хемингуэя, о чем без конца твердят местные нувориши. В последние годы остров перешел в руки семьи Рокуэлл, получившей множество контрактов НАСА, в том числе и на создание космического шатла вместе с сопутствующими заказами.

Остров имеет форму раздвоенного крюка, причем более толстая часть расположена к югу, а та, что потоньше, — к северу. На толстой части находится поле для гольфа на девять лунок, которое опекал герцог Виндзорский в своих носках с ромбиками, когда занимал пост губернатора Багамских островов во время Второй мировой войны. Отрекшийся от престола король играл бесконечные партии в гольф, а его жена, американка с ястребиным лицом, отправлялась в Майами, чтобы на свободе побродить по магазинам.

Всякий хороший игрок, вооружившись клюшкой «Большая Берта», мог отправить мяч через весь остров либо в Атлантический океан, либо во Флоридский пролив — все зависело от того, в какую сторону стоять лицом. В наши дни нужно иметь двадцать пять тысяч долларов, чтобы попасть на Кэт-Кей, и немногим больше половины этой суммы, чтобы там остаться, если специальный комитет устроит величина вашего банковского счета, а также длина яхты или личного самолета. В свое время на острове любили бывать Аль Капоне, Меир Лански, Ричард Никсон, Бебе Рибозо и Спиро Агню. Изобретение тунцовой башни — алюминиевой платформы, которую крепят к лодке и используют для поисков рыбы, — еще один повод крошечного известнякового островка претендовать на славу.

Джеймс Ноубл подошел к метке у седьмой лунки поля для гольфа «Виндзор-Даунс», поставил на нее свой мяч «Блэк Макс» фирмы «Максфлай» и яростно послал его на триста ярдов, через деревья и пляж, в океан. Каждый такой удар стоил пять долларов.

— Черт подери, что с тобой происходит? — спросил Ноубл у сына, исполнявшего роль кади.

Несмотря на то что курить на поле строжайше запрещалось, фармацевтический магнат вытащил сигару «Коиба» и раскурил ее, щелкнув зажигалкой «Данхилл».

— Я все сделал, как ты сказал, — ответил Харрисон Ноубл.

— Я говорил, что тебе следует решить проблему, а не заявлять о ней всему миру. Рыболовный траулер? Господи, Харрисон!

Старший Ноубл поставил второй мяч и отправил его вслед за первым.

— Я постарался сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай.

— И у тебя получилось?

— Я не стал дожидаться результатов.

— Значит, вполне возможно, что работа сделана?

— Пока не знаю.

— А траулер?

— Гаитянский. Его предложил использовать мексиканец.

— Если они уцелели, то понимают, что за ними кто-то охотится.

— Нет никаких оснований предполагать, что они о чем-то догадались.

— Выясни, так ли это.

— А как?

— Осторожно, — ответил старший Ноубл, устанавливая новый мяч.

На этот раз он попытался пробросить мяч через основную зону между «мишенью» и «лужайкой». Однако мяч ушел влево и упал на неровную поверхность поля со стороны пляжа, в пятидесяти футах от песчаной ловушки. Старший Ноубл ненавидел гольф и так и не сумел научиться в него играть. Он выходил на поле только потому, что казино открывались в семь часов вечера, а его кардиолог сказал, что ему необходимо больше двигаться.

Джеймс Ноубл сунул в рот сигару и засосал в легкие огромную тучу сладковатого дыма, потом фыркнул и выдохнул его, точно бык из мультика, поглядывая на сына. Он уже в который раз задумался о кознях генетики. Там, где он сам действовал хладнокровно, его сын демонстрировал горячность. Там, где старший Ноубл находил окольные пути, младший проявлял глупое прямодушие. Дерево выросло сильным, но ветка оказалась мертвой. Харрисон Ноубл был тупым инструментом. Что ж, пришло время использовать его соответствующим образом.

— Обеспечь за ними слежку. Однако держись от них подальше. И ничего не предпринимай до тех пор, пока не получишь моих указаний. — Он замолчал, чтобы сделать еще одну затяжку. — А когда наступит подходящий момент, убей их. Убей всех. И на этот раз доведи дело до конца.

— Ты все это уже говорил.

— А ты, хотя бы теперь, послушай меня.

Ноубл сердито зашагал по лужайке, и сын поспешил за ним, закинув за спину мешок с клюшками для гольфа от «Луи Вуитона» за девять тысяч долларов.

Офицерская кают-компания на «Эспаньоле», бывшем океанском буксире, была переоборудована в лабораторию. Она располагалась сразу за комнатой отдыха на главной палубе, по всей длине до кормы, а в ширину доходила почти до самых бортов. В лаборатории были низкие потолки и яркое освещение, по правому и левому борту имелось по шесть прямоугольных иллюминаторов. По периметру шли узкие стойки для запасных частей и инструментов, центр помещения занимал прозрачный, покрытый акрилом смотровой стол размером восемь на десять футов. Снизу находился источник рассеянного света. Финн Райан считала лабораторию сердцем всего, что они делали.

Она стояла перед столом в шортах и любимой футболке «Турман кафе». На левой ноге у нее красовался здоровенный синяк, на правой — длинная царапина, но в остальном она почти не пострадала во время нападения траулера. С Гвидо судьба обошлась более жестоко, ему пришлось наложить полдюжины швов на щеке. Впрочем, он рассчитывал, что у него останутся эффектные дуэльные шрамы. Билли заметно прихрамывал из-за растянутого сухожилия. Все трое чудом избежали серьезных ранений, и, если бы Брини Хансон не сумел вовремя перерезать длинный трос, обломки «Сан-Антона» стали бы для них подводной могилой. К тому моменту, когда Эли Санторо надел скафандр и нырнул вниз, пятисотлетний корпус корабля начал опасно клониться к ближайшей голубой дыре — дюжина крючков с длинной лески, сброшенной с траулера, запуталась в такелаже затонувшего судна. В результате пролом в борту корабля исчез, когда он еще больше накренился на бок, и Эли пришлось искать другой вход, чтобы прийти на помощь друзьям. Он проник внутрь корпуса через узкое отверстие в полубаке, позволявшее пушке стрелять прямо вперед по ходу корабля. Теперь, когда корабль опасно раскачивался, у них не осталось времени на тщательное изучение его содержимого, однако перед подъемом на поверхность Финн умудрилась прихватить один артефакт из полуразрушенной капитанской каюты. Теперь он лежал перед ними на смотровом столе.

— А на что, собственно, мы смотрим? — спросил Брини Хансон, закуривая очередную сигарету с ароматом гвоздики.

Стоявший подле него Ран-Ран Максевени наморщил нос, но даже он знал, что лучше оставить свое неудовольствие при себе.

— На кусок, естественно, — сказал шотландец с китайской кровью.

— Кусок чего? — поинтересовался Гвидо. — Эта штука похожа на гадость, которая иногда дрейфует по поверхности каналов в Амстердаме.

— Мне до сих пор непонятно, зачем ты прихватила это с собой, — заявил Билли, когда они дружно рассматривали странный предмет. — На мой не слишком профессиональный взгляд, твоя находка не кажется привлекательной. — Билли покачал головой. — Я склонен согласиться с Гвидо.

Цилиндрический предмет имел длину примерно в фут, его диаметр составлял девять или десять дюймов. Черная поверхность напоминала смолу, концы цилиндра были слегка сплюснуты. В общем, выглядел он малоприятно.

— Dan juan, — сказал Ран-Ран.

— Дон Жуан? — уточнил Билли. — Какое он имеет к этому отношение?

— Dan juan, — повторил тщедушный инженер. — Яичный рулет, ты, английский недотепа. Мне казалось, ты говорил, что ходил в Оксфордский университет?

— Ладно, — проворчал Билли, глядя через стол на Финн. — Перед нами окаменевшее блюдо из китайской закусочной пятисот летней давности. Однако мне все равно непонятно, зачем ты притащила его на борт «Эспаньолы».

— Дело в том, что эта штука показалась мне совершенно… бесполезной, — объяснила Финн. — Ты прав. Она похожа на…

— Оно выглядит как гигантский кусок черного дерьма, — сухо сказал Ран-Ран.

— Совершенно верно, — с улыбкой ответила Финн. — Так почему же он оказался в каюте капитана? Зачем ему такая уродливая, непривлекательная вещь?

— Почему собака лаяла ночью, — сказал Билли и кивнул.

— Что? — спросил Ран-Ран.

— Шерлок Холмс, — объяснил Билли.

— Что? — повторил Ран-Ран.

— В другой раз объясню. Это связано с Оксфордом, — сказал Билли.

Финн отвернулась от стола и посмотрела на инструменты, разложенные у нее за спиной. Она вытащила из коробки пару перчаток из латекса, взяла хирургическую пилу «Страйкер» и подошла к столу. Держа в одной руке длинный черный предмет, она приставила к его верхнему краю маленькую циркульную пилу и, включив ее, провела вдоль всей длины своей находки, почти не прикладывая силы.

— Фу! — сказал Ран-Ран, наморщив нос, когда лаборатория наполнилась отвратительной вонью.

— Горящая резина, — пробормотал Брини Хансон.

— Гуттаперча, — объяснила Финн, — или в данном случае, скорее всего, чикли либо гутта-балат.

— Чикли, как жвачка? — спросил Эли Санторо.

Финн кивнула.

— Прежде из нее делали жевательную резинку. Гуттаперча — это вид резины. Раньше ее применяли для изоляции трансатлантических кабелей. А сейчас ею пользуются дантисты. Гутта-балат — это почти то же самое в Центральной Америке.

— Водонепроницаемый футляр, — сообразил Билли.

— Вот именно, — ответила Финн.

Ей потребовалось еще пять минут, чтобы при помощи пилы снять толстый смолистый покров и выяснить, что внутри находится простая коричневая керамическая бутылка с широким горлышком, залитым защитным слоем из воска.

— Бутылка? — спросил Хансон.

— Вероятно, из-под вина или рома, — ответила Финн.

— Должно быть, превосходной выдержки, — заметил Гвидо.

— Думаю, вина там уже не осталось, — разочаровал его Билли.

Финн взяла скальпель и потратила еще несколько минут, чтобы срезать воск. Под воском оказалась пробка из свинцовой фольги, которую она сумела вытащить довольно быстро. Наконец бутылка была открыта.

— Там что-нибудь есть? — спросил Билли.

Финн ничего не ответила. Она нашла щипчики с резиновыми накладками и, осторожно засунув их в широкое горлышко бутылки, вытащила свиток необычного пергамента, сухого и прекрасно сохранившегося несмотря на пятьсот лет, проведенных под бирюзовыми водами Карибского моря. Слегка дрожащими пальцами она взяла пинцет и очень осторожно начала разворачивать свиток. После первого дюйма появились ярко раскрашенные фигурки воинов-ацтеков. Финн выпрямилась и откинула назад свои длинные рыжие волосы, улыбаясь от уха до уха.

— Джентльмены, перед вами Кодекс Кортеса, — сказала она.