Глава 35

Белград, Сербия, наши дни

Мужчина в бейсболке выстрелил дважды.

В десяти метрах впереди Грубер пошатнулся, как будто обо что-то споткнувшись.

Теперь дуло было нацелено на Майкла. Началась паника: многие из тех, кто бежал из цитадели, собрались здесь внизу, одновременно раздираемые страхом и любопытством. Теперь же страх взял верх. Люди устремились к выходу из парка, перекрыв путь полицейским автомобилям, которые пытались пробиться внутрь. Крики и сирены заглушали друг друга. Мужчина в бейсболке что-то крикнул Майклу, у ног которого недвижимо лежал Грубер. Каменистая дорожка пропиталась кровью. Палец мужчины впился в спусковой крючок.

Эбби была слишком далеко, чтобы хоть чем-то помочь. Она попыталась сделать шаг вперед, но ноги, казалось, приросли к месту. Единственное, что она видела со всей четкостью, — это пистолет, Майкла и разделявшие их несколько шагов.

Неожиданно из толпы вынырнул какой-то мужчина — в шортах и черной спортивной куртке — и бросился на того, что с пистолетом. В отличие от Эбби координации движений ему было не занимать. Он плечом врезался в бок бандиту, сбил его с ног и повалил на землю. Бандит отбивался, бейсболка слетела с его головы, но человек в спортивной куртке крепко прижал его к земле и, вырвав из рук пистолет, забросил его в кусты.

Майкл тем временем опустился на колени рядом с Грубером и что-то вытащил из его кармана. Его руки тотчас окрасились кровью.

— Эй, живее! — крикнул он Эбби.

Та застыла как вкопанная. Тогда Майкл подбежал к ней, схватил ее за руку и потащил за собой. Ей показалось, что ее шрам сейчас лопнет. Эбби из последних сил сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. Когда она оглянулась, к поверженному бандиту подошли двое полицейских с пистолетами в руках. Мужчина в спортивной куртке что-то быстро им говорил, оглядываясь по сторонам и размахивая руками.

— Нам нужно поскорее скрыться, — сказал Майкл. — Как только полицейские начнут расспрашивать свидетелей, они очень быстро захотят поговорить с нами.

— А как же Грубер?

Майкл покачал головой.

— Уже никак.

Он вытащил пластиковую папку, которую забрал у Грубера. Посередине виднелось аккуратное отверстие размером с пятипенсовик.

Они поспешили выйти из парка, затем перешли улицу. Мимо них, на миг загородив их собой, прогрохотал трамвай,

— Куда теперь? — спросила Эбби.

— Кого мы еще знаем в Белграде?

Площадь перед университетом была даже многолюднее, чем утром. Только что закончились занятия, студенты сбились в кучки на площади, споря о том, что происходит в цитадели, откуда доносились выстрелы и вой полицейских сирен. К счастью, никто не понял, какое отношение Майкл и Эбби имеют к этому хаосу.

Швейцар сразу же узнал их и махнул рукой, мол, проходите. Надо сказать, что успели они вовремя. Потому что доктор Николич уже стоял возле дверей кабинета. Поверх свитера он успел надеть кожаную куртку, в руках — связка ключей. Заметив Майкла и Эбби, он устало, но вежливо улыбнулся.

— Вы что-то забыли?

Майкл вынул пластиковую папку и протянул ее Николичу. У Эбби толком не было времени ее рассмотреть — забившись в какой-то дверной проем, чтобы их никто не заметил, она лишь разок мельком взглянула на нее по пути сюда. Этих секунд хватило лишь на то, чтобы разглядеть темную распечатку с неясными буквами и вытереть с пластика кровь. Но для Николи-ча эти буквы явно что-то значили. Вытащив верхний лист, он внимательно изучил написанное. Пулевое отверстие он никак не прокомментировал.

— Насколько я понимаю, это микроскан какого-то древнего папируса?

— Это оригинал стихотворения, который мы вам уже показывали утром, — пояснила Эбби. — Если там были какие-то другие строки, то они должны быть здесь.

Было видно, что Николич слегка удивлен.

— А вы сами не проверяли?

— Мы торопимся, — пояснил Майкл.

— Нам нужен кто-то, кто умеет читать по-латыни, — добавила Эбби.

Николич засунул листки обратно в папку. Хотя по пути они и постарались вытереть кровь, несколько капель размазались по пластику. Здание сотрясалось от воя полицейских сирен, как будто машины выехали уже на саму площадь.

Майкл повернулся к Николичу.

— Скажите, у вас есть машина? Вы не могли бы вывезти нас из Белграда?

Николич посмотрел на них непонимающим взглядом. Впрочем, Майкл предвосхитил все его вопросы.

— Распечатка сделана со свитка, который принадлежал одному из приближенных императора Константина. Еще пять минут назад этот свиток можно было считать потерянным для человечества. Текст никогда не публиковался, а сейчас этот свиток ищет нового хозяина.

К великому удивлению Эбби, Николич не расхохотался им в лицо, не выставил их вон, не вызвал полицию. Он лишь застыл на месте на несколько секунд, глядя то на нее, то на Майкла, то на папку. На его лице не было ни ужаса, ни обиды — лишь любопытство.

Затем он пожал плечами, сунул руку в карман и вытащил связку ключей на кроличьей лапке.

— Моя машина припаркована за углом.

С этими словами он повел их по лестнице за собой.

— Даже не верится, что он согласился, — шепнула Эбби Майклу. Шедший впереди Николич обернулся.

— Не забывайте, что это Сербия. Неужели вы думаете, что это самое странное, что мне пришлось пережить?

Машина Николича оказалась крошечным красным «Фиатом». Эбби села впереди и слегка пригнулась, спрятав лицо за волосами. Майкл втиснулся на заднее сиденье и притворился спящим. Движение было заблокировано. Полицейские ухитрились перегородить главные перекрестки, хотя и довольно бессистемно. Эбби ждала, что вот-вот будет пост, кто-то постучит к ним в стекло и потребует документы, но этого так и не случилось. Извилистыми переулками они проехали через весь город, после чего выехали на главную магистраль. Затем пересекли Саву и оказались на главном шоссе, прорезавшем Новый Белград. Еще несколько минут, и город остался позади. Теперь их путь лежал между покатых холмов и полей. Эбби всегда удивляло, как быстро заканчивается этот город.

Глаза Николича были прикованы к дороге.

— Вы хотели, чтобы я вывез вас из Белграда. Я вас вывез. Что дальше?

Эбби посмотрела на пластиковую папку, лежавшую у нее на коленях.

— Скажите, здесь можно где-нибудь поговорить?

Проехав поворот на аэропорт, Николич подкатил к заправке «Лукойла». Здесь, рядом с мини-маркетом, имелось небольшое кафе. Они сели за пластиковый стол и заказали кофе в пластиковых стаканчиках. На бумажных подставках красовалась реклама фастфуда и головоломки для детей.

— Я не требую от вас, чтобы вы честно рассказали мне, чем вы занимаетесь, — заявил Николич. — Если полиция меня спросит, я скажу, что вы под дулом пистолета вынудили меня пустить вас в машину.

— Разумно, — согласилась Эбби. Если полиция их поймает, это будет меньшей из их проблем.

— А теперь я хотел бы взглянуть на документ.

Эбби передала ему папку. Николич разложил листки на столе — всего их было шесть: четыре со смазанным латинским текстом, два с отпечатанной на машинке расшифровкой Грубера.

Эбби был виден латинский текст — аккуратные, напечатанные на машинке строчки, Но далее следовали другие. Николич несколько минут внимательно читал их про себя, затем неуверенно начал произносить их вслух.

Николич кончил читать. Все переглянулись, охваченные благоговейным трепетом. Еще бы! Ведь эти строки никто не читал вслух вот уже семнадцать столетий!

— Трофей его победной силы, — повторил Майкл. — Вы сказали, что под словом «трофей» может пониматься лабарум, боевой штандарт.

— Вполне возможно.

Майкл попросил Николича прочесть перевод еще раз, медленно, а сам тем временем записал его на листке бумаги. Впрочем, записав, тотчас нахмурился.

— Если не считать слова «трофей», здесь все равно мало что понятно.

— А что бы вы сказали нам про само стихотворение? — поинтересовалась у Николича Эбби.

Николич оторвал глаза от листка бумаги.

— Пожалуй, я мог бы назвать вам имя его автора.

В его планы явно входило их поразить, и он своего добился. Потому что, несмотря на обстоятельства, его лицо осветила довольная улыбка.

— Его автор — римский политик и поэт по имени Публий Оптациан Порфирий.

— А откуда вы это знаете?

— Вверху свитка есть список имен, — Николич показал им выполненную рукой Грубера транскрипцию. — Уже сам по себе он весьма значительная находка. Евсевий Никомедий-ский, пожалуй, самый знаменитый епископ времен правления Константина Великого. Аврелий Симмах, известный язычник и второстепенный философ. Астерий Софист, противоречивый христианский теолог. И Порфирий — поэт, который прославился написанием сложных, необычных стихов.

Это было сродни чтению классического русского романа: на Эбби обрушилась лавина незнакомых, труднопроизносимых имен. Впрочем, самое главное она поняла.

— То есть все эти люди вам известны?

— Как специалист по эпохе императора Константина, я просто обязан их знать.

— И Порфирий, значит, писал стихи? — задумчиво повторил Майкл.

— Его стихи — это так называемые «технопегнии». Загадки, призванные позабавить императора. Все его сохранившиеся опусы несут в себе зашифрованные послания.

Сказав это, Николич как будто лукаво улыбнулся.

— Вы это серьезно? — наконец спросил Майкл. — Сегодня утром вы едва ли не в лицо рассмеялись нам, когда мы сказали, что стихотворение несет в себе ключ к сокровищу. И вот теперь вы говорите нам, что этот парень знаменит тем, что писал стихи-загадки?

Улыбки как не бывало. Из-под маски доброжелательности выглянули усталость и раздражение.

— Я не знаю, какой ответ вас устроит. Есть стихотворение, есть имя поэта. Вы говорите, что стихотворение содержит некий тайный смысл. Стихи этого поэта знамениты своими тайными смыслами. Я всего лишь соединил одно с другим. Но вполне возможно, никакого тайного смысла здесь нет. — С этими словами он оттолкнул от себя листки и придвинул их к Майклу. — Возможно, ваш немецкий друг нафантазировал. Сказал вам то, что вы хотели от него услышать.

Несколько мгновений все сидели молча. Эбби сделала глоток кофе и поняла, что стаканчик опустел. Мимо по шоссе с грохотом проносились фуры.

— Предположим, что стихотворение подлинное и написано тем, кем вы говорите, — произнес наконец Майкл. — Но как нам извлечь из него тайный смысл?

— Это как… Черт, я не знаю, как это будет по-английски.

Он сказал что-то по-сербски, но Эбби его не поняла. Насупив брови, Николич уставился в пластиковую столешницу. Было видно, что он подыскивает нужное слово. Вскоре лицо его просияло. Взяв лежавшую перед ним бумажную подставку, он перевернул ее вверх ногами. Подставка предназначалась для детей: коллаж из ярких картинок всевозможных гамбургеров, чизбургеров и прочего, танцующие персонажи мультиков и головоломки. Это был лабиринт спутанных линий и точек, которые требовалось соединить друг с другом, чтобы в конечном итоге угадать зашифрованное слово.

Николич постучал пальцем по рисунку.

— Это точно так же, как здесь. У вас есть текст стихотворения. И если вы попробуете читать его снизу вверх или задом наперед, или вообще по диагонали, то найдете спрятанные в нем слова. Теперь понятно?

Эбби и Майкл кивнули. На нижнем краю подставки был перечислен десяток слов, которые дети должны были найти. Эбби ткнула в них пальцем.

— Но в таких головоломках обычно знаешь, что искать.

— В случае с Порфирием это не так. — Николич откинулся на спинку стула и принялся что-то рассеянно чертить на подставке. — В оригинальном манускрипте нужные буквы наверняка были выделены красными чернилами либо подчеркнуты. Некоторые ученые полагают, что такие стихи могли преподносить в дар императору начертанными на золотых табличках. Необходимые буквы выделялись драгоценными камнями. Впрочем, ни одной такой таблички до наших дней не сохранилось.

— Было бы интересно найти хотя бы одну, — заметил Майкл.

Николич оставил без внимания его слова, по-прежнему рассеянно чертя круги вокруг нескольких слов на бумажной головоломке.

— На самом деле стихи Порфирия еще более хитроумны. Зашифрованные в них слова складываются во фразы, а иногда образуют картины.

— Как это понимать?

Николич как будто наугад обвел кружками еще несколько букв. Когда же он убрал ручку, стало видно, что его кружки сложились в изображение человечка.

— Примерно так. Порфирий был очень умен. Иногда картинки были из букв, которые в свою очередь складывались в короткие слова, или из цифр. Например, на двадцатилетие правления Константина Порфирий написал стихотворения, в которых скрытые послания складывались в две буквы XX, то есть в римское число «двадцать». В другом знаменитом стихотворении скрытое послание имело очертания корабля. В других — императорских титулов или его монограммы

— Его монограммы? — Эбби пристально посмотрела на Николича.

— Да. Букв Хи-Ро. Как на лабаруме.

— Снова этот лабарум, — буркнул Майкл. — Наверно, это он и есть.

Однако мысли Эбби уже устремились вперед. Она вытащила из папки сделанную Грубером распечатку, но не выполненную на машинке расшифровку, а оригинальный текст, снятый со свитка.

— Покажите мне, где здесь это стихотворение.

Николич указал нужное место. Страница была мутной и смазанной, буквы выделялись на ней темными силуэтами, словно прутики на поверхности заросшего ряской пруда. Однако нужное место Эбби все-таки рассмотрела. Темный блок текста, длиной в восемь строк.

Соединив большие и указательные пальцы в некое подобие квадрата, она наложила его на текст. Затем, не размыкая пальцев, оторвала руку от текста и приложила к ключице.

Некоторые ученые полагают, что такие стихи могли преподносить в дар императору начертанными на золотых табличках. Необходимые буквы выделялись драгоценными камнями.

— Там еще было золотое ожерелье, — сказала она. Майкл тотчас бросил в ее сторону колючий взгляд, мол, придержи язык, но Эбби его проигнорировала. — Мы нашли его вместе со свитком. Квадратную золотую пластину. На ней посередине тоже имелись эти буквы, Хи-Ро. Мне кажется, она прекрасно легла бы на верхние строчки стихотворения. — Вспомнив ощущение древнего металла у себя на шее, то, как играл свет в стеклышках, которыми он был инкрустирован, Эбби задумалась. — В пластину были вставлены бусинки. Что, если они указывали, какие буквы следует читать, чтобы извлечь потаенный смысл?

Николич посмотрел на нее, как будто не мог решить, кто перед ним: человек в своем уме, чьим словам можно верить, или сумасшедшая.

— И где теперь, если не секрет, это ваше ожерелье?

Эбби бросила быстрый взгляд на Майкла, словно говоря: нам уже нечего терять.

— Оно теперь в руках британской разведки.