Глава 19

Это не был маленький четырехцилиндровый самолетик. «FSX Сессна-Гранд-208» вырулил на прорезающую африканскую равнину взлетную полосу. Впереди были заросли кустарника, позади – высокие сосны аэропорта, смахивавшие на перевернутые вверх тормашками кипарисы. Кевин ван дер Линден раздобыл для перелета правительственный восьмиместный самолет.

– Я предпочитаю не летать на самолетах с единственным пропеллером, – проворчала Зения Полу Джозефу, когда они поднялись по маленькому трапу, прикрепленному к внутренней стороне пассажирской двери. Открой дверь – и появится лестница.

– Это турбовинтовой самолет, реактивный, – успокоил Пол.

Она задрала нос:

– Даже для реактивного двигателя число «один» – слишком мало.

Когда они разместились на двух рядах обитых плюшем сидений и осмотрелись, Пол увидел, что Зения уставилась на кабину и широко распахнула глаза.

– Могу я спросить, где второй пилот? – громко спросила она, показав на пустое правое место в кабине.

Очень молодой человек в белой рубашке и черных штанах сидел в левом кресле. Он деловито сверялся с двумя картами: одна лежала в планшете на его коленях, другая, поменьше, была накинута на штурвал.

Никто не ответил Зении, кроме пастора: остальные быстро поняли, что лучше предоставлять ему самому с ней справляться.

– Это не так опасно, как кажется.

Женщина с открытым ртом глядела, как пилот надел наушники, что-то записал, повозился с кнопками, снова проверил карты, что-то записал, опять проверил карты и сдвинул самолет с места. Он даже не смотрел в сторону движения, повернув «Сессну» от одной взлетной полосы к другой. Пол не сомневался – он знает аэропорт как свои пять пальцев.

– Не беспокойся, это хороший пилот, – сказал он Зении.

Та задохнулась и схватилась руками за сиденье, когда пропеллер стал вращаться быстрее, в конце концов сделавшись похожим на волны, которые, покидая двигатель, рассеивались в воздухе.

Пытаясь отвлечь ее внимание от взлета, Пол окликнул благородного Махфуру, сидевшего в первом ряду слева:

– Как называются те деревья в аэропорту?

Сегодня Махфуру был одет в шорты и охотничью рубашку цвета хаки. Пол Джозеф был одет похоже, только брюки на нем были длинными. Зения, всегда выглядевшая соответственно ситуации, облачилась в длинную коричневую юбку с плиссированным передом и коричневато-золотистую рубашку с короткими рукавами. Шею ее обвивало ожерелье из раковин каури, которое она сейчас стискивала в руке.

Пол не знал, откуда она его раздобыла и как даже в Африке ее черные волосы ухитрялись иметь такой вид, будто она только что вышла из салона красоты.

– Какие деревья? – спросил Махфуру.

Зения, сидевшая перед Джозефом, усилием воли овладела собой и склонилась к проходу:

– Он имеет в виду деревья перед терминалом. Я их тоже заметила. Такие красивые.

Зения скрывала свой ужас под фальшивой вежливостью. Она вела себя точно так же после того, как их чуть не застукали в его личной ванной комнате в церкви. Пол Джозеф с облегчением сделал вывод, что она не испустит дух до того, как они приземлятся.

– А! Э-э, – отозвался Махфуру.

– Думаю, это кибарисы, – сказал Гивн, известный так же как Кевин, – он сидел через проход от Пола.

Стив Харрис из консульства скромно расположился позади них в третьем ряду, хотя для Пола Джозефа он был здесь самой важной персоной, учитывая его связь с Белым домом. Благородный Махфуру и Кевин разрешили присоединиться к ним только одному представителю прессы, сказав, что он заслуживает доверия, – мистеру Нзури. Теперь он молча сидел рядом со Стивом Харрисом, никого не беспокоя, держа на коленях фотоаппарат с закрытым крышкой объективом.

– Необычные кипарисы. У них иголки торчат вверх, а не вниз, – сказал Пол.

Махфуру, казалось, смутился оттого, что не знал названия деревьев в собственном аэропорту.

– Я могу рассказать вам о мпинго, или африканском черном дереве. Это наше национальное дерево, и оно очень твердое. Мы в правительстве разрабатываем проект, как восстановить его популяцию. Мпинго улучшает плодородие земли; им кормится скот; оно может пережить пожар.

– Если оно твердое, почему оно нуждается в восстановлении популяции? – спросила Зения, не сводя глаз с пилота, который переводил взгляд с неба на карты.

– Его вырубали, чтобы делать из него музыкальные инструменты, мебель и всякие резные деревянные изделия.

– Охрана брироды – это важно, – согласился Кевин.

Пол Джозеф не верил, что он говорит то, что думает.

– Удугу находится примерно в двух часах отсюда. Путь прямой, как полет грифа, – сказал Махфуру и, помедлив, добавил: – А вы говорите: прямой, как полет стрелы?

– Да, верно, – отозвался сзади Стив Харрис.

– Поскольку это ваше первое путешествие, – сказал Махфуру, – я попросил пилота пролететь над заповедником Селус. Это место, где дикая природа под охраной. Мы вскоре будем там.

– А разве самый знаменитый заповедник – не Серенгети? – спросила Зения, отведя взгляд от пилота, чтобы посмотреть на Махфуру.

– Селус – самый большой заповедник в Африке.

Вскоре они очутились над зеленым участком. Когда «Сессна» снизилась, Пол Джозеф понял, что внизу земля и высохшая трава с разбросанными там и сям деревьями и кустами – обычный для Африки пейзаж. Только весной трава превращалась в густой зеленый ковер, даже если смотреть на нее вблизи. Когда самолет опустился еще ниже, стали видны животные.

– О господи, смотрите! – воскликнула Зения, показывая на двух львов, поваливших буйвола. – Один лев впился в пасть буйвола! Он душит бедняжку!

– Это львицы, – отозвался Махфуру. – У львов есть гривы. И они не охотятся.

– Ну кто бы мог подумать, – сказала женщина, – львы-сексисты.

Теперь она как будто дышала нормально, и Пол был этому рад. Он не хотел, чтобы она боялась.

Стив подался вперед:

– Лев сражается, когда другой самец бросает ему вызов. Тем самым он спасает жизнь детенышам, потому что, если победит новый лев, он убьет детенышей, ведь они – не от него.

– Гм! – отозвалась Зения и выпрямилась. – Есть и среди людей самцы, которые хотели бы поступать точно так же, поверьте мне на слово.

– Пристегните ремни! – прокричал пилот, и спокойствие Зении исчезло, растворившись в ее вопле.

– В чем проблема, парень? – окликнул Махфуру.

– Грифы! Держитесь! – ответил пилот.

– Грифы? – взвизгнула Зения.

Пилот, закладывая вираж, отчаянно говорил:

– В Штатах есть дикие гуси и чайки. А в Африке – грифы. При испуге они резко снижаются. А нам в последнюю очередь надо лететь под грифом, которого мы только что спугнули. Он пролетит прямо сквозь фюзеляж. Держитесь!

«Многовато информации», – подумал Пол Джозеф, когда небо и земля завертелись за иллюминаторами – пилот маневрировал, чтобы не столкнуться с птицами.

Внезапно «Сессна» выровнялась.

Пилот выдохнул в микрофон:

– Мы с ними разминулись.

Весь оставшийся полет над заповедником Селус Зения не проронила ни слова. Она не выказала никакого интереса к вспугнутым самолетом бегущим внизу слонам, к стадам антилоп гну, тянущимся будто бы до самого горизонта, к группе гиппопотамов на реке, к которой самолет опустился так низко, что можно было видеть клыки тех, что широко разевали пасти ему навстречу. Зения не обратила внимания на грациозных жирафов, появившихся из-за высоких деревьев, листьями которых они кормились.

Все это время пилот отпускал комментарии, уже не такие отчаянные, а благородный Махфуру время от времени вставлял свои перлы. Обычно Зения замечала такие крохи информации – к деталям она относилась фанатично. Но теперь она вела себя замкнуто и потерянно, пока дикое великолепие Африки расстилалось под самолетом.

По другую сторону прохода беседа тоже прервалась. Гивн негромко обменивался редкими словами с сидящим перед ним Махфуру и с сидящим сзади Стивом Харрисом, который, как и остальные, смотрел вниз.

Спустя некоторое время Пол Джозеф начал чувствовать себя исключенным из круга, пока не вспомнил, что Гивн, вероятно, давно знаком с обоими мужчинами благодаря «Амер-кан». Пол попытался заговорить с Зенией, но та не ответила. То ли была испугана до смерти, то ли пыталась расслышать, о чем разговаривают на другой стороне салона.

Она молчала до тех пор, пока «Сессна» не взмыла снова в аквамариновое небо с ленточками облаков.

– Куда теперь? – спросила Зения, вцепившись в подлокотники кресла.

– Следующая остановка – Удугу, – сказал Махфуру.

Такси мигом домчало Ахмеда и Аджию из лавки лекаря близ рынка Карияку. Как и крыша аэропорта, стилизованная крыша рынка напоминала лиственный полог деревьев, которых здесь больше не было. И все-таки она охлаждала прилавки и циновки внизу, где продавались всевозможные товары и угощения.

Вскоре они добрались до Кивукони – там было полно посольств, музеев и памятников. Снова появились подстриженные газоны и цветы. Ахмед никогда раньше не совершал такой поездки и заметил бросающийся в глаза контраст, объяснявший, почему Аджия так гневается на белых – вазунгу.

Отель «Килиманджаро» принял их в свою елейную роскошь. Они отправились за покупками в его мраморный пассаж. В каждом африканском одеянии Аджия была восхитительна, Ахмеду она казалась моделью. Охваченный любовью, он купил в ювелирном магазине тяжелые золотые браслеты ей на запястья, унизал ее пальцы золотыми кольцами и выбросил кучу денег на драгоценные ожерелья, головные драгоценности и сережки. В магазине сувениров он купил национальный браслет из слоновьих волос с двумя узлами – редкий, потому что был и в самом деле из слоновьих волос, хотя и дешевый в сравнении с золотым. Согласно легенде, слоны были мостом между небом и землей, между телом и духом. Ахмед надел браслет на руку Аджии вместе с золотыми и поправил узлы, говоря:

– Сим я запечатываю элементы огня, ветра, солнца и воды, чтобы дать тебе силу и удачу.

Аджия улыбнулась и сказала:

– Знаешь что? Ты все-таки суеверен.

Один из ресторанов «Килиманджаро» выходил на Индийский океан, который Аджия называла Африканским. Они пообедали под пальмами, растущими в горшках. На девушке был один из шелковых шарфов, который ей купил Ахмед. Они вызвали такси и набили его чемоданами с обновками.

Вместо того чтобы двинуться к Тур-драйв, Бургиба велел таксисту свернуть налево от дороги Али Хассан Мвиньи на Малик-драйв.

Аджия удивилась, но Ахмед улыбнулся:

– Ты сказала, что я должен навестить мать, поэтому мы так и поступим.

Он не ожидал, что девушка расстроится, но она расстроилась:

– Я не могу. Я опозорена. Она меня возненавидит.

– Она не возненавидит тебя, – ответил Ахмед, решительно отогнав сомнения.

В определенный момент им понадобится помощь его матери.

Аджия умоляла не ездить туда, но он отмел ее мольбы и дал таксисту адрес в округе Упанга.

Довольно скоро они подъехали к белой стене, окружавшей дом его матери. Увенчанные белыми шарами колонны разделяли стену на длинные секции с четырьмя рядами стеклянных кубов, вставленных в верхнюю половину. Ахмед гордился тем, что купил матери этот просторный дом, принадлежавший прежде колонизатору, – одноэтажная драгоценность, за которую он платил, была единственным бонусом его работы в «Силвермен Алден».

Такси миновало старую караулку, въехало на просторную подъездную дорожку и остановилось перед тремя арками дома. Крыша из красной черепицы тянулась за стенами во все стороны, образуя крытую дорожку. Папоротники в горшках украшали большие решетчатые окна. Вокруг дома был разбит сад; к одной стене был пристроен гараж.

Ахмед вылез и пошел помочь Аджии, когда услышал:

– Ахмед, мванангу! 

Мать вышла из дома, закутавшись в вышитый шифоновый шарф, который накинула на голову традиционным для мусульманок образом, чтобы прикрыть волосы, будучи вне дома. Да, он был ее дорогим сыном.

– Шикаму , мама!

Аджия медлила позади. Ахмед обнялся с матерью, они поцеловали друг друга в щеки. Потом мать взяла его лицо в ладони:

– Карибу , Ахмед. Ты останешься?

– Нет. Нинсафари.

«Я путешествую».

Девушка-служанка суахили вышла из дома и, посмотрев на багаж, занялась чемоданом и сумками Аджии. Только тут мать Ахмеда заметила, что он не один.

– Ахмед, кто эта девушка?

Сделав глубокий вдох, он поманил Аджию.

– Мама, это женщина, которую я люблю, которая однажды подарит тебе внуков. Это Аджия.

Мать Ахмеда остро посмотрела на девушку. Это было неправильно – познакомиться с невестой таким образом. Он привез ее сам, девушку не сопровождали члены ее семьи. Не дело объявлять, что он женится на совершенно незнакомой девице из совершенно незнакомой семьи. Тем не менее мать Ахмеда расплылась в улыбке. Он знал, что так случится.

– Карибу, нзури бинти.

«Добро пожаловать, красавица дочка».

– Ассалам алейкум.

«Мир да будет с тобой».

Мать распахнула объятия, и Аджия, явно с облегчением, шагнула в них, говоря:

– Ва алейкум ассалам. Асанте, рада с вами познакомиться.

Рука об руку они вошли в дом, а счастливый Ахмед следовал за ними.

Как и другие арабы, иммигрировавшие в Танзанию века назад, семья Ахмеда переняла некоторые обычаи суахили – точно так же, как перенимали местные обычаи иммигранты в Америке. Но его мать устроила тут маленький Египет. В гостиной над круглым деревянным столом висела люстра из белого стекла, ножками стола служили вырезанные из дерева верблюды. Плюшевые кресла и вышитые кушетки окружали стол. На краю стола стояли копии египетских погребальных урн, одна с крышкой в виде собачьей головы, другая с головой кота. Из большой темной вазы свешивались каллы. На стене висели длинные папирусы, испещренные иероглифами и изображениями богини Изиды. Увенчанная символом трона, богиня носила головной убор в виде грифа и в одной руке держала анк, а в другой – скипетр. У Изиды было лицо матери Ахмеда. То был один из свадебных подарков его отца.

– Биби Нассан, куда мне поставить это? – спросила служанка. В одной руке у нее было множество сумок Аджии, в другой она тащила чемодан.

– Это ее приданое, – сказал Ахмед.

Мать хлопнула в ладоши:

– Приданое? Наомба куона, Аджия?

«Можно мне посмотреть?»

Когда девушка кивнула, мать сказала:

– Сложи все это в моей комнате.

Мать подвела Аджию к кушетке и села с ней рядом. Ахмед устроился в ближайшем кресле. Вошел слуга, неся поднос с чаем, и поставил его на верблюжий столик. Потом занялся замысловатым ритуалом наполнения чашек. Бургиба почуял в напитке сложную смесь специй.

– Такая красивая девушка, Ахмед, – сказала мать, заставив Аджию покраснеть.

Он знал, что его мать распирают вопросы, которые она не задаст, пока они не сделают хотя бы по глотку чая.

Когда все было готово, мать взяла свою чашку и сказала:

– Афья!

«Ваше здоровье».

Не успели Ахмед и Аджия ответить, не успели сделать ни единого глотка, как раздался чей-то вопль. Они быстро встали. Мать пролила свой чай на ковер.

– Мсаада!

«Помогите!»

– Останьтесь тут! – приказал Ахмед.

Схватив одну из ваз, он выплеснул из нее воду с цветами и двинулся к спальне хозяйки. Аджия и его мать не остались в гостиной, они оказались за спиной Ахмеда, когда он добрался до двери.

В украшенной золотой вышивкой комнате не было никого, кроме служанки-суахили, прижимавшейся к стене. На белой кровати и белом шезлонге лежало приданое Аджии. Служанка уставилась на нечто изогнутое, керамическое, валяющееся на полу. Это был рог животного, заткнутый тканью.

– Дава за учави! – закричала девушка.

«Плохое снадобье!»

Она подумала, что рог – это колдовство.

– Нет-нет, – заверила Аджия, пройдя в комнату мимо Ахмеда. – Ни си учави.

«Это не колдовство».

Она схватила рог и положила его в свою сумочку, словно едва удерживаясь от смеха.

– Ни ту сувенир.

Ахмед знал, что Аджия играет. Это не был сувенир. Ему следовало бы отобрать сверток, который она вынесла от Бабу Энзи, травника; настоять, чтобы она избавилась от него, как только села в такси. Аджия сама назвала Энзи мчави – колдуном. Хотя девушка улыбалась, глаза ее округлились от беспокойства. Поверила ли ей мать Ахмеда?

– Это просто сувенир, – повторил Ахмед матери, которая с перепуганным лицом все еще стояла у двери.

Он подошел к матери и обнял ее за плечи:

– Но, мама, нам нужно идти. У нас вообще-то нет времени на чаепитие. Мы путешествуем.

Мать вошла в спальню, посмотрела на красивые одежды Аджии, потом подняла глаза на Ахмеда:

– Да, мванангу, вам нужно идти. Аллах да будет с вами.

Теперь он не осмелился спросить, может ли он оставить тут приданое Аджии, пока они будут на сафари.

Девушка снова уложила свою одежду, потому что служанка отказалась этим заниматься.

Приехало новое такси, и они сели в него. Ахмед поцеловал на прощание мать. Теперь ее лицо ничего не выражало, оно больше не светилось от радости.

Когда они отъехали, Ахмед сказал:

– Аджия, отдай мне эту штуку!

Но она не послушалась.

– Тебе она не понадобится, – настаивал он. – У меня есть планы…

– Когда я увижу, что у тебя хорошие планы, я ее выброшу. Я обещаю, Ахмед.

Бургиба вздохнул и сдался, гадая, не откажется ли теперь мать одобрить их брак. Если такое случится, он увезет Аджию в Америку и вся эта чушь с разрешением на брак и колдовством останется позади. Девушка не сможет ему отказать. Они занимались любовью. Она больше не могла рассчитывать на уважение семьи жениха-суахили и на приданое девственной невесты ни от кого, кроме него. Это приятно волновало Ахмеда. Если бы Аджия сблизилась с кем-нибудь еще, она рисковала бы, что ее назовут «джамви ла вагени» – «подстилкой для каждого», или «дала-дала» – «общественным автобусом».

Такси подъехало к отелю «Устричная бухта», и несколько минут спустя появился их проводник. Они не назначали точного времени встречи – просто «нынче днем», потому что в отличие от западных людей Ахмед не был одержим часами и минутами. Бургиба позвонил перед тем, как покинуть «Килиманджаро», и проводник сказал, что он уже выезжает, саса хиви… хотя это было маловероятно. Сафари начнется, когда они встретятся, когда бы это ни случилось. Но, как часто бывало в Африке, обе стороны, ощущая ритм передвижений друг друга, появились практически одновременно.

Очень немногие туристы отправлялись на сафари в район Мбея в Юго-Восточной Танзании. Именно там находилась деревня Удугу. Обычно туристы летели в аэропорт Килиманджаро, примерно в трехстах милях к северу, и останавливались в роскошном лагере в Аруше, прежде чем двинуться в путь.

Вместо этого Ахмед устроил все так, что они отправились из Дар-эс-Салама. Он воспользовался услугами фирмы, предлагавшей частные сафари и маршруты на все вкусы, каким бы странным ни был пункт назначения, например, такой, как Мбея. Не то чтобы в Мбее не было ничего притягательного для туриста. Но зачем карабкаться на тамошний пик, когда можно отправиться на север и взобраться на гору Килиманджаро, самую высокую в Африке? К чему посещать кратер Нгози в Мбее вместо потрясающего кратера Нгоронгоро, включенного в список Всемирного наследия ЮНЕСКО благодаря дикой природе и самобытной культуре? Зачем отправляться в Мбею, если к юго-востоку оттуда есть эффектный заповедник Селус?

Люди вроде Ахмеда, желавшие бродяжить где-то в одиночку, в глуши, платили куда выше обычной цены за роскошный тур. Однако, когда появилась Аджия, Ахмед был вдвойне рад, что они путешествуют в традиционных «Лендкрузерах» и спят на роскошных кроватях (он пытался не зацикливаться на мысли о кроватях), живут посреди африканского буша в палатках с портьерами, туалетами и раковинами и им подают прекрасное вино в хрустальных бокалах.

Проводник вылез из своего «Лендкрузера» и по просьбе Ахмеда начал грузить в машину багаж Аджии. Когда Ахмед вошел в отель, чтобы принести свой чемодан и оплатить счет, девушка сидела на переднем сиденье. Прежде чем покинуть дом его матери, она переоделась в длинные коричневые брюки, футболку в тон и легкую куртку с капюшоном. Она снова завернула в ткань рог, полученный от мчави – колдуна, и сунула в свой новый охотничий рюкзак.

Они полетят в Национальный парк Руаха, где разобьют лагерь на ночь. А завтра утром выступят оттуда в пешее сафари. К тому времени, как они доберутся до Удугу, компания Пола Джозефа уже должна будет там обосноваться.