ГЛАВА 34

Долину застилали облака. Они покрывали все, обволакивали неровные склоны, сглаживали перепады горных долин. Недостижимый для облаков, высоко на скале, словно гигантский замок, стоял монастырь Гелтанг, его отвесные стены купались в теплых лучах утреннего солнца.

За одним из бесконечного ряда открытых окон стоял Дорже, сцепив руки на затылке и слегка прищурив глаза. Его обычно мягкие черты заострились. Он был обеспокоен, и глубокая вертикальная морщина прорезала его лоб. Он старался успокоиться, глубоко дышал, крылья его ноздрей дрожали, втягивая холодный воздух.

Он пробежался взглядом по рваной линии пиков, которые обозревал по утрам вот уже тридцать шесть лет. Но сегодня он смотрел на горы иным взглядом: каждый острый, как лезвие ножа, хребет, каждая вершина — все было таким величественным и совершенным, что он почти не верил в возможность подобной красоты. Этот трепет он ощутил только теперь. Теперь, когда понял, что над ними нависла угроза.

Дорже медленно покачал головой. Тридцать шесть лет прошло со дня, когда он прибыл в Гелтанг молодым послушником, и ни разу он не испытывал такой неуверенности, как сегодня. Несмотря на всю их подготовку, несмотря на все меры предосторожности, невозможное случилось: чужаки отыскали их монастырь.

Он развернулся и с непривычной спешкой зашагал по коридору. Пройдя мимо ближайшего лестничного пролета, Дорже повернул налево в конце коридора, потом направо и наконец остановился перед тяжелой позолоченной дверью. Он поднял руку, собираясь постучать, но замер. Он наклонился и прислонился головой к деревянной двери.

Он должен убедить Регу согласиться с ним.

Они с Регой были равны в иерархии монастыря и подчинялись только его святейшеству настоятелю. Вот уже более десяти лет они управляли жизнью в монастыре, а настоятель тем временем все больше погружался в себя, как того требовал обычай. Когда просветление позволило ему достичь высших уровней Колеса жизни, его самодостаточность стала еще сильнее. Теперь настоятель почти не выходил из покоев, став затворником в собственном монастыре.

Он был великим лидером, он первым начал долгий и опасный процесс переноса сокровища в Гелтанг, но тем не менее теперь настоятель настолько удалился от монастырской жизни, что еще при жизни превратился в миф. По мере того как шли годы и настоятель все больше погружался в тонкие материи, ответственность за монастырь перелегла на плечи Реги и Дорже.

Сейчас было важно, чтобы разладившаяся система взаимоотношений в ордене укрепилась, а не распалась окончательно. Раскол угрожал бы самой основе того, что они втайне хранили.

Подняв подбородок и разгладив одежды, Дорже решительно постучал в дверь и вошел.

Комната плохо освещалась, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Единственным источником света здесь было узкое окно в дальнем углу, отчего казалось, будто огромная сводчатая комната купается в сумерках.

Рега сидел на массивном деревянном стуле на возвышении в центре. Привалившись к спинке, худой монах словно терялся на огромном величественном сиденье. С одной стороны от него устроился человек, но кто это, разобрать в полумраке было трудно. Человек повернулся на звук шагов Дорже, и монах сразу же узнал мощную фигуру главного помощника Реги, Дранга.

Рега поднял слепые глаза и безошибочно навел их на Дорже.

— Дорже, — сказал он, скорее отмечая факт, чем приветствуя вошедшего.

Дорже коротко поклонился и целеустремленным шагом подошел к Реге. Он остановился в нескольких шагах от стула и метнул взгляд на Дранга, стоявшего сбоку.

— Оставь нас, — велел он, делая жест рукой.

На миг взгляд Дранга замер на Реге, потом он низко поклонился, не сводя глаз с Дорже, и бесшумно выскользнул из комнаты.

— Я пришел обсудить, что делать, — пояснил Дорже, сложив руки. — Мы должны предложить что-то его святейшеству.

Голова Реги под капюшоном медленно склонилась набок.

— Ты не хуже меня знаешь, что нужно делать, — ответил он голосом едва ли громче шепота. — Вопрос в том, хватит ли тебе мужества.

Дорже помедлил.

— Так что ты предлагаешь?

Руки Реги лежали на коленях ладонями вверх, словно взывая к небесам.

— Мы не можем рисковать. Они не должны выйти отсюда. Никогда. С этого дня европейцам придется остаться в Гелтанге.

Дорже медленно выдохнул, отводя взгляд от безжизненных глаз Реги, и уставился в окно — единственный источник света.

— Ты знаешь, что мы не можем это сделать. Со дня основания ордена ничего подобного не совершалось…

— Но со дня основания ордена к нам не заходили чужаки! — неожиданно взревел Рега и медленно поднялся на ноги. — Мы не можем отпустить их в мир и поставить под угрозу все, ради чего трудились. За ними неизбежно придут другие, а я лучше, чем кто-либо, знаю последствия этого.

— Последствия не всегда одинаковы.

Губы Реги презрительно скривились. Он сошел с возвышения; движения его старого тела в собственных покоях были плавными и уверенными. Он остановился в нескольких дюймах от Дорже.

— Посмотри в мои раздавленные глаза и скажи это еще раз, — прошипел он, откидывая на спину капюшон. — Я пережил такое, что ты и представить себе не можешь. Последнее, что видели мои глаза, это как убивают наших монахов и предают огню священное сокровище. И ты смеешь говорить мне, что последствия будут другими?

Дорже поймал себя на том, что отступил на шаг. Он выпрямил спину и успокоился.

— Я думаю, что и ты можешь ошибаться. Эти люди не китайцы, они простые альпинисты. И ты не должен забывать, что, хотя им об этом и неизвестно, именно они обеспечили доставку нашего сокровища.

— Они действовали неосознанно! — воскликнул Рега, брызгая слюной. — Представь, как бы они себя повели, если бы знали, что у нее с собой.

Дорже пожал плечами и нахмурился еще сильнее.

— Сейчас смутные времена. Но я думаю, эти люди, появившись здесь, служат какой-то цели. Воля Будды привела их к нашим вратам. Мы не можем ни осуждать их, ни обвинять, не узнав сначала, почему они здесь. Я понимаю твои подозрения с учетом всего, что тебе довелось пережить… — Дорже замолчал.

— Понимаешь? — Рега ухмыльнулся. — Что именно ты понимаешь?

Последовала пауза. Абсолютная тишина лишь подчеркивала возникшую между ними враждебность.

— Ты знаешь, почему убили старых монахов? — вполголоса спросил Рега.

Дорже недоуменно посмотрел на него.

— О чем ты?

— Их убили, потому что тащить стариков через перевал было нецелесообразно. Они бы замедлили продвижение солдат. Поэтому выбрали одного из послушников, в руки ему вложили ружье, а потом… БАХ! — Рега хлопнул в ладоши, и эхо гулко разнеслось по комнате. — Первым застрелили настоятеля. Потом, одного за другим, всех самых почтенных отцов, а остальные члены ордена стояли и смотрели на это в пламени пожара.

Луч света из окна прорезал лицо Реги. Щеки его были бледнее смерти.

— Но я не видел, как они умирали, — продолжил он. — К тому времени я уже лишился глаз. Я только слышал бесконечные выстрелы.

Дорже опустил взгляд в пол. Мучительная волна сочувствия захлестнула его, сожаление смешалось с отвращением, которое вызывало у него насилие. Он давно знал, что Рега бежал из одного из первых бейюлов, но за все время ни разу не слышал от него эту историю.

— Ты прав, — медленно проговорил Дорже. — Я и не представлял, что тебе довелось пережить. Прости мне мою самонадеянность.

Рега отмел это замечание, выражение его лица оставалось все таким же суровым.

— Если не хочешь стать свидетелем того, как история повторится, чужеземцев нужно принудить остаться здесь навсегда. Это единственный выход.

Тут раздался стук в дверь, и порог тихо переступил Дранг. Он хотел подойти к двум монахам, но Дорже движением руки остановил его.

— Но даже если так, как, по-твоему, сможем мы удерживать европейцев? — спросил он так тихо, что его слышал только Рега.

Рега приблизился вплотную к нему, и Дорже ощутил затхлый запах его одежд.

— Совершенная жизнь. Мы должны заставить их принять ее.

Глаза Дорже удивленно расширились. Прежде чем он успел открыть рот, Рега дал Дрангу знак подойти.

— Посыльный от настоятеля, — сообщил Дранг.

Из-за его спины в комнату неуверенно вступил высокий парнишка лет четырнадцати. Одеяния мешком висели на долговязом теле, да и двигался он неуклюже, словно был слишком высок для своих лет. Он остановился в нескольких метрах от возвышения и согнулся в низком поклоне. Распрямившись, он выставил перед собой правую руку, в которой держал плотно свернутый свиток. Он протянул его Реге, потом, осознав ошибку, быстро развернул руку так, что теперь свиток смотрел на Дорже.

Дорже заставил себя успокоиться и подошел к мальчику.

— Спасибо, Норбу, — тихо сказал он.

Дорже знал, как может разнервничаться помощник настоятеля при малейшем нарушении заведенного распорядка. Дорже быстро пробежал свиток глазами.

— Мы должны содержать европейцев отдельно друг от друга и наблюдать за ними. Это решение настоятеля.

— Но советовать ему должны мы, — возразил Рега. — Неужели он не хочет выслушать наше мнение по такому важному вопросу? И как насчет совета старейшин?

Дорже не ответил, он просто отпустил один конец свитка, позволив ему свернуться. Он стоял, погруженный в свои мысли, а Рега принялся выхаживать перед возвышением.

— Мне не нравится то, что у нас происходит в последнее время, — проговорил он, сжав кулаки. — Такие странности прежде не дозволялись. Две недели назад появился мальчик, который не прошел посвящения и не достиг надлежащего возраста. Тем не менее его провели прямо в покои настоятеля… А теперь такое мягкое отношение к европейцам. Неужели настоятель не понимает, что они могут уничтожить все? — Он показал на Норбу, который стоял, услужливо склонив голову. — Ты посыльный настоятеля. Скажи, что это за мальчик. Тебе поручили приглядывать за ним?

Норбу умоляюще посмотрел на Дорже, потом перевел взгляд на Регу.

— Он… из Лхасы, досточтимый отец, — ответил он, чуть заикаясь. — Третий сын в семье Депон.

— Конечно же. А скажи-ка мне, кто его отец.

На щеках Норбу заиграла краска. Он качнулся, плечи его ссутулились от напряжения. Губы безмолвно шевелились — он пытался произнести предложение так, чтобы не заикнуться.

— Это почтенный Гиалтсо Депон, второй… губернатор города Лхаса.

Дорже шагнул вперед, встав между Регой и мальчиком.

— Хватит! — сказал он. — Мальчик всего лишь посыльный. — Голос его смягчился, когда он положил руку на плечо Норбу. — Иди к настоятелю, дитя, и скажи его святейшеству, что мы исполним просьбу: европейцев поселят отдельно и будут наблюдать за ними.

Норбу с явным облегчением поспешил прочь из комнаты, кинув опасливый взгляд на Дранга, пока протискивался мимо него в дверь.

Дорже глубоко вздохнул.

— Я установлю наблюдение за высоким европейцем, а ты — за больным. Насколько я понимаю, твои врачи работают с ним.

Рега рассеянно кивнул.

— Ну что ж, — продолжил Дорже, — посмотрим, какова будет воля Будды. — Он повернулся к выходу. — Да, Рега, у тебя есть все основания с недоверием относиться к чужакам, но мы должны подождать и узнать их истинную природу. Пусть они проявят себя, и если они будут вести себя благородно, если продемонстрируют уважение и понимание истинной цели Гелтанга, то, возможно, они помогут нам принять правильное решение.

Рега оставался абсолютно неподвижным, и Дорже даже подумал, что Рега не слышит его.

— Такой выбор, как совершенная жизнь, нельзя делать необдуманно, — добавил Дорже в ответ на молчание Реги и вышел из комнаты.

Рега дождался, когда закроется дверь, и натянул на голову капюшон. Верхняя часть его лица скрылась в тени, на свету остался только выступающий подбородок. Давным-давно он был свидетелем катастрофы, видел, сколь многое гибнет из-за бездействия.

На этот раз он не допустит такой ошибки.