ГЛАВА 35

Капитан Чжу стоял над тропинкой, глядя вниз на шеренгу солдат.

Восемь солдат из подразделения спецназа в Чэнду прибыли перед рассветом в аэропорт Гонкара специальным рейсом на самолете ИЛ-76. Огромные колеса шасси медленно остановились, и фюзеляж самолета чуть просел под шипение гидравлики. Чжу увидел, как солдаты быстро покидают борт и грузятся в ожидающие их машины. Ему не требовались личные дела каждого, которые ему переслали по факсу, он и без того видел: перед ним профессионалы высшего класса. Это было очевидно по их движениям.

Больше двух дней они ехали по ухабистой выжженной солнцем дороге, потом, не сбавляя шага, шли по петляющей тропинке. У каждого был громадный рюкзак, в руках — автоматические винтовки типа 95. При малейшем шуме они инстинктивно упирали приклад в плечо, большим пальцем опуская предохранитель, и замирали, оглядывая окрестности. В таком положении они оставались, пока не подавался знак «все спокойно». Хотя местность казалась неопасной, было очевидно, что ни один из них в это не верит.

Чжу приходилось командовать такими солдатами и прежде: любое движение у них было заучено годами тренировок, каждый приказ исполнялся с отрешенным профессионализмом. Задания могли меняться, но реалии жизни в полевой обстановке оставались одними и теми же. Час за часом они шли под высокогорным солнцем, абсолютно не замечая его, а остальная часть группы только старалась не отстать.

В двух сотнях ярдов за последним в шеренге тяжело брел по-медвежьи грузный Рене Фалкус. Его плотные коричневые вельветовые брюки и голубая рубашка резко контрастировали с солдатским камуфляжем. На шее у него был повязан платок, чтобы впитывать пот, но тщетно, тот стекал ручьями. Грудь его вздымалась — разреженный горный воздух давал о себе знать. Солнце уже сожгло его лоб и щеки, которые покрылись болезненной розовой корочкой. Он шел, щурясь от яркого света.

Рене поднял голову и увидел Чжу — тот стоял высоко над тропой и смотрел на идущих внизу людей. На мгновение их взгляды встретились, потом Рене рукавом отер пот со лба и поплелся дальше. Он перешел на свой обычный шаг, его глаза устремились в точку, куда уже привыкли смотреть в течение дня.

Только трое солдат в конце шеренги, целеустремленно шагавших перед ним, а также Чэнь и сам Чжу отправились в поход из Лхасы. В тот момент, когда Рене уселся в машину, он узнал эту бритую голову и мощную шею, которую видел в камере для допросов. Это был тот самый негодяй, который изнасиловал Ану. А теперь он здесь — идет всего в двух-трех сотнях футов впереди Рене.

С самого начала Рене обнаружил, что не может оторвать взгляд от этого человека. Он рассматривал грубые руки, запихивавшие в рюкзак пайки, лениво жующие табак челюсти. Даже его пустые глаза приковывали внимание Рене. И тем не менее каждый раз, когда этот человек поднимал голову, Рене отворачивался, избегая встречаться с ним взглядом, — так ведут себя школьники с главным задирой в классе.

Позднее он узнал, что зовут этого человека Се и что он не имеет отношения к другим солдатам. Он был рядовым призывником, и поначалу Рене даже не понял, почему тот вообще здесь. Он казался таким безалаберным, таким неуместным в этой компании, жестоким дебоширом среди профессионалов. Он бродил между солдат, разглядывая их глазами-бусинками, и делал жалкие попытки им подражать.

Потом Рене понял. Чжу взял его именно ради Рене. Это был подлый способ контролировать Рене — ежедневное напоминание об изнасиловании малютки Ану и о том, что еще может случиться, если он не будет помогать китайцам.

Рене посмотрел вперед, где тропинка сужалась и начинала петлять у подножия горного хребта. Он видел отвесные скальные стены, поднимающиеся до самой границы вечных снегов. Выше гора скрывалась за плотной грядой облаков.

Впереди стих скрежет по камням солдатских ботинок. Рене остановился, радуясь передышке. Он увидел Чэня, который прошел назад вдоль шеренги и вытянулся перед Чжу. В одной руке у него была военная карта, в другой — навигатор.

— Мы на подходе к еще одной деревне, сэр, — сказал он.

Чжу посмотрел на хребет и на дымок, поднимающийся к небесам.

— Которой?

— Последней, сэр. Она называется Менком.

Они вдвоем вернулись к началу колонны. На возвышенности сидел старый монах, нежась в лучах солнца.

— Спросите его, видел ли он европейцев, — велел Чжу, делая Чэню знак перевести.

Чэнь, запинаясь, произнес несколько слов по-тибетски, но старик не ответил, глядя сквозь него, и его молитвенный барабан вращался от легких движений кисти.

— Иностранцы, — повторил Чэнь, чувствуя, как стягиваются солдаты, чтобы увидеть, что здесь происходит. — Ты их видел?

Монах не ответил. Чэнь наклонил голову так, что она оказалась в дюйме от его уха.

— Не усложняй себе жизнь, старик, — прошептал он по-тибетски. — Я знаю, ты меня понимаешь.

На тропинке послышался легкий хруст камней — кто-то переступил с ноги на ногу, а потом тихое дуновение — это Чжу затянулся сигаретой. Все посмотрели на него, ожидая распоряжений. Монах продолжал молчать.

Прикусив нижнюю губу, Чэнь завел руку за спину и ладонью ударил старика по лицу. Монах упал на землю, молитвенный барабан вывалился из руки.

Чжу сделал шаг вперед, неторопливо подобрал барабан и левой рукой перебрал бусины. Старик с земли наблюдал, как Чжу оскверняет самую священную для монаха вещь.

— Нужно быть убедительнее, — сказал Чжу. — Кажется, он не понимает.

Чэнь долю секунды колебался, потом шагнул вперед, схватил монаха за грудки, приподнял и поставил на ноги. Старик раскачивался в его руках, как тряпичная кукла, носки его молотили воздух, отчаянно пытаясь коснуться земли.

Чэнь заглянул ему в глаза, побуждая сказать хоть что-нибудь. Он знал, как далеко может зайти капитан и как изобретателен он бывает.

— Бога ради, отпустите его, — взмолился Рене, протолкавшись вперед.

Чэнь замер, держа монаха в воздухе, а Чжу повернулся, и взгляд его черных глаз стал жестче обычного.

— На нем красные одежды. Или то, что от них осталось, — сказал Рене. — Это означает, что он монах желтой веры, а они часто принимают обет молчания. Даже если бы он хотел ответить, судя по его виду, он давно утратил дар речи.

Последовала пауза. Чэнь смотрел на Чжу, а Чжу уставился на Рене, пытаясь понять, правду ли он говорит.

Рене чувствовал, как пот водопадом стекает под мышками.

Наконец Чжу едва заметно кивнул, и Чэнь отпустил старика монаха, который мешком свалился на землю.

— Спасибо за информацию, — процедил Чжу, улыбаясь, хотя в его глазах не было ни намека на веселье.

Он вплотную подошел к Рене.

— Вмешаетесь еще раз, и я прикажу солдатам переломать вам ноги.

Рене уставился в землю, а Чжу щелчком выбросил окурок и, не сказав больше ни слова, двинулся по тропинке к деревне. Солдаты подняли рюкзаки и направились следом. Рене остался стоять с Чэнем.

— Страшновато было?

Чэнь повернулся, удивленный, что европеец заговорил с ним.

— Мирный человек, ровесник моей бабушки. А у вас против него только автомат.

Говоря, Рене заглянул в глаза Чэню, нему показалось, что в них на миг мелькнуло сомнение. Он открыл рот, собираясь продолжить, но Чэнь ухватил его за плечо и развернул лицом к деревне.

— Назад в строй, — приказал он на ломаном английском и подтолкнул Рене в спину.

Чжу, шедший впереди, остановился в центре деревни. Он обвел глазами немногих жителей: больные и изможденные, они лежали на порогах домов и даже при виде китайского отряда не встали на ноги.

Рядом с домами бежал ручеек, пробиваясь через кучи мусора, оставленные гнить в грязи. Повсюду валялись бутылки, куски веревки, пластиковые мешки. Перед одним из домов побольше несколько коз и собака рылись в куче мусора. Собака грызла кость, она была тощая, под клочковатой шерстью виднелись ребра. На глазах Чжу собака раскрыла пасть, ее вырвало, она потянула носом и принялась есть собственную блевотину.

Чжу направился к куче мусора, под ботинками хлюпала мягкая земля. Двигался он медленно, глаза обшаривали землю. После долгих лет службы в БОБ он делал такие вещи автоматически. Мусор — это то, что всегда забывают прятать. Он прошел еще сотню ярдов, остановился, и ему на глаза попалась маленькая пластиковая бутылочка, наполовину утонувшая в грязи. Носком ботинка он осторожно выудил ее и прочел этикетку. Написано было по-английски. Пустой пузырек из-под болеутоляющего.

Значит, европейцы все-таки побывали здесь.

Чжу позволил себе улыбнуться. На последнем участке пути он уже начал беспокоиться, не сошли ли европейцы с тропы раньше и не направились ли в горы. Вертикальные скалы казались ему неприступными, но, с другой стороны, он отдавал себе отчет, что ничего не понимает в скалолазании. Но тропа обрывалась на этой деревне. Вероятно, они поднялись в горы отсюда.

Вытащив из кармана белый платок, Чжу промокнул лоб. Солнце стояло прямо над ними, а из-за разреженного горного воздуха его лучи становились еще свирепее. Сделав несколько шагов к одной из хижин, он остановился под навесом у дверей. Его глаза постепенно приспособились к тени.

Мгновение спустя он увидел Чэня — тот шел к нему.

— Какие будут приказы, сэр?

— Разбиваем лагерь на равнине — подальше отсюда, — сказал он.

Он скользнул взглядом по домам, где на ступеньках без сил сидели местные жители.

— Европейцы были здесь, и кто-то что-то да видел. Выстройте у ручья женщин для опроса. И, лейтенант, не останавливайтесь, пока точно не выясните, что им известно.

— Слушаюсь, сэр. А остальные жители? С ними что?

Чжу задумался на секунду, сцепив руки за спиной. Он собирался ответить, когда почувствовал, как сзади что-то трется о его правую руку. Он вздрогнул и не без опаски развернулся на каблуках.

На деревянных ступеньках дома лежал маленький мальчик в рубахе не по росту, выцветшей от грязи и возраста. Когда Чжу вступил в тень, мальчик прятался под ветхой лавкой у входа, и Чжу даже не заметил его. Пока они разговаривали с Чэнем, он выполз из-под лавки и, пытаясь привлечь внимание, протянул руку и коснулся пальцев Чжу — тех самых, на которых не было ногтей. Мальчик смотрел на него умоляюще. Его костлявое тело измучила холера.

— Помогите, — выдохнул он, и от усилия его грудь заходила ходуном, а кожа натянулась, резко обозначив ключицы.

По выражению его лица было ясно, что он говорит, и без переводчика.

Чжу смотрел на мальчика — физический контакт с ним заставил капитана окаменеть. Он скользнул взглядом по маленьким грязным рукам, в мольбе потянувшимся к пальцам Чжу. Они касались гладкой кожи там, где прежде были ногти.

Отдернув руку, Чжу выскочил на свет, и его губы скривились от отвращения. Он яростно принялся тереть руку о штанину, продолжая отступать от мальчика.

— Сожгите деревню, — прошипел он, в последний раз проводя рукой по брюкам и засовывая ее глубоко в карман.

Он посмотрел на Чэня, который стоял, ошеломленный, на ступеньках.

— Сожгите ее, чтобы и следа не осталось.