19
Они с благоговением принялись изучать дом и поначалу вели себя скорее как посетители музея, которые сбежали из-под присмотра гида и боятся злоупотребить полученной свободой.
Они бродили из комнаты в комнату, открывали ставни и отдергивали шторы, осторожно заглядывали в шкафы и комоды, но не решались трогать личные вещи, принадлежавшие бывшим, обитателям особняка, или чайную чашку, оставленную на столике, или забытый кем-то в кресле журнал.
Но постепенно атмосфера дома перестала вызывать у них ощущение некой чужеродности, и шаги их сделались смелее.
В библиотеке они провели более часа, просматривая содержимое полок, время от времени снимая с них ту или иную книгу в кожаном переплете и перелистывая страницы старинных изданий классиков литературы. Здесь же они обнаружили и множество гроссбухов, привезенных из Ривербенда, и очень расстроились, увидев, что большинство из них сильно повреждены временем и сыростью; страницы крошились и рассыпались под пальцами, и прочесть старые финансовые отчеты и записи о наиболее важных событиях в жизни семьи было уже невозможно.
Оставленные на столе деловые бумаги они решили передать Райену Мэйфейру, чтобы тот внимательно просмотрел их и отправил по назначению.
А вот портреты на стенах холла рассматривать было очень интересно.
— Это, должно быть, Джулиен, — указал Майкл на один из таких портретов, с которого на них с холодной улыбкой мрачно взирал красивый, но, без сомнения, не отличавшийся добротой характера мужчина. — А что там, на заднем плане? Не могу разглядеть… Темно.
В конце концов на потемневшем от старости холсте ему все же удалось рассмотреть, что Джулиен стоит на крыльце этого самого особняка.
— Да, смотри, вон на той фотографии тоже Джулиен, но уже с сыновьями, — откликнулась Роуан. — Тот, что к нему ближе всех, — Кортланд, мой отец.
На фото, как и на портрете, Майкл увидел то же крыльцо, однако люди, на нем стоящие, выглядели гораздо более веселыми.
Интересно, а что он увидит, если снимет сейчас перчатки и коснется этих беззаботно улыбающихся лиц? Быть может, Дебора ждала от него именно этого?
Майкл быстро отвернулся от фотографии и поспешил за Роуан, которая ушла вперед. Ему нравилась ее стремительная и легкая походка, нравилось смотреть, как разлетаются в такт шагам светлые волосы. Она была уже возле двери в столовую и, обернувшись, поманила его за собой.
— Ты идешь?
В маленькой, с высоким потолком буфетной они обнаружили целую коллекцию великолепного фарфора.
Здесь же хранилось великое множество столового серебра прекрасной работы, включая старинные наборы с клеймами лучших английских мастеров и выгравированной на обратной стороне заглавной буквой «М».
Как специалист по викторианской эпохе, Майкл хорошо разбирался в такого рода предметах и с легкостью мог определить назначение практически каждою из них, будь то рыбные ножи, специальные вилки для вскрытия устричных раковин, ложки для желе или какие-либо приспособления, которыми в наше время уже не пользуются.
Серебряные шандалы, чаши для пунша, подносы и блюда для хлеба и масла, старинные кувшины для воды, кофейники, чайники, графины… — всего не перечислить. Стоило чуть посильнее потереть их пальцем, и на потемневшей от времени поверхности появлялось сияющее пятно.
За стеклянными дверцами просторных горок прятались хрустальные бокалы самых разнообразных форм и размеров, блюда и тарелки из освинцованного стекла.
Все это богатство прекрасно сохранилось и требовало лишь небольших усилий, чтобы вновь засиять во всем своем великолепии.
А вот льняные, отделанные кружевом скатерти и салфетки пришли практически в полную негодность и покрылись черными пятнами плесени, сквозь которые кое-где проглядывала все та же заглавная «М».
Рядом были аккуратно разложены костяные, золотые и серебряные кольца для салфеток. Майкл внимательно рассмотрел некоторые из них. Интересно, что обозначают эти буквы? «МБМ»… Неужели это Мэри-Бет Мэйфейр? Да, скорее всего. А вот другие инициалы — «ДЖМ»… Наверное, Джулиен Мэйфейр. Майкл поспешил положить кольца на место.
Длинные лучи послеполуденного солнца пронзали столовую и освещали стены, отчего создавалась иллюзия, будто роспись на них вот-вот оживет: в бескрайних полях огромных плантаций будет гулять ветер, а люди вернутся к своим повседневным делам. Огромный овальной формы стол стоит на своем месте в центре комнаты, наверное, уже более столетия, равно как и выстроившиеся вдоль стен стулья с резными спинками в стиле Томаса Чиппендейла «Как чудесно смотрится Роуан в таком интерьере! — отметил про себя Майкл. — Неужели в самом скором времени мы с ней будем обедать здесь вдвоем, при свечах?»
— Да, — словно в ответ на его мысли шепотом произнесла Роуан. И еще раз повторна: — Да.
Стеклянной посуды, хранившейся в официантской, хватило бы для сервировки королевского банкета; тончайшие бокалы и тяжелые стаканы с толстым дном, рюмки и стопки — для шерри и бренди, для шампанского и вина… — словом, для любого случая и любых напитков.
И все это несметное богатство, казалось Майклу, как будто застыло в ожидании одного-единственного мановения волшебной палочки, которое вернет его к жизни и позволит вновь служить людям.
— Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? — спросила его Роуан. — О том, как было бы здорово вновь, как в прежние времена, устраивать здесь грандиозные приемы и общесемейные сборы. Представляешь? Накрытые столы, изысканные блюда и много-много Мэйфейров…
Майкл не ответил. Он любовался ее профилем и игрой света в гранях фужера на высокой ножке, который она машинально крутила в руках.
— Я буквально очарована этим домом, — продолжала Роуан. — И даже представить себе не могла, что где-то в Америке еще сохранились такие особняки. Удивительно. Я путешествовала по всему миру, но нигде не видела ничего подобного. Такое впечатление, что время здесь остановилось давным-давно.
— Да, похоже, за последние десятилетия здесь мало что изменилось, — с улыбкой откликнулся Майкл. — И. слава Богу!
— И все же мне кажется, что эти комнаты я видела в своих снах, но потом, проснувшись, тут же забывала о них. Однако память в своих глубинах хранила обрывки воспоминаний — вот почему в том мире, который существует за стенами этого дома, я всегда чувствовала себя чужой.
Они вместе спустились в залитый солнцем сад, медленно обошли вокруг бассейна и осмотрели помещения раздевалок и душевых кабин с перекошенными или сорванными с петель дверями и потрескавшимися раковинами.
— Все это легко починить и привести в порядок, — сказал Майкл. — Смотри. Построено из кипариса. А трубы медные. Кипарис вечен, он неподвластен разрушительному влиянию времени. Мне достаточно будет пары дней на всю работу.
Задний двор, где когда-то стояли вспомогательные постройки, зарос высокой травой. Из деревянных домиков сохранился лишь один, да и тот наполовину развалился.
— И это поправимо. — Сквозь грязную защитную сетку Майкл старался получше разглядеть, что делается внутри. — Наверное, здесь когда-то жили слуги-мужчины.
Неподалеку рос тот самый дуб, в ветвях которого Дейрдре находила свое убежище. Только весной, когда солнце палит не столь беспощадно, молодые листочки еще сохраняют свежесть и нежно-зеленый цвет. А сейчас крона дерева была темной, пыльной и жесткой от жары, Возвышавшиеся над зарослями травы и сорняков огромные купы банановых деревьев походили на сказочных чудовищ.
Границу владений с этой стороны обозначала длинная кирпичная стена, густо увитая плющом и глицинией до самых ворот, выходивших на Честнат-стрит.
— А глициния все еще цветет, — заметил Майкл. — Каждый раз, проходя мимо, я любовался этими великолепными пурпурными соцветиями. Мне нравилось прикасаться к ним или просто смотреть, как трепещут на ветру лепестки.
А почему бы ему и сейчас хоть на несколько минут не снять перчатки и не погладить эти нежные, хрупкие цветы?
Роуан стояла с закрытыми глазами. Быть может, она прислушивалась к пению птиц?
Майкл окинул взглядом заднее крыло дома: несколько дверей для слуг, перед каждой — небольшая, огражденная белой деревянной решеткой и такими же перилами терраса. При виде этих решеток у Майкла защемило сердце — они заставили его вспомнить детство и наконец-то почувствовать себя здесь как дома.
Дома. Как будто ему доводилось когда-нибудь жить в подобном доме! Но, с другой стороны, едва ли хоть кто-нибудь из тех, кто видел этот особняк только издали, любил его больше. Майкл постоянно вспоминал его, часто видел во сне и мечтал вернуться сюда с тех самых пор, как уехал из Нового Орлеана…
«Ты даже не представляешь, насколько сильна угроза…»
— Майкл?
— В чем дело, солнышко? — Он поцеловал ее и с наслаждением вдохнул запах согретых солнцем волос и влажной от жары кожи. Однако дрожь, вызванная воспоминанием о видении, не исчезала. Он огляделся, стараясь переключить внимание на что-нибудь более реальное, прислушался к гудению насекомых в листве.
«…паутина лжи…»
Роуан уже шла дальше по высокой траве.
— Смотри, Майкл, здесь под ногами камень. Все выложено плитняком.
Он догнал ее в саду. В зарослях самшита они обнаружили миниатюрные греческие статуи — сатиры слепо смотрели на них из-под ветвей, мраморная нимфа пряталась среди темной восковой листвы камелий. Желтые соцветия лантаны сверкали на солнце.
— »Яичница с беконом» — так мы прозвали эти цветы. — Майкл сорвал и протянул Роуан хрупкий стебелек. — Смотри, как красиво сочетаются в них желтые, коричневые и оранжевые оттенки. А это недотрога. Вон те крупные голубые цветы возле переднего крыльца — штокроза, но нам больше нравилось называть их алтеей.
— Алтея… Как чудесно звучит!
— А это… — Майкл указал рукой на лианы, обвивающие террасу снаружи. — Это «Венок королевы». Побеги здесь, видимо, обрезали, чтобы они не ползли по сетке и не мешали Дейрдре видеть, что происходит на улице. Посмотри, с другой стороны они сильно разрослись и почти вытеснили бугенвиллею. Удивительное растение Действительно по-королевски красивое.
Господи! Сколько раз в Калифорнии, завершив реставрацию и покончив с меблировкой очередного дома, я пытался создать нечто подобное! Даже притаскивал какие-то уродливые кадки со свалок… А здесь все в изобилии растет само по себе…
— И все это теперь принадлежит тебе, — с улыбкой сказала Роуан, и в голосе ее звучала искренняя радость. — Тебе и мне. — Она обняла Майкла и сжала его спрятанные под перчатками руки. — Но что, если дом все же не такой крепкий, каким кажется? Сколько времени займет его ремонт?
— Иди сюда, — Майкл вновь повел ее вокруг дома. — Встань здесь и внимательно посмотри. Ни одно крыльцо не перекошено. Значит, фундамент в прекрасном состоянии. Нигде нет ни потеков, ни пятен сырости. В прежние времена все эти террасы предназначались для слуг, которым разрешалось входить в дом только с задней стороны. Вот почему окна здесь такие высокие и начинаются от самого пола. Фактически это не окна, а двери. Кстати, я проверил — все они отлично открываются и закрываются, а значит, и рамы в полном порядке. Кроме того, с этой стороны весь особняк открыт речному бризу. Если ты обращала внимание, очень многие дома в городе обращены задними фасадами к реке — они расположены так, чтобы ветер продувал их насквозь.
Роуан посмотрела на окна комнаты Джулиена. О чем она думала в тот момент? Быть может, вновь вспоминала об Анте?
— Я чувствую, как зло покидает эти стены… — прошептала Роуан. — Наверное, так и было предопределено: мы должны были прийти в этот дом, чтобы жить в нем и любить друг друга.
«Да, я тоже так считаю», — хотелось сказать Майклу, но он почему-то промолчал. Возможно, его настораживало царившее повсюду безмолвие: застывшее пространство вокруг них казалось обитаемым, словно кто-то невидимый наблюдал за каждым их шагом и слушал их разговор, и он не рискнул бросить вызов таинственной силе.
— Все стены сложены из прочного кирпича, — продолжил он свои объяснения. — Толщина некоторых — я измерял, когда мы осматривали дом, — составляет целых двадцать дюймов. Снаружи их оштукатурили, чтобы дом производил впечатление каменного, ибо такова была мода того времени. Видишь небольшие желобки на поверхности краски? Они сделаны специально, чтобы создать иллюзию, будто особняк выстроен из крупных каменных блоков.
Следует признать, что здесь наблюдается полнейшее смешение стилей: чугунные узоры решеток, дорические, ионические и коринфские колонны, конусообразные двери…
— Да, как замочные скважины, — перебила его Роуан. — А знаешь, где еще я совсем недавно видела такую же дверь? На склепе. На самом верху склепа Мэйфейров.
— То есть как это — на самом верху?
— Там вырезано изображение двери, точная копия тех, что и в особняке. Я уверена, что это так, если, конечно, не принять его за обыкновенную замочную скважину. Я тебе покажу. Мы можем пойти туда завтра. Склеп стоит чуть в стороне от центральной дорожки.
Изображение двери на склепе? Майклу отчего-то сделалось не по себе. Откровенно говоря, он терпеть не мог кладбища, склепы и тому подобные места. Но рано или поздно туда все равно придется пойти — так стоит ли откладывать? Однако сейчас ему хотелось как можно дольше побыть здесь и в полной мере насладиться видом особняка при солнечном свете, а потому он вернулся к прерванному рассказу:
— Арочные окна — это уже влияние другого стиля, итальянского. Тем не менее разношерстные детали умело собраны в единое целое, и каждая выполняет свою функцию. Даже высота потолков — пятнадцать футов — обусловлена здешним климатом. Дом открыт свету и ветру и служит великолепной зашитой от летнего зноя.
Роуан обняла Майкла за талию, они вместе вошли в дом и стали пешком подниматься по лестнице.
— Обрати внимание на лепнину. — Майкл указал наверх. — Она выполнена руками искусных мастеров. Ни единой трещинки, вызванной осадкой дома. Уверен, если мы сейчас спустимся в подвал, то обнаружим, что стены уходят глубоко вниз, а лежни, которые держат всю конструкцию, невероятно огромные и прочные. Иначе и быть не может. Нигде ни единого перекоса по горизонтали.
— А у меня было такое впечатление, что дом вообще не удастся спасти.
— Представь себе, что мы сорвали эти старые обои и выкрасили стены в яркие, теплые тона. Представь, что все деревянные детали отмыты до блеска…
— Теперь он наш… — снова прошептала Роуан. — Твой и мой. И с сегодняшнего дня мы начинаем писать собственную историю…
— Досье Роуан и Майкла, — с легкой улыбкой закончил за нее Майкл, останавливаясь на площадке второго этажа, — Здесь интерьеры попроще. Потолки приблизительно на фут ниже и без лепнины, Да и в целом размах уже не тот, что внизу.
Роуан со смехом покачала головой.
— Ну и какая высота потолков у этих комнатушек — футов тринадцать?
Они вошли в первую из расположенных на втором этаже спален, окна которой выходили на переднюю и боковую террасы. На комоде лежал молитвенник Белл — ее имя было вытеснено золотом на обложке. На стенах висели фотографии в позолоченных рамках с пыльными стеклами.
— И здесь Джулиен. Смотри, это ведь он? — спросил Майкл. — А это, должно быть, Мэри-Бет. Роуан, а вы с ней очень похожи!
— Мне уже сказали об этом.
Над кроватью с четырьмя столбиками висел шелковый балдахин, украшенный венком из роз. На подушке по-прежнему лежали четки с выгравированным на обратной стороне распятия именем Белл.
Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли, обои выцвели и кое-где отстали от стен, ковер на полу протерся, а тяжелые шкафы чуть наклонились вперед. За чесучевыми шторами, словно призраки, маячили ветви огромного дуба. Туалетная комната была отделана очень просто: кафельные стены, сохранившиеся без изменений еще со времен Стеллы, допотопная лохань, какие и теперь еще можно увидеть в старинных отелях, унитаз на высокой подставке и стопки пыльных полотенец.
— О, Майкл, но это же лучшая комната! — воскликнула за его спиной Роуан. — Окна обращены на юг и на запад… Кстати, помоги-ка мне открыть хоть одно из них.
Они подняли раму и вышли на переднюю террасу.
— Как в дупле! — воскликнула Роуан, гладя пальцами корявую кору дубовой ветки, — Смотри, белка! Даже две! Мы их спугнули. Мы как будто оказались с тобой в лесу и если сейчас взберемся на это дерево, то сможем подняться до самого неба.
Майкл внимательно осмотрел стропила. Крепкие, как и все остальное. Все, что им требуется, это свежая краска. И крыша нигде не протекает.
Да, этот дом давно требует хорошего ремонта. Майкл снял куртку. Жара наконец допекла его — даже здесь, где явственно ощущался дувший с реки ветерок.
Роуан, сложив руки на перилах, смотрела вниз.
Сквозь полупрозрачную завесу нежной листвы оливковых деревьев отсюда хорошо просматривались ворота. Майкл вдруг отчетливо увидел возле них себя — маленького мальчика, завороженно глядящего на шикарный особняк.
Но тут Роуан схватила его за руку и буквально втащила обратно в комнату.
— Там еще одна комната, Майкл. Она тоже выходит на боковую террасу! Там можно устроить маленькую гостиную.
Взгляд Майкла задержался на одной из фотографий. Стелла? Да, судя по всему она…
— Это будет просто здорово — маленькая гостиная рядом со спальней…
Он смотрел на молитвенник. На белой коже отчетливо выделялись золотые буквы: «Белл Мэйфейр», Может, все-таки стоит рискнуть? Снять перчатку и коснуться его, хотя бы на несколько секунд. Ну действительно, что плохого может сделать ему добрая, безобидная Белл?
— В чем дело, Майкл?
Нет, он не может решиться на это. Если он начнет пользоваться своей силой, то уже не сможет остановиться. И тогда начнется кошмар, который в конце концов просто убьет его: видения, беспорядочно сменяющие друг друга образы, какофония звуков…
А что, если его заставят? Что, если кто-нибудь просто сдернет перчатку с его руки и принудит его коснуться того или иного предмета? При одной только мысли о такой возможности Майкла охватил страх. Бросив последний взгляд на молитвенник, он поспешил уйти.
— Майкл! Это, наверное, комната Милли. Здесь даже есть камин. — Роуан стояла перед огромным шкафом, держа в руке дамский носовой платочек с монограммой. — Эти комнаты почему-то напоминают мне святилища.
За окном соседней комнаты густо разрослись бугенвиллеи, полностью скрыв под своими побегами перила боковой террасы. Она располагалась как раз над той, где обычно сидела Дейрдре, однако оставалась открытой — защитной сетки здесь не было.
— Да, во всех этих комнатах есть камины, — машинально откликнулся Майкл, не отводя отсутствующего взгляда от пурпурных цветков. — Нужно будет обследовать дымоходы. Такие камины никогда не топили дровами — только углем.
— А это еще что за запах, Майкл? Роуан стояла возле двери в чулан.
— Боже мой! Неужели вы, Роуан Мэйфейр, никогда не ощущали запаха камфары в старых чуланах?
— Я никогда не бывала в таких старых чуланах, Майкл Карри, — со смехом парировала Роуан. — Я никогда не жила ни в таких старых домах, ни в таких старых отелях. «Все должно быть на современном уровне», — любил говорить мой отчим. Так что… Рестораны на крыше, стекло и металл… Ты даже не можешь себе представить, какой ценой нам иногда доставался этот самый «современный уровень»! А Элли вообще не выносила вида старинных или подержанных вещей. Она даже одежду носила не больше года, а потом безжалостно выбрасывала.
— Тогда тебе должно сейчас казаться, что ты попала на другую планету.
— Нет, у меня, скорее, такое ощущение, будто я оказалась в другом измерении. — Роуан задумчиво поглаживала старые платья, висевшие в шкафу. — Подумать только! Она всю жизнь прожила в этой комнатке… Боже! Какие жуткие обои! Майкл, смотри! Там, кажется протечка.
— Совсем маленькая, солнышко. В таком огромном доме, как этот, это вполне естественно. Однако шпаклевке, похоже, конец.
— Шпаклевке конец? Что ты хочешь этим сказать?
— Видишь, как она покоробилась? Придется все делать заново. Работы дня на два.
— Ты просто гений!
Майкл в ответ лишь со смехом покачал головой.
— Здесь есть и ванная комната, тоже очень древняя. — Роуан продолжала изучать свои новые владения. — Интересно, как это все будет выглядеть после ремонта и уборки?
— Ну, я-то, поверь, это очень хорошо представляю. И точно знаю, что и как нужно сделать.
Последней из больших комнат на этаже была комната Карлотты — просторная, мрачная, словно пещера. Черная кровать с четырьмя столбиками и выцветшими оборками из тафты, несколько стульев, покрытых чехлами, книжная полка со справочниками и трудами по юриспруденции… От затхлого запаха у Роуан кружилась голова. Здесь тоже лежали четки и молитвенник, а кроме них — пара белых перчаток, серьги с камеями и нитка бус из черного янтаря.
— Мы называли его «бабушкин бисер», — сказал Майкл. — Надо же, а я и забыл, что он существует! Он потянулся было к бусам, но тут же, словно обжегшись, резко отдернул руку.
— Мне тоже не нравится здесь, — заметив его жест, сказала Роуан. — Не хочу даже дотрагиваться до того, что ей принадлежало.
Она с неприязнью обвела взглядом комнату, и вид у нее при этом был несколько даже испуганным.
— Пусть Райен позаботится обо всем — он обещал. Кажется, он говорил, что Джеральд Мэйфейр должен приехать и все забрать, потому что свои личные вещи она завещала его матери. — Роуан было явно не по себе. Она вдруг вздрогнула и обернулась к большому зеркалу. — Опять этот запах камфары! И еще чего-то… никак не пойму…
— Вербены и розовой воды, — пояснил Майкл. — Он теперь в моде.
— Отвратительный запах — он пугает меня и наводит на мрачные мысли.
Открыв дверь в дальнем конце комнаты, они оказались в маленьком коридорчике с короткой лестницей, которая вела к еще двум комнатам, расположенным одна за другой.
— В прежние времена здесь спали горничные, — сказал Майкл. — Эухения и сейчас живет в той, что подальше. Фактически мы попали сейчас в крыло, которое предназначается для прислуги. Этой дверью раньше не пользовались — просто потому, что ее не было. Ее пробили в кирпичной стене совсем недавно, всего несколько лет назад.
В конце коридора был виден тусклый свет.
— Там лестница, ведущая в кухню. А это ванная Эухении. Тебе, наверное, известно, что на Юге черные слуги не имели права пользоваться теми же ванными, что и белые.
Они вернулись в большую комнату и подошли к окну. Майкл отдернул шторы.
— Видишь, — сказал он, — вон там протекает река. А теперь взгляни на дом, стоящий напротив. Он тоже повернут в сторону речного берега. И кирпич точно так же оштукатурен под камень. Даже старинный каретный сарай сохранился. И дубы в саду не менее древние, чем здесь.
— Куда ни глянь — повсюду дубы, — тихо прошептала Роуан, словно боясь потревожить лежащую везде пыль. — И небо такого сочного голубого оттенка. Здесь даже свет другой. Похоже на Флоренцию или Венецию.
— Да, действительно… — рассеянно откликнулся Майкл, вновь оглядывая комнату Карлотты. Почему ее вещи вызывают у него такое отвращение? Быть может, неприязнь к ним передалась ему от Роуан?
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила она.
— Пойдем отсюда.
Он схватил Роуан за руку и едва ли не вытащил в коридор.
Как не хотелось ей входить в комнату Дейрдре! И тем не менее ей придется пройти весь путь до конца. Майкл почти физически ощущал ее отвращение и душевное смятение, когда она смотрела на фотографии в рамках, на плетеные стулья в викторианском стиле… Заметив, как вздрогнула Роуан при виде жуткого темного пятна на матраце, он обнял ее и крепко прижал, к себе.
— Ужасно! — воскликнул он. — Надо будет позвать кого-нибудь, чтобы здесь все вычистили и вымыли.
— Я сама позабочусь об этом, — ответила Роуан.
— Нет, это сделаю я. Там, внизу, ты спросила, могу ли я взять на себя все работы по реставрации дома, нанять нужных людей и так далее. Так вот, это тоже входит в мои обязанности.
Откуда взялось это темное липкое пятно? Было ли оно следствием кровотечения, возникшего уже перед самой смертью, или бедная женщина вынуждена была лежать и медленно гнить в собственных испражнениях, стремительно разлагавшихся от жары и влажности?
— Не знаю, — прошептала Роуан, отвечая на его не заданные вслух вопросы, и прерывисто вздохнула, — Я уже попросила представить мне официальное заключение. Райен обещал помочь мне в этом. Кроме того, я говорила с сиделкой, с Виолой. Очень милая женщина. А врач сказал лишь, что необходимости в том, чтобы отправлять Дейрдре в больницу, не было. Вообще, разговор был каким-то странным. Врач был явно недоволен моим звонком и крайне неохотно отвечал на вопросы. А потом заявил, что самое гуманное было позволить ей умереть.
Майкл еще сильнее прижал Роуан к себе и провел губами по ее щеке.
— А что это за свечи? — спросила она, указывая на некое подобие миниатюрного алтаря возле кровати. — И эта ужасная фигура?
— Это статуя Богоматери. Иногда ее изображают вот так, с обнаженным сердцем. А свечи приносят из церкви. Это святые свечи. Когда в первый вечер после своего приезда я стоял за оградой и смотрел на окна, мне были видны их отблески. Но я и представить себе не мог, что она здесь умирает. Откровенно говоря, я понятия не имел, чьи это окна. Если бы я знал… Если бы я только знал…
— Но зачем их зажигают?
— Во имя спасения души умирающего. Приходит священник. Он совершает обряд Последнего причастия. Когда я мальчиком прислуживал при алтаре, мне приходилось пару раз сопровождать священника и помогать ему при совершении такого обряда.
— Об этом они позаботились, а вот о том, чтобы отправить ее в больницу, — нет.
— Роуан, я сомневаюсь, что ты смогла бы что-то изменить, даже если бы была здесь, рядом. Даже если бы они заранее сообщили тебе о том, что она умирает, спасти ее едва ли было возможно.
— Райен сказал, что ее положение было безнадежным. По его словам, лет десять тому назад Карлотта согласилась, чтобы ей перестали давать лекарства. Организм уже ни на что не реагировал — остались только рефлексы. Райен уверяет, что они сделали все возможное… Но что еще ему остается говорить в такой ситуации? Вот почему я хочу сама прочесть историю болезни и сделать собственные выводы. Тогда, быть может, я почувствую себя лучше. Впрочем, кто знает…
Роуан отошла от кровати и еще раз внимательно оглядела комнату. Казалось, она пытается оценить ее состояние с той же беспристрастностью, с какой оценивала другие помещения в доме.
Майкл как можно тактичнее обратил ее внимание на то, что эта комната — единственная на этаже — в изысканности интерьера не уступает нижним помещениям. Он указал Роуан на лепные завитки над окнами, на хрустальную люстру, на лепной медальон потолка… Хотя огромная кровать не отличалась ни изяществом, ни красотой.
— Она совсем не такая, как остальные, — заметила Роуан.
— Да, она гораздо новее. Это уже не ручная работа. В конце прошлого века сюда привозили с Севера миллионы таких кроватей. Они вошли в моду. Возможно, ее заказала Мэри-Бет.
— Она как будто остановила время.
— Кто? Мэри-Бет?
— Нет, эта отвратительная Карлотта. Она словно заставила время остановиться, и жизнь в доме прекратилась. Ты только представь себе, каково было расти в таком доме юным девочкам! Судя по всему, у них не было ни одной красивой веши — вообще ничего, что соответствовало бы их возрасту и интересам.
— Плюшевые медведи… — прошептал Майкл. Кажется, тогда в саду, в Техасе, Дейрдре говорила что-то о плюшевых медведях…
Но Роуан не расслышала его слов.
— Что ж, ее время истекло… — заключила она, но в голосе ее при этом не было ни уверенности, ни победных ноток.
Она вдруг схватила фигурку Святой Девы и с силой швырнула ее через всю комнату. Статуя упала на пол в ванной и раскололась на три неравные части. Роуан в ужасе смотрела на обломки, не в силах поверить, что отважилась на подобный поступок.
Майкл был потрясен. При виде валяющейся на полу разбитой статуи Святой Девы его охватило совершенно необъяснимое суеверное чувство, захотелось сделать что-нибудь, чтобы отвести неминуемую, как ему казалось, беду, — произнести молитву, постучать по дереву или, наконец, трижды плюнуть через плечо. Неожиданно взгляд его наткнулся на что-то блестящее… Он присмотрелся…
— Взгляни туда, Роуан! — воскликнул он и пальцами осторожно повернул ее голову в нужном направлении. — Туда, на столик возле кровати!
На столике стояла открытая шкатулка, рядом лежал бархатный кошелек, а вокруг них россыпью валялись золотые монеты и драгоценные камни.
— Боже мой! — только и смогла выдавить из себя Роуан. Она осторожно подошла к столику, не сводя глаз с этого богатства, словно камни и монеты были живыми существами.
— Поверить не могу! Нет, это невозможно. Они не могут быть настоящими.
Роуан молча смотрела на него, стоя по другую сторону кровати.
— Майкл, — наконец прошептала она, — не мог бы ты… Не мог бы ты коснуться их? Снять перчатки и коснуться — хоть на секунду.
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, не могу… Не хочу…
Роуан обхватила себя руками за плечи — похоже, этот жест всегда свидетельствовал у нее о душевном смятении — и словно ушла в себя, глубоко задумалась о чем-то.
— Майкл, — вновь услышал он ее шепот, — тогда, быть может, ты коснешься какой-нибудь вещи Дейрдре? Ну, например, ее ночной рубашки… Или кровати…
— Нет, Роуан, не хочу. Мы же договорились, что не станем…
Она низко опустила голову, волосы упали на лицо, и. Майкл не мог видеть выражение ее глаз.
— Послушай, — продолжал он. — Я все равно ничего не смогу понять. И только запутаю еще больше. В конце концов, что я могу увидеть? Сиделку, помогающую ей одеваться? Или доктора? Или автомобиль, проезжающий мимо дома в те минуты, когда она сидит на террасе? Я не умею пользоваться силой собственных рук. Эрон пытался научить меня, но пока безрезультатно. При мысли о том, что я увижу нечто плохое, мне становится не по себе. И к тому же я боюсь, Роуан. Боюсь, потому что она мертва… Поначалу я соглашался на просьбы людей и касался тех вещей, которые они мне приносили. А сейчас не могу. Поверь, я… Давай подождем, пока Эрон научит меня…
— А вдруг тебе удастся увидеть нечто хорошее? Если это будет нечто красивое, вроде того, что увидела та женщина в Лондоне, когда он попросил ее коснуться халата?
— Ты уверена, что она тогда не ошиблась? Ведь агенты Таламаски тоже люди, а людям свойственно ошибаться.
— Нет, они не обычные люди, — возразила Роуан. — Они такие же, как ты или я. И так же, как мы с тобой, обладают сверхъестественными способностями.
Роуан говорила мягко, без нажима, не пытаясь его принудить, но Майкл отлично понимал, что она сейчас чувствует. Он вновь бросил взгляд на свечи, а потом перевел его на разбитую фигурку Святой Девы, по-прежнему валявшуюся на полу в ванной. Ему вдруг вспомнились майские процессии и мерно раскачивающаяся огромная статуя Богоматери, которую везли по улицам. И море цветов. А потом на память вновь пришли слова Дейрдре о том, что она хочет всего лишь нормальной жизни.
Майкл обошел вокруг кровати и остановился перед комодом. Затем выдвинул верхний ящик. Ночные рубашки из белой мягкой фланели, аккуратно сложенные, благоухающие нежным ароматом саше… А рядом другая стопка — летних, легких, сшитых из тончайшего шелка.
Он вытащил одну из них — совсем тонкую, без рукавов, с вышитыми на ней мелкими цветочками — и смятым комочком положил на верхнюю крышку комода, После этого неторопливо стянул с рук перчатки, на несколько секунд крепко сомкнул ладони и осторожно сжал пальцами маленький комок.
— Дейрдре… — закрыв глаза, прошептал он. — Только Дейрдре…
Перед ним распахнулось огромное пространство. В мрачном мерцании света он увидел сотни лиц, услышал ужасные вопли, вой и плач… Нестерпимо. Перешагивая через тела людей, к нему направлялся какой-то человек… Нет! Все! Хватит! Майкл выронил из рук рубашку и остался стоять с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить то, что увидел, и одновременно страшась повторения кошмара. Сотни людей, извивающихся, кривляющихся… И насмешливый голос, обращенный непосредственно к нему… Господи, что же это было? Он открыл глаза и пристально уставился на свои руки. Кажется, он слышал знакомый звук, доносящийся издалека… Да, барабан.
Ну конечно! Марди-Гра! Они с мамой бегут по улице, чтобы посмотреть на шествие тайной гильдии Комуса. Грохот барабана. Тот же ритм. А мерцающий свет — это факел…
— Я не понимаю, — пробормотал Майкл.
— Что, Майкл? Что ты сказал?
— Я не увидел ничего, что могло бы иметь хоть какой-то смысл. — Он сердито взглянул на ночную рубашку и медленным жестом протянул к ней руки.
— Дейрдре. Ее последние дни. Только Дейрдре незадолго до смерти. — С этими словами он вновь осторожно сжал в пальцах мягкую ткань. — Я вижу террасу, сад, бабочку, ползущую по сетке… Его рука возле нее… Это Лэшер, и она рада его приходу. — И если он сейчас оторвет взгляд от кресла-качалки, то увидит Лэшера, Майкл положил рубашку на место. — Светило солнце, вокруг было много цветов, и она… Она была в прекрасном настроении…
— Спасибо, Майкл.
— Роуан, я больше не хочу. Извини. Не могу снова решиться на это.
— Понимаю.
Роуан подошла к нему почти вплотную. Голос ее звучал тихо, успокаивающе, но в глазах явственно читалось недоумение. Ей страстно хотелось узнать, что же он увидел тогда, в первый раз.
Впрочем, Майкл хотел того же не меньше. Но был ли у него хоть малейший шанс?
И все же он здесь, в доме, наделенный силой, которую подарили ему они, — во всяком случае, он так считает! А он ведет себя как последний трус, он боится… Он, Майкл Карри, — трус? И после этого он смеет говорить о том, что намерен выполнить ту миссию, которую они на него возложили?
Разве он приехал сюда не по их желанию? Разве не они хотели, чтобы он коснулся здесь каких-то вещей? И она ждала от него того же. Так почему он отказывается?
Он протянул руку и коснулся изножия кровати Дейрдре. Вспышка, Время около полудня. В комнате несколько сиделок, уборщица с пылесосом. Чей-то голос, жалобный, хныкающий. Все это мгновенно пронеслось перед его глазами, и видение расплылось, исчезло. Майкл провел пальцами по матрацу. Ее нога, белая, безвольная, словно сделанная из теста… А это Джерри Лониган. «Посмотри, ты только посмотри вокруг!» — тихо шепчет он своему ассистенту. Майкл коснулся стен. И опять возникло лицо Дейрдре, бессмысленно улыбающееся… А вот дверь в ванную… Сиделка, белая женщина, подталкивает ее вперед, уговаривает идти, боль буквально раздирает Дейрдре изнутри… Мужской голос. Уборщица ходит туда-сюда… Унитаз… Гул москитов… Боже! Да вы только посмотрите, какие пролежни у нее на спине — в том месте, (которым она постоянно терлась о спинку кресла-качалки! Гноящиеся раны, чуть припудренные детской присыпкой. Люди, вы что, с ума все посходили? А сиделка все не позволяет ей встать с унитаза… «Я не могу…»
Майкл повернулся и бросился вон из комнаты, оттолкнув в сторону Роуан, которая пыталась его остановить. Он коснулся балясины лестницы… Кто-то в хлопчатобумажном платье проскочил мимо него… Звук шагов по ковру… Крики, плач…
— Майкл!
Он помчался вверх по ступеням… Ребенок надрывается от крика в колыбели.
Запах химикатов, полуразложившееся месиво в сосудах. Он видел его мельком, а теперь должен увидеть еще раз. И коснуться его. Он уже ощущал его запах вчера, когда приходил сюда, чтобы найти тело Таунсенда, только это не было телом… Скользнув пальцами по перилам, он увидел Роуан с лампой в руке. Роуан в ярости. Она пытается убежать от старухи, которая мучает ее своим рассказом… Чернокожая служанка… Плотник вставляет стекло в раму окна, расположенного над крышей террасы. «Господи, как здесь воняет!» — «Занимайся своим делом!» И вновь спальня Дейрдре… Вопли… Они достигают своего пика и вновь стихают… Потом вновь накатываются волной… Впереди какая-то дверь. Чей-то смех… Мужской голос, говорящий по-французски… Слова разобрать невозможно. Кошмарный запах из-за двери.
Нет, сначала нужно попасть в комнату Джулиена, к его кровати. Смех становится громче, к нему присоединяется детский плач. Кто-то бежит за ним по лестнице. Эухения вытирает пыль, жалуется на отвратительный запах… Голос Карлотты… слов не разобрать… Мерзкое пятно на том месте, где умер Таунсенд… Его последний вздох сквозь дырку в ковре. Джулиен. Да, тот самый человек! Тот, кого он видел, когда касался ночной рубашки Дейрдре… Да, это Джулиен… «Я вижу тебя!» Бегущие шаги… Нет, я не желаю это видеть… И все же рука, тянется к подоконнику, открывает ставни. Грязные стекла окна…
Анта проносится мимо него, выпрыгивает из окна… Звон стекла… Она в ужасе, а глаз… глаз болтается, бьется о щеку… Господи! Как она испугана! «Не трогай меня, не трогай, — кричит она. — Лэшер, помоги, пожалуйста!» — Роуан!
А Джулиен? Почему он стоит и безмолвно плачет, но не пытается сделать хоть что-то?
«Ты можешь призывать хоть всех демонов ада и ангелов на небесах — ничто и никто тебе не поможет!» — это голос Карлотты…
«Я убью тебя, ведьма, я убью тебя! Ты не…» — беспомощно шепчет Джулиен.
Она упала… Последний крик эхом разнесся по округе… Джулиен спрятал лицо в ладонях… Он бессилен что-либо сделать. Свечение рассеялось… И вновь хаос… Образ Карлотты растворяется в воздухе. Он хватается руками за спинку кровати. На ней сидит Джулиен. Видение колышется, но оно вполне отчетливо. Темные глаза, улыбка, белые густые волосы… Не смей меня трогать! «Eh bien, Мишель, наконец-то…»
Рука задевает лежащие на кровати дорожные корзины… Образ сидящего на кровати Джулиена то исчезает, то возникает вновь… Джулиен пытается встать, «Нет! Прочь! Убирайся прочь!» — Майкл!
Он сбрасывает корзины на пол… Спотыкается о книги. Куклы, где они? В сундуке — так, кажется, сказал Джулиен… Причем по-французски. Смех, шуршание женских юбок… Он больно ударился обо что-то, упал, но тем не менее ползком продвигался вперед… Замки сломаны, нужно откинуть крышку.
Наконец-то. Крышка сундука отваливается, он слышит шуршание, шелест шагов вокруг, какие-то фигуры склоняются над ним, исчезают и появляются вновь» словно вспышки света, просачивающегося сквозь ставни… «Дайте вздохнуть, я хочу увидеть…»
Шорохи, напоминают ему о времени учебы в школе, о монахинях, о наказаниях… Вот они, куклы!
Осторожно! Не повреди их! Они такие старые и хрупкие, их лица обращены к нему… А вот эта, с глазками-пуговицами, с седыми прядями в волосах, одетая в мужской костюм из твида… Господи! Да это же настоящие кости!
Он держит одну из них в руках. Это Мэри-Бет! Он слышит, как шуршит ее платье. А стоит ему поднять голову, и он увидит, что она склоняется над его головой… Да, он видит! Он многое способен видеть — его возможности безграничны. Он видит даже их затылки… Но все эти видения кратковременны и неотчетливы. На какие-то доли секунды комната заполняется людьми и тут же вновь пустеет. Он вдруг видит Роуан, которая появляется словно сквозь прореху в ткани и хватает его за руку, потом вспышка — и перед ним возникает Шарлотта, он точно знает, что это она… Он что, действительно коснулся куклы? Майкл опускает взгляд и видит, что все куклы в беспорядке разбросаны по толстому слою марли…
Но где же Дебора? Дебора должна ему сказать… Он откидывает верхний слой марли, на котором лежат куклы, сделанные в более позднее время, и они падают друг на друга… Чей-то плач… А, это малышка кричит в колыбели… Или Анта на крыше террасы? Или и та и другая вместе? Он опять видит Джулиен. Тот опустился рядом с ним на колено и что-то быстро говорит по-французски…
«Я не понимаю!»
Через секунду видение исчезает.
«Вы сведете меня с ума! Что пользы будет во мне для вас или для кого-то другого, если я свихнусь? Уберите от меня эти юбки! Они заставляют вспомнить о монахинях!»
— Майкл!
Он просовывает руки под марлю… Ну где же? Здесь лежат самые старые… Вот одна из них… Потом он видит светлые волосы… Шарлотта! Все просто: та, что лежит между этими двумя, — Дебора! Его Дебора! Но стоило ему коснуться куклы, как из-под нее в разные стороны побежали мелкие жучки… И волосы у нее отваливаются! Господи! Да она вся рассыпается в прах! Он в ужасе отпрянул, оставив отпечаток пальца на костяном личике, и почувствовал, как его самого опалило жаром огня. Запах костра… Тельце куклы съежилось, и он услышал ее голос, приказывающий что-то сделать… Но что? Кукла говорила с ним по-французски.
«Дебора! — в отчаянии звал он, касаясь ее крохотного бархатного платья. — Дебора!»
Кукла была такой старой, что, казалось, достаточно легкого дуновения его дыхания, чтобы она исчезла навсегда. Смех Стеллы, держащей куклу в руках…
«Поговори со мной! — Глаза Стеллы плотно закрыты, а рядом хохочет какой-то молодой человек. — Неужели ты действительно надеешься, что тебе это поможет?» «Чего вы от меня хотите?»
Смешение голосов вокруг, английской и французской речи… Он пытался различить голос Джулиена. Это было все равно что пытаться поймать мысль, мимолетное воспоминание о чем-то. Так бывает, когда слушаешь музыку и вдруг внезапно в голове проскальзывает нечто неуловимое…
«Дебора!»
Ничего… Никакого ответа… «Почему ты не хочешь мне объяснить?!!» Роуан звала его, она трясла его изо всех сил. Он едва не ударил ее!
— Прекрати! — кричал он, — Неужели ты не понимаешь, что они все здесь, в этом доме? Они ждут… Они… Они… Они зависли… Они по-прежнему тесно связаны с реальностью!
Какая же она сильная! Одним рывком Роуан подняла его с пола.
— Оставь меня, — отбивался Майкл. Куда бы он ни взглянул, они были повсюду, словно вплетенные в некую колеблемую ветром паутину…
— Майкл! Прекрати! Хватит!
Пора уходить отсюда. Он ухватился за дверной косяк и оглядел комнату. Корзинки по-прежнему лежали на кровати, книги… Ну конечно! Он же не коснулся книг! Пот градом струился по лицу. Голоса…
— Черт побери, я могу это сделать! — выкрикнул Майкл, изо всех сил зажимая руками уши.
У него было такое ощущение, что он находится под водой. Но этот запах… От него никуда не спрятаться. Отвратительная вонь, исходящая от сосудов. Да, сосуды…
«Этого вы от меня хотели? Чтобы я пришел сюда и коснулся руками вещей, которые способны подсказать мне ответ? Дебора, где ты?»
Они что, смеются над ним? Перед глазами снова возникла Эухения с тряпкой в руках.
— Нет, уходи, ты мне не нужна! Я хочу видеть мертвых, а не живых!
До него вновь донесся смех Джулиена. И плач. Кто это плачет? Ребенок в колыбели?
— Хватит! Прекрати! Не смей…
— Нет! Остались еще сосуды. Позволь мне покончить со всем сразу. Навсегда!
Майкл оттолкнул Роуан в сторону, в который уже раз удивленный силой, с какой она пыталась его остановить, и распахнул дверь в комнату, где хранились страшные сосуды.
Роуан молча следила за каждым его движением.
«Вы хотели, чтобы я коснулся именно их?»
Они вновь попытались приблизиться, окружить его со всех сторон, опутать паутиной образов, но Майкл не позволил. Сделав глубокий вдох, он сконцентрировал все внимание на отвратительных склянках. Казалось, он не выдержит и вот-вот просто умрет от этой вони. Но на самом деле запах не в состоянии убить.
Открыв один из сосудов, Майкл опустил в него руку и ухватил за волосы человеческую голову, плававшую внутри. Однако волосы мгновенно выскользнули из пальцев.
Тем не менее ему удалось проткнуть большим пальцем мерзкую щеку и выдернуть голову из склянки. И вновь вспышка… Мертвая голова смеется, изо рта сочится кровь, но каждое произнесенное им слово доносится совершенно отчетливо; взгляд карих глаз устремлен прямо на него.
«Да, Майкл, я пребуду во плоти и крови, в то время как ты превратишься в прах».
Он увидел сидящего на кровати обнаженного человека, мертвого и в то же время живого, который разговаривал с ним голосом Лэшера. А рядом — Маргариту, обнимавшую мертвеца за плечи и полную решимости защитить его любой ценой, подобно тому как Роуан пыталась сейчас защитить Майкла.
Голова выскользнула из его рук и мерзким сгустком рухнула на пол. Майкл почувствовал, что его сейчас вырвет; он изо всех сил старался сдержаться, но справиться с тошнотой не смог.
Роуан схватила его за плечи. В таком состоянии человеку, как правило, все равно, что происходит вокруг, и все же Майкл попытался сказать, предупредить ее… Он с трудом поднялся на ноги, оттолкнул с дороги Джулиена, Мэри-Бет, а потом и Роуан и принялся топтать ногами отвратительное месиво.
— Лэшер… — едва слышно выдавил он из себя. — Лэшер в этой голове… в теле этой головы…
А что в других сосудах? Тоже головы! Он принялся крушить склянки одну за другой, вытряхивая их содержимое. Выхватив очередную голову из сосуда, он с ужасом увидел, как мгновенно сошла с нее изъеденная временем плоть, оставив в его руках лишь голый череп.
«Да, Майкл, превратишься в прах, подобный тому, который ты держишь сейчас в руках…»
— И это ты называешь плотью?
Майкл стряхнул отвратительные ошметки на пол, а следом за ними туда же полетел и череп.
— Ты никогда ее не получишь! Ни ради этого, ни ради чего-либо еще в этом мире!
— Майкл!
Его вновь тошнило, однако на этот раз он твердо решил сдержаться и ухватился за края полки.
Эухения…
«Как отвратительно пахнет в мансарде, мисс Карл». — «Оставь там все как есть, Эухения, и уйди».
Майкл обернулся к Роуан и, яростно вытирая руки об одежду, попробовал объяснить:
— Он проникал в мертвые тела. Завладевал ими. Он смотрел их глазами и говорил их голосами. Он использовал их. Но он не в силах был их оживить, не мог заставить клетки размножаться. Тогда она стала сохранять для него головы. Он мог войти в эти головы даже тогда, когда тела, им принадлежавшие, давно сгнили. И он видел мир их глазами.
Он принялся внимательно рассматривать содержимое сосудов. Головы, головы, головы… В большинстве своем темноволосые… Но что это? Голова блондина, но в светлых волосах промелькнули темно-коричневые пряди… А вот голова чернокожего человека, однако кое-где кожа заметно светлее…
— Боже праведный! Роуан! Он не только проникал в эти головы — он пытался их изменить, заставлял их реагировать на его вмешательство. Но оживить их все же не смог. Взгляни! Он провоцировал мутацию и рост новых клеток. Однако они погибали и разлагались. Остановить процесс он был не в силах. А они так и не захотели мне сказать, чего от меня ждут.
Пальцы Майкла непроизвольно сжались в кулак, и он изо всех сил стукнул им по склянке, которая тут же упала и разлетелась вдребезги.
Роуан даже не попыталась его остановить. Она только обняла его и умоляла поскорее покинуть страшную комнату и этот дом.
— Смотри! — воскликнул вдруг Майкл. — Ты видишь? В дальнем углу полки, спрятанный за склянкой, которую Майкл только что разбил, стоял еще один сосуд.
Жидкость в нем была прозрачной, плотно пригнанную крышку удерживала тяжелая печать. Сквозь нечленораздельную какофонию звуков до Майкла донесся голос Роуан:
— Разбей его, уничтожь!
Майкл повиновался и, уже не обращая внимания на мерзкую вонь, выхватил голову. И вновь паутина образов, а затем…
Вновь спальня, сидящая перед зеркалом Маргарита — беззубая, старая, с темными, почти черными глазами и волосами, похожими на беспорядочно разросшийся мох. А возле нее — светловолосый стройный Джулиен. «Покажись же мне, Лэшер!»
И бесстыдная картина разворачивается перед глазами: мертвые пальцы ощупывают живую плоть, мертвая плоть вздымается…
«Смотри на меня и измени меня! Смотри на меня и измени меня!»
И Джулиен, с удовольствием наблюдающий за столь отвратительным действом…
Майкл пристально всмотрелся в черты мертвого лица, Да, это то же самое лицо, которое ему не раз доводилось видеть в саду, и в церкви, и… Те же волосы… Те же глаза… «Ты никогда не сможешь меня остановить! Ты не сможешь остановить и удержать ее. И ты выполнишь мою волю. Мое терпение подобно терпению Всевышнего — оно безгранично. И я пройду этот путь до конца. И я увижу тринадцатого! И я пребуду во плоти и крови, когда тебя не будет на этом свете!»
— Ты слышишь? Он говорит со мной! Сам дьявол говорит со мной!
Майкл бросился прочь из комнаты. Нет, он не трус. Но он всего лишь человек! И не в силах больше вынести этот кошмар… Комната Белл, чистая и уютная… Он падает на кровать… И сама Белл здесь, рядом… Она принесла ему перчатки. Она успокаивает его…
Как чудесно!
— Не бойся меня, Майкл. Я не одна из них, и не потому я здесь…
— Пожалуйста, заставь их говорить со мной! Пусть они скажут, чего от меня хотят!
— Лежи спокойно, Майкл, пожалуйста, тебе нужно отдохнуть…
«Ты что-то сказала, Роуан?»
Вопрос прозвучал, но губы Майкла при этом не шевельнулись.
— Мы не должны обладать подобной силой. Она разрушает в нас все человеческое. Ты остаешься собой, когда стоишь у операционного стола… А я был нормальным человеком, только когда держал в руках молоток и гвозди…
Белл сидит перед зеркалом… Чудесно…
— Спи, Майкл.
— Ты будешь здесь, когда я проснусь?
— Нет, это их дом, а я не принадлежу к их числу. И вновь голос Деборы:
«…Великая сила, способность к преобразованию и перевоплощению…»
Майкл содрогнулся.
«…Это нелегко… Ты даже представить себе не можешь, как это трудно… Возможно, это самое трудное, что только…»
«Я смогу это сделать…»
Когда Майкл проснулся, Эрон был уже возле его постели. Роуан принесла чистую одежду, и Лайтнер помог Майклу принять ванну и переодеться.
Каждая мышца, каждая клеточка его существа нестерпимо болела. У него было такое чувство, что все это время он не покидал своего дома на Либерти-стрит. Майкл смог прийти в себя только после хорошей порции пива, принесенной Эроном.
— Я не собираюсь напиваться, — успокоил он Роуан.
Она объяснила, что у него был сердечный приступ и что все, что ему сейчас необходимо, это хорошо выспаться, отдохнуть и ни в коем случае не снимать перчатки.
— Я готов с радостью закатать свои руки в бетон, — ответил ей Майкл.
Потом они все вместе вернулись в отель, и Майкл долго рассказывал обо всем, что ему довелось увидеть и пережить.
— Я не знаю, почему меня вовлекли во все это и какая роль мне отведена, — заключил он. — Твердо уверен лишь в одном. Все они по-прежнему обитают в особняке. И еще. Этому существу нужна Роуан. Он хочет воспользоваться ее силой для изменения, для преобразования материи.
Роуан выглядела совершенно потрясенной.
— Ты не жалеешь, что приехала? Быть может, следовало прислушаться к просьбе твоей приемной матери и остаться в Калифорнии? — спросил Майкл.
Она покачала головой.
— У меня сейчас все перемешалось в голове. Все так странно.
— Объясни.
— Я не хочу терять семью. И очень благодарна Эрону за то, что он подарил мне возможность ее обрести. Я имею в виду досье. И в то же время я не желаю иметь ничего общего с этим проклятым существом и тем злом, которое оно несет не только мне, но и всем остальным. Я не хочу видеть его, и… И в то же время он невероятно влечет меня к себе.
— Я же говорил, что противостоять ему невозможно.
— Нет, ты не прав. Но это будет очень трудно…
— И опасно, — закончил за нее Эрон.
— Я боюсь, Роуан, искренне боюсь, — признался Майкл. — И ненавижу собственный страх.
— Понимаю. — Роуан улыбнулась. — Но все же мы примем вызов. И победим.
Ночью, когда Роуан уснула, Майкл отправился в гостиную, достал блокнот, который дал ему Эрон, и принялся писать, стараясь как можно полнее и детальнее изложить все, что только в состоянии был вспомнить.
Отныне он не сомневался, что ни Шарлотта, ни Мэри-Бет, ни бедняжка Анта не имеют ровным счетом никакого отношения к его видению. Равно как, скорее всего, и Дебора. Хотя тот факт, что в том кошмаре, который пришлось ему пережить в особняке, Дебора не принимала участия, показался ему немаловажным.
Что же касается самого видения, то оно было связано в первую очередь с тревожным боем барабана во время шествия тайной гильдии Комуса или какого-то иного подобного события. И еще. Майклу вспомнилась ночь, когда они занимались с Роуан любовью в ее доме в Калифорнии. Позднее он вдруг проснулся с ощущением того, что в доме пожар и что внизу собралась толпа народа. Осознание присутствия некоего зла потом долго не оставляло Майкла.
Однако самый, быть может, загадочный факт состоит в том, что Роуан в тот момент была именно там, внизу. Она разжигала огонь в камине.
Вернувшись в постель, он обнял Роуан, с наслаждением вдохнул теплый запах ее кожи и волос…
— Майкл… — прошептала она сонным голосом. — Святой Михаил Архангел…
— Спи, любовь моя, — шепнул в ответ Майкл и еще крепче прижал ее к себе.
