КНИГА IV
ДРУГ В СТАНЕ ВРАГА
Глава 91
Поздний вечер. Мистер Клоудир и мистер Сансью находятся в конторе одни — или вернее, почти одни, ибо мистер Валльями все еще работает в приемной, где хорошо слышны громкие раздраженные голоса.
— Эти векселя Квинтарда и Мимприсса, которые вы посоветовали мне купить для моего клиента — они гроша ломаного не стоили! — кричит мистер Сансью.
— Я не знал, что у банка плохи дела! — возмущенно восклицает старый джентльмен. — Я сам погорел на этих векселях. И мой осведомитель тоже.
— Ваш осведомитель, — презрительно фыркает адвокат. Он как будто хочет добавить еще что-то, но потом продолжает: — Бьюсь об заклад, именно ваш осведомитель нас и облапошил! Видите, к чему привели ваши махинации с векселями! Все, что заработала «Пимлико-энд-Вестминстер-Лэнд» на этой спекуляции, — все до последнего пенни потеряно! И сама компания вот-вот обанкротится, а кто-то сядет в тюрьму!
— Да вам-то чего беспокоиться? — выкрикивает старый джентльмен. Потом, дернув головой в сторону двери и знаком призвав гостя к молчанию, он продолжает хриплым шепотом: — Не вас же привлекут к ответу.
— Но и не вас, — резко парирует адвокат. — Интересно, не дурачили ли вы меня с самого начала. Бьюсь об заклад, вы продавали компании свои собственные липовые векселя и заставляли меня возмещать ваши убытки!
— Ложь! — вопит старый джентльмен. — Коли на то пошло, это вы поступили нечестно со мной. Именно вы устроили побег молодого Хаффама!
— О чем вы говорите? — восклицает мистер Сансью с неподдельным — или хорошо разыгранным — изумлением. — Зачем мне это надо?
— Не шутите со мной. Или вы меня за дурака держите? Я знаю, это ваших рук дело. И голову даю на отсечение, вы знаете, где он сейчас.
— Глупости. Какие у меня могли быть причины поступить так?
Старый джентльмен принимает очень хитрый вид.
— Не думайте, что мне неизвестно, какую игру вы ведете, Сансью, — говорит он. — Я знаю, как вы пытались разыграть свой козырь против меня. Но у вас ничего не получится. Со мной вам не справиться. Мне известны все ваши карты. Видите ли, я…
Старый джентльмен осекается и начинает судорожно ловить ртом воздух. Потом падает на пол и стонет:
— Расстегните мне воротник. Помогите.
Гость стоит и смотрит сверху вниз на хозяина, который задыхается и хватается за грудь.
Тихим, сдавленным голосом старый джентльмен с трудом выговаривает:
— Позовите Валльями, ради бога!
Мистер Сансью не двигается с места.
Через несколько минут старый джентльмен затихает и перестает шевелиться. Адвокат мгновенно подходит к сейфу и пытается поднять крышку. Сейф заперт. Он бросается к столу и принимается выдвигать ящики и рыться в бумагах.
Однако в следующий момент старый джентльмен внезапно вскакивает на ноги.
— Не так быстро, мой дорогой друг.
Он ухмыляется оторопевшему от ужаса мистеру Сансью и насмешливо спрашивает:
— Вы уж решили, вам повезло, да?
Он медленно надвигается на него, и мистер Сансью пятится в приемную, где выкрикивает: «Ваш хозяин рехнулся!» — а потом поворачивается и выскакивает на улицу.
Мистер Валльями в изумлении поднимает глаза на своего хозяина, который стоит в дверях кабинета с ликующим видом, чрезвычайно собой довольный.
Глава 92
Старик столь резко прервал свое повествование по той причине, что в парадную дверь громко забарабанили. Стук был странный, необычный такой: три быстрых удара, пауза, потом один удар, пауза, и снова три удара и один, тем же манером. Мистер Эскрит вздрогнул, словно внезапно пробудившись от сна, и теперь смотрел на меня так, будто видел впервые.
— Боже мой! Кто вы такой? Вы не мастер Джон! Кто вы такой, черт побери?
— Как я сказал вам, мистер Эскрит, я Джон Хаффам. Я пребывал в полном смятении чувств, пытаясь понять значение всего услышанного.
— Ничего подобного. Джон Хаффам умер. — Он встал. — Кто бы вы ни были, вам нужно уйти. Он не должен застать вас здесь.
— О ком вы говорите? — спросил я. — И откуда вы знаете, кто пришел?
Мистер Эскрит казался испуганным.
— Так стучит только он. Скорее, у него есть свой ключ. Он схватил меня за руку и почти вытолкал из комнаты.
Когда мы проходили через холл, он предостерегающе прижал палец к губам, и, крадясь на цыпочках по растрескавшимся плитам пола, мы услышали скрип отворяемой парадной двери. Теперь от вестибюля нас загораживала лестница и, остановившись за ней, мы услышали, как хлопнула входная дверь: нежданный гость вошел в дом. Потом открылась и закрылась дверь вестибюля, и мы услышали шаги вновь прибывшего человека, который прошел совсем рядом с нами, направляясь в боковой холл. Мы двинулись по длинному коридору и благополучно достигли задней двери. Мистер Эскрит чуть не взашей вытолкал меня за порог и запер за мной дверь.
Я пробрался по темному узкому проулку на оживленный Чаринг-Кросс, немного прошел по улице и вернулся по проходу общего пользования в первый двор тупика. Там я застал мистера Дигвида, поджидавшего меня на таком месте, откуда он видел всех проходящих мимо, сам оставаясь скрытым от глаз людей в доме. К моему удивлению, рядом с ним стоял Джоуи, запыхавшийся, точно после быстрого бега. Я обрадовался при виде него, хотя потому лишь, что знал, как волнуются его родители.
— Вы знаете человека, вошедшего в дом минуту назад? — спросил я.
Они оба помотали головой.
— Как он выглядел?
— Довольно молодой, — ответил Джоуи. — Одет на благородный манер, но, судя по всему, не при деньгах. Больше ничего сказать не могу.
— Я дождусь, когда он выйдет, и взгляну на него.
— Никак нельзя, — возразил Джоуи. — Он только что наведывался к нам.
— Кто?
— Барни. Должно быть, Салли сообщила ему, где мы.
— Вам опасно оставаться там, мастер Джон, — вставил отец Джоуи. — Вам нужно сматываться.
Я признал его правоту, хотя мне не хотелось упускать случай взглянуть на гостя мистера Эскрита.
— Но куда? — спросил я.
Мистер Дигвид и Джоуи переглянулись.
— К Мег, — сказал Джоуи.
— Как раз о ней я и подумал.
Я посмотрел на Джоуи. Говорил ли он правду или пытался заманить меня в очередную ловушку? Откуда он узнал о возвращении Барни? Разве нельзя предположить, что он вернулся к нему с Салли и они составили другой заговор против меня?
— Я отведу его туда, па, — сказал Джоуи. — Если один из людей Барни следовал за мной досюда, я избавлюсь от хвоста скорее, чем ты.
Мистер Дигвид кивнул.
— Значит, ты вернулся домой, Джоуи? — спросил я. Он покраснел, но его отец, явно разрывавшийся между радостью от возвращения сына и тревогой за меня, сказал:
— Да, слава богу. Говорит, он и не думал возвращаться к Барни, просто бродяжничал и ночевал на улице.
Джоуи держался со мной не так враждебно, как прежде. Казалось, он действительно рад случаю оказать мне услугу, и с этой мыслью я решил довериться ему.
Итак, мы расстались с мистером Дигвидом и под водительством Джоуи во всю прыть помчались через город, лавируя между пешеходами на запруженных толпами тротуарах, ныряя в переулки и перебегая оживленные улицы столь неожиданно, что лошади испуганно вскидывали головы, а возницы сердито кричали и норовили перетянуть нас кнутом. Кружа и петляя, мы неуклонно продвигались на восток вдоль реки.
Мы миновали Тауэр и двинулись через район, где все здания либо уже были снесены, либо находились в процессе сноса. Это был приход Святой Катарины, где средневековый колледж и госпиталь вместе с тысячей с лишним домов пустили на слом (а обитателей оных выселили) с целью расчистки участка под строительство нового дока. Рваный камень и земля, взятые здесь, отправлялись на баржах вверх по реке для засыпки Гроувенор-бейсон в Пимлико — это я видел, когда проходил через квартал Ладные Домики в поисках Барни.
Затем мы вдруг оказались в районе, где по улицам расхаживали мужчины с обветренными лицами и в куртках из грубого сукна, бесстыдные женщины щеголяли кричащими нарядами и в каждом доме, куда ни кинь взгляд, размещались лавки судовых снабженцев, галетчиков, канатчиков — одним словом, производителей и поставщиков всякого товара, имеющего отношение к судам. Над нашими головами кричали чайки, и Лондон внезапно превратился в морской порт.
Наконец мы достигли захудалого бедного квартала близ реки и здесь, в грязном узком переулке под названием Бру-хаус-лейн, Джоуи остановился и постучал в низкую дверь, глубоко утопленную в стене. (На самом деле мы находились в Уоппинге, совсем рядом с Пристанью Смертников, где в былое время пиратов и мятежников предавали казни через утопление в приливной воде.) Мы оба с трудом переводили дыхание, и за неимением времени и возможности выговорить хоть слово на бегу я еще не успел задать ни одного вопроса.
Жилище Мег оказалось опрятным и приличным домом с меблированными комнатами — крайне редкий случай в той части Лондона, где полно притонов и чуть ли не в каждом недобросовестные вербовщики подстерегают сошедших на берег матросов. Сама Мег была благожелательной честной женщиной примерно одних лет с миссис Дигвид. Хотя они состояли в близком знакомстве уже давно, Барни, как заверил меня Джоуи, понятия не имел об их дружбе. Мег провела нас с Джоуи в маленькую, но чистенькую комнату, а затем удалилась. Я ожидал, что Джоуи сейчас распрощается со мной, и уже собирался попросить его передать от меня благодарность родителям, когда он дал мне понять, что хочет сказать что-то. Мне не терпелось остаться в одиночестве, чтобы хорошенько поразмыслить над вновь открывшимися обстоятельствами.
С минуту он мялся, не зная, с чего начать, но наконец выпалил:
— Это все я. Ма ничего не знает.
— О чем ты говоришь?
— Перед самым нашим отъездом на север Барни велел Салли привести меня к нему, и он дал мне четыре шиллинга и посулил еще, коли я сделаю, что он скажет. Он наказал проникнуть в один дом в Мелторпе и в точности описал, как дом выглядит и где находится. Я был горд, что он доверяет мне. Вот почему на обратном пути я затащил маманю в Мел-торп и привел прямиком к вашей матушке.
— Ясно. И что он просил тебя сделать?
— Стянуть ключ от входной двери, коли получится. Но главное, приметить места, где лежат всякие разные бумажки — ну, документы — и разведать, где хранятся ценности. — Потом он вскричал: — Но я ничего такого не сделал!
— Потому что я тебя застукал!
— Нет! — с негодованием воскликнул он. — Я и не собирался делать ничего подобного после того, как ваша матушка так сердечно приветила нас. Я решил просто хорошенько осмотреться по сторонам, чтобы отчитаться перед Барни, но не говорить ничего, что помогло бы обчистить вас.
Неужели Джоуи наконец говорит правду? Возможно, его родители знали об этом, но хотели, чтобы он сам признался мне. И он признался в такой момент, когда получил моральное преимущество надо мной, поскольку спас меня от своего дяди. Я почти не сомневался, что теперь знаю причину его враждебного отношения ко мне: мы ни к кому не испытываем столь сильную неприязнь, как к человеку, которому причинили зло.
— Я тебе верю, — сказал я.
— Это еще не все, — сказал Джоуи. — В тот раз, когда я незаметно шел за вами от недостроенного дома, дело на том не кончилось. Когда вы завалились спать в Коммон-Гардинге той ночью, я переговорил с малым, которому вы отдали кольцо.
— Льюк! — воскликнул я.
— Верно. Я наказал ему не спускать с вас глаз и следовать за вами по пятам, коли вы куда пойдете, а потом воротиться ко мне и доложить, где вы. Я отдал парню последний четырехпенсовик и посулил еще шестипенсовик. Потом я отправился к Барни и обнаружил, что он собирается смываться оттуда. Барни сказал, что получил распоряжения насчет вас от человека, который ему платит.
— А кто это?
— Без понятия. Но он велел подружиться с вами и как бы случайно затащить в тот дом близ Излингтона. Он даже нарисовал карту, чтобы я нашел место. И я нашел, как вам известно.
Я промолчал, но Джоуи неожиданно выпалил:
— Я же не знал, чего они затевают, верно?
Я рассеянно кивнул. Выслушав Джоуи, я утвердился в предположении, что Сансью являлся посредником между Барни и Клоудирами.
— Ну, я оставил Барни и вернулся в Коммон-Гардинг, — продолжал он, — и Льюк отвел меня к дому вашего деда.
Почти все вопросы касательно роли мистера и миссис Дигвид, по-прежнему смущавшие мой ум, теперь разъяснились, и мои опасения насчет них рассеялись. И хотя Джоуи причинил вред нам с матерью, по малолетству он не мог нести ответственность за содеянное, и самый факт, что он так долго злился на меня, свидетельствовал о том, насколько виноватым он себя чувствовал. Но все же у меня не было твердой уверенности, что он снова не переметнется на сторону своего дяди, а посему я не мог доверять ему полностью.
Когда Джоуи уходил, Мег пригласила меня на кухню перекусить, и таким образом мне удалось хорошенько поразмыслить обо всем, что сообщил мне мистер Эскрит (и сообщил, как оказалось, по ошибке), лишь позже вечером, по возвращении в комнату. Благодаря тому, что старик перепутал настоящее время с давно минувшим и принял меня за другого, я получил возможность заглянуть прямо в прошлое и теперь, думалось мне, располагал сведениями, неизвестными никому на свете, помимо нас двоих. Теперь я знал, что похищенное завещание Джеффри Хаффама действительно существовало и что именно адвокат Патерностер незаконно завладел документом и продал его Момпессонам. Я знал также, что Момпессоны не уничтожили завещание (вопреки предположению мистера Эскрита), но оставили у себя, ибо незадолго до убийства моего деда последний получил таинственное обещание от одного из их домочадцев, что оно будет возвращено ему через посредство Мартина Фортисквинса. Я не понимал, зачем Момпессонам хранить завещание, если оно лишает их права наследования. (Может статься, они просто недоглядели и к настоящему времени уже уничтожили его?) И меня чрезвычайно занимал вопрос касательно личности и мотивов человека, взявшегося выкрасть у них документ.
Я улегся в постель и попытался заснуть. Среди ночи под окнами раздался шум, и, выглянув на улицу, я увидел у передней двери троих Дигвидов с ручной тележкой, нагруженной пожитками. Когда я спустился вниз, Мег уже встала и впустила вновь прибывших. Мы прошли в кухню, и они объяснили, что решили бежать из дома под покровом ночи — причем тайком, на случай, если Барни или кто-нибудь из его шайки следит за домом. Они собирались найти жилье в этом районе, чтобы я снова мог жить с ними. Я премного удивился такому решению и утвердился в своих предположениях относительно их истинных мотивов.
Утром Дигвидам удалось нанять маленький коттеджик неподалеку, на Пиэртри-элли близ Синнамен-стрит, и мы все перебрались туда. Будучи здесь людьми пришлыми, они не имели кредита в бакалейной лавке, не могли открыть долговой счет в пивной и не водили знакомства с местным ростовщиком. Тронутый таким свидетельством преданности и чувствуя себя виноватым перед ними в том, что судил о них неверно, я почел себя обязанным рассказать добрым людям хотя бы малую часть своей истории. Но поскольку я по-прежнему сомневался, что могу безоговорочно доверять их сыну, я положил выждать момент, когда Джоуи не будет дома.
Так вышло, что во время следующей отлучки сына миссис Дигвид, словно догадываясь о моем нежелании откровенничать при нем, сама поинтересовалась:
— Ваш дед сообщил вам что-нибудь полезное, мастер Джон?
Я вздрогнул. Мой дед? Что ей известно? Откуда она знает? Потом до меня дошло, что мы неправильно поняли друг друга, ибо миссис Дигвид ввело в заблуждение мое упоминание о дедовом доме.
— Вы имеете в виду мистера Эскрита? — спросил я. — Старого джентльмена, проживающего в доме на Чаринг-Кросс?
Она кивнула и таким образом, по счастью, избавила меня от необходимости отрицать свое родство с мистером Эскритом. В конце концов, дом принадлежал моему деду. Я объяснил, что старый джентльмен, мной посещенный, был доверенным слугой отца моей матери, и принялся выборочно излагать сведения, почерпнутые у него.
Однако, едва я упомянул о Момпессонах, мистер Дигвид перебил меня:
— Мампси! Да ведь на ихнюю семейку работал мой папаша до того, как перебрался из деревни в Лондон. Как уже я говорил вам.
— Странное совпадение, — заметил я. Мистер Дигвид недоуменно вскинул брови. — Я имею в виду, это в высшей степени маловероятно.
— Ну не знаю, — ответил он. — В конце концов, они в тех краях слыли за важных господ, а потому — коли учесть, откуда мой старик родом, — неудивительно, что он пошел к ним в услужение.
— А откуда он родом?
— Да из деревни Стоук близ Хафема, которую снесли тому лет пятьдесят. Так что семейству моего отца пришлось податься в другие места.
— Знаю. Они отстроили деревню заново и назвали Момпессон-Стоук.
— Ага, но теперь там разрешалось селиться только фригольдерам, чтобы не в тягость приходу.
Поистине странно, что между мной и Дигвидами обнаружилась еще одна связь. Не слишком ли рано я отмел в сторону все свои подозрения насчет них? Но если они что-то скрывали от меня, то вряд ли признались бы в этом.
Мистер Дигвид продолжал:
— Мои родичи — Дигвиды и Фиверфью — с незапамятных времен работали у Момпессонов каменщиками и механиками.
Потом мне пришла в голову одна мысль, и, стараясь скрыть подозрительную нотку в голосе, я небрежно спросил:
— Так значит, Барни тоже связан с ними?
— Был одно время, но вот уж много лет не имеет с Мампси никаких дел, — ответил его брат. — Он повздорил с управляющим из-за платы за какую-то свою работу и с тех пор затаил злобу против них.
О злопамятстве Барни я имел представление. С облегчением увидев, что все становится на свои места, я сказал:
— Помнится, вы говорили мне, что вы с братом продолжали работать на семейство, которому служил ваш отец. Так значит, вот почему Барни находился там в то время, когда забрался в наш дом?
— Нуда, верно, — подтвердил мистер Дигвид. — Помните, вскорости после того Мампси перебрались в свой большой дом в Хафеме? Так вот, Барни тогда отправился вперед, чтобы помочь все там подготовить к приезду хозяев. Потому-то он и проезжал через Мелторп в тот день.
Значит, дело вовсе не в случайном стечении обстоятельств! Теперь я понял, что неверно истолковал существующую между нами связь и сделал глубоко ошибочные выводы: именно из изначальной связи Дигвидов с моими родными краями проистекали все прочие, странные на первый взгляд совпадения! Следовательно, я совершенно несправедливо подозревал мистера и миссис Дигвид в причастности к некоему грандиозному заговору! (На самом деле теперь я вспомнил, что, когда миссис Дигвид и Джоуи явились к нам в Мелторпе, она упоминала о связи своего мужа с Момпессон-Парк. Удивительно, что я забыл об этом.)
Теперь я проникся к ним достаточным доверием, чтобы рассказать больше. И вот я коротко поведал, что последнее завещание моего предка, вкупе с дополнительным распоряжением к предыдущему завещанию, было давным-давно похищено, каковое обстоятельство послужило причиной всех несчастий, постигших мою семью: мой дед был убит, моя мать доведена до погибели, а сам я подвергаюсь преследованиям, о которых они знают. Теперь, когда кодицилл оказался в руках Клоудиров и предъявлен в канцлерском суде, моей жизни угрожает серьезная опасность, поскольку после моей смерти во владение хафемским поместьем вступает Сайлас Клоудир. От мистера Эскрита я узнал, что Момпессоны выкупили похищенное завещание у вора, и предположил, что мой дед был убит при попытке вернуть документ — причем убит таким образом, чтобы подозрение пало на его новоиспеченного зятя.
Они только головами покачали, выслушав мою историю, а потом мистер Дигвид спросил:
— Неужто у вас нет никакой возможности обезопасить себя?
— Мне ничего не грозило бы только в том случае, если бы похищенное завещание по-прежнему существовало и могло быть предъявлено суду, поскольку оно отменяет кодицилл, а тогда никому нет выгоды в моей смерти. Но оно наверняка давным-давно уничтожено.
— Вы уверены? — спросила миссис Дигвид. — А вам не кажется, что, если Мампси берегли документ сорок лет и если снова заполучили его после убийства бедного джентльмена, они не стали бы его уничтожать?
— Да. — Сердце у меня забилось от высказанного предположения, подкрепляющего мои надежды, ибо раньше я гнал прочь самую мысль о такой возможности. — Но если у них есть причины беречь завещание (во что мне не верится, ибо в таком случае они сильно рискуют), тогда оно, вероятно, хранится в банковском сейфе или в каком-нибудь надежном тайнике.
— Тайник! — воскликнула миссис Дигвид и порывисто повернулась ко мне, вспыхнув от волнения. — В каком году произошло смертоубийство вашего дедушки?
— За год до моего рождения, в мае.
— А вы родились за полгода до Джоуи, так ведь? — Она повернулась к мужу. — Значит, в мае года Большой Кометы. Помнишь комету? Огроменная такая, с блюдо для сыра. — Он кивнул, и она продолжала: — В то время я нянчилась с Полли, а ты тогда же выполнил кое-какую работенку для Мампси!
Мистер Дигвид смотрел на нее пустыми глазами.
— Управляющий Мампси прислал к нам парня, — продолжала она, — с просьбой взяться за одну работу по механической части.
— Мистер Ассиндер? — спросил я.
— Нет, предыдущий, — сказала миссис Дигвид, а потом снова повернулась к мужу. — Ты еще удивлялся, почему они не поручили дело кому-нибудь из своих постоянных работников, поскольку ты уже много лет не работал на них.
— Да, — промолвил он, — теперь припоминаю.
— Так неужто непонятно, что ты выполнил заказ Мампси ровно в то время, когда они, видать, снова прибрали к рукам документ мастера Джона?! — вскричала миссис Дигвид.
— Понятно, — сказал я.
— Джордж, расскажи мастеру Джону, чего они от тебя хотели.
— Ну… — Мистер Дигвид на мгновение задумался. — У них там камин в одной из огромных комнат. Большая гостиная, так она называется. Из превосходнейшего мрамора и сложен добротно. Они приказали каменщику вынуть из кладки одну плитку, прямо под каминной полкой, и выдолбить там полость с заглублением вниз. Я же должен был смастерить такой деревянный ящичек, который бы вставал туда и выдвигался вверх и вперед на блоках, когда плитка опускается.
— Тайник! — воскликнул я.
— Верно, — сказала миссис Дигвид. — Вот почему они не хотели поручать дело никому из своих постоянных работников.
Я не мог говорить, всецело поглощенный мыслью, что, если все действительно так и если мне удастся раздобыть завещание, я мгновенно стану владельцем поместья. Сколь полное восстановление справедливости в возмещение всех несчастий, причиненных моей семье и Момпессонами, и Клоудирами! И сэр Персевал своими действиями по отношению к местным жителям доказал, что совершенно недостоин владеть хафемскими землями. Я не просто имею право — я обязан — владеть поместьем! Но разве есть у меня надежда вернуть завещание? Не желая, чтобы Дигвиды догадались о моих мыслях, я под каким-то предлогом покинул дом и быстрым шагом ходил по окрестным улицам, покуда немного не успокоился.
Даже при наличии необходимых средств мне не удастся востребовать завещание через суд, ибо Момпессоны просто-напросто заявят, что такого документа не существует. Представлялось очевидным, что единственный способ заполучить завещание — это вскрыть тайник. Но разве такое возможно?
На следующий день мистер Дигвид, Джоуи и я вернулись к работе, и теперь, когда мы жили в другом районе города, нам приходилось проникать в канализацию через другой вход, а следовательно, преодолевать значительные расстояния в поисках наиболее плодоносных туннелей, что отнимало у нас много времени и снижало наши заработки.
Однажды вечером, когда Джоуи в очередной раз отлучился из дома, я снова завел речь о тайнике.
— А Барни помогал вам делать его? — спросил я мистера Дигвида, памятуя о своих прежних подозрениях насчет причастности Барни к истории моей семьи.
— Нет, — удивленно ответил он. — Брата тогда не было в городе.
— А где он был, вы знаете?
Мистер Дигвид помотал головой.
— Аккурат об ту пору он пропал на несколько месяцев.
Это служило очередным — хотя и не неоспоримым — доказательством возможной причастности Барни к убийству моего деда.
Мгновение спустя я сказал:
— Боюсь, единственный способ вернуть завещание — это взять его из тайника.
Последовало молчание.
— То бишь, выкрасть? — уточнила миссис Дигвид.
— Это не кража, — возразил я. — Оно было украдено с самого начала и по закону должно находиться в руках судей. Как все завещания.
— Тогда пусть судьи и возвращают его, — сказала миссис Дигвид.
— У них нет ни желания, ни возможности. Чтобы справедливость восторжествовала, я должен взять это дело на себя.
Мои слова вызвали бурный протест.
— Вас могут повесить, коли поймают! — воскликнула миссис Дигвид. — По крайней мере, отправят на каторгу.
— Моя жизнь и так в опасности, — сказал я. — Неужели я должен скрываться от Барни ближайшие годы, покуда Сайлас Клоудир не умрет?
Они явно смешались, и я понял, что упоминание о роли Барни в моей жизни достигло цели.
— Я буду в безопасности, только когда представлю завещание в суде. Поэтому я прошу вас, мистер Дигвид, лишь об одном: расскажите мне, как открывается тайник.
Миссис Дигвид чуть заметно кивнула, и он начал:
— Ну, тут есть одна загвоздка. Видите ли, там оставили место для замка, но замок изготавливал слесарь.
— Вы знаете, кто именно?
— Нет.
— Но вероятно, замок несложно открыть отмычкой или взломать, — предположил я.
— Ну да, — неуверенно согласился мистер Дигвид. — Может, оно и так.
— Теперь, когда я знаю про тайник, мне остается лишь придумать, как проникнуть в дом, — сказал я.
Дигвиды содрогнулись при таких моих словах, и, увидев это, я перевел разговор на другую тему.
В течение следующих нескольких дней, когда до моего сознания дошло, насколько трудно задуманное дело, я постепенно пришел к мысли, что без посторонней помощи у меня нет никаких шансов добиться успеха, и потому я решил довериться мистеру и миссис Дигвид в большей мере и попросить о содействии. Я подчеркну, что, только вернув завещание, я огражу себя от опасности, но ничего не скажу о том несомненном факте, что оно принесет мне огромное состояние.
И вот, несколько дней кряду я вел с ними споры насчет нравственности и безнравственности замысленного предприятия, по-прежнему держа наши разговоры в тайне от Джоуи. Мое дело правое, говорил я, ибо похищенное завещание, как мне стало известно от мистера Эскрита, представляет окончательную волю моего прапрадеда в части распоряжения имуществом, а посему должно быть введено в силу.
Наконец мои старания вознаградились, и однажды миссис Дигвид сказала:
— Ладно, мастер Джонни, мы поможем вам. Раз вы считаете, что в покраже документа нет ничего дурного, значит, и мы не против. Ведь мы еще должны искупить зло, причиненное вам и вашей матушке Барни и Джоуи.
— Не говорите об искуплении, — запротестовал я. — Я просто хочу получить возможность отблагодарить вас.
— Нам ничего не надо, — оборвал меня мистер Дигвид. — Нам достаточно увидеть, что справедливость восстановлена.
Я слегка смутился, но я добился своего и был доволен.
Хотя мы трое старались держать наши намерения в тайне от Джоуи, в крохотном домишке было трудно скрыть что-либо, и однажды он случайно услышал разговор, по неосторожности заведенный мной, когда он находился наверху, и таким образом раскрыл наш замысел.
Разумеется, он стал настаивать на своем участии в деле, и, хотя я не возражал — полагая, что в таком случае он не разболтает о наших планах Барни, — его родители решительно воспротивились, и произошел ожесточенный спор.
— Вы ничего не смыслите в кражах со взломом, — заявил Джоуи. — А я многому научился у Барни.
— Тем больше причин не впутывать тебя в эту историю, — отрезала его мать.
Джоуи насупился.
— По крайней мере, ты можешь дать нам полезный совет, — сказал я.
— Ага, — сказал он. — Поскольку, помимо ночного сторожа в доме, надо остерегаться караульных и полицейских патрулей. Какой это приход?
— Святого Георгия, Ганновер-Сквер, — ответил я.
— Да там патрули через каждые три шага! Без «крота» у вас ничего не получится.
Увидев наше недоумение, он пояснил:
— Сообщник из домочадцев, который впустит вас внутрь или, по крайней мере, сообщит, что и где искать и когда лучше идти на дело.
— Но про это я кое-что знаю, — воскликнул я.
Я уже слегка упоминал Дигвидам про мисс Квиллиам и теперь пересказал часть ее истории, касающуюся проникновения в дом поздней ночью после побега из притона на Пэнтон-стрит.
— Если я правильно помню, — продолжал я, — она не могла добудиться ночного сторожа, поскольку он крепко спал, и потому ей пришлось войти в дом со стороны конюшен. Так что сторож не особо серьезная помеха.
— Когда это было? — спросил Джоуи.
— Почти пять лет назад, — признал я.
Он фыркнул.
— Вашим сведениям грош цена. Вам нужно разузнать побольше, прежде чем лезть в дом. Может, они сейчас держат собак.
Мистер Дигвид содрогнулся, но его жена храбро сказала:
— Я попробую подружиться с кем-нибудь из прислуги и разведаю, что сумею. Где находится дом, мастер Джонни?
— Брук-стрит, сорок восемь.
Внезапно Джоуи заявил:
— Коли вы возьмете меня в соучастники, я помогу вам потолковее.
— Джоуи, дело-то нешуточное, — сказала миссис Дигвид. — Любого человека, забравшегося ночью в чужой дом, могут обвинить в краже со взломом и отправить на виселицу — как отправляют многих бедолаг каждый год.
— Мне и не придется забираться в дом, — сказал Джоуи. Он повернулся к отцу. — Вам понадобится стремщик.
— Кто? — изумленно переспросил мистер Дигвид.
— Вот видите, какие вы лопухи. Стремщик — это парень, который остается снаружи и следит, все ли вокруг спокойно, чтобы в случае опасности сообщники успели дать деру. Позвольте мне стоять на стреме!
— Только через мой труп, — отрезала миссис Дигвид.
Увидев, что мать непреклонна, Джоуи вскочил на ноги и выбежал прочь.
Несмотря на все мои уговоры, миссис Дигвид по-прежнему решительно возражала против участия сына в деле, хотя я доказывал, что он может дать нам много дельных советов. И вот, в течение последующих недель, пока миссис Дигвид околачивалась в разных тавернах близ Брук-стрит, мы с ее мужем проводили все вечера в притонах нашего собственного квартала, втираясь в доверие к подозрительным незнакомцам, которых нам рекомендовали как бывалых воров-взломщиков.
Как следствие такого нашего познавательного общения, мы с мистером Дигвидом проводили много времени, учась обращаться с так называемым «бычьим глазом» — потайным фонарем с регулируемым лучом света — и «крестовиком» — инструментом для отмыкания замков.
Когда в редкие минуты досуга я обращал внимание на Джоуи, он казался очень спокойным и держался со мной еще отчужденней против прежнего, словно я был виноват в том, что его отстранили от дела. Он ходил с горьким и гордым видом и почти все время молчал: только отвечал на непосредственно обращенные к нему вопросы, причем очень коротко и сухо.
Однажды вечером, несколько недель спустя, Джоуи, мистер Дигвид и я по окончании работы возвращались на поверхность по туннелю под Сохо.
Внезапно Джоуи, несший один из двух наших фонарей, сказал:
— Я пойду другим путем. Встретимся дома.
Это было нарушением самого главного неписаного правила: никогда не ходить здесь поодиночке, — и мы с мистером Дигвидом настолько опешили, что обрели способность действовать только, когда он уже почти скрылся за поворотом.
Мы бросились за ним следом, но Джоуи хорошо выбрал место, поскольку, завернув за угол, мы уже не увидели во мраке ни самого слабого проблеска фонаря. Он скрылся в одном из многочисленных туннелей, отходящих здесь от главного, и за невозможностью угадать, в каком именно, мы волей-неволей отказались от поисков и отправились домой.
Мистер Дигвид был по обыкновению молчалив, но на сей раз его молчание носило особый характер. Мы поднялись на поверхность и шагали по Стрэнду, когда он вдруг попросил меня подождать немного и завернул в лавку, откуда вскоре вышел с длинной тростью.
Когда мы добрались до дома, помылись и переоделись, потянулись томительные минуты тревожного ожидания. Через пару часов мы услышали торопливые шаги за дверью, но это оказалась миссис Дигвид.
Она ворвалась в дом в великом возбуждении.
— Я познакомилась с одной из прачек! — выкрикнула она, но осеклась при виде наших вытянутых физиономий. — Так, что случилось?
Мы объяснили, и она тяжело опустилась на обшарпанную деревянную скамью.
— И чего следует опасаться? — спросила она.
— Уже начинается прилив, — сказал мистер Дигвид. — Если он потеряет фонарь или оступится и повредит ногу…
Мучаясь тревожным ожиданием, мы и думать забыли о принесенных миссис Дигвид новостях. Я задавался вопросом, не вернулся ли Джоуи к Барни, и строил предположения относительно возможных последствий такого поворота событий. Если бы только родители не возражали против его участия в деле!
Однако к великому нашему облегчению, он довольно скоро появился с вызывающим, но одновременно торжествующим выражением лица. Миссис Дигвид бросилась к нему и сжала в объятиях, хотя он все еще был в грязной рабочей одежде. Через плечо матери Джоуи настороженно смотрел на отца.
Мистер Дигвид потряс тростью.
— Я не собираюсь спрашивать тебя, о чем ты думал, поскольку тебе в любом случае нет оправдания. Расскажешь потом, коли надумаешь.
— Очень даже есть, — с вызовом ответил Джоуи. — Только я ничего тебе не расскажу. Пока не сочту нужным.
— Сколько раз в жизни я поднимал на тебя руку, Джоуи? — спросил мистер Дигвид.
— Два раза, когда я возвращался от Барни, — угрюмо пробурчал он.
— Поди переоденься и умойся, — велел отец.
Джоуи поколебался, но потом все же отправился выполнять приказ. Когда он вернулся, миссис Дигвид пошла наверх, тоже переменить платье. Поскольку мне теперь идти было некуда, разве только прочь из дома, я остался.
Джоуи, в рубашке, встал спиной к отцу. Мистер Дигвид размахнулся и опустил трость на плечи и спину сына. Удар был крепким, ибо мистер Дигвид шумно и часто задышал, а у Джоуи покраснело лицо и задрожала нижняя губа. Четыре раза трость взлетала вверх и с ужасным треском падала на спину парня.
Никто не произнес ни слова. Джоуи отошел и сел в углу. Через пару минут миссис Дигвид спустилась вниз и бросила сочувственный взгляд сначала на сына, потом на мужа.
— Теперь расскажи нам, что ты разузнала, голубушка, — сказал мистер Дигвид, все еще слегка задыхаясь.
— Я познакомилась с молодой служанкой, которая работает там в прачечной, — начала она. — Зовут Нелли. Она ночует за прачечной, на конюшенном дворе. Говорит, что когда приступает к работе по утрам, всякий раз должна колотить в заднюю дверь со всей мочи, чтобы разбудить ночного сторожа. Он спит в судомойне, где теплее всего, и Нелли говорит, к вечеру он всегда напивается и быстро засыпает.
Мы с мистером Дигвидом радостно переглянулись.
Миссис Дигвид продолжала:
— Дворецкий, заперев дом на ночь, отдает ключи сторожу, чтобы он мог впустить припозднившихся. Но когда сторож решает, что все дома, говорит Нелли, он прячет ключи в надежное место, отправляется в судомойню и заваливается спать. Таким образом, коли кто возвращается позже, он не может войти, покуда не поднимет кучера и конюхов, чтобы пройти через конюшню, а дверь в кухню сторож всегда оставляет незапертой, чтобы можно было войти в дом со двора.
— Да, — сказал я. — Мисс Квиллиам так и сделала! Значит, все осталось по-прежнему, и со сторожем проблем не будет. Опасаться придется других слуг. И конечно, полицейских патрулей на улице.
— Но как вы проберетесь в дом? — спросила миссис Дигвид.
— Пока не знаю, — ответил я.
Тут Джоуи издал странный горловой звук.
Не обращая внимания, я сказал:
— Нам придется лезть через окно — либо со стороны двора, либо со стороны улицы. Но хотелось бы найти путь получше.
Из горла Джоуи снова вырвался странный звук, и он выпалил:
— Ха! Хотите знать одну вещь?
— Да, хотим, — сказал я.
— Я ничего вам не скажу, покуда вы не возьмете меня в дело.
— Этому не бывать, — отчеканила его мать.
— У тебя есть какая-то идея? — спросил я.
— Да не просто идея. Я точно знаю, как залезть в дом и выбраться оттуда, чтобы тебя вообще не видели с улицы. Но я ничего не скажу.
Я несколько раз пытался исподволь выведать у Джоуи что-нибудь — но безуспешно — в течение последующих нескольких недель, когда начал все отчетливее осознавать трудность задуманного предприятия. Ибо, наведавшись на Брук-стрит парой дней позже, мы с миссис Дигвид обнаружили, что все окна подвала и цокольного этажа там забраны прочными железными решетками, ограда вокруг участка усажена по верху жуткими остриями, а вдоль самой стены дома тянется палисадник из острых кольев, исключающий всякую возможность добраться до окон, расположенных над цокольным этажом. Мы прошли кругом к конюшням, осторожно ступая между кучами конского навоза, и обнаружили, что подступ со стороны хозяйственного двора, как мы и опасались, преграждает здание конюшен и каретного сарая, а поскольку на втором этаже там явно находились комнаты кучера и конюхов, проникнуть в особняк отсюда тоже не представлялось возможным. Однако через открытую дверь конюшни мы увидели, что стена заднего двора соседнего дома, номер сорок девять, сильно разрушена. Означенный дом, много меньших размеров и расположенный на углу Брук-стрит и Эвери-роу, похоже, пустовал, но, к несчастью, он оказался защищенным от вторжения не хуже номера сорок восемь.
Когда мистер Дигвид передал нам слова одного знающего человека, с которым познакомился в пивной, мы пали духом еще сильнее: «Забраться в дом через окно будет чертовски трудно. Чтобы выломать один прут решетки, вам придется минут двадцать орудовать сверлом и зубилом. И это в лучшем случае».
— Чтобы мне пролезть, нужно будет выломать два прута, — сказал я. — Неужто нельзя управиться быстрее?
— Работать придется медленно, чтобы не поднимать шума.
— Сорок минут! — воскликнул я. — Даже в безлунную ночь это очень рискованно. А что дальше?
— Потом останется вынуть стекла и перепилить решетку оконного переплета. Дело нехитрое, и я с ним справлюсь за пять минут.
— Значит, можно уложиться в час без малого?
— Нет, поскольку мне придется прерываться при приближении караула и полицейских патрулей. Нам нужен еще один человек, чтобы вы с ним могли наблюдать за улицей в оба конца и предупреждать меня об опасности.
— Но нам никому больше нельзя доверять. — Тут я немного поколебался, ибо уже давно собирался внести одно предложение, и наконец спросил: — Может, вы все-таки подумаете о том, чтобы поручить Джоуи наблюдение за улицей?
Хотя поначалу они решительно воспротивились, в конечном счете мне удалось убедить их, что в таком случае сам Джоуи рискует мало, а безопасность его отца значительно возрастает.
Мы сообщили Джоуи о нашей уступке, когда он позже вернулся домой.
— О, здорово! — воскликнул он, хлопая в ладоши. — А теперь расскажите, как вы решили действовать.
Мы изложили наш план, и, выслушав нас, он расхохотался и сказал:
— В жизни не слыхал такого детского лепета. Да вы не успеете приставить зубило к пруту решетки, как вас сцапают. Я знаю способ гораздо лучше.
— Так расскажи нам! — вскричал я.
— Ну, на мысль меня навело название улицы.
— Брук-стрит? — спросил я.
Он кивнул.
— Я спросил себя, не означает ли оно, что улица проложена над рекой.
Озадаченный такими словами, я взглянул на мистера Дигвида, но он подался вперед с приоткрытым ртом и напряженно смотрел на сына, всем своим видом выражая готовность просветиться.
— В городе есть несколько улиц, которые пролегают над речками, замощенными кирпичом много-много лет назад. Флит, например, и Уоллбрук.
— И Брук-стрит одна из них? — спросил я.
Но я увидел, что мистер Дигвид отрицательно трясет головой.
— Нет, — сказал он.
— Верно, нет, — подтвердил Джоуи. Он выдержал паузу с видом хитрым и торжествующим. — Но я выяснил, что она пересекается с такой улицей, — думаю, отсюда она получила свое название.
Я начал понимать, к чему он клонит, и заметил, что мистер Дигвид внимает объяснениям сына со все возрастающим возбуждением.
— Видите ли, — продолжал Джоуи, — много-много лет назад там протекала речка Тайберн-брук, не та, что возле парка, а другая, что близ старого пруда Кингз-Сколарз, и в месте пересечения с Брук-стрит был мост.
— Эвери-роу! — воскликнул мистер Дигвид.
— Правильно, — сказал Джоуи.
— Значит, один из старых туннелей пересекает улицу, а…
— А соседний дом — номер сорок девять — стоит на углу! — воскликнул я.
— Верно, — сказал Джоуи.
— А какое, собственно, это имеет значение? — осведомилась миссис Дигвид.
Джоуи немного смутился.
— Ну, помните тот день, когда я ушел один…
Его отец мрачно кивнул.
— В общем, я отправился туда. Вы знаете, что в некоторых старых домах, построенных вдоль подземных туннелей, сточные трубы отводились прямо в них?
Мистер Дигвид снова кивнул.
— Так вот, дом сорок девять — один из них!
— Что ты хочешь сказать? — спросил я.
— Ты уверен? — спросил мистер Дигвид.
— Я дважды пересчитал там все улицы.
— Значит, там мы и проникнем в дом! — воскликнул мистер Дигвид.
Джоуи кивнул и возбужденно продолжал:
— Там одна только ржавая решетка, которую можно отжать ломиком. Потом надо забраться в тот угловой домишко.
— И где мы окажемся?
— На заднем дворе.
— А через стену, отделяющую его от соседнего двора, легко перелезть, а заднюю дверь дома не запирают! — вскричал я.
Мы заговорили все разом, переглядываясь в радостном возбуждении. Немного успокоившись, мы обсудили детали: чтобы проникнуть в особняк и благополучно уйти оттуда через канализационную систему, следует выбрать ночь, когда отлив придется часа на три утра, ибо в таком случае у нас будет полтора часа на все дела в доме и еще останется время, чтобы вернуться обратно прежним путем. Поскольку Эвери-роу находится далеко от Темзы, риск оказаться застигнутыми приливом невелик, но на случай, если нам придется уходить по верху, ночь должна быть еще и безлунной.